Путевые заметки - Цей-1979

Цей-1979 (или «Верхнее плато Южного цирка Цейского ледника»)

серия: ПУТЕВЫЕ ЗАМЕТКИ.

ОТ АВТОРА (вместо вступления): «…Автор подтверждает, что все написанное в настоящем тексте является абсолютной правдой…» - http://proza.ru/2009/10/30/49



• А Вы бывали в Цейском ущелье? Что, ни разу? Напрасно, напрасно. Я Вам советую хоть однажды наведаться туда. Ей-богу, Вы не пожалеете, и Вам понравится… (из разговора на вокзале в Орджоникидзе).

• …На маршруты обязательно брать палатку, ибо в тумане на плато часто невозможно найти бивуак… (из описания маршрута 1-Б к.тр. на в. Бивачная в книге А.Наумова «Караугом Дигория Цей»)




* * *

Многоопытный и умудренный жизнью мастер спорта Володя Сухарев как-то раз спросил меня (хитро прищурившись при этом): «Лебедев, а ты помнишь верхнее плато Южного цирка Цейского ледника?» Ну, как же, как же, такое разве забудешь? Я помню, Владимир Николаевич, я ничего не забыл.

…Дело было летом 1979 года. У нас были сборы в альпинистском лагере «Цей». Сначала, одну смену мы пробыли там по путевкам, а потом, еще почти месяц, без путевок, за дополнительную плату. Путевки получили в родной альпсекции ХГУ (ДСО «Буревестник»). Ехали в горы втроем – Толя Лысенко, Игорь Яшин и я. Эх, как молоды мы были, и как хороши тогда! Мускулистые и стройные тела, никаких намеков на животы. На лицах – радость и свет. Как говорится, и зубов было больше, и девки были моложе… Все мы были не только из одной секции, но и учились на одном факультете, в одной группе и жили в одном общежитии. А с Лысенко мы вообще 6 лет в одной комнате в общаге прожили, а потом еще 1 год совместно комнату снимали. В горы мы ехали хорошо подготовленными и физически и технически.

Позади был год беговых и силовых тренировок, 7-8 скалолазных выездов в Крым. А у меня за плечами - еще и зимний лыжный поход по Южному Уралу. И экипировка у нас тоже была неплохая. К сезону этого года у меня была сшита красивая красная пуховка из парашютной ткани и ярко-зеленые пуховые штаны, которые после перестегивания молний превращались в укороченный спальный мешок (типа «слоновая нога»). Аналогичный комплект был у Толика Лысенко. Старое цветное фото запечатлело нас «красивых» в этих красно-зеленых пуховых костюмах на фоне красивых снежных гор.

Мы надеялись, что будем ходить вместе. Но Толик Лысенко попал в одно отделение, а мы с Игорем - в другое. В нашем отделении были еще два парня с Урала (из Перми) и девчонка по имени Галя (мы ее почему-то звали «мать», хотя была она не старше нас). Итак, нас было пятеро, а инструктором к нам определили знаменитого Мулю – харьковчанина Сашу Мелещенко. Саша был знаменит, как специалист по ПРОМАЛЬПУ (тогда ведь ПРОМАЛЬП только-только зарождался) и был «на короткой ноге» со всеми другими харьковскими знаменитостями из мира альпинизма. Более того, он уже ранее работал в этом альплагере то ли начальником, то ли начучем (начальником учебной части) и поэтому в лагере тоже был очень уважаемым человеком и пользовался «заслуженным авторитетом» (особенно у местного населения). Короче говоря, в альплагере «Цей» у Саши Мелещенко было все под контролем и все возможно.
В то лето в Цее было замечательное столпотворение харьковских инструкторов. Начальником учебной части (сокращенно – «НАЧУЧ») был Вселюбский Арнольд Иосифович. Начальником спасательного отряда (сокращенно – «НАЧСПАС») – Неборак Валентин Степанович. Также присутствовали и работали – Пригода Юрий Иванович, Сухарев Владимир Николаевич, Мацевитый Юрий Михайлович, и еще многие другие харьковские инструктора. Не буду приводить рангов, званий и заслуг (кто знает этих людей, тот знает и про их заслуги, а кто не знает, так тому это и неинтересно).

Конец июня. Начало смены.
Мы ждем своего инструктора Сашу Мелещенко, его все нет и нет. Он на восхождении – покоряет Пассионарию по «5-Б». День нет, два – нет, три – нет. Задерживается Саша, или гора его не отпускает. Мы уже сходили на все виды занятий с другим отделением, пора бы уже и на тренировочную гору идти. И наконец-то наш инструктор Саша появляется. У него немного подморожены ноги, так как на «5-Б» он ходил без ботинок, в одних калошах. Ну а погода изменилось, и как это называется, на горе их «прихватило». Но подробностей мы не знаем, и все равно для нас Саша герой. Он вообще уже был герой, а тут с «5-Б» вернулся, да еще и ноги подморозил. Мы ведь были еще никто, третьеразрядники с превышением, пятерки для нас были еще недосягаемы. Короче говоря, встретились, познакомились, прониклись.

2 июля.
Сбегали (без ночевок, из лагеря в лагерь) на тренировочное восхождение на пик Кальпер по «2-Б». Стиль инструктора понравился. Собираемся на Малую Сонгути, сразу на 2-3 восхождения. То есть выход дня на 4, не меньше. Я – староста отделения. Приготовил список продуктов на выход. Все как полагается – на 6 человек, на 4 дня. В списке есть и консервы, и хлеб, и крупы, и чай, всего пунктов 20. Прихожу к Мелещенко утвердить список и пожелания выслушать. А Саша посмотрел список и говорит – переписывай. На всю отпущенную сумму берем сырое мясо – утиное (на склад свежую утку завезли). А все остальное возьмем без списка и без оплаты, т.е. неофициально, «по знакомству». Кладовщик, дескать, отпустит из «левых запасов». Так и делаем. И все получается, как Саша говорил. В результате у нас на руках немерянное количество сырых уток (наверно, штук двадцать – двадцать пять, очень много). Далее, по Сашиной рекомендации, мы до полночи режем их на куски и обжариваем в лагерной столовой на противнях. То есть не полностью готовим (времени бы не хватило), а так, минут по десять прижариваем, и получаем полусырые (полуобжаренные) кусочки, иначе говоря, полуфабрикаты. А для дальнейшего приготовления и употребления потребуется не час-полтора варить (на высоте, в горах, если вы помните, температура кипения не 100 градусов, а поменьше, и готовить пищу приходится дольше), а всего-ничего, каких-нибудь 20-30 минут. Это «ноу-хау» мы запомнили надолго. Рано утром выходим из альплагеря, и весь день добираемся к подножию вершины Малая Сонгути.

Надо сказать, что путь к этой горе нелегкий и путанный, ориентиры и описание пути не слишком очевидные, и по дороге легко заблудиться. Хорошо, если нет тумана и дождя. Тогда видна картина гор в целом, и есть шанс добраться до места. А вот если видимость плохая, то можно проплутать весь день и… вернуться ни с чем. Я запомнил (это было тем же летом, но на месяц позднее), как отряд значкистов (несколько десятков человек и несколько инструкторов) вернулся в лагерь без горы. А это должна была быть зачетная «2-Б» на 3-й разряд. Они три дня искали Малую Сонгути, бродили в тумане и под дождем неведомыми никому тропами и ущельями. И не нашли. Ничего не нашли. Наоборот даже - один участник потерял рюкзак, упустил его нечаянно в пропасть. Лагерь выстроился на линейке встречать их, и они цепочкой шли – грязные, мокрые и понурые, опустив головы. Это был если и не позор, то, во всяком случае, полная тоска. Помню еще – в этой веренице грязной темно-зеленой одежды (все в штормовых костюмах) – выделяется светлое пятно. Это идет одна девочка в чистом, ярком и сухом. Как ей это удалось? Она единственная перед лагерем переоделась (было, значит, во что) и привела себя в порядок. Девочка была, как гость, или инопланетянин в этой компании «горе-альпинистов» (это то, как они выглядели, а не как я к ним относился, реально было их жалко).

