Глава 2 - Что это?

– Эй, Колямбо, очнись! Хватит валяться, сейчас не жарко, простудишься. – И Димка, веселясь от всей души над неожиданно упавшим в обморок товарищем, кинул ему на лицо еще одну горсть рассыпчатого снега.
– Ну, что ты творишь! – возмутилась Муха. – И так все лицо ему снегом уделал.
– Ты пульс его проверяла, может он уже того? – Димка веселился, как никогда.
– Скажешь тоже. Сейчас он очнется. – Муха принялась трясти Колямбо за плечи.
– А может у него приступ эпилепсии?
– Да нет же. По крайней мере, не похоже. Пены нет, судорог тоже вроде нет.
Безучастно наблюдавший до того за приведением Колямбо в чувства, пропавший без вести Бамбук, решил внести свою лепту в общее дело.
– А это, давайте, как в кино, пощечин ему надоем.
– Ну, зачем так грубо, – запротестовала Муха. Но все-таки пару раз легонько шлепнула по щекам.
Наконец веки Колямбо подернулись, он открыл глаза и медленно поднял туловище, приняв сидячую позу. Непонимающим взглядом уставился себе на ноги и принялся вытирать лицо от начавшего таять снега. В голове царил непроглядный туман, и чувствовалась огромная тяжесть. Наверное, если бы его сейчас спросили, какой нынче год, то далеко не сразу получили бы ответ.
Колямбо никак не мог сконцентрировать свои мысли. Их как будто атомным взрывом разнесло по разным уголкам вселенной его мозга. И еще этот слащаво-горький привкус во рту. А в ушах низко гудела замысловатая какофония.
– Очнулся, спящий красавЕц? – шутливым тоном сказала сидевшая с ним рядом на корточках Муха. – И часто ты так в обмороки падаешь?
Колямбо перевел взгляд на нее. На особо изощренные речевые обороты он пока не мог рассчитывать, поэтому ограничился простецким встречным вопросом:
– А что, я был в обмороке?
– Ну, в общем-то, да. Я, правда, не видела, как ты упал… Димка, ты же был рядом? Как это произошло.
Димка придвинулся к сидячему виновнику происшествия.
– Ну, как-как было? Ты, Колян, подтягивал свои бахилы, потом выпрямился, повернулся в сторону леса, завис на пару секунд и аккуратно сложился на землю. Вот и все.
Колямбо рассеянно сидел и слушал своих друзей. Он чувствовал неимоверную слабость. И совершенно ничего не помнил. Ни как подтягивал бахилы, ни как падал, ни что было до подтягивания бахил, ни что было после падения, опять же – ничего.
Глубоко и проникновенно вздохнув, он стал оглядывать близлежащие окрестности, память о которых порядком подвыветрилась из головы. Колямбо посмотрел на пространство курумника, потом медленно повернул голову в противоположную сторону и уставился на темную чащу заснеженных елей. Сидя на земле, он находился ниже уровня их свисающих веток, а потому мог видеть, что скрывается в глубине леса.
Он наблюдал множество стволов хвойных деревьев, редкие скелеты низких кустарников и море сломанных сучьев, валявшихся поверх слоя снега. Во всей этой картине было что-то очень знакомое, из недавненького. И ТУТ ОН ВСЕ ВСПОМНИЛ. Глаза Колямбо резко расширились, во взгляде засверкал блеск вернувшегося сознания происходящего и происшедшего, а рот приоткрылся от внезапно нахлынувших воспоминаний.
– Елки-палки, я же был там! Я был там! – Он повернулся к своим попутчикам, показывая пальцем на чащу. – Я был там! Я пошел искать Бамбука, а его следы увели меня далеко от дорожки. Потом все стало розовым. – Колямбо приостановился. – Нет, уже до этого все было розовым. А затем там промелькнула тень!
– Колямбо, это тебе, наверное, привиделось, пока ты валялся здесь в забытьи. – Муха, рассеянно поглядывая на серое небо, успокаивающе положила руку ему на плечо.
– Да, кого! Я же был, я был в лесу! – Колямбо, понимая, что ему не верят, повысил голос. – Во, а после этого я стал мутировать!
– О, так ты мутант! – вставил Димка.
– Да, заткнись ты! – он уже и сам стал понимать, что, вероятно, лесная эпопея произошла как бы во сне, во время отключки. – У меня изменился голос, увеличились руки, я откуда-то начал все видеть, хотя там было темно. – Колямбо говорил все менее уверенно. Осознание, нереальности того, что с ним произошло, того, что это просто выдумка и никому из товарищей она не интересна, поубавила оптимизм, и Колямбо замолчал, даже не рассказав, чем все дело закончилось.
Он убрал руку Мухи со своего плеча и поднялся на ноги, тут же глазами отыскивая рюкзак. Его мысли пришли в полный порядок, мозг функционировал в обычном режиме.
– А сколько я пролежал?
Димка стоял рядом и усердно грыз ноготь.
– Ну, может минуты полторы, или две, но не больше. Ну, да. Ты шлепнулся, мы с Мухой к тебе подскочили, почти сразу же из-под дерева вылез Бамбук. Мы нащупали твой пульс. Я побросал на лицо тебе снега.
