Глава 14 - Ход Нестерова

На территорию психиатрической больницы заехал новенький милицейский «УАЗ», из дверей которого вышли двое человек. Один был в милицейской форме, на его погонах с одной узкой красной полоской лежали две небольших звездочки, это был лейтенант Андросов, член общества натуралистов. Если бы прохожие внимательно пригляделись, то смогли бы различить на среднем пальце его правой руки перстень из коричневого камня со странным рисунком. Вторым человеком оказался Нестеров, он был в сером ношеном пиджаке, на правой руке тоже виднелся аналогичный каменный аксессуар. Директор музея осмотрелся вокруг, сверился с часами, показавшими ему, что сейчас пять дня, и показал жестом руки Андросову, что можно двигаться дальше. Оба держались спокойно, даже немного официозно.
Прекрасно зная путь до кабинета Моляки, они быстро прошли по коридорам лечебницы. Однако доктора на месте не оказалось. Недолго размышляя, дуэт натуралистов отправился к палате Коробова, где, судя по всему, Нестеров бывал уже не раз. Он шел впереди.
Моляка и вправду находился рядом с больным. Когда Нестеров и Андросов показались в дверях, доктор, стоя у кровати Коробова, что-то черкал в своих записях. Сам Коробов неподвижно лежал на спине, его глаза были открыты и смотрели в одну точку на потолке, признаком того, что он жив, являлось постоянное движение ступней ног.
– О! Чему обязан, товарищи? – удивился Моляка, и с улыбкой двинулся к гостям. – Что за визит?
Они пожали друг другу руки. Нестеров не говоря пока ни слова, медленно прошел к больному.
– Ну, и как он? – поинтересовался директор музея.
– В целом так же, только приступов стало больше по ночам, и не ест совсем ничего. С утра капельницу ставим, вечером убираем. – Моляка не совсем понимал, цель пришествия Нестерова, да еще и в компании этого молодого милиционера, с которым доктор за все время пребывания в обществе не обменялся и парой фраз, так как, чаще всего, Андросов просто молчал.
– Значит, приступы участились, и ничего не ест? Он нас слышит? – продолжал расспрос Нестеров, показывая пальцем на больного.
– Скорее нет, чем да, – проговорил Моляка. – А что такое? Что вы хотите? – Поведение Нестерова сегодня было каким-то иным, и психиатр Моляка не мог этого не заметить. Андросов тоже стоял, как главный визирь при самом султане, готовый в любой момент вынуть из ножен кривую саблю для усмирения непокорных. – Валерий Викторович? Мы конечно с вами друзья, но было бы неплохо иногда спрашивать меня о том, можно прийти или нельзя.
– Нам нужна ваша помощь, – резко сказал Нестеров. – Нам нужно увезти этого человека.
– Что?!!! Вы в своем уме? – удивился Моляка, но серьезные лица гостей ни грамма не изменились. – Это невозможно! А КГБ? Вы забыли про них?
– Плевать на КГБ! – Нестеров склонился над Коробовым и заглянул ему в глаза. – Ты обязан мне помочь, Алексей, ты забыл?
– Я ничего не забыл, – Моляка украдкой посмотрел на Андросова.
– Услуга за услугу, помнишь?
– Я помню, помню! – начал заводиться Моляка.
– Так выполняй!
Они встали друг напротив друга.
– Не думал я тогда, что продаю душу дьяволу, – заметил доктор, сквозь зубы.
– Ты никому ничего не продал. Ты не понимаешь! – Нестеров всплеснул руками. – Мы ждали этого много-много лет!
– Кто это мы? – не понял Моляка.
– Неважно. Я дал тебе будущее, сделал из тебя ученого, – он снисходительно хихикнул. – Ты теперь ведущий специалист лечебницы, у тебя двухкомнатная квартира, тебе как кандидату наук, выделили дачный участок.
– И что? – оборвал его Моляка.
– Да то. Что ничего бы этого не было, если бы не мои связи в совете, где ты защищался. Ведь работа твоя – полное дерьмо! А сам ты, самоуверенный прохвост. Ты же защищал чушь! Там не было ни-че-го! Пустая работа! А я тебе помог ее защитить без проблем. Так отдавай долги!
Моляка молча съел всю эскападу Нестерова, внутренне сдержав себя.