Ну, вернусь к нашей истории. Пока мы шли, то дважды делали остановки с перекусом и готовили на примусах утку. И скоро все начали пукать (я извиняюсь, конечно, но слово самое подходящее). Пукали все. Старались делать это негромко и незаметно, но запах вокруг нас присутствовал постоянно. А после второго в пути перекуса начали также периодически ходить в кусты или за камень «по-большому». Съеденное утиное мясо давало себя знать. Оно быстро превращалось в другой вид энергии. Больше про это не буду вспоминать. Лишь добавлю, что это продолжалось в течение всего выхода. А на восхождении нашу «мать» прижало на самой вершине. Она была третьей в связке между двумя мужиками. Мужики разошлись в стороны, а Галка оставалась посередине веревки и «сложила новый турик из камней» практически на самой вершине. И утиное мясо после этого я не очень люблю.
Когда мы вечером добрались до ночевок под маршрутом, стали ставить палатки. На шестерых у нас было две серебрянки. Каждый знает, что втроем в такой палатке – более менее, а вчетвером – тесновато. Так вот, инструктор распоряжается (или высказывает пожелание), чтобы 4 парня-участника спали в одной палатке, а во второй будут спать он и Галка – наша единственная девушка в группе. Как вам это? И Галка не возражает, а соглашается, и даже довольна. Представьте себе нашу реакцию на такое «б---во», и догадайтесь, о чем мы говорили, когда вчетвером спали в серебрянке. Кроме того, за все время нашего выхода «мать» пальцем не пошевелила в смысле благоустройства быта и приготовления пищи. Ей (как и всем, впрочем) было плохо от утиного мяса и мы ее по дороге туда (и обратно) разгрузили. Так и «спасибо» мы не услышали.

6 июля.
Мы сходили на Малую Сонгути по «3Б». Рассчитывали на большее (в смысле количества – сделать 2-3 восхождения), но погода не позволила. Восхождение было так себе. В тумане, под девизом «не каждая утка долетит до этой горы»… Груда камней, покрытых раскисшим снегом. И не слишком сложно. Доели уток, что не доели, то прикопали, и, в конце концов, вернулись в альплагерь. Как полагается, провели разбор выхода в высокогорную зону, разбор восхождений. И мы, не сговариваясь заранее, на разборе дружно «списали» нашу Галку. «Физически и технически не подготовлена, не умеет организовать страховку на маршруте, и все такое прочее…». На этом для нее сезон закончился. И инструктор Саша Мелещенко за нее даже не вступился. У нас к нему и претензий не было. Он свое дело знал, с ним было весело и интересно. И кое-чему он нас научил. А ночевка «2 + 4»? Но он ведь только предложил, а выбор сделала Галка. От нее мы и услышали, что будем ночевать в такой пропорции. Вот на нее и была обида. Ведь что такое «женщина в горах», на восхождении? Всем понятно, что женщина слабее мужика (как правило, хотя бывают и исключения), и груза будет нести меньше, а в сложной ситуации (в экстремальной, значит) ответственность и последнее слово будет за мужиками. Им придется выкручиваться, жилы рвать, спасать себя и ее (женщину), выбираться из пурги, из передряги, тащить тяжелое и вообще выживать. Профессия такая у мужчины. Помните, как в песне поется: «Товарищ мужчина, как все же ответственно дело твое…». А женщина в альпинистской группе может (да и должна, наверно) создавать уютную атмосферу, поддерживать нормальный психологический микроклимат. Чтобы мужики не матерились, а улыбались, чтобы в них нежность и теплота не умерли. Такие мелочи, как – в палатке порядок навести, спальники и коврики расстелить, пищу приготовить, за чистотой понаблюдать, взять на себя распорядок и командование по приготовлению разных блюд. Да мало ли что? Таких мелких дел, где нужна женская рука, в путешествии хватает. Или спросить, не надо ли кому палец зеленкой помазать, или глаз чаем промыть? И мужики такую женщину будут беречь и на руках носить, и от груза освободят, и темп под нее подстроят, и уж за снегом для чая на улицу не пошлют. На восхождении будут заботиться, и подтянут, и подсадят, руку подадут, пожалеют и посочувствуют, когда надо, злого не подумают (и уж тем более не скажут). Вот так. И об этом все путешественники знают, и туристы, и альпинисты. И в песнях походных самых лучших про это как раз и поется. Про нежность в горах. И конечно такую девушку возьмут (пригласят) в следующий поход, на следующее восхождение.

Как это называется? ВЗАИМОПОНИМАНИЕ! А также – взаимоуважение, дружба, товарищество, помощь, доброта и любовь! Самые лучшие человеческие качества в горах проявляются и сближают людей. Но, к сожалению, и плохие качества тоже проявляются. Горы – как лакмусовая бумажка для проверки на «вшивость», или, наоборот, на надежность и порядочность.

Не выдержала Галка этой проверки. Пошла спать вдвоем с инструктором в палатку (а мы – теснились вчетвером). А дальше пошло-поехало. Пищу не готовила (и не предлагала своей помощи), можно сказать, «отстранилась от созидательно-производственной сферы» и выпала из коллектива. Нужна нам такая девушка в команде? Нет, не нужна. Только настроение портит. Вот мы ее и «списали». Между собой шутили, что виновата она в «осквернении вершины священной горы». Но, это шутка, конечно же, с кем не бывает? За что списали, я уже рассказал.

Наш инструктор Саша Мелещенко был человеком неординарным – веселым, остроумным и веселым. Он не любил скучать, и был богат на выдумки. Саша жил в фанерном инструкторском домике, а его соседом через стенку был инструктор из Камчатки – добродушный и приятный мужик. Пока с нами не было Мелещенко, этот инструктор занимался с нами. То есть водил на занятия сразу два отделения – свое и наше. По необходимости мы бывали у него в домике. На стене у него мы увидели много сквозных отверстий. На вопрос о происхождении этих отверстий он замялся и не стал отвечать. А через пару дней появился Мелещенко, и мы побывали в его комнате. Он что-то рассказывал, давал указания, а потом, как бы между делом, взял в руку ледовый молоток и со всей силы засадил его в стенку. Так раскрылась тайна появления загадочных отверстий.

Однажды в день отдыха (уже после Малой Сонгути) Мелещенко откомандировал меня и Яшина в распоряжение спасслужбы района. Работа была в бане, в «Цей-дунах». Мы напилили дров, и весь день топили баню. А потом приехали «важные гости» и было застолье в бане, с хорошей выпивкой и закуской. Нас с Игорем не выгнали, и мы тоже участвовали в застолье. Отъелись шашлыков, овощей и фруктов, от пуза, что называется. Ну и выпивка всякая. А уж как напарились. Кроме нас никто в парилку и не ходил. Мы резонно рассудили, что баню мы топили для себя. Один из важных гостей – пожилой и красивый седоголовый горец подозвал меня к себе и поднял тост: «Я хочу выпить за твое молодое красивое тело, твои ноги, мышцы, мускулы, за те многие красивые маршруты, по которым пройдут эти ноги…» Очень приятный и неожиданный был тост (причем, без всяких там голубых намеков).

Завершалось наше общение с Сашей Мелещенко. Ему надо было уезжать, а мы далее ходили сами (спортивной группой) или с другим инструктором.

11 июля.
Помню, пошли мы на пик Шульгина. Это было руководство «2-А» для Игоря Яшина. Ничего не запомнилось, кроме того, что была свобода – первый раз в жизни шли без инструктора. Работали быстро и красиво. Четыре мужика, все сильные и здоровые, взаимопонимание полное. Погода – супер, фотографии получились великолепные. Маршрут простой, но красота неописуемая. Снег, солнце и скалы.

13 июля.
Потом было мое руководство на Сказ-Хох по «2-Б». Тут было еще красивее. Снежные гребни, искристый снег, прямо Альпы. Все-таки горы в Цее очень живописные. И название горы – Сказ-Хох – оправдывает себя, гора сказочная.

16 июля.
Следующим номером нашей программы стало восхождение на Адай-Хох по «3-А» с прикрепленным инструктором. Сложно. Ледовый гребень перед вершиной (80 м). Но разыграли, как по нотам, и погода не подвела. Вообще команда наша сдружилась и у нас полное взаимопонимание. Двое ребят из Харькова, и двое – из Перми. Такая украинско-уральская команда. Про Галку уже и не вспоминаем. Она давно уехала.

Здоровье у нас бьет через край. Если бы выпускали, мы могли бы чуть ли не каждый день ходить по горе. Но полагались дни отдыха и перерыва, предусматривались дни подготовки к выходу в высокогорную зону.

