Часть вторая. Глава 5. Сундуки с клубочками

«ВОЛШЕБНАЯ НОЧЬ ЛЕЛЯ», сказка для детей в двух частях
 

ЧАСТЬ ВТОРАЯ


ГЛАВА 5. СУНДУКИ С КЛУБОЧКАМИ



Катя пожелала домовому спокойной ночи, хотя вовсе не собиралась спать. Она решила дождаться брата.

– Комочи-комочи, – ответил Кутафий, который, как и Катя, был уверен в том, что не уснет, пока не вернется мальчик.

Катя вдруг резко поднялась и повернулась к домовому.

– Как?! Вы что, про «комочи» знаете? – удивленно спросила она.

Кутафий усмехнулся. «Не привыкла еще», – подумал он и ответил своим тихим шелестящим голосом:

– Дак… Доможил ведь я. Иль забыла? Кому же про вас и знать-то все, как не мне? А «комочи-комочи» – это ведь ты выдумала, когда совсем маленькая была. «Спокойной ночи» у тебя никак не выговаривалось, вот ты и желала всем к ночи комочи-комочи.

– Вот здорово! А вы и Кирюшу маленького тоже помните? – поинтересовалась Катя.

– Да что Кирюшу! Я и маму твою, и бабушку, и ее бабушку тоже помню.

– Ого! – прошептала Катя. – А сколько же вам лет?

– Дак это… немало выходит. Я и со счета сбился. Ну, да хватит об этом, а то заговоримся и спать некогда будет.

Несколько минут было тихо. Потом Катя начала ворочаться. Прошло еще какое-то время, и она тихонько, чтобы не разбудить Кутафия, встала и на цыпочках подошла к окну. Кутафий понял, что она не уснет, пока не дождется брата.

– Ложись-ка, милая, ничего ты там не высмотришь, в темноте-то. Хочешь, я тебе сказку расскажу?

– Хочу, – согласилась Катя, возвращаясь в кровать.

– Тебе какую? Я ведь много их знаю. Про Василису люблю, про царевну-лягушку, а хочешь – из Андерсена – ох и нравятся мне его истории! Или, к примеру, про Карлсона, тоже могу…

– А вы что, все это знаете? Как? Откуда?

– Дак из книжек. Читать-то я давно уж выучился. У бабушки твоей книжек много. Ну, вот, как все уснут, в доме тихо сделается, я книжку-то и возьму, так вот ночь и скоротаю…

– Ой, я поняла! – неожиданно оживилась Катя. – Я помню, у нас книжки исчезали, бабушка их искала, искала, а потом они сами вдруг появлялись. Это вы, да?

– Дак ведь не проказы ради, – смутился Кутафий.

– Да вы берите, читайте, – горячо зашептала Катеринка, – бабушка всегда всем книги дает. Она говорит, что они не для того, чтобы в шкафах пылиться, а для людей… Ну, то есть и для домовых, конечно, просто ведь бабушка даже не знает, что вы у нас есть и что книги любите. А другие домовые тоже читать умеют? – без всякого перехода спросила Катеринка.

– Ну, это кто как. Я вот тут приятельствую с одним – Афанасием зовут. Так он тоже читать выучился, только он больше про спорт любит – газеты. И что они в нем нашли, в спорте? Вот скажи, что хорошего в болезни? А ведь так увлекаются, что аж болеют всей семьей.

Катя начала догадываться, о ком говорит Кутафий, но на всякий случай спросила:

– Какой семьей?

– Ну, как же: соседи-то наши – и хозяин, и все его три сына, и Афоня с ними.

– Ой, так это у Володьки тоже домовой живет? Вот здорово! – Катя даже в ладоши тихонько захлопала. – Афанасий – домовой соседский, любит, говорят, читать газетки! А ваш брат, Пафнутий Ивыныч, он что читает?

– Пафнутий-то? Он больше на усы мотает.

– Что? – растерялась Катя.

– А что попадется, то и мотает. У Старой Яши клубочков – целый сундук. Уж чего там только нет! – Кутафий мечтательно смотрел куда-то в угол. – Вот совсем как Сергеич писал: преданья старины глубокой, дела давно минувших дней…

Катя ну просто ничего не понимала! То есть про Пушкина она, конечно, сразу догадалась, но вот усы и клубочки с сундуками никак не связывались ни между собой, ни с чтением.

– Что замолчала? – улыбнулся Кутафий. – Иль неинтересно стало?

– Нет, что вы, очень интересно! Только непонятно – про клубочки… про усы с сундуками…

– Ну, тут сложного и нет ничего. У вас – книжки с буквами, а у нас – клубочки с узелками. Давно их придумали, когда про буквы-то и знать не знали, и ведать не ведали. Вот для памяти узелок и завязывали. А ежели много чего запомнить надо, ну, вот, к примеру, сказку какую, тогда брали длинную нитку и на нее навязывали много разных узелков – и больших, и маленьких, и простых, и сложных.. Каждому слову – особый узелок. А чтоб нитка не путалась, пока на ней узелки вяжут, ее на усы наматывали.

– На усы? А … если …у кого их нет? У кого не растут?

Кутафий чуть помолчал, сдерживая смех, потом сказал:

– Это рогульки такие специальные, из веточек делали. Они-то усами и назывались.

– Ах вот какие усы, – засмеялась Катя, – а я-то все думала, думала, как же это на усы, ну то есть на обыкновенные, которые растут, как на них можно наматывать что-нибудь. Поэтому, значит, говорят: «На ус мотай», чтобы … ну, как узелок для памяти?

