Нюма

– Красивая баба! – сказал Нюма, наполняя фужеры.

Разговору помешал звонок. Нюма открыл дверь, В комнату вошла женщина.
 
– Что случилось? – спросил Нюма, глядя на ее припухшие от слез веки.
 
– Случилось! – сказала женщина утвердительно.
 
– Говори, что случилось, – повторил Нюма.
 
– Маня умерла!..
 
Женщина подошла к дивану, присела и, опустив голову, стала горестно ею покачивать...
 
 – Все умирают! – сказал Нюма и вдруг почувствовал, что попал в сердце. “Шлифованный булыжник, болванка чугунная, кнехт”, – подумал он о себе и его голос  смягчился. – Сама знаешь, чем кончаются твои слезы... Хочешь себя до криза довести? 

– В три часа похороны, – сказала женщина, поднялась, посмотрела на бутылку... – Не забывай, что будут хоронить твою тетю.


*
 
– Я не думал, что у тебя такая маленькая мама, – сказал собутыльник, слышавший разговор о похоронах – приподнялся с намерением уйти.
 
– Сиди! – сказал Нюма и табуретка под ним заскрипела всеми ножками. – Когда у Карабчиевского свадьба? – спросил и толстые, короткие пальцы обхватили бутылку.
 
– Через две недели, но без меня.
 
– Ревнивец – обиделся, что невесту увели?
 
– Да нет... Бумагу о неразглашении подписал.
 
– Темнишь и не заикаешься.
 
– Хорошо, но только никому. – В командировку посылают – в Дудинку, что около Норильска – секретникам приспичило за счет моего здоровья творческий привет передать вечной мерзлоте и кровососущим...
 
– А я люблю путешествовать, – горлышко повисло над серебристым торцом и перебежало ко второму фужеру настолько быстро, что не пролилось ни одной капли...
 
– Кислятина, надо сказать, невыносимая!
 
– На безрыбье и рак рыба, – сказал Нюма.


*
 
Улица...
 
Скамейка...
 
Чередование голубых и оранжевых реек...


*

Старые балаболки... Ноги на ширине плеч, локти на коленях, подбородки на кулаках... Тарабарщина – любовь, нафталин, объятия, клопы, былая свежесть, тараканы, амидопирин, морщины, валерьянка, воспоминания, моль...


*

– До понедельника!
 
– У-гу, – сказал Нюма своему другу и зашагал к троллейбусной остановке.


*

Возле арки кучками (по два, по три человека) стояли люди. Нюма поздоровался с теми, кого знал и прошел во двор. Там людей было больше. Возле беседки он заметил двоюродных сестер...
 
– Правда, борода ему идет, – сказала Лина, обращаясь к Ане.
 
– Этой бороде, Линочка, уже пять лет, – сказал Нюма. – А где Костя?
 
– В командировке.
 
Лина стояла, прислонившись к беседке. Однотонный штапель плотно прилегал к выпуклому бедру...
 
– Сколько лет твоей дочке?
 
– Невеста.
 
– Жанна, иди к нам, – сказала Аня, обращаясь к женщине: та стояла невдалеке и время от времени смотрела в сторону арки.
 
Жанна подошла к сестрам. Лицо у нее было землянистого цвета. Профиль казался вдавленным – напоминал вогнутую линзу.
 
– Как твой Андрюша?
 
– Экзамены сдает.
 
– В какой институт?
 
– В транспортный... Завтра у них русский... Притом, письменный!..
 
– Не переживай... Сдаст!.. Он парень способный.
 
– Сам знаешь…, – сказала вогнутая линза, стряхивая с блузки невидимую соринку.
 
К беседующим родственникам подошла женщина с ярко накрашенными губами...
 
– Он сделал все, что мог... Это был действительно любящий муж...
 
– На него жалко смотреть, – сказала Аня. – он за полгода на глубокого старика стал похож.
 
– Я думаю, что в ее смерти виноваты врачи... Здесь важен точный диагноз. У моей мамы тоже рак матки. Она уже десятый год с этим несчастьем.


*

Жара спадала, но двор был заасфальтирован недавно – свежее покрытие насыщало воздух гуталиновым запахом...
 
– Несут, – произнес чей-то облегченный шепот.
 
Головы повернулись к арке... Оттуда вынырнул гроб, обтянутый красным сукном. “Из похоронного бюро”, – подумал Нюма о носильщиках и окинул взглядом балконы.