21 июля.
Последняя гора в этом составе – Уилпата по «2-Б». Высшая вершина в нашем районе. Чисто снежное восхождение. Тягучее и затяжное, как на Эльбрус. Но красиво. Высота. Панорама гор вокруг. И восхитительно красивый Северный цирк Уилпатинского ледника. Особенно на рассвете и в вечернее время. Сверху вниз – взгляд на Цейское ущелье. После обеда там обычно дождь, а у нас ясно и солнечно, и мы смотрим на красивые «добрые» облака под нами. Дождь - там, под этими облаками, а тут радостное солнце, беззаботное голубое небо. Вот она, суровая правда жизни, вот они – параллельные миры. Когда на земле дождь, сырость, лужи и слякоть, у небожителей – безоблачное голубое небо. Теперь мы знаем эту тайну!

И вообще, это так прекрасно, иногда, время от времени, насладиться видом вечернего заката где-нибудь, повыше облаков. И подумать: «Вот то облако внизу слева похоже на…». А кто-то там внизу может быть глядит на то же самое облако и думает: «Вот то облако сверху похоже на …». Как все относительно в этой жизни. И горы помогают не забывать об этом. А также иногда дают повод задуматься «о смысле жизни и бренности нашего бытия…»

На это восхождение нам прикрепили еще одного нового  участника, кажется, ему надо было закрыть 3 разряд (а может, это у него была первая гора в сезоне, тренировочная, не помню точно). На восхождении он вел себя нормально, а на спуске стал «капризничать». По пути к Уилпате (и на обратном пути тоже) надо пересекать большой закрытый ледник (Северный цирк). Утром это было легко, снег был замерзший, а в конце дня (на обратном пути) снег раскис на солнце, ноги проваливались по колено и выше. Сил и так уже нет после подъема и спуска, а тут еще надо ноги выворачивать. Тоска! А, кроме того, идти надо связанными, ведь ледник закрытый, есть вероятность провалиться в трещину. И тут этот наш клиент пытается отвязаться и идти отдельно. На горняшку непохоже. Вполне связно он нам объясняет, что идти и так трудно, а веревка под ногами путается и мешает. Полная ерунда!  Ну, я ему устроил. Или, говорю, ты пристегиваешься и идешь, как все, тогда мы забываем про этот досадный инцидент. Или иди, как хочешь, но в лагере все про это узнают, и в книжку альпиниста тебе напишут такую характеристику, что в горы можешь больше не ездить. Короче говоря, дисквалифицируют и разденут до нуля. Мне удалось его таким образом запугать и он «вернулся в строй». Но ругался всю дорогу, а в лагере, на разборе восхождения, он сам опять поднял эту тему и начал возмущаться происшедшим. Ну, дурак! На разборе присутствовал и руководил Пригода Ю.И. Он и говорит: «Я на эту гору, по этому пути, ходил не менее десяти раз, но ни разу не пересекал ледник без веревки». И это ведь не кто-нибудь, а Пригода, «супер-пупер-мастер-спорта». Ну, понятно, что парня заклеймили, как врага народа и злостного нарушителя «правил безопасности в горах».

31 июля.
Наши пермяки уехали, а в лагерь подвалило много новых людей, в том числе, харьковчан-земляков. Прибыл Юрий Михайлович Мацевитый в качестве руководителя альпинистских сборов, и сборы эти (Харьковской секции альпинизма ДСО «Буревестник») начали работать под его руководством. Все мы – Толя Лысенко, Игорь Яшин и я – вливаемся теперь в эти сборы. Но Толик опять попадает в другое отделение. Мы все трое уже закрыли 2 разряд и что-то сходили выше (уже на 1 разряд), то есть сделали «превышение». Нам теперь нужны участия в «четверках» и руководства в «тройках». Толик немного обгоняет нас. Нам с Игорем добавляют в компанию Иру Благую (по кличке «Шустрик») и Вадика Фейгина. Оба харьковчане, оба из ХПИ, неплохие ребята (и девчата), симпатичные и спортивные. Вадик – приятный интеллигентный парень – сходил с нами на одну или две горы, а потом ходил с другим отделением (или уехал). Ирина всегда хорошо выглядела, даже в горах ухаживала за своим телом, внешностью и прической. Вид у нее был безукоризненным и привлекательным. Вся одежда, снаряжение – аккуратное, ладное, подогнанное по размеру. Посмотришь на нее, и настроение поднимается – вот так должна выглядеть женщина в горах! Она носила с собой на выходы пряжу и спицы и на привалах что-то вязала. Я «заразился» от нее вязанием и она научила меня вязать спортивные шапочки (типа «петушок-гребешок»). Таких шапочек впоследствии я лично навязал не менее десятка.

Пятый человек в отделении – тоже харьковчанин, и тоже из ХПИ – инструктор Анатолий Петрович Ефремов. Он не молод, но ходячий. Хотя с нами почти не ходил на восхождения и большинство выходов у нас были спортивными (то есть, без инструктора). Так как всем нам нужны были руководства на восхождениях, то инструктор был нужен только для подстраховки и наблюдения (что бы мы «не баловались»).

Пока проходил цикл скально-снежно-ледовых занятий и вновь прибывшие участники адаптировались к пребыванию на высоте, мы с Игорем идем на восхождение «тройка в двойке» - на пик Николаева по «3-А». По правилам нам полагаются наблюдатели. С нами идут девчонки – Ира Благая и Оля Шапошник (из нашей университетской секции). Все вместе мы поднимаемся на перевал Хицан, и далее мы с Игорем лезем на стену, а девчонки должны снизу, с ледника, наблюдать за нами. Мы категорически просим их не ходить на ледник, так как веревки у них нет, а ледник закрытый и под снегом много трещин. А снег днем раскисает, в августе он уже и не толстый, провалиться в трещину очень легко. На вершину мы сбегали (правильнее сказать, слетали) мигом. За три часа наверх и обратно. В двойке работать легко и быстро. Да еще, если учесть нашу акклиматизацию (месяц в горах) и схоженность (шесть вершин мы уже сходили вместе в этом сезоне). Понимаем друг друга без слов, чуть ли не по взгляду и жесту. Спустились. Девчонки нас поздравляют, поют чаем, кормят и все такое. Но что-то взгляды отводят, не договаривают как бы. И тут все-таки признаются, что и на ледник ходили, и в трещину провалились. Ужас! Полное и грубое нарушение всех правил и наших договоренностей. Хорошо, что повезло, и трещина была небольшая и неглубокая. Упали без ушибов и травм, сумели сами выбраться. Этой горой мы с Игорем уже окончательно закрыли 2 разряд.

4 августа.
Следующим было восхождение по «3-Б» на пик Уларг. Это было руководство для Ирины. Маршрут показался неинтересным – камни, камни и камни… Ирина плохо ориентировалась на маршруте, приходилось все время ей подсказывать. И вот благодарность! На разборе она говорит: «Рядом с Лебедевым трудно «руководить», он все время перехватывает инициативу…». Но ничего, не поссорились. Хотя посмеялись от души.

7 августа.
Аналогично прошло еще одно восхождение – опять руководила Ира. Начальство наверху (то есть ЮМ – Юрий Михайлович Мацевитый) решало, кто и когда достоин руководства. Это была моя (и Игоря) первая «четверка» - «4-А» на пик Кальпер. Не сложный, чисто скальный маршрут. Мы сходили теперь уже два «руководства» для Благой (а она из ХПИ, из секции, которой руководил ЮМ). И только после этого я «заслужил» руководство для себя. И это был (согласно записи в моей «Книжке Альпиниста» от 11.08.79.) маршрут «3-А» к.тр. – траверс вершины Дубль-пик (Ю-С). Собственно рассказ об этом восхождении и есть главная история того лета в Цее (из-за нее я и морочу вам голову своими воспоминаниями). Но прежде, чем приступить к этой истории, я немного отвлекусь и расскажу про местность, где находится альпинистский лагерь «Цей».