– Чего ты мне побросал на лицо? – Колямбо тут же вспомнил как его, уже ставшего Повелителем леса, сверху бомбардировало килограммами снега.
– Ну, извини, я думал, что это может тебя поскорее привести в чувства.
«Значит, Димка мне бросал на лицо снег. Так-так. А мне представлялось, будто снег с верхушек елей сыпется. И после этого, после этого. М-да, похоже, после этого я и очнулся».
– Слышишь, Колян? Ау, ты с нами? – Димка потряс его за рукав. – Ты что опять хочешь грохнуться?
– Да нет, я так, просто задумался.
Они, помогая друг другу, натянули на спины свои рюкзаки и тронулись дальше. Часы показывали половину шестого по полудни, уже начинало смеркаться. Облака несколько рассеялись, и сквозь них стали проглядывать участки чистого, но темнеющего неба. Все шли, как будто совершенно ничего не произошло. И только Колямбо продолжал размышлять над своим обморочным бредом, или сном, он точно не знал, как это приключение лучше назвать.
– Бамбук, а ты, когда заходил за елки, ну, чтобы с богами пообщаться, далеко ушел?
– Нет, никуда я не заходил, – Бамбук уже почти выбился из сил, поэтому более обстоятельного ответа от него не стоило ожидать.
– Знаешь, а в том сне, я ведь как раз по твоим следам пошел… Хотя, тебе наверняка по барабану. Да, по барабану. – Колямбо задумчиво шагал ровно в такт идущему впереди Димке.
Кажется, только сейчас он стал осознавать, что происшедшее, не имеет никакого отношения к реальному миру, а является всего лишь плодом его разума. Все-таки странные штуки он выдает в те минуты, когда мы не бодрствуем.
За сим событием как-то забылось, что вот уже три часа, как нет ни слуху, ни духу от отставшей части их отряда. А в потемках будет гораздо труднее отыскать правильную дорогу в том случае, если они все-таки заблудились. Особенно не хотелось ночевать под открытым небом в дикой местности при температуре в минус три. Ведь свернутую палатку на себе тащил Зубарев. Да и котел, на котором можно было бы приготовить пищу, тоже нес кто-то из них. Наверное, Юлька, нельзя же все на Олега складывать.
Подобные мысли, видимо, приходили в голову не только победителю глазастой тени. Муха, как обычно, шедшая во главе колонны, предложила дойти до первого попавшегося ручейка, которые по ее прогнозам скоро должны начать встречаться в изобилии, и ждать команду Зубарева, хоть до посинения.
И действительно, через несколько минут, слева от дорожки, обвиваясь вокруг деревьев, возник небольшой ручей, чье появление Муха приветствовала радостными взмахами рук и криками о том, что она была права. А значит, и шагали они по нужному пути.
Колямбо первым скинул с себя рюкзак и подбежал к небольшой, но весьма глубокой лагуне, созданной течением воды в этом месте. «Снега, пожалуй, на сегодня я наелся», – подумал он и жадно приложился к горлышку набранной фляжки. Жидкость, булькая, потекла в почти пересохший рот.

– Предлагаю его назвать ручьем Надежды. – Колямбо сделал паузу. – В честь того, что мы здесь стояли и надеялись на скорое появление отставших лыжников. – Он в очередной раз оглядел, как вода скатывается в небольшую ложбинку и утекает дальше, в ту же сторону, куда лежал и их маршрут.
Рядом отряхивались только-только подошедшие Зубарев и компания. Все были рады объединению группы и находились в приподнятом настроении. Правда, шел уже седьмой час вечера. Сумерки быстро накрывали долину.
– Олег, ну так что, мы ведь не успеем дойти до Долины сказок, если я правильно понимаю? – обратился к руководу Димка.
– Да, пожалуй. Сейчас найдем какое-нибудь подходящее место и разобьем лагерь, – ответил Зубарев. Он посмотрел вверх на небо, бросил взгляд на свои часы и добавил: – Да, километров пятнадцать, наверное, не дошли. Ну, ладно, двинулись! – Скомандовал руковод, и семеро туристов, выстроившись в колонну, отправились дальше по протоптанной дороге.
Колямбо шел впереди всех. Его уже как следует достало марширование с рюкзаками на плечах по каменистой тропе «далекого и прекрасного Таганая». Каждый новый камень, встречавшийся прямо на середине тропы, он, не задумываясь, пропускал между ногами, оставляя позади идущих догадываться о том, что за препятствие им предстоит преодолеть. Шедшая второй Муха, не замечая со стороны направляющего никаких странных маневров, вниз совсем не глядела, поэтому довольно часто запиналась об притаившихся стражей дороги.
В компании дружно галдящей команды черная глыба хвойного леса по правую руку теперь уже не казалась страшной. Обилие недавно выпавшего раннего снега и яркий диск Луны, зависший прямо над ними, освещали окружающее пространство. И Колямбо, наслаждаясь картиной чуть подсвеченных серебром могучих елей и сиянием первых звезд, проглядывавших сквозь ветки, специально немного оторвался от остальных и погрузился в собственные раздумья.