– Даже если вы мне дали будущее, – прошипел доктор, – то сейчас вы хотите его полностью уничтожить? Хотите, чтобы я сгнил в застенках конторы?
– Все много проще, Алексей. Дело будет обстоять так. Пришла милиция, – Нестеров показал на Андросова, стоявшего с необычайно холодным для себя взглядом, – забрала твоего пациента на допрос. Скажешь, что тебя здесь не было.
– Нет, вы решительно рехнулись, оба! Во-первых, меня здесь видела сестра, она вышла прямо перед вами. Во-вторых, кгбэшники мне сказали глаз не сводить с больного, и на такую липу они не клюнут. Меня тут же повяжут.
– Ничего, выкрутишься, – ответил ему Нестеров и сделал шажок к доктору, повышая градус напора. – Так ты поможешь нам или нет? – при этих словах, незаметно для доктора, большой палец правой руки Нестерова подковырнул перстень, лицо идола на каменном украшении приоткрылось.
– Это что, прямая угроза? – голос Моляки звучал не очень уверенно, и он чуть отстранился от Нестерова, пытаясь заполучить обратно свой полуметр безопасного расстояния между ними.
– Да или нет? – медленно проговорил директор музея, снова наступая на Моляку, а Андросов демонстративно приставил руку к кобуре на поясе, что периферийным зрением заметил Моляка.
Голени доктора уперлись в стойки кровати Коробова, дальше отступать было некуда.
– Да или нет? – повторил Нестеров.
– Да пошли вы к черту! – негромко произнес Моляка, готовясь к чему-то более серьезному.
– Нет? – переспросил Нестеров.
– Нет, – с некоторым вызовом бросил ему в лицо доктор.
– Хорошо, – Нестеров вдруг дружелюбно улыбнулся Моляке и сделал вид, что отворачивается от него.
На лице доктора появилось выражение недоумения, но торжествовать было рано. Нестеров левой рукой, на которой не было перстня, зажал нос. Моляка совсем перестал понимать, что происходит. Но тут директор музея взмахнул перед его лицом своей правой рукой, из приоткрытой крышки перстня вылетела какая-то белая взвесь. На секунду она замерла в воздухе и доктор с закатившимися глазами опал на краешек кровати Коробова.
– Закрой дверь! – скомандовал Нестеров лейтенанту Андросову и, взяв Моляку за шиворот, потащил его к стулу возле стены.
В это же время к зданию управления КГБ в Златоусте подъехал армейский грузовик, тщательно обляпанный грязью. Из кабины буквально выпрыгнули Листровский с Шакулиным и помчались к входу в заведение.
– Бегом, переодевайтесь! – обратился капитан к Шакулину. – Я пока найду подмогу, пара оперативников нам может пригодиться.
Лейтенант помчался в их кабинет, а Листровский подошел к дежурному, ему нужен был полковник Верещагин, тот, что сидел во главе комиссии при допросе о нападении существа на их спецотряд и который сейчас был поставлен курировать все расследование.
Дежурный, младший лейтенант, поднялся и отдал честь капитану. Тот жестом показал ему вернуться обратно на место.
– Полковник Верещагин у себя? – осведомился он.
– Он позади вас, товарищ капитан.
Листровский развернулся, позади него и вправду стоял Верещагин.
– Ну? Уже три дня прошло. Насколько я знаю, никаких активных действий так предпринято и не было. – Полковник был явно недоволен. – Пройдемся, Листровский? – он показал в сторону улицы.
Капитан побарабанил пальцами по кабинке дежурного, гулять времени сейчас не было вообще, но вид Верещагина указывал на то, что надо пойти и постараться побыстрее все оговорить.
Они вышли на крыльцо и встали чуть в сторонке.
– Завтра вечером я должен отправить отчет на Лубянку, – начал Верещагин. – О чем мне там писать? Отряд Барышкова сидит на кордоне без дела уже три дня. Вы с лейтенантом где-то пропадаете.
Листровский обдумывал, что же отвечать. Пересказать легенду, услышанную от лесных братьев, верный путь к досрочному отстранению от дела. Есть еще одно, ему очень нужна бумага о всемерных полномочиях, чтобы если что, нейтрализовать Коробова.