Местность эта – Северная Осетия (древнее, а теперь и современное, название – Алания). Живут в ней (соответственно) осетины, они же аланы – древняя нация с богатыми культурными и историческими традициями. Народ дружелюбный и приветливый. При этом, как и все народы Кавказа, осетины воинственные и гордые. Почитают Георгия-Победоносца. Почитают память Сталина и Плиева. В тех местах нам неоднократно встречались нарисованные на крупных камнях многометровые портреты всех вышеперечисленных выдающихся военачальников. У осетин христианское вероисповедание, но сохранились остатки язычества, даже культы жертвоприношений (может не совсем в прямом, а в переносном смысле). Недалеко от лагеря находится ущелье, куда мы ходили на скальные занятия. Так вот, в этом ущелье располагается древнее святилище Реком. Это хижина культового предназначения, обнесенная каменной оградой. На хижине есть пояснительная доска, и в Интернете можно найти комментарии по поводу Рекома. Но изучение всей этой информации наводит на мысль, что представившие ее специалисты (религиоведы, историки, археологи и пр.) не очень-то владеют вопросом. Объяснения и комментарии туманные, неубедительные, основаны более на предположениях, чем на фактах, грешат пробелами, и воспринимаются как фантазии. Кто захочет ознакомиться, даю ссылку (http://ullutau.ru/camp/tsey/people). Я посещал Реком несколько раз (в 1979, 1983 и 1984 г.г.) и попробую просто описать его по своим воспоминаниям (если честно, то и по фотографиям, которых я всегда делаю немало). Это в какой-то мере актуально, так как в 1995 году Реком полностью сгорел, а потом его заново отстроили. Хотя это и не первая его реставрация, но при каждом восстановлении (таковых было немало за двести последних лет) что-то меняется в деталях и в используемых материалах. В частности, в самые древние времена Реком (и еще два похожих святилища в Осетии) был сделан из привозного тиса, позднее – из местной (негниющей) разновидности сосны, а теперь (в связи с полным истреблением этой сосны, как вида), он воссоздан из лиственницы. Также в 1979-1984 г.г. в качестве элемента украшения над святилищем были деревянные голуби, теперь их заменили на соколов. В источнике, на который я сослался, приводится логическая цепочка рассуждений ученых, в результате которых и было принято решение заменить голубя соколом. Очень рекомендую ознакомиться.

Святилище Реком (при первом моем знакомстве с ним в 1979 г.) представляло собой необычную прямоугольную хижину с сильно выступающей в стороны крышей. Хижина обнесена оградой из камней и расположена на берегу реки. Крыша-навес по всему периметру на 1-2 метра выступает за проекцию основания дома и опирается на столбы-подпорки, фигурно обработанные топором (по высоте чередуются утолщения и утоньшения, переходы то округлые, то линейные). Вдоль длинной стороны, на метр выше уровня крыши возвышаются, как продолжения опор, наклонные колонны-рогульки с хитро загнутым завитком на конце, по рогульке искусная резьба, наверху сидит птичка-голубь. Все из дерева, сделано мастерски. По стилю очень напоминает северные места, Архангельскую область. И сам дом сложен по-северному, из неотесанных сосновых бревен. Как мне показалось, совсем нетипичный для Кавказа стиль.

По всему периметру под навесом два ряда черепов крупного и мелкого рогатого (и не рогатого) скота – туры, козлы, коровы, бараны. Причем, черепа эти были совсем не доисторические, а довольно свежего происхождения. Верхний ряд – на уровне человеческого роста, укреплен на стене под крышей, нижний ряд – выложен на помост-скамью у основания хижины. Беглый осмотр позволил насчитать около сотни черепов. Внутрь хижины мы не заходили. Состояние хижины, ее убранство и украшения свидетельствовали о том, что и по сию пору какие-то ритуалы в ней совершаются. Это было внешнее, поверхностное и сугубо личное субъективное впечатление.

При посещении святилища Реком через пять лет (в 1984 г.) я понял, что произошли какие-то изменения. Хижина стала иметь запущенный (непосещаемый) вид. Исчезли коньки с птичками над крышей, уменьшилось (почему-то?) количество черепов. Покосилась крыша. На стене дома появилась информационная доска с каким-то, слабо различимым, текстом. Мне подумалось (не знаю почему), что там написана стандартная информация – «Памятник архитектуры, охраняется законом…», и я даже не стал читать. Что-то пропало, не было тут уже той таинственной ауры, что витала ранее. Может духи покинули это место? Может, умерли или ушли последние из тех, кто приходил сюда и приносил жертвенные дары, кто был хранителем обряда?

Сам альплагерь «Цей» находился на берегу реки Цей-дон, недалеко от места, где в нее впадает река Сказ-дон. Выше места слияния высится гора Монах. Справа от нее бежит река Цей-дон, слева – долина реки Сказ-дон. Много леса – сосна и ель. В лесу много грибов и ягод. Погода в Цейском ущелье сырая («гнилой угол» - говорят альпинисты). До обеда солнце, после обеда всегда дождь. Сколько-то лет спустя, мы с Пашей Сизоновым проштрафились («лазали по мокрым скалам без страховки» и попались на глаза какому-то проверяющему «уполномоченному по району» из Москвы). Во искупление грехов (таково было наше наказание) мы изготавливали таблички-указатели с надписями и этими табличками промаркировали весь район, все его закоулки. Вот тогда я по-настоящему «изучил» местность, окружающую альплагерь «Цей». В полукилометре ниже альплагеря «Цей» расположен альплагерь «Торпедо», там же КСП (спасслужба района). При КСП, кстати, есть (была, во всяком случае) чудесная баня-сауна с названием «Цей-дуны». Мне посчастливилось в ней попариться однажды. Температуру в этой бане можно было нагнать до 160-170 градусов. Ниже «Торпедо» на другом (левом по течению) берегу реки находился поселок, почта, магазин, кафе-ресторан, гостиница, база отдыха.

В альпинистском лагере «Цей» всегда был очень красивый вид из окна. Практически из любого помещения. Рядом – сосны, в просвете ветвей – горы на фоне неба, между горами и соснами туманные клочья. Туман ползет, и картинка ежеминутно обновляется. Можно было хоть целый час смотреть в окно и это не утомляло. Наоборот, наполняло энергией.
Я побывал в разных уголках Кавказа, почти во всех альплагерях. Так вот, берусь утверждать, что цветы в Цейском ущелье самые яркие и сочные (в смысле насыщенности по цвету). В Цее нет бледных цветов – они вобрали в себя солнечную яркость и прямо-таки просятся на полотно художника. В чем причина, не знаю. Может быть, ежедневное сочетание солнца и дождя? А может насыщенность почвы какими-то минералами? А минералами и полезными ископаемыми почва здесь богата.

В окрестных горах сохранилось немало шахт, туннелей и пещер от бывших некогда геологических разработок. Добывали руды различных металлов. В такие туннели страшно заходить, там может все рухнуть в любой момент. Мы находили остатки горного оборудования, рельсы, вагонетки, инструменты. Все старое и ржавое, брошенное. Много проводов от некогда подводимых сюда линий электропередач и тросов от подвесных дорог.
Как и везде на Кавказе, на окрестных лугах в изобилии присутствовали коровы, лошади, овцы. Можно было купить сыр, айран, молоко. Можно было отведать и шашлыка. Зелень, трава, цветы – все это присутствует в Цее в изобилии. Благо, что хватает и дождей, и солнца.

Район был весьма популярен с точки зрения спортивного туризма. В окрестностях альплагеря «Цей» имелось четыре перевала высшей 3-Б (по туристской классификации) категории сложности. Парадоксально, но некоторые из них приходилось преодолевать при совершении восхождений «2-А» кат.тр. Вообще, тут можно было в ассортименте организовать спортивные походы любой сложности. Ну и для альпинистов тут был настоящий рай. Не было недостатка категорированных маршрутов во всем диапазоне трудности, всех типов и на любой вкус. Кстати, ни один горный регион мира не имеет такой запутанности в истории первовосхождений, как Цейский. Множество знаменитых восходителей уже в 19 веке посетило Цейское ущелье. Они прокладывали первые маршруты, составляли карты и описания района (можно посмотреть материалы на сайте www.risk.ru). Память об этих первопроходцах сохранена в названиях местных вершин и перевалов.

Тем же летом (1979 г.) в Цей приехала группа итальянских альпинистов. С одним из них я познакомился. Это был Витторио Риджелетти – немолодой уже альпинист из Вероны. Общались мы на английском языке. Витторио рассказал, что бывал уже в этих местах в 1943 году, в составе дивизии «Эдельвейс». К сожалению, рассказ был без подробностей. Я подарил Витторио набор цейских значков, а также несколько титановых ледобуров. Ответные подарки я получил в день отъезда итальянцев. Это были настоящие сокровища – ледоруб «CAMP» и двойные кожаные вибрамы. И то и другое прослужило мне в горах многие годы. А ледоруб часто брали у меня напрокат многие ребята, ставшие потом мастерами (кстати, Гена Копейка и посеял мой ледоруб где-то в Гималаях).

