Роман глава двадцать четвёртая

1
Жарович, облачённый в причиндалы дежурного, вышел на тихий плац. День только занимался, веяло приятной рассветной прохладой. Через двадцать минут сыграют подъём, поступят доклады и глядишь – ночка пролетела спокойно!
Взгляд офицера окинул территорию, и вдруг что-то необычное почудилось ему в панораме училища. Жарович ещё не понял в чём дело, но ощутил эту необычность кожей. Он внимательно огляделся слева направо - от казармы первого батальона до длинного одноэтажного клуба.

Кровь прильнула ему к лицу: высокая труба котельной – металлическая, чёрная, охваченная тремя массивными растяжками, белела аршинными буквами. Не осознав ещё смысл написанного, Жарович поддался предчувствию - ничего хорошего там нет.
«Землемер – ду…» - именно так сложились буквы, если читать сверху вниз. Остаток надписи заслонял продсклад, и дежурный посеменил к котельной - оглядеть всю трубу. Что там слово «дурак» он не сомневался, а вот Землемер? «Какой ещё Землемер»? – было воскликнул Жарович, и тут до него дошло – это комбат Землемеров.

«Боже, что за утро»! – офицер хлопнул себя по лбу. Вместо любимой КПСС он сгоряча упомянул Бога и похолодел – «А вдруг надпись оборвана - курсант слетел с чёртовой трубы»?! Ноги сами понесли открывать неизвестность.
Когда офицер увидел полное «дурак» и даже три восклицательных знака, яростно взматерился: «Чёрт бы побрал училище и все его наряды»!
Теперь Щербаченко будет костерить, словно это он собственноручно исписал трубу или как минимум держал ведро с краской этому пакостнику. Ему скажут, что он обязан был предвидеть подобное безобразие и всю ночь сидеть не в дежурке, а под дурацкой трубой, как дед Мороз под новогодней елкой!

Что ж, неписаный закон Жаровича блестяще подтвердился! Без ЧП – как без пряника! Крышка котла сорвалась в очередной раз и со свистом понеслась по училищному пространству. В ближайший час найдется и голова, о которую эта фигуральная чугуняка шмякнется изо всех сил.
Громадные буквы отчаянно белели, извещая о крепкой ненависти своего автора к полковнику Землемерову. Надпись уже стала достоянием сотен радостных глаз – курсанты выходили на зарядку, задирали головы, оживлённо переговаривались. Особый восторг донёсся от рот третьего батальона. «А что? Святая правда! Благое дело сделал человек»! - услышал Жарович.

2
Генерал, приняв доклад о «благом деле», даже забыл про кабинет. Он заложил руки за спину, задумчиво побрёл на плац. Пока стягивались роты, Щербаченко стоял на трибуне, то разглядывал свежие буквы, то отворачивался от трубы, косился на чеканившие при его виде шаг колонны.
Никто со стороны и не сказал бы, что начальник училища разъярен, но это было так. Более того, поиск виновного он решительно желал откладывать и на минуту - по его приказу собирали всех - разве что не больных из санчасти. Командиры рот сосредоточенно пересчитывали курсантов, шикали на старшин: «Вынимайте из щелей, каптёрок, подвалов! Всех»!

Очень скоро генералу доложили - отсутствует только по одному дневальному. Щербаченко потянулся к микрофону, который расторопно подключил солдат, как словно в насмешку над ним далеко от плаца, среди портретов генералов-выпускников мелькнула фигура курсанта.
- Сюда его! – ткнул Щербаченко стоящему напротив Стременному. С серьезным выражением лица, будто получен приказ спасти мир, капитан нелепо завилял широкими бёдрами и крупной рысью поскакал к аллее выпускников. Ухватив ускользающего курсанта за рукав, он без всяких объяснений поволок его к трибуне.
- Рота? – спросил генерал, обрывая попытки курсанта что-то доложить.
- Первая!
- Дневальный?
- Никак нет!
- Командир роты, как понимать?! – громко возмутился генерал. - Начальнику училища можно ерунду докладывать?
Командир квадратного телосложения - бывший штангист, вышел из строя с бледным лицом и не знал что сказать.
- Так вы и командуете - от генерала отмахиваетесь! После развода с комбатом ко мне!

Щербаченко подозвал солдата-связиста: - микрофон потише!
- Стыдно, если услышат за забором, - пояснил уже всем и приступил к разбору – в этот раз громко, эмоционально. - Позор! Плевок на офицерскую честь! Но я издеваться над заслуженным офицером не позволю никому! Мерзавец-писака будет найден и не получит лейтенантских погон! Он не имеет на них права!
Лишь трепет июльской листвы будоражил тишину в паузах: надпись многим казалась лишь шуткой, и такой суровости от генерала не ожидали. От него неслись приказы осмотреть личный состав на предмет белой краски, сажи, грязи на рабочей и подменной форме, провести расследования с суточным нарядом.
- Через два часа комбаты на доклад! – генерал махнул рукой и удалился в управление училища.

Проходить торжественным маршем в гнетущей обстановке было нелепо, и роты сразу же разошлись к казармам – на осмотр.
- Резко, я ваших лично проверю! – зловеще предупредил Землемеров. – Чую, откуда гнилью несёт!