– Тщательно исследовали местность, – ответил капитан. – Существо умнее обычного зверя и несколько раз на одно и то же не клюнет. Разработали план. Соорудим двойную ловушку, – здесь Листровский стал откровенно выдумывать, – если зверя нельзя подстрелить, попробуем его надеть на большие шипы, выроем волчью яму, главное, приманить. – Говорить о кружке натуралистов, Коробове, о всяких меченых смысла не было еще и потому, что пока оборотень не уничтожен, это никого интересовать не будет. – Есть определенные обстоятельства, товарищ полковник, которые могут помешать изловить зверя живьем, могут быть очень серьезные потери личного состава. Мне нужно ваше устное согласие убить существо при первой же возможности. Думаю, секретная лаборатория не сильно пострадает от отсутствия такого экземпляра. К тому же мы еще намучаемся с его транспортировкой, с такими то размерами и повадками. Если его нельзя подстрелить, то и усыпить вряд ли удастся.
Верещагин глубоко вздохнул, выслушав капитана.
– Да, вообще Листровский, ты знаешь, мне тоже затея с поимкой совсем не нравится. Если все так, как вы нам тогда на допросе дружно описывали, то я тоже за его уничтожение, кем бы оно ни было. И всем нам проще станет. Так что, да. Давай, разбирайся со зверем своими методами.
– Хорошо, но нужно еще кое-что. Я уверен в том, что есть один человек, на которого зверя приманить проще всего. Это первый из пострадавших от его нападений еще двухлетней давности.
– Некто Коробов, которого чуть не похоронили? – уточнил Верещагин.
– Он, – кивнул капитан. – Сейчас Коробов представляет из себя живой овощ. Совершенно лишился рассудка. Родственников нет. Могу предоставить материалы, подтверждающие все это. Суть просьбы такова. Мы хотим использовать душевно больного, как приманку, но для него сия затея может стать окончанием жизни. Поэтому мне необходима бумага соответствующего содержания.
Верещагин внимательно посмотрел в глаза Листровскому, он понял, что за бумагу тот требует.
– Ладно, ты ее получишь, завтра, но сначала дай мне все медицинские карты Коробова. Отправить на заклание гражданского – тяжелее, чем солдата, который обязан подчиняться приказам. Я должен быть уверен.
– Все будет. – Листровский уже думал о том, что было бы неплохо на этом и закончить беседу.
– Так, я придумаю для завтрашнего отчета что-нибудь. – Полковник погрозил пальцем. – Но дальше буду освещать только твои действия.
– Все ясно, товарищ полковник.
– Свободен, капитан. Но завтра с утра ко мне с показаниями по Коробову.
– Я понял.
Верещагин остался дышать свежим воздухом на крыльце, а Листровский двинулся обратно в здание. У столика дежурного его ждал переодевшийся Шакулин. Листровский показал глазами, что так, мол, получилось.
– Общался с начальством, – кинул он Шакулину, подойдя к столику. – Дежурный, мне нужны два свободных оперативника для выезда. Найти нужно в кратчайшие сроки, стартуем через десять минут. Автомобиль есть.
– Будет сделано, товарищ капитан, – отсалютовал дежурный лейтенант и тут же стал набирать номер по телефону.

Моляка молча смотрел на раскачивающийся перед ним небольшой предмет. Это был каменный перстень Нестерова на ниточке, который совершал амплитудные колебания из стороны в сторону. Глаза доктора были полуоткрыты, взгляд казался стеклянным. Сам Нестеров стоял рядом с ним и негромким монотонным голосом повторял по несколько раз одни и те же фразы.
– … сейчас ты встанешь, поможешь нам погрузить твоего пациента на каталку, и мы вместе пойдем к машине. Ты выполняешь только мои указания. Только мои указания.
Глаза Моляки были направлены точно вперед, в середину описываемой перстнем дуги.
– … теперь я досчитаю до трех, ты поднимешься, и мы вместе с пациентом выйдем из клиники. Итак, один. – Маятник качнулся туда-сюда. – Два. Три. Все, можешь вставать.
Моляка поднялся с места.
Нестеров вернулся к Коробову, тот продолжал болтать ступнями и глядеть в потолок с абсолютно отстраненным видом.