Участником забавного приключения в Цее (хотя могло оно обернуться и трагедией) стал Толик Лысенко. Но коснулось это приключение многих, в том числе, и нас с Игорем. Лысенко был руководителем на восхождении «3-А» к.тр. на вершину Адай. Мы с Игорем как раз за неделю до того ходили по этому маршруту. Кроме Лысенко, были в группе еще девочка и два парня. Парни были интересные и знаменитые. Одного из них звали Мелик-Довтян, а второго – Рубик. Не помню, имена это, или фамилии. Эти двое друзей (а они были друзьями) уже прославились раньше всякими курьезными случаями в горах. Уже неоднократно они попадали в переплет, в какое-нибудь ЧП и становились виновниками спасработ. Но сами всегда выходили сухими из воды. Квалификация их была не выше 2 разряда, периодически их «раздевали» до более низкого уровня. Тогда они начинали все сначала, ходили по «двойкам» и «тройкам», и снова во что-нибудь вляпывались. Их репутация опережала их перемещения в горах, и анекдоты про них рассказывали во всех альплагерях. Вот эти два «клоуна» (им, кстати, было уже «под сорок») «достались» Толику в группу. Перед выходом на маршрут спасслужба дала рекомендации: из-за недавно выпавшего снега и повышенной лавиноопасности предвершинный гребень (80 м – две веревки) преодолевать (проходить) «СТРОГО ПО ЦЕНТРУ ГРЕБНЯ», ни в коем случае не спускаться с гребня вбок, иначе можно подрезать склон и вызвать лавину. Утром, как раз ко времени первого сеанса радиосвязи с лагерем, группа подошла к началу этого участка. Технически гребень не был слишком крутым и сложным. Не было на гребне и снежных карнизов. Но психологически он страшил отвесной крутизной справа по ходу движения. Именно это вызывало подсознательное желание приспуститься вниз и идти не по гребню, а чуть левее, что и было опасно. Левый склон представлял собой снежную доску до полуметра толщиной. Лысенко вынул рацию, приготовился к радиосвязи, и отдал Мелику и Рубику распоряжение тихонько двигаться к вершине «строго по гребню». Ребята были еще и слабоваты физически. Толик думал, что, пока он будет связываться по рации с лагерем, ребята уже дойдут до вершины, а он их быстро догонит (с ним в связке оставалась девушка, но она была хорошо подготовлена и не тормозила при движении). В это самое время я стою в альплагере рядом с начспасом В.С.Небораком, и хочу подписать у него документы на выход в горы. Жду. А Неборак проводит утренний сеанс связи с группами, которые находятся на выходе вне лагеря. Он их по очереди вызывает и те отчитываются. «Лагерь» вызывает «Лагерь-7», «Я – «Лагерь-7», мы на ночевке, у нас все в порядке». И т.д. Доходит очередь до группы Т.Лысенко. Неборак задает вопросы. Я слышу из начспасовской рации искаженный помехами, но узнаваемый голос Толика: «У нас все в порядке. Продолжаем восхождение на вершину Адай-Хох. Находимся в двух веревках от вершины. Первая связка преодолевает предвершинный гребень…». Потом несколько секунд молчание, и тем же почти тоном: «Вот козлы!... Первая связка подрезала склон и на лавине съезжает вниз, в сторону Заромага!... Улетели, суки!...». Ужас! Что тут началось! Неборак взорвался. Вопросы – ответы – вопросы! Короче говоря, аврал! Свистать всех наверх! Улетели эти двое вниз… С Толиковой девочкой-участницей шок. Заикается. На ее глазах такое! В лагере и на КСП переполох. Все выходы отменяются. Все вышедшие возвращаются. Спасотряд и много участников на двух грузовиках отправляются на поисковые работы в Заромаг. Двух человек – меня и Игоря – отправляют встретить Толика с девочкой, помочь им спуститься и забрать вниз вещи Мелика и Рубика. Мы с Игорем галопом мчимся вверх.

В Заромаге прибывшие спасатели растягиваются в шеренгу и прочесывают скалы и снег на южных склонах Адая, ищут тела в языках сошедшей лавины. Почти сто человек задействованы в поиске. Распакованы и используются неприкосновенные запасы спасфонда – снаряжение и продукты. Рассказывали, что очень вкусны были консервы «Цыпленок в собственном соку» из аварийного спасательного продовольственного комплекта.

А мы с Игорем (оба здоровые и сильные, можем бежать даже вверх в гору) добираемся до Толика с Тамарой. Тамару прямо трясет, у нее нервный ступор. Собираем вещи, идем вниз. По дороге делаем остановку, наступило время радиосвязи. И вот, радостная весть: ребята нашлись, живы, спасработы закончены! Какое счастье! На глазах меняется поведение Тамары. Она почти истерически смеется и спрашивает, будут ли за произошедшее наказывать ее с Толиком? Мы тоже смеемся. Отвечаем, что еще и как накажут. А потом догонят и накажут еще два раза.

А дело было так. Мелик и Рубик проехали, пронеслись, даже перелетели на лавине (как на ковре-самолете) через два страшных скальных выступа-обрыва, а на третьем зацепились веревкой за камень и «мягко приземлились». Ни синяка, ни царапинки, только легкий стресс. Они даже испугаться не успели. А лавина укатила дальше. А ребята долго сидели на одном месте, обсуждали происшествие и «чистили перышки». И не заметили, как мимо них вверх много людей прошло и что-то ищут. И люди их не заметили. А потом на них один человек все-таки наткнулся, они его расспрашивают, что за дела, что ищете, парни? Тот им отвечает: «Да вот, два мудака погибли, в лавину попали, надо их тела найти». А эти говорят: «Да вот мы, эти два мудака, и не погибли вовсе, живые!» Ну, тут радость всеобщая, всем отбой по радиосвязи, зеленая ракета, команда спускаться и конец спасработам. Рассказывали, что когда начальник спасслужбы (не буду его фамилию из деликатности называть) получил радостную весть, он тут же вынул из-за пазухи бутылку водки и, никого не стесняясь, выпил ее из горлышка, почти не отрываясь. Крепкий был мужик, богатырского сложения. А обрадовался, как ребенок – ведь живы, сукины дети!
Вот такие были спасработы. Мелика и Рубика опять «раздели» по полной программе и к списку их приключений добавилась еще одна легенда. Больше я о них не слышал. Может быть, они решили больше не искушать судьбу, и «не дергать ее за хвост»…

Ну, вот пришло время и главную историю рассказать. Я вам обещал рассказать про траверс на Дубль-пик. Так вот, не был я на Дубль-пике. Хотя в книжку мне его записали. И обнаружил я неточность только спустя тридцать лет. Сначала я попросту не обратил внимания, не заметил. А через несколько лет (каждый ведь год было не менее десятка восхождений) я и подзабыл видимо. Гляну в запись, да, записано, значит ходили. А как он выглядел, маршрут? И вот этого я не мог вспомнить. Зато, в голове всегда сидело словечко «МА-МИ-СОН». Его я не мог забыть, и всегда думал, что на Мамисон я ходил. Ан, нет! Нету у меня такой вершины в послужном списке. Как же все было, или, как все помнилось? А помнилось так. Мы поднялись (долго шли) на «верхнее плато Южного цирка» (это словосочетание врезалось в память конкретно), и оттуда, после ночевки на плато, пошли на траверс. Поднялись на сложный перевал (3-Б по туристской терминологии) слева от вершины, далее траверсировали вершину слева направо, спустились на другой перевал (справа от вершины, тоже 3-Б), а там, навстречу нам, спускалась другая группа. Так вот они спускались с Мамисона. И потом был совместный спуск (с этой группой) с перевала вниз на плато. Вот фабула истории. Но в книжке у меня записан Дубль-пик, и сложилось впечатление, что Дубль-пик расположен слева от Мамисона. Какова же была степень моего удивления и непонимания, когда, просматривая схемы и фотографии района (уже сейчас, тридцать лет спустя после этой истории), я обнаружил, что Дубль-пик находится в другом цирке, в Северном. Это означало, что запись ошибочна, и мы были на другой вершине. А на какой? Дальнейший анализ карты и фотографий позволил сделать вывод, что на самом деле мы сделали траверс пика Ронкетти (с Восточной вершины на Главную), и не 3-А, а 3-Б (по классификатору). Ах, память, память! Начисто это красивое название (красивой и легендарной горы) куда-то испарилось и затерялось в закоулках моего серого вещества. Но вот еще и еще - фотографии Ронкетти, найденные мной с помощью всемирной паутины. Они пробудили мои древние визуальные впечатления, и я стал восстанавливать картину. Да, мы не были на Дубль-пике, мы ходили траверс Ронкетти. И, возможно даже, это было связано с необходимостью подстраховать ту, вторую, менее подготовленную, группу. Опытный Ю.М. вполне мог такое спланировать. Ведь обе группы были свои, из наших, харьковских сборов. Но почему ошибка в записи? Случайная, или намеренная? Книжку заполнял Ефремов, который сам был участником событий, то есть этого восхождения на Ронкетти. Мог ли он, едва оправившись от всех потрясений, на второй день после возвращения, ошибиться, и написать мне в книжку альпиниста «Дубль-пик 3-А» вместо «Ронкетти 3-Б». Притом, что вчера еще мы с этого Ронкетти спускались? Как такое может быть? Полная загадка. Ну что ж, пора все-таки сообщить подробности.