– Именно что для памяти да для размышления хорошего. Ну, вот, – продолжал Кутафий, – а хранили такие нитки-сказки в клубках: и не путаются, и места много не занимают.

– Значит, сундук – это книжный шкаф, а клубочки – книги?

Кутафий кивнул:

– И каждый такой клубок много интересного в себе хранит. Помнишь, как в сказках про то говорится: вот тебе клубок, он куда надо – доведет.

– Помню, только я думала, он просто волшебный.

– Ну, знамо дело, волшебный. На нем ведь все есть: куда идти, кто встретится в пути, что делать можно, чего нельзя.

– Ой, как интересно, Кутафий Иваныч! Можно, я бабушке расскажу? Она ведь еще не знает… – И Катя уже начала вставать, но домовой замахал руками:

– Что ты, что ты, Катеринка, спит ведь она, ночь на дворе.

– Ой, правда. Я забыла…Тогда я завтра расскажу. Вот бабушка обрадуется!

– Вот завтра и обрадуешь. А сейчас спать надо. Поздно уже.

– А от меня сон убежал, – призналась Катя. – Кутафий Иваныч, а у вас такие клубочки есть?

Кутафий помолчал, раздумывая о чем-то, потом махнул рукой и сказал:

– Эх, была не была! Тебе, Катеринка, доверюсь. Очень уж мне захотелось на старости лет вспомнить свою жизнь. Люди вон дневники ведут, мемуары пишут …правильно я сказал? Мемуары?

– Кажется, правильно, – не очень уверенно ответила Катеринка. – Надо будет у Кирилла спросить. Это, кажется, воспоминания?

– Вот-вот, воспоминания. Ну, и я решил. Не буквами, конечно, они у меня плохо получаются, а узелками: так-то мне ловчей, сподручней. Вот, несколько клубочков уже намотал, – домовой, немного смущаясь, похлопал себя по карману.

– Кутафий Иваныч, миленький, пожалуйста, расскажите хоть самый маленький клубочек!

Кутафий покачал головой:

– Поздно уже, спать пора.

– А я глаза закрою! Вы рассказывать будете, я и усну.

– Ах ты, Катя-Катерина. Ну, что с тобой делать. Ладно уж, один расскажу. Давай так: какой попадется – такой и сказывать стану.

– Давайте, давайте. Только клубочек покажите. Я начало посмотрю – как вы их читаете, а потом глаза закрою, как обещала.

Кутафий сунул руку в карман и наугад достал небольшой мохнатый от узелков клубочек. Подсел ближе к окну, чтоб светлее было, потянул за ниточку и, рассматривая узелки, начал рассказывать.

– У Лидуши с Павлом родилась девочка. Хорошая, пригожая, на Тоню похожа. Назвали Катериной.

«Ой, это же про меня, – удивилась и обрадовалась Катя. – Я и правда на бабушку похожа.»

– Спокойная, плачет редко, – неторопливо продолжал домовой. – Иногда ночами подхожу, качаю: девчонок своих, Тоню с Лидушей, жалею. За день-то так намаются, пусть хоть ночью поспят-отдохнут. Вот стали говорить, мол, худеет Катеринка. Кирюху по утрам отправляют к Даниловне: у нее коза больно хорошее молоко дает. Сегодня Тоня Кирюху-то провожала, да и говорит ему: «вот, была бы у нас козочка, было бы свое молочко. Ну, а раз нет, ты уж, Кирюша, походи, пока сестренка не подрастет”. Сказала-то в шутку, а малец, видать, не понял. Немного времени прошло, слышу, на дворе Марья кричит: «Антонина Ивановна! Скорей, бегите сюда, тут ваш Кирюша…” Тоня моя аж побелела вся. Выскочила на улицу. Я, конечно, к Катеринке – Лидуша-то в город уехала, стало быть, присмотреть надобно. Но сам одним глазом в окно поглядываю. А там! Тоня на крылечко села и говорить не может. Кирюха, малец-то наш, пыхтит, отдувается – козла здоровенного тащит. Козел, понятное дело, идти не хочет, упирается, но наш тоже упрямый: то его за рога потянет, то сзади забежит – подтолкнуть, значит. Толкает, толкает, козел шаг шагнет – и встанет. Кирюха опять вперед забежит и ну его за рога тянуть, а тот головой трясет, бородой машет: серчает, чай! Вот ведь пострел-то наш каков! От горшка два вершка, а козла этого здоровущего совсем не боится. Тут Кирюха Тоню увидал, подбежал к ней и ласково так, радостно так говорит:

– Буленька, ты козочку хотела, вот я тебе козочку и привел. Она ничейная и одинокая, она одна за огородами гуляла.

Ну, тут и Тоня засмеялась. А с козлом потом разобрались: узнали, чей, и вернули.

Кутафий посмотрел на Катю. Та лежала с закрытыми глазами и улыбалась. Домовой тихонько поводил в воздухе над ней руками и нараспев зашелестел:

Дремота, дремота,

Уйди от кого-то,

Приди к Катеринке,

Сядь на перинке.

Сомкни Кате глазки,

Рассказывай сказки,

Песенку напевай,

Сладкий сон навевай,

Катеньку укачай.

– Уснула. Уговорил-таки, – довольно сказал домовой и сам пошел укладываться.