– Ты еще не знаешь, что тебе уготовано, – проговорил Нестеров, обращаясь как бы к больному, примеряясь при этом, как бы его взять и положить на каталку. – Андросов, ну помоги же мне!
Лейтенант милиции скоренько подошел с другой стороны кровати вместе с каталкой.
– Взяли! Оп! – на этих словах директора музея, они аккуратно водрузили совершенно безразличного к происходящему Коробова на каталку. – Лежи, псих, скоро твои кошмары закончатся.
Моляка продолжал стоять возле стула как зомби, не хватало только вытянутых вперед рук для полного эффекта.
– Вывози потихоньку, – Нестеров показал на дверь и двинулся к Моляке. – Алексей, мы выходим в коридор и идем к выходу из лечебницы, – его голос снова принял монотонные оттенки. – Ты пойдешь строго рядом с каталкой, если нам кто-нибудь встретится по дороге, ты не останавливаешься и продолжаешь идти рядом. – Нестеров освободил перстень от нитки и одел его обратно на средний палец правой руки. – Пойдем, Алексей.
Моляка отделился от своего места и встал в колонну за Андросовым, ждавшим, когда ему откроют дверь, чтобы он смог вывести Коробова в коридор.
Весь путь по клинике Нестеров внутренне молился, чтобы им не встретился кто-нибудь из знакомых Моляки, или сестер, ухаживавших за Коробовым. За выход из больничного комплекса он не опасался. Наличие милиционера в форме придавало вывозу больного, да еще и с лечащим врачом, вполне официальный вид. И как назло, под конец пути, их сопроводила вопросительным взглядом какая-то женщина, тоже явно врач этой лечебницы. Она уже почти открыла рот, чтобы спросить у Моляки, куда они собрались, и даже потянулась к рукаву его халата, но Андросов вовремя оттеснил женщину со словами: «Не мешайте, оперативный выезд». Врач одернула руку, и непонимающим взглядом проследила за людьми с каталкой до выхода.
За дверьми больничного корпуса их ждал «УАЗ». Нестеров открыл заднюю дверь, и они принялись заталкивать каталку внутрь, что оказалось совсем непростым занятием.

– Куда мы сейчас? – осведомился Шакулин, когда их «Волга», за рулем которой сидел Листровский, тронулась от здания управления. На задних местах расположились еще двое оперативников, наспех найденных в конторе. – В музей или к Моляке?
– Сначала к доктору, музей наверняка уже закрыт.
Капитан притормозил на первом же светофоре, он никак не мог с первого раза пройти этот перекресток на зеленый свет.
– Просто мне что-то подсказывает, что надо ехать именно туда, – заметил Листровский. – Кому здесь нужен светофор? Зачем полминуты горит красный? – он выглядел возбужденным, что было очень редким явлением.
Наконец трехглазый дал добро на продолжение пути, и «Волга», чуть взревев от начального набора скорости, помчалась по улице. Шакулин глянул на часы. Двадцать минут седьмого.
– Моляка тоже мог уйти, рабочий день окончен, – лейтенант внимательно посмотрел на Листровского, который начинал излишне превышать режим движения в городе. – Здесь поворот опасный, скоро.
– Я помню, – отрезал Листровский.
Шакулин понял, что лучше капитана сейчас не трогать. Пусть ведет, наверное, он знает, что делает. По дороге они собрали еще пару светофоров и один раз долго ждали, пока трамвай выпустит всех пассажиров на остановку. Листровский был явно обеспокоен, он даже вопреки обыкновению сжал губы, что не осталось не замеченным лейтенантом. Через десять минут в конце улицы показался комплекс зданий психиатрической больницы. Листровский сбросил скорость, они уже ехали вдоль ограды. «Волга» остановилась перед въездом на территорию, за открытыми воротами стоял милицейский «УАЗ», водитель которого копался где-то в бардачке, поэтому была заметна только его форма и знаки отличия.
Все четверо кгбэшников вышли из автомобиля.
– Вы останетесь у входа, – отдал распоряжение Листровский двум операм. – Мы внутрь. За мной, Сергей.