Как-то незаметно узкая полоса деревьев, ограждавшая их дорожку с левого края от курумника, существенно увеличилась в размерах. Теперь каменная река скрывалась за несколькими рядами сосен и высоких кустарников.
Колямбо вспомнил, что Зубарев обещал в скором времени найти удачное место для стоянки и на этом окончить на сегодня марш-бросок.
– Олег, ну долго нам еще идти? Где лагерь-то будем разбивать?
– Сейчас, сейчас, Колямбо, тут недалеко. Минут пять еще.
– Ну да, пять, что-то я сомневаюсь. Наверное, как минимум полчаса.
Колямбо подпрыгнул, чтобы подтянуть рюкзак повыше и зашагал дальше.

– Все, пришли. Здесь и остановимся, – скомандовал Зубарев и указал пальцем на небольшую симпатичную полянку, лежавшую слева от их пути. – Юлька, Муха, берите палатку и ставьте ее вон, между теми соснами. Остальные, давайте быстренько за ветками для костра.
Колямбо оторопел от столь энергичного развертывания лагеря. И на минуту выпал из течения происходящего вокруг. Устанавливать палатку он все равно не умел, а Сапрофеня и Димка настолько быстро где-то насобирали мелких веток, что их уже было вполне достаточно для разведения огня. Он еще немного с тупым видом постоял, наблюдая за стараниями сестер. И решив, что тоже надо заняться хоть чем-нибудь полезным, устремился к Димке, который невдалеке обдирал кустарники.
Однако противные заросли не спешили ему отдавать собственные конечности. Колямбо с большой натугой откручивал крепкую ветвь уже вторую минуту к ряду, не понимая, каким образом Димке удается так быстро с ними расправляться.
– Ты не живые ветки крути, а сушняк обламывай. – Посоветовал Димка, наблюдая за тщетными потугами товарища. – Так ты до утра крутить будешь.
– А кто из них сушняк?
– Ну, видишь, вот эти, ветки помельче, уже отмерли. Их и ломай. – Он подошел к кусту, с которым упражнялся Колямбо и легко, одной рукой, обломал небольшую ветвь. – На, возьми. Понял, какие нужно?
– Ну да, понял, – согласился Колямбо и потянулся за новым объектом.
Вскоре посреди поляны выросла большая куча мелких хворостин, и вернувшийся с разведки близлежащих окрестностей Зубарев, приступил к разведению костра. У Мухи и Юльки, кажется, возникли определенные проблемы с палаткой, для чего к ним были отправлены «на подхват» Димка с Сапрофеней.
– А ты, Колямбо, никуда не уходи, – проговорил Олег, аккуратно поддувая в зачавшийся в недрах костерка огонек. – Сейчас пойдем с тобой деревья пилить. Кстати, доставай пока пилу.
– А где она, – поинтересовался Колямбо, заинтригованный скорым необычным занятием.
– Она у Юльки в рюкзаке в коричневом чехле, который в целлофан обернут.
Колямбо осторожно достал двуручную пилу из чехла и легонько попробовал остроту ее зубов. Пилить он, конечно, умел. В своей жизни не раз пилил на уроках труда. Но так, чтобы прямо здоровые сосны. Да уж, это занятие куда интереснее растягивания палатки, которая все никак не хотела устанавливаться и уже в третий раз упала, накрыв под собой Юльку.

– Ну, и какую валить станем? – спросил Колямбо, идя вслед за руководом.
– Сейчас, тут недалеко я высохшую сосну видал, – ответил Зубарев и указал в ту сторону, откуда они все пришли.
Отойдя от лагеря не больше пятидесяти метров, Олег притормозил и начал обхаживать вокруг взрослой сосны, проверяя, действительно ли она является тем самым сушняком, о котором только и велись теперь речи. Колямбо тоже оглядел дерево, нижняя часть которого вряд ли могла что-то подсказать, здесь никаких признаков жизни не было. Торчали одни голые сучки, когда-то бывшие ветвями. Крона, по всей видимости, также была мертва, по крайней мере, им обоим показалось, что и верхние ветви не имеют хвои.
– Туда бы фонариком посветить, – высказал свою мысль Колямбо.
– Да, зачем, по-моему, и так заметно. Ладно, давай работать.
Зубарев самостоятельно пропилил небольшой желобок в коре сосны и, приставив к нему зубастый инструмент, указал Колямбо взяться с другой стороны. Они осторожно принялись распиливать ствол мертвого хвойного дерева.
Дело продвигалось на удивление медленно. Они пилили, как казалось Колямбо, уже минут пять, а прорезь в стволе не превышала и длины спички. Вот уж никак не представлялось, что это занятие может продолжаться так долго, а судя по развиваемым темпам, скорого окончания ждать не приходилось.
Его правая рука почти онемела, и Колямбо снизил прилагаемые усилия. Теперь дерево пилилось исключительно за счет Зубарева.
– Колямбо, этак мы до полуночи здесь стоять будем. Давай-ка, поднажми. – Олег, конечно же, заметил халтуру. Еще бы, на своем туристическом веку, ему не раз приходилось валить деревья в компании с неопытными новичками, первоначальный энтузиазм которых быстро испарялся.