Итак, по порядку. Была уже первая треть августа. Я «заработал» право на троечное руководство и мы пошли на Ронкетти по 3-Б. Нам предстоял траверс слева направо. Подъем на перевал Фрешфильда (3-Б по туристской классификации), с перевала  - на Восточную вершину Ронкетти, спуск на перемычку, подъем на Главную вершину (состоящую из трех башен – Восточной, Главной и Западной – поэтому, в целом, Ронкетти считается трехглавой горой), спуск на перевал Цей-Мамисонский (тоже 3-Б), который разделяет Ронкетти и Мамисон, и с него спуск на плато, откуда и начиналось восхождение. Перед восхождением мы целый день добирались к месту старта – на то самое вышеупомянутое верхнее плато Южного цирка Уилпатинского ледника. Нас было четверо – я, Игорь, Ирина и инструктор Анатолий Петрович Ефремов. Но руководителем был я. Вместе с нами на плато пришла другая группа из наших сборов – инструктор Паша Калинин и с ним 5 значкистов. Они идут на Мамисон по 2-Б и этой горой закрывают 3 разряд. У них подъем и спуск через перевалы Цей-Мамисонский и Ронкетти (слева от Мамисона).

Вечер перед восхождением. Снежное плато. Пейзаж напоминает Антарктиду или Приполярный Урал зимой. Красивый красный закат. Хорошая теплая погода, полное безветрие. Три палатки (одна – наша, и две – значкистов) красиво смотрятся на белоснежном фоне. Мы наслаждаемся красотой и тишиной, гоняем чаи, рассказываем анекдоты. Завтра – ранний выход и восхождение. Обстановка, как в лыжном походе – вокруг только снег. Нет ни выступов, ни камней, ни сугробов. Чистая ровная поверхность. Хоть на самолете приземляйся. Чтобы пописать, надо идти метров четыреста по склону за перегиб. Кто туда идет, оставляет на полпути знак – воткнутый в снег ледоруб с рукавицей в темляке. Дескать, место занято, надо подождать.

Рано утром завтракаем и выходим. По предписанию спасслужбы берем с собой палатку, примус и запас продуктов – на случай непредвиденной задержки и ночевки. Хотя собираемся уложиться в один день и к вечеру вернуться сюда же. Такой же план у значкистов. И предписания у них аналогичные – насчет палатки и примуса. Но значкисты их с собой не берут. Догадайтесь, почему, и кто виноват в этом?

С утра, сразу – проблемы. Нас в группе четверо, но физически крепкие и здоровые только мы с Игорем. Ира – хрупкая девушка (с весом не более 50 кг), Анатолий Петрович – пожилой, и не очень сильный человек. У Игоря с утра симптомы сильного отравления (видимо, рыбными консервами), у него слабость, рвота и понос. Хотя идти он не отказывается. Но все это означает, что львиную долю снаряжения группы (палатка, примус, веревки, крючья, карабины и молотки) придется нести мне. А также весь маршрут – ступени по снегу на перевал (а их немало) и скальную часть – придется идти первому тоже мне. Я чувствую себя достаточно сильным, и думаю, что справлюсь. И справился. Пробил весь крутой снежный подъем на перевал. Потом скалы. Все ключевые места – мои. Работа, работа, напряжение мышц и учащенное дыхание. За спиной – тяжесть рюкзака (палатка и примус сделаны не из воздуха). Забивание крючьев, выбивание крючьев, позвякивание крючьев, подвешенных на страховочную систему. Позади Восточная вершина и перемычка. Темп хороший. Уже пройдены все сложные места, мы уже близки к выходу (две веревки по простым скалам) на правую (Главную) башню Главной вершины, а там останется только спуск. Игорь расходился, чувствует себя получше и может идти первым. Для меня возможность идти последним, в какой-то мере, отдых, а также «любимое дело» – выбивание крючьев (делал я это мастерски и очень быстро, мог вытащить из скалы самые безнадежные крючья, бывало, что с восхождения приносил вдвое больше крючьев, чем было взято на гору). Скалы – сплошная развалюха, много живых камней. В одном, особенно неприятном месте, Игорь предупреждает Ефремова: «Осторожно, живые камни!» Ефремов предупреждает следующего – Ирину. А Ирина забывает предупредить меня. Она выбирает веревку, принимает последнего – то есть меня. И вместо предупреждения об осторожности, наоборот, торопит и кричит: «Давай быстрее, бегом, мы уже опаздываем!». В принципе правильно, надо торопиться, на нас надвигаются темные тучи – предвестники непогоды. И я «бегу». И вот тут случается очень нехорошая вещь. В плохом месте я вызываю (провоцирую своей неосторожностью) жуткий обвал камней, причем на себя. То, что камни летят вниз, это не страшно, подо мною никого нет. Может поэтому, Ира и не стала меня предупреждать (вот и верь после этого женщинам! – шутка), и по-своему была права. Но сдвинутые моими руками и ногами камни спровоцировали подвижку вышележащих слоев, и мне крепко досталось. Булыжники молотили по мне, особенно ниже пояса. Ноги выше колен серьезно побиты камнями. Очень больно. Но я в сознании, живой и могу идти. Хорошо, что не перебило веревку. Добираюсь на площадку к Ирине. Хочу осмотреть ноги. Не снимая ботинок, приспускаю штаны ниже колен. Раны чудовищные, в двух местах вижу оголившуюся кость. Ира тоже видит мои раны, я понимаю, что ей нехорошо от этого зрелища. У нее просто шок. Ничего, говорю я, успокаивая ее (и себя тоже). Вытерплю. Еще много работы впереди (спуск с вершины по длинному скальному гребню, а потом с перевала по снегу) и делать эту работу предстоит мне. Ефремов едва идет, Игорь болен, Ира устала, слаба и напугана. Я просто не имею права выпасть из процесса. Санитаров с носилками и вертолета не предусмотрено, тут не Альпы. Надо, надо бежать вниз! И на мне ответственность, юридическая (ведь я руководитель) и моральная (я сильнее всех на данный момент), мне надо обеспечить безопасность людей и спустить их вниз. Что с того, что Ефремов – инструктор. Сейчас он не инструктор вовсе, а бесполезная обуза, еле передвигает ноги и тормозит наше движение. Что с того, что Ирина имеет более высокую квалификацию? Ей страшно и физически тяжело, она не знает, что делать. Ею надо теперь жестко и уверенно командовать, чтобы она не впала в истерику или панику. А Игорь ужасно слаб после бессонной ночи с рвотой и поносом. Так что надо выдержать, надо напрячься. Чем-то и кое-как перебинтовываю раны, понимая, что через пять минут эти повязки сползут вниз. На вершине догоняем Ефремова и Игоря, им я ничего не говорю про свои побитые камнями ноги. Ира тоже молчит. Пишем торопливо записку (четвертую за этот день, одна была на перевале, еще две на двух предыдущих вершинах Ронкетти), и начинаем длинный и сложный траверс-спуск по гребню. Поджимает время, от намеченного ранее графика отстаем. Стремительно ухудшаются погодные условия. Видимость нулевая. Ветер и дождь, потом снег, все это быстро переходит в снежную бурю-грозу с молниями. Что, видали вы когда-нибудь молнии во время снегопада – гром гремит, снег валит и подсвечивается вспышками, как фейерверком или мигающей неоновой рекламой. Не видали? То-то же, сидите лучше дома и не суйтесь в опасные места без серьезной предварительной подготовки (физической, технической, психологической). А про горы можно и по ТВ посмотреть, хватает ведь чудаков, которые все это на фото и видео любят снимать.