б..ыба..бал...алк...лко....кон...оны...ныб.ы
а..н...л..ы..к..б..о...а..н...л..ы..к...б..о...а..н
лко...кон...оны..ныб..ыба...бал...алк....лко

На одном из них стояла женщина в цветастом халате. Правая рука у нее тянулась к прищепкам, левая придерживала эмалированную миску... Веревка вздрагивала... Женщина снимала высохшее белье.


*

– Неудобно стоять тут, сказала Аня и первая пошла к подъезду.
 

*

Гроб стоял в центре столовой комнаты на стульях. Их кожаные спинки плотно примыкали к боковинам. Вдоль бортов теснились родственники. Дядина голова вращалась – двигалась вправо, поднималась вверх, потом двигалась влево и падала как груз, лишенный опоры.
 
– Прощайтесь с нашей соседкой, прощайтесь с нашей соседкой, – приговаривал он, всхлипывая.
 
– Мама-ка-ма, мама-ка-ма, – причитала старшая дочь.
 
– Нюма, попрощайся с нашей соседкой, – выкрикнул дядя (колебания на шейном штативе прекратились)...
 
Племянник продвинулся чуть ближе.

 
Усопшая...

 
Изнурительная болезнь облагородила черты, разгладила морщины – обескровила. Белый платок был надвинут почти до бровей, но щеки казались белее платка... От этого покойница смотрелась моложе своих лет (две дочки, стоящие у изголовья, казались ее сестрами)...
 
Младшая держалась более мужественно... Она не плакала – пальцы прикасались к материнскому платку, будто пытались запечатлеть устойчивую форму складок.
 
К изголовью протиснулась Света – их двоюродная сестра – громко зарыдала, открыла сумочку, что-то вытащила...
 
– Проглоти! – сказала требовательно, обращаясь к старшей...
 
Та загипнотизировано, на астматическом вдохе, исполнила приказание: поднесла таблетку к губам – проглотила и после короткой паузы вернулась к прежнему причитанию: мама-ка-ма, мама-ка-ма...


*

У входа появился Николай и, стараясь не смотреть на футляр, двинулся к изголовью. Его плечо стало похожим на кухонный нож. Оно рассекало толпу родственников так, будто это был слоеный пирог. Пальцы бывшей жены перебежали от складок к платку...
 
– Сним-ммм-ите эт-ттт-от пла-ттт-ок... у ннн-ее ввволо-сы б-б-были крас-сссивыми, – Николай заикался сильнее, чем обычно.
 
Воцарилась неожиданная тишина.
 
Бывшие посмотрели на вторженца так, будто он бросил на покойницу горсть колючек.
 
Дядина голова перестала дергаться.
 
– Положено с платком,
 
– Положено с платком, – подхватили женские голоса.
 
Рыдание возобновилось.
 
Рядом с Нюмой стояла его мама. Он искоса глянул на нее – глаза сухие!.. Наклонился.
 
– Я буду на улице, – шепнул, протиснулся к выходу, подумал: “Мешпуха!”


*

– Ты заметил, что гроб намного больше стандартного? – спросил Адольф,
 
– Я, Адик, не обратил внимания, – сказал Нюма (муж “мамаки-ма” не любил полного имени)...
 
– Найди дядю Мотю – он руководит этим погребением – скажи, что нужно срочно поехать на кладбище... Пусть не забудет прихватить лопаты...
 
– Зачем?
 
– Могилу расширить, – сказал Адольф и, злобно посмотрев на Нюму, добавил, – и тебе не мешает свое здоровье приложить!
 
“У Адольфа с нервами не все в порядке, – улыбнулся: родственники считали Адольфа чуть ли не Эйнштейном, – а что если гроб действительно нестандартный?”
 
С
 
этой
 
мыслью
 
он спустился
 
на первый этаж… Открыл парадную дверь. Заметил седую шевелюру – она всплескивалась – что-то доказывала.


*

Группа престарелых женщин... Одна из них бросила на асфальт папиросу, придавила каблуком и решительно направилась к Нюме.
 
– Видел Адика? – спросила она, выпячивая неймановский подбородок. – Зол как пантера. Его хотели послать в Хельсинки на семинар физиков. Сам ректор ходатайствовал. Документы на проверку отправили... Не подошел... Я думала, думала... Это у них наша Софья такую симпатию вызывает.
 
– Бася, тебя Рива зовет, – вклинился в разговор маленький человечек: он жмурился от солнца – лицо морщилось – такое выражение бывает в тот момент, когда опорожняют желудок.
 
– Зачем я ей нужна? – спросила тетушка и неймановский подбородок у нее выпятился до отказа.
 
– Насчет стола посоветоваться...
 