Оперативники встали рядом с воротами, праздно разглядывая окна заведения, которое часто фигурирует в разговорах людей между собой, особенно когда один в корне не согласен со своим собеседником. Листровский с Шакулиным прошли мимо милицейской машины. Ее нахождение здесь не вызывало особых подозрений, психиатричка часто принимала гостей от силовых структур. Лейтенант бросил взгляд в кабину «УАЗа», но боковые стекла были зашторены, а через лобовое стекло виднелся лишь китель водителя. Он по-прежнему рылся где-то в районе ключа зажигания, фуражка скрывала черты лица. Что-то знакомое показалось Шакулину в этом милиционере, но он не заострил на этом внимания. Кгбэшники стали подниматься по ступенькам крыльца, в ту же секунду послышалось фырчанье мотора «УАЗа». Из двери корпуса вышла женщина-врач в белом халате, пристально наблюдая за трогающейся автомашиной. Листровский с Шакулиным были в кгбэшной форме, поэтому она решила к ним обраться:
– Извините, товарищи офицеры, эти люди в машине, случайно не с вами?
Чекисты замедлили шаг и посмотрели на милицейский «бобик».
– А то они куда-то потащили тяжело больного, которого раньше даже вывозить из палаты воспрещалось, – продолжила врач.
Листровский с Шакулиным быстро переглянулись. Лейтенант в момент понял, что же такого знакомого он уловил в водителе за рулем «УАЗа».
– Там Андросов из кружка! – быстро выдал он.
Раздумывать, не было времени, «бобик» уже проезжал ворота и мог получить полный простор на улице.
 – Машину! – закричал Листровский, оставленным у въезда операм. – Остановите машину!
Тем понадобилось секунды три для осмысления цепочки: «кажется, это голос того капитана» – «он кричит остановить машину» – «этот милицейский «УАЗ», что ли?» – «а других здесь нет» – «а ну-ка стоять!»
«Бобик» успел выехать из ворот и начал поворачивать на улицу, когда к месту водителя подбежал человек в штатском и повелел остановиться, со словами «госбезопасность». Второй проворно выпрыгнул с другой стороны и стал в двух метра перед машиной, его рука весьма однозначно нырнула под плащ в том месте, где обычно находится пистолет. Андросов еще на автомате проехал пару метров на минимальной скорости, подбирая варианты действий, но его главный мозг, в лице Нестерова, который вместе с зомби-Молякой и носилками с Коробовым находился сзади, молчал. Оперативник перед машиной перешел от угроз к делу и вытащил оружие, направив его точно в лоб Андросову. «УАЗ» остановился.
К машине подскочили Листровский с Шакулиным.
– Добрый день! – без выражения поздоровался Шакулин, опознав через открытое окошко Андросова на переднем сиденье.
Андросов предпочел даже не смотреть на кгбэшника и, с видом проигравшего, уставился куда-то вдаль.
Листровский вместе с другим оперативником открыли заднюю дверь, на которой висело запасное колесо.
– Славная компания, – заметил капитан, оглядев состав пассажиров только что остановленного автомобиля. Его взгляд упал на руки Нестерова, сложенные на коленях, на среднем пальце был перстень. – Ну, теперь вообще все ясно. Выходим, товарищи, по одному. – Сквозь него на улицу смотрели глаза Коробова, лежавшего на носилках, чьи ноги не знали устали и продолжали выполнять функции ритмометра. – А вы, Коробов, можете лежать, пока, – обратился к больному Листровский, прекрасно зная, что тому, все до лампочки.
Через два часа в подвальном помещении управления КГБ, где комиссия допрашивала Листровского, сидел на стуле Нестеров. Только теперь руки допрашиваемого были украшены наручниками, а глаза ярко слепил свет сразу от двух ламп на столе, за которым расположился Листровский. Он решил в одиночку провести процедуру.
– Ну, что, товарищ Нестеров? Что это вы с нашим лысым доктором сделали? Он теперь от своих пациентов не сильно отличается? Это ведь гипноз, не так ли?
Нестеров был угрюм, но зол. Лампы причиняли ему сильный дискомфорт, что раздражало директора музея еще больше.
– Ничего вы от меня не услышите.
– Это понятно. Но верните человека в нормальное состояние. Советскому обществу нужны хорошие психиатры! – довольный Листровский рассмеялся. – Каким образом вы его зазомбировали?
– Это не гипноз, – проскрежетал сквозь зубы Нестеров. – Он сам очнется завтра утром, только ни черта помнить не будет.