Гром гремит, земля трясется, ветер дует, молнии сверкают. Но мы уверенно спускаемся. Внизу – жизнь, трава, тепло, спасение. Надо вниз. Ногам сперва было очень больно, а потом я про них забыл и не вспоминал аж до следующего дня. Почти все время иду первым. Выбираю путь, лезу, где надо, забиваю крюк, организовываю страховку. Последним идет Игорь и выбивает крючья. Сейчас почему-то подумалось, что в том сезоне ни Ира, ни Анатолий Петрович молотка в руках даже не держали. А у нас с Игорем на руках не было ни одного пальца без ранки или царапины. Бегом, бегом, быстрее. Надо успеть. Сидеть нельзя, замерзнем. Назад – это невозможно, это много труднее и дольше, чем вперед. Без остановок и передыха. Движение согревает. Игорь почти совсем оклемался, и я радуюсь, что на его помощь можно рассчитывать. Тормозят Ира и Ефремов. Временами их надо поджидать. Им не хватает воздуха, не хватает здоровья, они изрядно вымотались. И вот пройден весь гребень, и мы спускаемся на перевал. Все когда-то заканчивается. Слава богу, мы ушли со скал. Но светопреставление продолжается. Лупят молнии, и валит снег. Вниз, вниз, вниз! На спокойное снежное плато.

Вы думаете, приключения на этом закончились?

Ха-ха! Настоящие приключения еще только начинались! На перевале мы встречаем группу Калинина. Что за дела? Им давно пора было спуститься вниз и лежать в теплых спальниках. А они только спустились с вершины на перевал. Нехорошо это. В их группе  отсутствует спокойствие, они напуганы непогодой и очень рады нашему появлению. Теперь есть возможность спускаться с перевала вместе с нами. Начинаем спуск. Крутизна приличная. Этот перевал посложнее того, на который мы взбирались утром (оба 3-Б, высшей сложности, черт их дери!). Но ведь вниз – не вверх. Сейчас мы быстренько, веревка по веревке, связка по связке, раз… и дома! Но – фигушки! Не тут-то было! Значкисты и их руководитель НЕ МОГУТ и НЕ УМЕЮТ так спускаться. Паша Калинин их не научил, а может, и сам забыл, как это делать (а может, и не умел никогда!). И мы должны на ходу их учить, проводить снежные занятия в экстремальных условиях, командовать, пристегивать, отстегивать, подгонять. Хорошо, что все понимают сложность ситуации, и никто не ругается, не ворчит. Движение вниз происходит медленно, все тормозится из-за неумелых действий и плохой слышимости. И с видимостью дела обстоят неважно, фонарики были далеко не у всех, да и были они практически бесполезны. Непогода не утихает, а скорее, наоборот… Много свежевыпавшего снега, и начинают сходить лавины. Пока просто маленькие лавинки. Но в стороне и снизу порой доносятся звуки от более серьезных лавин. Вот вам картинка. Я иду ночью в Харькове, по Сумской. Ни души. Ни машин, ни пешеходов. И вот издали доносится сперва слабый, а потом стремительно нарастающий рев. Это мчится ночной троллейбус по гулкой мостовой, по дороге с выключенными светофорами, свободной от другого транспорта. Я вздрагиваю от страха. С таким же  нарастающим ревом сходили лавины на Мамисоне в ту ночь. Память об этом живет в закоулках моего подсознания.

Снежную пелену пронзают вспышки молний. Начинают жужжать и светиться металлические предметы. Светится веревка и ледоруб, по одежде блуждают огоньки. Это атмосферное электричество, огни Святого Эльма. Мама! Ау! Спаси меня!

Крутизна все еще большая, скорость спуска маленькая. Значкисты нас сильно тормозят. Но без нас они бы не спустились, теперь я это хорошо понимаю. Каково было бы им ночевать наверху в непогоду без палатки и примуса. Факт, что замерзли бы. И вероятность для них самостоятельного благополучного спуска тоже очень мала. Возникают новые препятствия – маленькие лавинные желобки соединяются между собой и увеличиваются в размерах. Вот они превращаются в канавы метровой глубины. А вот уже и целый туннель, в котором может поместиться трамвай. Нет, такой вид транспорта (я имею в виду лавины) нам не подходит. Он быстро может доставить вниз, но сохранность груза и пассажиров при этом не гарантирована. По желобам время от времени с шуршанием проносятся лавины. Как змеи. В целом, это некая понятная (и даже приятная) определенность – вне желобов мы не попадем в лавину. Надо быть наверху и не соваться в желоба. Но пару раз приходится пересекать крупные желоба (до четырех метров глубиной). И это напоминает русскую рулетку: повезет - не повезет, успеем – не успеем. Ведь нас десять человек, и не все расторопны и проворны. Усталость дает себя знать. А другого пути нет. И вообще видимость никакая, не смотря на дневное еще время – почти темно и валит снег. Небо черное и страшное. Каждая вспышка молнии и разряд грома пугают – возникает мысль, что это сход большой лавины, и она пройдет поверху всех желобов, не вмещаясь в них и игнорируя. И ведь мало пересечь желоб самому, надо  перегнать через него всех участников. Между нами веревки. Даже если в желобе не будет никого, но окажется провисшая веревка (соединяющая людей на разных берегах желоба), лавина может зацепить веревку, сдернуть и утащить людей. Спуск растягивается до бесконечности, прищелкивание, отщелкивание, страх кого-нибудь потерять. А ребята (там и девочки были, у значкистов) спотыкаются, падают, идут на автопилоте. Они уже никакие. Глаза стеклянные, ноги ватные. Вот попали, так попали! А ведь это ледник, тут присутствуют еще и трещины. Сколько опасностей сразу, в одно время и в одном месте!
Все когда-то заканчивается, и склон стал выполаживаться. Уже не так круто, уже полегче. Словно моряк, сошедший на берег, не может привыкнуть к отсутствию качки, так и мы, глупо улыбаясь, без прежнего напряжения связок и мышц, расслаблено плелись по снегу. Мы ушли в сторону от желобов, сгруппировались, пересчитались. Все целы, слава Богу, все тут. Была бы у меня с собой бутылка водки, как у того начспаса, я бы сейчас с удовольствием приложился к ней прямо из горлышка. Или патетически произнес: «Спасены!» - так любил говорить мой товарищ по восхождениям (в будущем времени, по отношении к описываемым событиям) Сергей Железняк. Еще и еще вниз, пока поверхность не стала совсем ровной. Вот и наше плато. Совсем темно. Снегопад. Значкисты не могут найти свои палатки. Мы не ищем, наша палатка с нами. Ставим ее, где придется. Значкисты, убитые непогодой, спуском, и потерей палаток, собираются вокруг нас.

И вот все лезут в нашу палатку. Нас 10 человек. Я уже высказывался ранее, что в этой палатке тесновато вчетвером. А вдесятером? Девять человек впихиваются и втискиваются в бедную серебрянку. Она трещит, но выдерживает. Я остаюсь на улице. Надо разжечь примус и натопить горячей воды. Боже! Некоторые залезли в палатку, не снимая кошек. Я вклиниваюсь в эту кашу из человеческих тел, нащупываю и снимаю кошки. Как-то быстро они все отключаются и затихают. Оцепенение. Ужас! Они же так позамерзают. Или задавят кого-нибудь из тех, что снизу. И в этой свалке два инструктора! Они тоже притихшие. Они не пытаются руководить или что-то делать. Они тоже в отключке! И потом, наверно скажут, что рядом со мной трудно было руководить, так как я перехватывал инициативу.