Они поменялись сторонами. Пилить левой рукой Колямбо было неудобно, но смысла просто двигать правой он не видел. Уж лучше так, чем никак.
– Слушай, Олег, мы тебе не до конца рассказали историю про мой обморок. Точнее, я тебе не рассказал все до конца.
– Так, давай, торопиться нам пока некуда, – проговорил Зубарев, с силой вытягивая пилу в свою сторону, чтобы затем Колямбо сделал то же самое в свою.
– Просто, пока я лежал в обмороке.
– Ну…
– В общем, я сон видел, что ли. Так, наверное, это можно назвать.
Колямбо взял паузу, чтобы обдумать, как преподнести все увиденное. И вдруг его посетила идея, о которой он раньше как-то не задумывался. Колямбо точно знал, что Зубарев уже далеко не первый раз на Таганае и, возможно, что-то слышал из местных баек. При этом Колямбо вспомнилось, как дико хохотали Муха и Димка, когда слушали о его превращениях в невиданное существо. Поэтому решил подойти, как бы издалека.
– Ты что-нибудь слышал про оборотней в этих лесах? Ну, в смысле, здесь на Урале? – Он пожал плечами. – Или на Таганае. Ты никаких таких историй не слыхал?
Зубарев прищурился и посмотрел на него.
– Это тебе что, Юлька рассказала?
– Не понял, а о чем мне Юлька могла рассказать? – спросил Колямбо, в свою очередь, уже хоть и смутно, но, догадываясь, что сейчас может открыться нечто важное.
– Об оборотне, о чем же еще.
Глаза Колямбо расширились, он вцепился взглядом в Олега, почти перестав прикладывать силы к пиле.
– А что, он действительно существовал? – Колямбо немного осекся. – То есть ты что-то знаешь? Знаешь какие-нибудь истории о нем? – Выдаваться Зубареву сейчас не имело никакого смысла, поэтому Колямбо решил пока не открывать все карты. Да, может быть, он вообще никогда не расскажет всей правды о сне. Неважно, что Муха и Димка, и видимо Бамбук слышали его историю. Наверняка, они уже все позабыли. Дело принимало очень интересный оборот. Его смутные чувства о том, что, возможно, все не так просто, кажется, начинали оправдываться. И Колямбо пока не хотел, чтобы и еще кто-то обладал той информацией, которой он может овладеть сейчас.
– Да, я не помню точно, – сказал Зубарев. – Что-то там слышал.
– Олег, давай вспоминай. – Колямбо недоуменно глядел на руковода. Надежды познания тайны начали понемногу рушиться. – Ну, хоть что-нибудь ты же помнишь?
– А чего тебе дался оборотень этот?
– Да так, интересно.
Колямбо убрал свой взгляд вниз. Однако Зубарев никогда не был сильным психологом, иначе бы заметил, смущение своего напарника по пилению.
– Ну, слышал я, слышал. Дескать, когда-то в этой местности… водился огромный прямоходящий зверь, мордой похожий на волка. И так застращал всю округу, что люди боялись поодиночке углубляться в чащу.
Зубарев затих и только звук пилы нарушал окружавшую их тишину. Колямбо внимательно глядел на руковода, ожидая продолжения, но тому, судя по всему, добавлять было нечего. Олег тоже посмотрел на товарища и слегка улыбнулся своей фирменной улыбочкой:
– Это все.
Вскоре дерево все же заскрипело, но падать отказалось.
– Ладно, давай еще немного, – сказал Зубарев и снова приставил пилу. – Но только осторожней, а то сосна нам на голову свалится.
Они стали медленными движениями вгрызаться в еще целую часть ствола, следя за тем, чтобы дерево не начало крениться в одну из сторон раньше времени.
Олег отставил пилу и приналег на упрямое омертвевшее дерево. На этот раз оно почти подалось. Зубарев сильными толчками стал его раскачивать. Сосна отчаянно скрипела, все больше и больше реагируя на зубаревские усилия.
– Колямбо, толкай тоже. Как начнет падать, сразу отскакивай назад.
Они дружно налегли на уставший сопротивляться распиленный ствол и верхушка дерева, обламывая ветки своих соседок, с хрустом понеслась к земле. С места спила в разные стороны разлетались острые щепки, и Колямбо инстинктивно отвернулся, чтобы ни одна из них не направила свой полет к его глазу.
– Уа-у! Обалдеть! Мы повалили дерево!
Для неопытного туриста, коим являлся Колямбо, это было несомненным достижением, он даже на минуту позабыл про Повелителя леса, Тень и прочих призраков.
Зубарев уже успел осмотреть всю длину сваленной сосны и, вооружившись топором, принялся отсекать от ствола мелкие высохшие ветки.
– Возьми, собирай их. Пойдут на разведение костра.
– Олег, а остальное мы как понесем?
– Да как, как. Никак. Сначала распилим на более мелкие части, а потом уже понесем.
