Голод и Ужас

 
***
Пробудился от того, что где-то в переходе гулко капала вода. Дожди вновь пришли на мою территорию, и сейчас первый ручеек вливался в трубы древней высохшей тысячи лет назад канализации, когда-то составлявшей часть столь же древнего города. Дожди. А значит спадет отупляющая жара, значит я смогу покидать убежище днем, потому что светило спрятано за серым пологом густых облаков... С этими мыслями внутри шевельнулся Голод. Голод, еще древнее и города, и канализации, Голод ненасытный и вечный. Он поднял меня на ноги, как поднимал каждый год во время сезона дождей, он заставил меня встать с належанного теплого вороха листьев, одеться, побриться и выйти под дождь, чтобы смыть пыль. Волосы я небрежно сплел в косу. Натянул кожанные штаны и куртку - по опыту я уже знал, что кожа модна в любой эпохе. Что еще? недавнее приобретение - темные очки. В прошлом году отобрал у какого-то парнишки из жертв. После чего голод заставил меня почти бежать. бежать вниз, к новому, современному городу, который ждал меня, который манил волнами эмоций. Душными волнами человечьего тепла. там ждали меня. Ждали и готовили жертву. Мою первую в этот сезон, предназначенную для того, чтобы голод притупился, и я мог действовать благоразумно. Я бежал под хлещущими струями, и вода стекала по моему холодному телу, одевая меня в серебряную мантию...

***
Я вздрогнул просыпаясь. По подоконнику ударили первые капли. Дожди... Дожди не заставили себя ждать. Не смотря на то, что дожди несли долгожданную влагу полям, не смотря на то, что дожди спасали город от голодной смерти, не смотря на все это мне каждый раз хотелось молиться, чтобы их не было. Вместе с ними спускался с гор Ужас. Ужас, имени которого мы не знали. Ужас, которому из года в год готовили жертву. Беременную женщину на сносях. Причем неприменно беременную близнецами. Одного близнеца и жертву Ужас съедал. Второго близнеца неизменно уносил с собой. Куда? Кто знает. Самое главное - после этого он не трогал нашего района до следующих дождей. Района, которое занимало мое племя, в огромном городе оставаясь чернокожими дикарями. Здесь жили самые ужасающие и странные верования, здесь верили в силу шамана, и здесь до сих пор приносили Ужасу жертвы. И он нас не трогал. ОНИ никогда не нарушали границ. От людей требовалась только Первая Жертва. Ее звали Привратница. Она встречала Ужас, открывая ему ворота Города. Наш же пригород оставался по левую руку от него. Первый раскат грома и короткий вскрик, который говорил о том, что у одурманенной моими снадобьями женщины начались роды, сказали мне, что надо спешить. Я разделся, чтобы оставлять минимум запаха, и выскочил под дождь, где в решетчатой клетке согнувшись лежала жертва. Я схватил ее за ошейник и поволок сквозь дождь в самый конец нашего района, где стоял потемневший от крови столб. Там я примотал ее сыромятными ремнями, плотно притянув ноги друг к другу. Она не должна была родить раньше времени. Последний раз взглянул в прекрасное шоколадное лицо, сейчас совершенно бессмысленное от дурмана и скрылся в струях дождя.
Впрочем, далеко я не ушел. Наступала самая ужасная часть Начальной Ночи. Часть, за которую я себя проклинал. За которую я себя ненавидел. но ВСЕ РАВНО не мог уйти. Все равно не мог заставить себя НЕ СМОТРЕТЬ. Я проклинал себя, но Он казался мне прекрасным. И то что он делает, казалось мне правильным. В конце концов в ритуале Привратницы должен был быть какой-то смысл. Он был частью мирового порядка. А кто я такой, чтобы судить мировой порядок? Я, ничтожный червь, могу только с почтением участвовать в нем. И если мне дадено лицезреть Существо на тысячи лет старше меня, как я могу дать волю страху и отвращению? В конце улицы появилась стремительная, посеребренная дождем фигура. Я сладко замер от ужаса и предчувствия. Он пришел.

***
Сладкая вонь человечьей самки вела меня. Сладкая вонь той, что приготовили для меня. Той которую я съем. Съем всю, и притуплю Голод. И щенка ее съем. Одного. Второго я заберу к себе, отдам его Великому Древу, и оно сохранит его для меня до поры. Каждый год я приношу Древу ребенка, и оно хранит его для меня лет 15-17, выращивает на своем соке. Каждый год после Утоления Голода я беру одного из подростков и провожу с ним несколько сладких ночей. Если это девочка - она уходит из моего логова уже с плодом. И рожает, и это Мои Дети, Мое Потомство, которое расселяется по всей земле. Если это мальчик - он услаждает меня до середины засухи, до периода особо крепкого сна, я не знаю, куда они потом деваются... Да и не интересно это... Запах привел меня к месту. И вот уже я рву сладкое, податливое сочное мясо. Не оставляя ни клочка, ни капли крови. Я не могу себе позволить подобной расточительности. Голод не простит. Я вылизываю и второго ребенка, Ребенка для Древа, до суха, до чиста. Я возбужден. Как никогда раньше. И причина этого возбуждения - тонкий запах молодого тела сквозь дождь. Раньше я не обращал на него внимания, но теперь он слишком отчетлив, словно человек, пересиливая страх, подобрался ближе. Это было его ошибкой. Я осторожно положил младенца под столб, и прыгнул в темноту, на смертного, который ничего не успел сделать. Прыгнул прижимая к земле, лицом в скользкую грязь, притискивая, прижимаясь, теснее, теснее, сливаясь с сильным шоколадным телом, отдавая ему свое возбуждение, переливая его в другого. Я никогда не давал им излиться. Никогда. Они были вольны делать что угодно, пока я сплю, но не при мне. Я не дарил блаженство. Только боль и страх. Несколько судорожных движений, и выплеск, и я хватаю младенца и прыгаю в ночь оставляя за спиной распростертое в грязи тело. Живое ли? Не важно. Меня ждет Древо.

***
Ошалело хлебнуть воздуха, наконец-таки выдернув голову из грязи. Раздирающая боль в спине и в заднице, ошеломление от быстроты произошедшего. Недоумение... Как это? Я совокупился с Ним, и оставлен в живых? Так он не убивает тех с кем...? Так значит... Значит.... И волна совершенно непристойных, тайных фантазий, всего того что я боялся сказать даже себе самому выплескивается в сознание. И разносит его в клочья. Оставляя на земле под столбом, где только что заживо съели женщину, рычащую, стонущую, визжащую от похоти тварь, тварь рывками терзающую собственный стоящий колом член, тварь, катающуюся под дождем по земле, кончающую от мысли о том.... о том... О том что раз после этого можно остаться в живых.... значит можно и повторить. да. да. повторить с Ним, со страшным жестоким богом. С холодным мраморным телом и столь же холодным дыханием... При мысли о том как он прижимал меня... Я кончил еще раз... После чего успокоенный и замерзший уполз в свой дом и уснул... Так сладко, как никогда после Ночи Привратницы.