Первая порция чая (или горячей воды) готова. Я бужу ребят по очереди и заставляю пить, вытаскиваю их друг из-под друга, тормошу, вывожу из сонного забвения. Еще чай, следующая порция. Примус работает исправно, бензина еще на две заправки, хватит до утра. Вторая забота – ноги. Кому-то, кажется тем, кто успел пожаловаться, и до чьих ног сумел добраться, я снимаю ботинки, растираю и грею ступни. Но всем помочь у меня не получается. Снег все еще идет, но уже не так интенсивно. В принципе (по моим меркам) не очень холодно, 7-8 градусов ниже нуля. Если все время двигаться, то нормально. Жужжит примус, под стеклотканью в котелке тает снег, шуршат и падают белые хлопья. Меня самого укачивает и хочется свернуться калачиком. Собаки ведь спят на снегу. И ничего. У них теплая шерсть, а у меня теплая пуховка. И теплые пуховые штаны. Если кому и ночевать на улице, так это мне. Здорово выручили итальянские ботинки (подарок Витторио) – ногам тепло и сухо. Кажется, я все-таки задремал под утро перед входом в палатку. В голове за эту ночь было много всяких мыслей. Вот ребята. Они лезли в палатку, чуть ли не расталкивая друг друга, и лежали там сейчас друг на друге (9 человек в серебрянке!). Будет ли им завтра стыдно, не будут ли отводить глаза? Скажут ли спасибо за чай, за снятые кошки и ботинки, за согревание ног, вообще – за этот спуск с перевала? А инструктора? Наш – Ефремов, и их – Калинин? Какие слова найдут они?

Я заснул от холода и проснулся от холода. Бензин закончился. Но кончился и снегопад. Рассвело. Солнце. Лимонно-желтые лучи на яркой и девственной белизне снега. В двухстах метрах от нас – две палатки значкистов, засыпанные почти по крышу. Это сколько же снега выпало? Больше метра. В стороне, под перевалом, громоздятся сугробы сошедших лавин. Да, все было очень серьезно вчера и ночью. По-взрослому. Просыпаются ребята. Распутываются с трудом из образованного телами клубка и выползают из палатки на улицу. Ковыряются в снегу, отыскивая брошенные вчера вещи и снаряжение. Кто-то спотыкается о невидимую под снегом веревку. В пробуждении и оживлении активно участвует солнце. Веселеют лица, вот кто-то уже смеется. Все живы. Уф! Пронесло!

Я вспоминаю про ноги и спускаю штаны. Господи! Чудесны дела твои! Все раны затянулись в аккуратные чистые швы-шрамики. Нет ни припухлостей, ни синяков, ни воспаления, ни гноя! Только чистые аккуратные шрамики. Фантастика! Это на Кавказе-то? Где самые мелкие царапины по десять дней гноятся и не заживают. Слава, тебе, Господи! И спасибо!
Потом была радиосвязь – «Мы на ночевке, все нормально…» и спуск в лагерь. И сразу вечером – разбор восхождений – под председательством ЮМ. Говорили, говорили. Но все как-то не о том. Не о том, о чем следовало сказать. Дождался и я своего слова. И сказал. Все сказал. И в заключение высказал надежду-пожелание о полной дисквалификации П.Калинина, как альпиниста, и как инструктора. До нуля. Навсегда. С запретом ходить в горы и кого-то чему-то обучать. И получил в ответ от Мацевитого – молчи, Лебедев, пока тебя самого не дисквалифицировали. Ишь, ты, какой! Взялся судить старших товарищей!... А дальше я не дослушал. Встал и ушел с разбора. А тут еще одно чудо! Сам ЮМ бросил разбор и догоняет меня, за плечи обнимает и ласково так говорит: «Ты пойми, Толя! Или из тебя получится сильный и талантливый альпинист, или…» Ну и дальше, в таком же духе. Мол, все образуется, все наладится. Мол, мы тут все свои, харьковчане. И надо нам друг другу помогать. И сор из избы выносить не надо. А еще про доброту, понимание и снисходительность. Сегодня я вот пойму все «правильно». А завтра и со мной что-то случится, и тогда другие все «правильно» поймут. И т.д., и т.п. Пурга на высшем уровне в исполнении мастера спорта Мацевитого.

Да понял я все, понял, Юрий Михайлович! Будьте здоровы и прощайте. Ведь и сборы к завершению подошли, можно домой собираться.

На следующий день всем раздали заполненные и проштемпелеванные книжки альпиниста. Кто, на какие горы сходил, кто как подготовлен. И написал мне Анатолий Петрович такую паскудную характеристику: «…Излишне самоуверен на маршруте, вплоть до пренебрежения страховкой…» - это только кусочек из характеристики. Вот блин! Это он так отблагодарил меня за то, что я протащил его по всему маршруту, за то, что ему не пришлось ни одной ступени в снегу выбить, ни разу первым по скалам идти. За то, что в экстремальной ситуации вместо него порядок наводил и людей спасал. За то, что чаем его поил, за то, что пронес на себе и палатку и примус, благодаря которым он ночью не замерз. Очень я расстроился и задумался даже, что же это за дела такие происходят? Откуда ненормальность эта? Может от старших наших товарищей, мастеров спорта? Рыба ведь с головы портится. Но больше обобщать не стал. Ведь есть у меня среди альпинистов много друзей – вполне нормальных ребят. Не испортились ведь, сохранились и не заразились ничем и ни от кого.

Но характеристика-то! Гаденькая ведь! И не справедливая! Страховка, пренебрежение, и это про меня! Да ведь я… Короче, иду я по лагерю хмурый, изнутри меня ломает, все во мне клокочет. А тут стоят кружочком и о чем-то толкуют – Вселюбский, Неборак и Пригода. И говорит мне кто-то из них: «Чего ты, Лебедев, такой хмурый, прямо лица на тебе нет?». А я им показываю запись в своей альпинистской книжке. Ефремов написал, Мацевитый заверил. Вот Вселюбский мне и говорит: «Выбрось все это из головы! Ты с этими людьми пойдешь еще когда-нибудь в горы?», «Нет,- отвечаю,- с этими больше не хочу!», «А со мной, или с Пригодой, или с Небораком»,- и тычет их в грудь по очереди. И все они хохочут. Я говорю: «С вами, конечно, пойду!». А он мне: «Вот! И мы с тобой пойдем! Мы-то знаем уже тебя. А на запись эту в книжке чихать мы хотели!». И я  тогда развеселился. И подумал, что сезон все-таки неплохой получился. Десять гор сходил. Новый район изучил, все его закоулки посмотрел. Закрыл второй разряд, и начал на первый ходить. На первую четверку сходил. Побывал на лучших вершинах района – самых красивых. Новых друзей приобрел, да еще каких! Фотографий классных наснимал. Здоровья и опыта набрался (особенно экстремального). Впервые серьезно понял, что мое второе (после альпинизма) увлечение – зимние лыжные походы – дает мне и для альпинизма суперподготовку. Что для туриста-лыжника пурга и снегопад? Тьфу! Ерунда. Да я могу неделю в непогоде и морозе находиться, и настроение мое не испортится. Это будет просто вынужденный отдых. А иные мастера-альпинисты за полдня непогоды раскисают и психологически ломаются. А сдался психологически – жди физических проблем – ошибки, паника, страх, обморожение, срыв и т.д. Амундсен писал, что убивает человека не холод, а страх.
 
Вот такое было у меня лето в 1979 году в альпинистском лагере «Цей». Кое-кого из отделения П.Калинина я потом встречал. Легкие обморожения были почти у всех (ну там, ногти на ногах посходили). К счастью, только легкие. Но вот в горы никто из них и никогда больше не поехал. На мой взгляд, к месту будет цитата - вопрос Остапа Бендера, заданный гражданину Корейко: «А во что Вы оцениваете потерянную веру в человека?»

На этом сюжет закругляю. С Кавказа в то лето я вернулся суперсильным. Нашел партнера (Юру, из политеха – своего товарища-альпиниста) и поехал в Крым. Так сказать сила в мышцах играла, и восходительский азарт еще не иссяк. С ходу, можно сказать, играючись, мы сходили «четверку» на Парагильмен, и «пятерку» на Кильсе-Бурун (через камин). На обоих маршрутах я все ключи прошел первым. Было здорово! Сказывалась 40-дневная подготовка на Кавказе.

Все, что произошло в Цее, стало забываться, а сейчас и вообще, это - уже в далеком прошлом. Но время от времени тогда (а нет-нет, и сейчас) накатывала легкая грусть, и вспоминалось «верхнее плато Южного цирка»… А иногда, раз в несколько лет, Сухарев Володя напоминал: «А помнишь, Лебедев?...». Я помню, Владимир Николаевич, конечно помню…

Кавказ, Цей - 1979 г. – Харьков - 2009 г.