Колямбо, теперь понимавшего, что пилить нужно достаточно долго, не очень привлекала перспектива прокуковать здесь до ночи. К тому же правая рука принялась поднывать в районе трицепса, а от пиления левой он испытывал массу неудобств.
– Так мы что, должны ее всю, так, на мелкие пенечки покромсать?
– Нет. Сейчас верхушку отпилим, а завтра оставшуюся часть добьем.
Колямбо облегченно выдохнул. Ну, хоть не все сразу. А то сил уже почти нет. Да, и есть охота. Ведь практически с утра ничего в рот не клали. Он набрал ухабу хвороста и побрел к костру, сразу заметив, что палатка наконец-то поставлена, как полагается.

– Давай же, Егорыч, давай, некогда валяться! – Умоляющий тон принадлежал человеку средних лет, за тяжелым зимним тулупом которого висела потертая охотничья двустволка.
– Не торопи меня, Андрей, – пыхтел уставший Егорыч, медленно поднимаясь со снега. – Уже немолод я. Вот и спотыкаюсь.
– Ну не успеем же, ведь все заберут, сволочи! Все наши труды пропадут! Ты вспомни, как мы эти мешки таскали!
– Да уж помню, – огорченно пробурчал Егорыч. Он стряхнул с колен налипший снег и двинулся за компаньоном. – Да чего только таскали-то? Ты вспомни, как мы этот хлебушек взращивали. Это ж не приведи господь, на такой-то земле, где одни камни да коряги!
– Ну, так и пойдем быстрее, осталось верст десять. Надо до вечера успеть. – Андрей взглянул на блеклый диск зимнего солнца, висевшего чуть выше верхушек окружавших их сосен. – Если не успеем из сторожки перепрятать… Эх! – от отчаяния и злобы он махнул кулаком. – Откуда только эти собаки появились! Итак, уже пол Урала обобрали. Теперь за нас взялись.
– Да. Жили до энтой ихней революции, жили. – Егорыч на ходу поправил свалившуюся на бок ушанку. – И нормально я даже скажу, жили. Работали, пахали, косили, охотились. И на тебе, советская власть. Понаехали тут со своею продразверсткой. Последнюю корову им отдай, последний мешок муки тоже отдай, а то в стране голод, в столицах вообще жрать нечего.
– Это им-то нечего? – встрепенулся Андрей.
– Ну, не знаю, так говорят. – Егорыч угрюмо пожевал усы. –  А почему ж это я должен свое отдавать, моим потом политое?
– Егорыч, ты лучше давай меньше болтай, больше двигай. Они, кажись, с Тургояка направляются, до вечера, конечно, вряд ли доберутся. Но все же.
– А какого же черта им наш поселок понадобился?
– Ну, чего ты, не понимаешь что ли? В Тургояке поживы взяли, теперь повеселиться надо. А в Златоусте громко гулять как бы не с руки. Вот и решили на ночь в лесном поселке остановиться, там пирушку закатить. Ну, а на следующий день уже в город.
– Вот незадача, – выдохнул Егорыч, одновременно споткнувшись об один из камней, что являлись неотъемлемой частью Старой Киалимской дороги.
Андрей недовольно поглядел, как старика качнуло в сторону, и он снова чуть не улетел в сугроб.
– Слушай, ты что, опять сивуху гонял с утра?
– Да, ничего я не гонял, – отмахнулся старик. – Нехорошо мне сегодня что-то, понимаешь? Да и вчера тоже нехорошо было. – Егорыч мученически взглянул на чистое ясное небо, безмятежно расстилавшееся над их головами. – Опять приступы начались.
– Какие там у тебя приступы? – Андрей ехидно улыбнулся. – Знаю я твои приступы. Не вчера, так позавчера пил весь день, наверное.
– Не-е. Это, как бы тебе сказать. Болезнь такая, наш врач говорит, психическая. – Егорыч на секунду задумался, сощурив глаза и пытаясь подобрать нужные слова, чтобы Андрей понял его. – Вот я могу идти, идти и вдруг бах… начинаю понимать, что это я как бы уже когда-то видел. То есть видел то, что у меня сейчас перед глазами.
Андрей недоуменно поднял бровь.
– Ну, старик, удивил. Я много чего по сто раз вижу каждый день.
– Да нет, – перебил его Егорыч. – Не так. Я то, как бы вижу все в точности до мелочей, понимаешь?
Андрей, по-прежнему стараясь быстро шагать, пожал на ходу плечами.
– Нет, не особо.
Егорыч посопел, но решил все-таки попытаться объяснить.
– Ну, вот смотри, например, остановились бы мы сейчас и повернулись вон к той елке. – Он показал на небольшое молодое деревце, немного выбившееся из общей массы леса и стоявшее почти у самой тропы. – Ведь именно также, след в след, ты вряд ли когда-нибудь станешь, все равно какая-нибудь разница будет.
– Ну, положим, действительно, не стану так ровно.
– То-то и оно. А мне иногда кажется, что я как раз и вижу все так, как когда-то якобы это уже видел.
Андрей недопонял старика.
– Почему якобы?
– Да потому, что совсем не обязательно, будто я эту картину, ну, я имею в виду картину перед глазами, уже видел раньше.