– Хорошо. – Листровский уткнул щеку в левую ладонь, готовясь к долгой беседе. – Зачем вам понадобился Коробов? Что вы с ним собирались делать?
Нестеров демонстративно отвернулся, показывая, что «без комментариев».
Капитан хмыкнул и улыбнулся.
– Вы считаете, что он меченый? Хотели его убить, так как пока жив меченый – Уутьема неуязвим? – Листровский откинулся в кресле, ожидая эффекта от выданных только что сведений, которых он, в принципе, знать не должен.
Нестеров и вправду всполошился. Он попытался сквозь слепящий свет отыскать силуэт капитана, но, наконец, с недовольным «а-а-а» оставил эту затею, лампочки мешали.
– Откуда узнали? – кинул он. – Сами не могли. Неужели Глазьев?! А? Глазьев вам сказал?
Листровскому понравился эффект, он ухмыльнулся уголком рта.
– Хотите без особых проблем вернуться к обычной жизни? Отвечайте, тогда лучше на мои вопросы, а не задавайте свои, – спокойно заметил капитан. – Итак, начнем сначала. Вы с Андросовым из тех, кто называют себя лесными братьями? Из раскольников, что живут в подземных помещениях, где-то у Юрмы?
– Место даже запомнили, – огрызнулся директор музея, пытаясь удобнее сесть в стуле. Его рубашка уже основательно взмокла, пиджак с Нестерова предусмотрительно сняли, чтобы не было фокусов с воротничками. – Ничего я вам не скажу.
– Что же, посмотрим. Как вы относитесь к химии, Валерий Викторович?
– Что за дурацкий вопрос, товарищ Листровский? – фамилию капитана Нестеров выговорил с особым изяществом.
– Я ведь могу и без вашего согласия все у вас выведать. Хотите получить небольшую дозу эликсира честности?
– Ха-ха, это вы на своих шпионах проверяйте эликсиры, на меня не подействует.
– На всех действует.
– Но не на нас.
– На нас, на ком? На нас – лесных братьях? У вас есть иммунитет?
Нестеров долго ничего не отвечал, но затем разразился речью:
– Вы ничегошеньки не понимаете, в том, что происходит, слышите! Ничего! Меченого нельзя убивать!
– М-да? А вот практика прошлых веков, и ваш духовный лидер в черном капюшоне, говорят об обратном.
– Он просто не знает, кто меченный в этот раз, – уже спокойнее ответил директор музея.
Листровский полминуты ждал продолжения, но Нестеров опять перестал говорить.
– А если бы знал? – решил стимулировать дальнейшие разъяснения Листровский.
– А если бы знал, подозреваю, вы бы никогда с ним не встретились, с тем, кого вы назвали духовным лидером. Без вас бы обошлись.
– Но теперь без нас обойтись трудно. На карту, Нестеров, поставлено много различных судеб. Помните, я вас предупреждал, не водить меня за нос? Вы не вняли. Сейчас мне надо, желательно без потерь, уничтожить вашего любимого оборотня. – Нестеров фыркнул на слове «любимый». – Поможете нам сделать это, посмотрим, возможно, вернетесь в свой музей в том же качестве. Будете молчать, я в долгу не останусь. Мне кажется, у нас обоих одни и те же цели. Так, как избавиться от оборотня и для чего вы похищали Коробова? – Листровский резко повысил голос на последней фразе.
Нестеров демонстративно отвернулся.
– Ну, хорошо, – с раздражением сказал капитан. – Сгною, Нестеров, в том же учреждении, из которого вы пытались стащить Коробова. Усекли? – На этих словах капитан поднялся и вышел из помещения, оставляя директора музея в обществе двух лампочек.
Поздно ночью допрос лейтенанта Андросова прошел для Листровского с тем же успехом. Под первоначальным нажимом, что Андросов больше света белого не увидит, он таки выдал, что Коробова они не собирались убивать. Но потом окончательно замкнулся и даже эмоционально никак не реагировал на вопросы, бесстрастно глядя в пол.