3
Резко без комбата знал, откуда и чем несёт, и не сомневался - крайним будет он. Вчера красили подоконники: вот – краска, вот кисточки! И сыскную собаку напрягать не стоит.
Впрочем, что столь дерзко напакостил подчинённый Рягуж – Резко тоже предполагал без иллюзий. Когда желание Землемерова поощрить доблестного «пожарного» сменилось на гнев и причитания о небывалом хамстве и вселенском непочтении, Рягуж, возвращаясь в строй уже обременённый тремя сутками ареста, отвесил в адрес комбата словечко покрепче чем «дурак». Полковника Рягуж благоразумно от своих комментариев избавил, зато ухо Резко их услышало.

И едва генерал объявил сбор, Резко, видя дело на шаг вперёд, приказал старшине хватать Рягужа за воротник, и задами выбираться из училища – в комендатуру! И сдать того под арест – не на трое суток, а на все семь.
Теперь, осознавая театральность поисков, капитан выстроил роту в две длинные шеренги - лицом друг к другу, и приказал взводным проверять. Землемеров, издалека взирающий как выполняется щекотливое поручение – вывернуть до изнанки и курсантов и комплекты их обмундирования, не сомневался - причастные к поношению его честного имени здесь!

Более того, растущая неприязнь к Резко подсказывала - тот изо всех сил покроет злостного хулигана, изобличить которого даже опираясь на помощь начальника училища будет тяжело.
- Проверка личного состава виновных не выявила! – доложил Резко, когда комбат мелкими шагами, понуро сутулясь, подошёл ближе.
- Плохо искали - единственное, что могу сказать! – неприязненно бросил полковник всем офицерам. – Запах краски есть? – обернулся он к Худякову.
- Не принюхивался! – как можно корректно ответил Худяков.
- Напрасно этим гордитесь, - процедил Землемеров. – Настоящий офицер выполняет приказ любой ценой.
- У меня с… обонянием с… детства плохо, - Худяков искренне изобразил грусть.

- А здесь не надо никакого обоняния! – вдруг просто, по-отечески подсказал полковник. - Идёте и нюхаете носом. Запахло краской – вот и результат!
В ответ на это Худяков неопределенно пожал плечами.
- Другого я не ожидал, - печально заключил командир батальона. – К сожалению, вы все далеки от понятия офицерской чести.

Въедливо и недовольно всматриваясь в лица курсантов, Землемеров двинулся между шеренг. Даже если бы полковник умел читать мысли, ничего полезного для себя он бы не вычитал – только то, что надпись на трубе - сущая правда. Иногда он принюхивался, подергивая носом, шустро вертелся лицом то к одной шеренге, то к другой, словно нападал на след, и наконец вцепился в Васильца.
 
- Курсант Василец красил вчера подоконники! – упреждая радостный крик «следопыта», хмуро пояснил Резко.
- У вас подоконники вчера красили? – выкатил глаза комбат и остолбенел от простоты раскрывшейся ситуации. – Надо полагать, белой краской? – иронично уточнил он и внезапно взвился криком. - Что тут вообще выяснять?! Где наглец, которому я объявил трое суток гауптвахты!

- Отбывает наказание согласно вашего приказа! Со вчерашнего дня.
- Значит его дружки, дневальные напакостили! Ваш долг не покрывать негодяев, а искать! Не офицеров, а каких-то горилл воспитываете! Которые разве что ещё и писать умеют! Через час доложить фамилии!

4
Розыскные уловки так и не вывели Землемерова на писаря-верхолаза, в чём он углядел лишь нежелание Резко «сотрудничать на благо укрепления воинской дисциплины». На всех верхах терзали бедного Васильца - тот от страха лишь округлял детские, полные недоумения глаза, и конечно же, ни в чём признаться не мог. Наряд молчал по-партизански, поскольку лишь оно выходило золотом: любое слово, кроме как «ничего не видел», обернулось бы неприятностями.

По Рягужу Резко отделался запиской об аресте, из которой его стараниям и знакомству в комендатуре выходило, что в ночь покраски злосчастной трубы этот курсант уже пребывал в камере. «Соратников» борца за гласность и справедливость за руку не поймали, поскольку их на самом не было – Рягуж вышел ночью в туалет совершенно по зову тела, а не души. Глядя на писсуар, на чернеющую под луной безмолвную трубу, на ведро с остатками краски, на правую руку, которую едва не пожал Землемеров…

Полковник подал обстоятельный рапорт с просьбой убрать Резко с должности. Он напирал на то, что не смотря на хорошие внешние результаты, внутри подразделения политика командира четвёртой роты пребывает насквозь гнилой и сомнительной, не оказывающей заслуженного уважения к старшим по званию и не показывающим должного примера будущим офицерам.
Землемеров приписал, что отлаженная Резко порочная система рано или поздно приведёт к если не к крупномастабному чрезвычайному происшествию, то к извращённым посевам в душах курсантов – точно.

Предисловие к Части 2
http://www.proza.ru/2009/11/09/1331