– То есть и в совершенно незнакомом месте может возникнуть такая оказия? – Андрея заметно забавлял рассказ старика. – Слушай, да ты просто чародей!
– Да какой там чародей! – разозлился Егорыч. – Иди ты, знаешь!
– Ладно, ладно, чего взъелся. Это я пошутил.
– Хреново ты пошутил. У меня в такие моменты голова кружиться начинает, и я в обморок бухаюсь, не всегда правда, но часто. – Егорыч немного подумал и добавил. – А знаешь, во время этих приступов, как их врач называл, у меня ощущения такие… Вроде бы и плохо становиться, но вроде и приятно, как будто в прошлое невзначай заглядываешь. Ну, не знаю, как тебе объяснить.
Минуту они шли молча, слушая, как мерно поскрипывает снег у них под ногами.
– Да, – вспомнил Егорыч. – А болезнь эта, психическая, называется… – Он снова наморщил лоб, пытаясь вспомнить точное название. – Дежа ву, какая та. Это вроде как по-французски.
– Французы ей болеют, что ли? – усмехнулся Андрей.
– Того не знаю, этот врач мне много всяких болезней заумных перечислял, и как-то все не по-нашенски называются. Я же говорю, психическая. Это болезни для умников, а они все по Европам шатаются.
Андрей покивал головой, то ли соглашаясь, что все умники в Европе живут, то ли в знак того, что понял, о чем старик ему толковал, и вдруг резко дернулся, будто что-то вспомнил.
– Слушай, а воды-то мы взяли?
Егорыч скривил губы и постучал три раза себя по лбу.
– Эх, забыли, а! И как назло ни одного ручья. – Он посмотрел в левую сторону от тропинки, туда, где в этих местах обычно тек чистый предгорный ручеек.
Андрей перехватил взгляд старика и, уловив, о чем тот думает, сказал:
– Нет, до Пасечного ручья еще час шагать, только потом он к тропе выйдет.
– Так, а ты чего же, пить хочешь?
– Да не пить я хочу. Это я после твоих рассказов размышляю, чем тебя откачивать придется, если эта дежа ву приключится.
Старик улыбнулся.
– Да не дрейфь, Андрей, у меня уже с утра два приступа было. – Андрей с удивлением посмотрел на Егорыча. – И ничего, в обморок не падал.
– Два с утра? – переспросил Андрей.
– Да, поэтому и на ногах-то еле держусь.
Егорыч посмотрел вверх на небо.
– Здорово, что тучек нету. Еще знаешь, эта штука часто наступает, когда свет резко меняется.
Андрей серьезно призадумался. Расклад выходил не веселый. Старик того и гляди, в каждую секунду рискует упасть в обморок. А они и так еле идут, могут и не успеть раньше продотряда, а тогда плакали все их мешки с мукой, которые они специально перевезли в сторожку, дабы скрыть от ненасытных лап реквизиционных команд. Оставить Егорыча и самому быстрее уйти вперед тоже нельзя, только старик знает, где находится тайник – тщательно скрытый погреб, сооруженный еще в конце прошлого века, где-то в лесу, неподалеку от поселка.
Дорожка вилась между елями, то круто беря вправо, то возвращаясь обратно к предгорью. Большие заносы снега говорили о том, что по ней давно никто не ходил, шествовать было тяжело, ноги зачастую проваливались по самое колено. Под толстыми пластами белой пороши было совсем не заметно камней, в изобилии разбросанных по этой дороге, поэтому путники часто спотыкались об них.
Егорыч заметно слабел, с каждым таким притаившимся валуном-шалуном его шаг становился все медленнее. Андрея это совсем не радовало, но терять старика было нельзя. Небо уже начинало затягивать невысокой сероватой пеленой, отчего в лесу, где кроны деревьев итак отбирали большую часть света, делалось еще темнее.
Какие-то неясные предчувствуя лезли в голову Андрея, он уже почти не рассчитывал успеть добраться до поселка раньше продотряда, но ему казалось, что суть не в этом. Нечто иное тревожило разум. Скопившаяся вокруг них тишина хвойной чащобы тягуче давила на нервы.
Наконец-то они услышали журчание ручья. Два часа трудной ходьбы по сугробам не прошли даром, обоим ужасно хотелось пить.
– Повезло нам с тобой, что сейчас март, – заметил Андрей, подходя к ручейку, местами пробившему себе через корку льда оконца во внешний мир.
– Да, и то правда, – весело поддакнул ему Егорыч. – А то бы от жажды тут совсем померли.
Андрей, аккуратно, чтобы не взбаламутить воду отломал несколько льдинок вокруг отверстия. Теперь в него вполне могли опуститься обе ладони. Охотник сделал несколько глотков обжигающе холодной воды.
– Давай, дед, пей, но только не долго, итак еле тащимся.
Андрей отошел от ручья, чтобы не мешать Егорычу и утомленным взглядом уставился в гущу леса, куда змейкой удирала их дорожка. Да, а ведь еще идти и идти.
Егорыч встал для удобства на колени, наклонился и стал пить, зачерпывая влагу ладонями.