На следующее утро Моляка и вправду вернулся в себя. Он ничего не помнил, начиная с того момента, как в палату к Коробову вошли двое натуралистов. И был шокирован подробностями действий, которые совершил, находясь под действием некоей разновидности гипноза, примененной директором музея. Но расплываться мыслью по древу было некогда, и поспавший всего пару часов за рабочим столом Листровский, отвез доктора в психиатричку, где Моляка собрал все возможные записи и карточки по болезни Коробова. Сам больной после задержания «УАЗа» был отправлен обратно в свою палату, где его и нашел Моляка. Капитан дал доктору распоряжение в случае чего готовиться к выезду на природу вместе со своим пациентом уже на вполне легальном основании, но цели такого выезда не указал. В конторе капитану предстояло главное, отправиться к Верещагину и доказывать необходимость выдачи нужного документа, о котором они вели речь вчера.
Капитан вернулся в их с Шакулиным кабинет с довольным видом. В руках у него была некая бумага. Он махнул ей перед лейтенантом, проходя к своему столу. Но Шакулин выглядел еще более удовлетворенным.
– Это она? – осведомился он у Листровского, кивнув на бумагу.
– Да.
– Ну, тогда, хочу заметить, что показания свердловских врачей однозначно говорят о том, что, внимание… – Шакулин просиял широкой улыбкой, – … в коме Коробов несколько раз испытывал странные приступы активности, не приходя в сознание. Он дергался всем телом, пульс зашкаливал, мозг вдруг начинал подавать признаки огромной активности. Неплохо, да?! А вот теперь самое интересное. Такие приступы наблюдались пять раз, два из них четко совпадают с числами, когда были отмечены нападения нашего зверя: 18 октября 67-го года, 24 февраля 68-го года, в эти дни пострадали Вагатин и Смолохницын. Из комы Коробов неожиданно вышел в марте текущего 69-го года, и уже находясь в таком состоянии, испытал пять приступов. Один из них произошел 3 июня, когда было нападение на Рохлина. Я проверил и еще кое-что, в те дни, когда происходили нападения объекта «Иван», у Коробова никаких припадков не состоялось, ни разу. То есть больной связан только с атаками оборотня. Мы на верном пути! – заключил Шакулин и, выйдя из-за стола, передал Листровскому листок со своими пометками, сделанными по результатам анализа свердловских карточек Коробова.
Тщательно все перепроверив, капитан погрузился в раздумья. Он выкурил три сигареты, стоя у окна, прежде чем, вернуться обратно к столу с каким-то решением или предложением. Шакулин за это время успел набросать небольшую схемку, попытавшись определить, сколько времени проходит от момента, когда в предыдущие годы умирал меченый, а за ним исчезал оборотень, а точнее, Уутьема, в своих мыслях Шакулин называл существо теперь именно так, название ему нравилось, еще любопытнее было узнать, что же оно значит.
– Мне интересно, для чего Коробов был нужен Нестерову? – начал Листровский свои размышления вслух. – Что он хотел с ним сделать? Если он хотел его умертвить, то зачем выкрадывать из больницы, это можно было легко проделать на месте. – Листровский почесал висок. – Коробов явно был нужен им живым. Только живым. К тому же, Нестеров, на допросе прокричал, что якобы меченого нельзя убивать.
– Может, Нестеров хотел выкрасть Коробова, чтобы спрятать, понимая, что рано или поздно, мы можем допетрить, что к чему?
– Но если, Нестеров знает о меченом, знает, кто меченый, то зачем прятать? Ведь тот старик, тогда, на Юрме, говорил о том, что только после кончины больного можно уничтожить Уутьема. А Нестеров совсем не собирался его умертвлять. Мне кажется здесь может быть иная причина. Судя по маске у Нестерова в кабинете, и по перстням на руках Андросова и все того же Нестерова, они явно имеют отношение к лесным братьям с Юрмы. Вот только какое?
– Вы о чем, Евгений Палыч?
– Я о том, что возможно, расставание этих двоих с лесным сообществом было не самым радушным. И теперь, зная, что оборотень хозяйничает в долине, в том числе охотясь на отшельников или раскольников, как их там правильно?
– Ну, и так, и этак пойдет, официально – раскольники, реально – отшельники.
– Поэтому Нестеров, возможно и хотел, спрятать Коробова куда-нибудь подальше, чтобы оборотень как можно дольше гулял по Таганаю, и убивал этих подземных жителей. Своеобразная месть.
– Ну, в принципе, да, такое возможно – согласился Шакулин. – Если бы только Андросов с Нестеровым начали говорить.