Тетушка тут же пошла к подъезду... Маленький человечек вслед... “Он как гусь на привязи, – подумал Нюма, – странные похороны – о каком столе идет речь?”


*

– Ты был наверху? – спросила седая шевелюра, останавливаясь около Нюмы.
 
– Был.
 
– Как мама?
 
– Держится... Адик говорит, что гроб нестандартный...
 
– Все может быть!
 
– У Софьи и так предынфарктное состояние, – Нюма сделал паузу. – И дядя Зенон на пределе... Каково им будет видеть, что гроб не входит. Нужно заранее поехать на кладбище, чтобы расширить яму.
 
– На месте расширят... Это секундное дело, – сказала седая шевелюра – махнула рукой и озабоченно пошла к арке.
 
Из подъезда повалили родственники. Во дворе появилась какая-то скуластая женщина в пиджаке серого цвета и с траурной повязкой на рукаве.
 
– Стройтесь в колонну... Лучше, если с венками будут девушки, – крикнула она, посматривая на часы.
 
Мама вздрогнула – она перебирала венки... Нашла!.. “Мане от Мотиной семьи”, – прочитал Нюма на черной ленте.


стена к..о стена
..........р..ц
...м....ыль
...е
...д
...ь
......стала невидимой –


граница, соприкасавшаяся с воздухом, была ослеплена солнцем... Грянул Шопен...

...нивелированный звук не достигал ушей... музыканты талантливо изображали квакающих лягушек...

Улица...

Здесь шествие распадалось, сосредотачиваясь у стоящих вдоль бордюра машин...


....................................Ф
....................................И
....................................Л
....................................О
....................................С
....................................О
....................................Ф
....................................С
....................................К
....................................А
КОНТИНЕНТАЛЬНАЯ..ч
........................................и..е
..........................................м..р
............................................е..е
............................................. л..з

..................................................о..15
....................................................б..мин.
......................................................ы
..........................................................е..е


Голоса, брошенные вслед:
 
– Ее путь был усыпан цветами, – типичный.
 
– От подъезда до арки, – анти... (тоже типичный) ...
 
– На асфальт падали ландыши, – утонченный!


*

Резкий поворот... Игорь схватился за спинку переднего сидения – острый кадык, тонкая шея – весь кожа и кости... “Его как из концлагеря выпустили”, – подумал Нюма и, посмотрев на своего собеседника с симпатией (считал, что родная сестра вышла замуж удачно), спросил:
 
– Ты встречал людей, которые не реагируют на смерть близких?
 
– Не приходилось, – Игорь приподнялся и сел удобнее. – Это заболевание психики.
 
– Я до шестьдесят третьего года увлекался скоростным спуском... Три дня трассу изучал, чтобы укоротить дистанцию – финишировал в травматическом отделении... То ли месяц был напряженным, то ли по каким-то другим причинам, но в операционной резали по конвейерной системе – на двух столах одновременно...
 
– Под общим наркозом? – спросил Игорь.
 
– Меня – под местным… А под общим на соседнем столе мужика распанахали: кожа как сюртук развернута, от подбородка до пупка инструментами утыкан – сосуды пережимают, ко рту трубка подведена... Дышит... Обнажает хирург мои сухожилия, спрашивает: “Больно?” А я молчу... Вижу – у мужика из грудной мышцы шарики вынимают – чистые, белые, без мяса. Я сразу догадался – кричу на всю операционную: “У него доброкачественная опухоль!” Тот хирург, что мужика оперировал, от неожиданности пинцет выронил... «Заткни этому серафиму глотку тампоном», – говорит моему...
 
– Ты не помнишь фамилий?
 
– Чьих?
 
– Хирургов.
 
– Я не записывал, – сказал Нюма и продолжал, – зашивать стали мужика... Лишние куски мяса в ведро летят... Обыкновенное ведро – цинковое: слышу, как они – бум-бум! – по дну шлепают...
 
– А куда же их бросать по твоему?
 
– Дело не в этом... Я на следующий день тому, который кромсал, вопрос задаю...
 
– Понятно, – перебил Игорь своего собеседника, – я шестой год оперирую. – Если все удачно, приходишь домой и тут же отключаешься. Кстати, ты знаешь, где я и Света познакомились? – спросил и, застенчиво улыбнувшись, положил руки на остроугольные колени. – В анатомке. Она у меня практику проходила...


*

Забор из красного кирпича придавал улице мрачный вид – в лобовом стекле автобуса просматривался Есауловский переулок... Показалось кольцо... Автобус выехал на трассу, которая вела к кладбищу. Стрелка спидометра заколебалась на цифре 90.


Рецензии