В лесу стало как-то уж очень темно. По крайней мере, Егорычу так показалось. В голове пробежали нечеткие ощущения той самой болезни, о которой он так долго и тщательно рассказывал попутчику. Старик тряхнул головой и потер глаза. Вроде прошло. Он снова наклонился к ручью, набрал полную ладонь воды и в таком же положении начал подносить ее ко рту. Его чуть шатнуло в сторону и все содержимое ладони плеснулось прямо в лицо.
Внезапно взгляд Егорыча окутала розовая пелена, все ощущения потупились. К горлу подступила слащавая тошнота. Он как в тумане встал на ноги и сделал несколько шагов назад. Главное переждать и на упасть в снег, иначе все, отключка обеспечена. Прошла еще пара секунд, приступ вроде стал ослабевать. Тошнота постепенно проходила. Вот только все предметы по-прежнему оставались неестественно розовыми.
Егорыч, медленно поворачивая головой, осмотрелся вокруг. Странно, но Андрея нигде не было видно. Его речевые импульсы еще не вернулись к нормальной работе, поэтому мысль о том, чтобы позвать товарища даже не могла и существовать. Дед плавно повернулся кругом. Его слабо функционировавший в этот момент мозг с трудом различил пару отпечатков валенок Андрея, уходивших за массивную ель, чьи пушистые лапы почти касались самой земли.
«На кой черт он пошел в чащу!» – пробилась слабая мысль Егорыча.
Он еще с полминуты постоял, пялясь на следы и внезапно для самого себя, почти неосознанно сделал несколько шагов в том же направлении.
«Надо его найти!» – пронеслось в пустынном пространстве разума старика. И он нагнулся, чтобы пролезть под заснеженной веткой дерева.

Розовый снег причудливо поблескивал под ногами, издавая излишне звучный скрип. Полуспавшему на ходу Егорычу даже пришло на ум словосочетание «яростный скрип». Отпечатки валенок Андрея уводили все дальше в глубину леса, но старика это мало беспокоило. Он как-то автоматически просто шел рядом с ними. В голове циркулировали всего три слова: «Надо его найти! Надо его найти!». И видимо, эти, наверняка, что-то значащие слова заставляли ноги Егорыча двигаться вперед, а глаза смотреть четко на следы, оставленные… кем же они оставлены?… чьи это следы?… неважно!… надо его найти!
В грудь сильно ударило какой-то воздушной волной, так что голова старика резко откинулась назад и будто болтаясь на эластичном бинте снова вернулась на свое место. Перед его взором больше не было ничего конкретного, всю картину размыло, множество оттенков розового смешались в причудливую палитру. Егорыч остановился, так как никаких приказов к движению больше ниоткуда не поступало.
Внезапно по его рукам побежала неимоверно теплая и быстрая кровь, наполняя их странной небывалой энергией. Сжатые в кулаки пальцы, наподобие увядшего цветка, стали медленно раскрываться, на их кончиках возникло слабое фосфоресцирующее свечение, яркость которого все прибавлялась и прибавлялась с каждой секундой.
Тело Егорыча неестественным образом выгнулось назад и начало подергиваться от нечастых, но мощных судорог. Было заметно, что слабая тень, отбрасываемая им на снег, принялась постепенно расти, приобретая все менее человеческие очертания.
Его нос и рот вытягивались вперед под звонкий хруст ломающихся хрящей, как бы соединяясь друг с другом. Из образовывавшейся звериной пасти пахнуло неприятным зловонием. Уши резануло пронзительной болью, а глаза расширились. На полуруках-полулапах зарождавшегося чудовища вытянулись большие корявые когти.
Существо вдруг вздернуло голову вверх и выпустило раздиравшую его изнутри энергию, издав громыхнувший на весь лес пронзительный рев. Перед глазами оборотня завибрировал испуганный воздух, а стоявшие неподалеку сосенки болезненно заскрипели стволами.

Андрей встряхнул головой и несколько раз моргнул глазами, кажется, он задумался, причем минуты на три. Охотник потер пальцами у виска, все еще пытаясь снова сосредоточиться. «Совсем не вовремя, – подумал он, – итак почти не успеваем».
Ноги как-то сами на пятках развернулись назад, где метрах в двадцати от него Егорыч наверняка уже стоял в боевой готовности, вдоволь напившись из ручья.
– Мать твою! Эй, Егорыч, что с тобой!
Старик лежал ничком, уткнувшись лицом в сугроб, неподалеку от ручейка. Его руки без варежек лежали в совершенно неестественном положении. Левая – упершись ладонью в снег, локтем смотрела прямо в небо, а правая – упав сверху на ушанку деда, будто голосовала за что-то.
Андрей подбежал к Егорычу и схватил было за плечо, чтобы перевернуть, но вдруг замер. Кажется, правая рука старика пошевелилась, словно говоря, не нужно меня трогать. Но нет, ему почудилось. Андрей аккуратно перекатил Егорыча на спину и в неком ужасе и отвращении отпрянул назад. Изо рта деда шла белая пена, пузырившаяся по всему подбородку, глаза закатились и на охотника смотрели мутные белки.