– Сегодня начнут, – уверенно заявил Листровский, в глазах которого мелькнул недобрый огонек.
– Вы их допросите с пристрастием, что ли?
– Не волнуйся, лейтенант, пытать их никто не собирается. Пока что. Попробуем похимичить.
– Тот самый эликсир честности?
– Он. Не на всех действует, но попробовать стоит.
В дверь вошел полковник Верещагин.
– Листровский, там с вашими клиентами, которых вы вчера ночью допрашивали, непорядок какой-то. Иди, глянь.
Капитан с Шакулиным, не совсем понимая, что произошло с Нестеровым и Андросовым, кинулись в подвальные помещения управления. У входа в коридор, где располагались комнаты для допроса, их ждали двое дежурных.
– Что случилось? – бросил на бегу Листровский.
– Не понятно, товарищ капитан, такое впечатление, что оба заснули и просыпаться не собираются. Сидят в одинаковых странных позах, на внешние раздражители на реагируют.
– Открывайте обоих, – скомандовал Листровский.
После допроса, учиненного ночью, и Нестерова, и Андросова оставили томиться в тех же комнатах, лишь сняв с них наручники.
– Мы никого не впускали, как вы говорили, – тараторил взволнованный дежурный, – даже свет им вырубили, они в темноте сидели, но мы не думали, что так будет.
Дежурный открыл первую дверь, за которой находился Нестеров. Свет в комнате был уже включен. Нестеров сидел на полу в дальнем конце комнаты, опершись на стену. Его поза на восточный лад, называлась бы позой лотоса, ноги были подогнуты под себя. Вот только голова была странно запрокинута назад.
– Голова только десять минут назад опала, так он ровно сидел, – говорил дежурный, в то время как Шакулин с Листровским внимательно рассматривали директора музея.
Капитан поднял веки Нестерова, но увидел за ними только белки, глаза закатились.
– Пульс есть, но очень слабый, – сказал Шакулин, взяв директора музея за руку.
– Вы что-нибудь с ним делали? – спросил у дежурного Листровский.
– Мы его вообще не трогали, и второго тоже. Они так странно сидели, позы как под копирку.
– Я посмотрю Андросова. – Листровский показал, что хочет попасть в соседнюю комнату.
Шакулин остался рядом с Нестеровым, пытаясь понять, что с ним случилось.
Андросов сидел в позе, точь-в-точь скопированной с позы Нестерова. И вдруг голова лейтенанта милиции стала медленно откидываться назад, как раз в тот момент, когда Листровский начал приближаться к нему. Легким стуком о стену ознаменовалось окончание движения. Капитан поднял его веки. Та же картина, глаза закатились.
– Что за черт! Здесь точно никого не было?
– Абсолютно! – чуть ли не взмолился второй дежурный.
– Сдается мне, что их кто-то отравил. – Листровский принялся последовательно осматривать всю одежду Андросова. – Врачей наших сюда тащите, быстро!
– Понял. – Дежурный со скоростью пули вылетел в коридор и стал набирать по телефону внутренний номер медицинской части управления.
Осмотр одежды лейтенанта ничего не дал, никаких ядовитых вставок Листровский не обнаружил и поэтому продолжил проверять поверхность пола вокруг тела. Но там тоже не оказалось никаких признаков, способных пролить свет на то, что же произошло с Андросовым.
– Почему ты так сидишь? – спросил у безмолвного лейтенанта милиции Листровский. – Почему такая поза?
Капитан принялся аккуратно перекладывать замершее тело в лежачее положение. Возможно, отгадка под ногами, так причудливо сложенными. Но под ногами ничего не нашлось, тело выглядело обмякшим, никаких реакций Андросов не подавал.
В комнату вбежал Шакулин.
– Евгений Палыч, откройте ему рот, скорее!
Листровский осторожно стал раздвигать пальцами губы Андросова. Изо рта большими белыми пузырями хлынула пена. Капитан испытал неприятное ощущение от увиденного, и немного отпрянул назад, вытирая запачканные пеной пальцы своих рук.
– Там та же история, – прокомментировал Шакулин, подсев рядом. – Либо их отравили, либо, я думаю, они оба эпилептики. Это очень похоже на приступ эпилепсии.