Андрей сморщился. Наверное, надо вытереть пену, но как противно до нее касаться. Он легко хлопнул Егорыча по щеке.
– Эй, очнись, ты что? – его голос дрожал, казалось, он разговаривает с мертвецом.
Понимая, что так ничего не добьется, Андрей стал судорожно перебирать варианты. Мысли беспорядочно вертелись, еще никогда в жизни он не оказывался в такой ситуации.
«Конечно же, полить водой, то есть побрызгать на лицо!»
Охотник потянулся к ручейку и нечаянно задел рукавом лицо старика.
– В-с, черт!
Своим неудачным движением он стер почти половину пены с лица Егорыча, которая все продолжала сочиться у того из открытого рта. Недолго думая, Андрей резкими движениями смахнул ее остатки и чуть брезгливо вытер рукавицу об снег.
Где-то в глубине леса отчетливо треснул сучок.
Охотник настороженно повернулся по направлению звука, но, не придав ему значения, снова уставился на деда.

Нос зверя явственно улавливал чей-то сильный запах. Из ноздрей со свистом вышел переработанный углекислый газ. Существо пошевелило длинными усами. Вокруг него постепенно начинала сгущаться предвечерняя мгла дремучего леса, но глаза хищника ясно различали окружающие предметы.
Оборотень был откровенно доволен своим нынешним обликом и, оскалившись подобием улыбки, внимательно изучал новое тело, куда ему удалось проникнуть. Пока еще он тяжело дышал, воздух с шумом вылетал из пасти.
Его вдруг начало распирать от неуемного удовлетворения, плечи и голова зашевелились, энергично поворачиваясь в разные стороны. Казалось, существо еле сдерживает себя, чтобы не разгоготаться в полный голос. Однако вздрагивания тела стали угасать. Сейчас не время, он чувствует запах жертвы.
Оборотень нагнулся вперед, так, что передние лапы почти коснулись снега. В таком положении он напоминал гигантского человекообразного волка согнувшегося в предвкушение атаки. Замерев на месте, существо зашевелило ушами, пытаясь уловить какие-нибудь посторонние звуки и, мельком оглянувшись назад, сделало мягкий пружинистый прыжок.

Андрей безуспешно поливал на лицо старику всю новые и новые горсти воды. Ему даже начало казаться, что оттенок кожи Егорыча принимает иссиня-бледный оттенок. Охотник прислонился ухом к груди старика. Сквозь толстый тулуп было почти невозможно различить удары сердца, нет, их просто не было. Испугавшись своей догадки, он взял Егорыча за запястье и нервными движениями стал прощупывать пульс. Опять ничего. Андрей еще несколько раз пробежался пальцами по артериям. В панике схватил шею деда, в надежде, что, может быть, там удастся отыскать намеки на пульсацию крови.
Все больше впадая в нервозное состояние, он принялся наотмашь бить старика по щекам и с силой трясти его за плечо. Голова Егорыча только безжизненно болталась справа налево.
«Наверное, он задохнулся, – пронеслось у Андрея в голове. – Как же я не подумал, ведь надо было достать язык».
Он кинулся ко рту коченевшего спутника и какими-то судорожными движениями начал в нем копаться, пытаясь крепко схватить влажный и противный язык. А потом так сильно дернул на себя, что в какую-то секунду побоялся, что тот просто оторвется.
– Старик, дыши! Дыши, давай! – исступленно завопил Андрей.
Он даже не заметил, как пошел мелкий снежок, и тело Егорыча медленно покрывалось белой пушистой накидкой.
Позади раздался аккуратный хруст веток, и кто-то приглушенно выдохнул.
По спине Андрея пробежала волна ледяного холода. Его руки замерли, не окончив движения, а глаза округлились до невиданных размеров. Чуткий слух охотника уже определил, что такой звук не мог издать человек.
Уставившись как бы в одну точку, он начал очень медленно поворачиваться лицом к опасности. Правая рука потянулась к дулу, висящего за спиной ружья. По вискам колотило быстрыми увесистыми молоточками.
Андрей почти принял нужное положение, когда его взгляд уловил шевеление под одной из близлежащих елей. Рука охотника, доползшая до затвора, как-то сразу остановилась, прекратив получать команды от мозга. Через мгновение из-под дерева, совершенно бесшумно, подобно привидению, выпрыгнуло ужаснувшее его существо огромного роста.
Монстр оскалился и, издав протяжное звериное шипение, корявыми, но мощными прыжками ринулся к Андрею, в мгновение ока, сократив расстояние вдвое.
Охотник как-то инстинктивно подался туловищем назад, лицо перекривилось от страха. Он хотел заорать, но смешавшиеся в один комок губы не давали раскрыться рту. Его мозг ничего не понимал, а в глазах царил неописуемый кошмар.
Оборотень уже был рядом, когда лопавшиеся от напряжения губы охотника, наконец, разжались, и Андрей заорал совершенно диким воплем, оборвавшимся через секунду, в тот момент, когда его голова с глухим звуком оторвалась от шеи, не устояв под мощным ударом когтистой лапы, и отлетела, плюхнувшись в глубокий снег.