Свадьба, начало

– Недавно с художниками познакомились – из Москвы приехали. Деньги заколачивают бешенные и тут же их пропивают, – сказала Неля, положив ногу на ногу. Платье и без того короткое, съехало, оголив мощное и упругое бедро. Кивнула на подругу, – она по своей близорукости со всеми была во флирте. Они из-за нее чуть не перегрызли друг друга, – отвернувшись от него, обратилась к ней, – ты знаешь, что мне Игорек сказал? – ты, говорит, можешь приходить, а Лена носа пусть не показывает. Неля хихикнула и продолжала. – В меня этот Игорек влюблен, да что толку – хоть и душевный, но много старше и к тому же алкоголик. 

– Уже поздно, – Лена привстала, – пойду! 

– Здесь оставляешь, – удивилась Неля с некоторым притворством. 

– Провожу, – вставил он и добавил, – у меня вольному воля! 

Несмотря на отрезвляющий сибирский холод, разобрало вконец, потому что после водки пил крепленное. И все же запомнилось угловое, тускло освещенное крыльцо – Лена протопала по нему лакированными сапожками и, взорвавшись плотоядным смехом, толкнула дверь: 

– Счастливого медового месяца! – выпорхнул писклявый голосок из глубины парадного и по ступенькам, слабея от этажа к этажу, застучали пьяные-пьяные каблучки. 

– Теперь меня провожай, – сказала Неля – прижалась к нему – потерлась о щеку, – мне ох сколько надо – я жадная! 

Жаркие объятия и поцелуи, обжигающие укусы; сосок – величиной с орех – таких он не встречал ни у одной – рубец! – вопросительно притронулся. 

– После расскажу! 

Усталость отрезвила. Полутьма, ресницы, обоюдное безразличие. 

– Была замужем, – слегка повернулась, – красавец мой то за полночь являлся, то утром. И каждый день пьяный. Переживала – не вымолвишь. Исхудала так, что смотреть противно. Пошла к врачу. Прослушал и говорит: “Хрипы!” Сделали снимок – туберкулез. Операцию перенесла, – она взяла его руку и положила на рубец, – а мой суженый, словно сквозь землю – в больницу ни разу. Выписалась и на развод – с тех пор вашего брата ненавижу, а все равно не могу – повидала столько, что другой на четыре века хватит. Так что, Яшенька, чего душой кривить – я не первая, но и ты не последний. –Доволен? – спросила и, резко придвинувшись, чмокнула, – вот лежишь ты сейчас усталый, думаешь добился, а я осталась голодной! – Ох! – покачала головой и уткнулась в подушку – приподнялась, – встречу ли такого, чтобы утолил жажду, уничтожил гордость, оставил на этом диване выжатой и раздавленной, – посмотрела на часы, – такого я ни за что из своих рук не выпустила бы. –Пора уходить, Яшенька. Скоро мой сынуля проснется. Он у меня понятливый... 

“Никакой скованности – такой и должна быть женщина”, – подумал, выходя на улицу, а еще, – “старею”, – осадок вполне понятный... 

Голова болела – раскалывалась. Снег под унтами скрипел и казалось, что этот звук разносится по всему городку. Рассвет рисовал контуры дальних сопок, среди которых выделялась Четвертая зона, или Четверка – так жители называли соседний поселок. Иногда оттуда доносилось мощное гудение. “Испытывают”, – говорили прислушиваясь – все беседы и разговоры в этот момент прекращались.

Он вернулся домой. Из остатков вчерашнего пира приготовил бутерброд, запил холодной водой и пошел на работу. 

Во время обеденного перерыва заглянул в аптеку купить таблетки от головной боли. Увидел Лену. “Жаль, что у вас нет ингалятора, – говорила она продавцу, – у меня так болит горло!” Разговаривая, она подслеповато щурилась. Морщинки сходились к носу, делая его похожим на маленький клюв. Убедившись, что она на него смотрит, но не узнает, направился к выходу. 

В конце рабочего дня его вызвали к начальнику. “Подшефные задерживают металл – ускорьте отправку”. 

Пришел с работы, наспех помыл посуду – прилег, тупо уставившись в одну точку. Проснулся задолго до рассвета, вспомнил о командировке и, кинув в портфель все необходимое, отправился на автовокзал. К восьми часам утра автобус подъехал к Кедрогорску. Вырвав у подшефных обещание отгрузить металл, устроился в гостинице и, чтобы убить время, прошелся, заглянул в книжные магазины и, завершив прогулку кинотеатром, вернулся. На соседней койке лежал парень – рыжий, скуластый, усыпанный веснушками в таком количестве, что они в нескольких местах сливались. 

– Виктором зовут, – сказал он и, услышав ответное, поднялся – походил по комнате, спросил, – откуда? 

– Оленегорск. 

– А я ниоткуда. Всю Сибирь объездил. Думал работу найти. Работа есть, а квартира – выкуси! 

– Я в общежитии четыре года жил! 

– Общежитие! – сказал он пренебрежительно, – такого навалом, а вот квартиру даже под Магаданом ждать надо. 

– Ну и подождал бы. 

– Не могу. У меня жена и двое детей в зоне остались. 

– В зоне? 

– Ты, друг, не о той зоне подумал, Я о Четверке говорю. Я там десять лет сварщиком проработал. Что хочешь заварю – алюминий, железо, медь – мне одинаково. И зарплату получал, как надо, и квартира трехкомнатная – все бросил: лындаю по свету, а толку-то никакого. 

– Чего же ты ищешь? – спросил удивленно. 

– Невмоготу стало, – схватил себя за горло, – вот где у меня Четверка стоит! –Приходишь домой – ни телевизор смотреть не хочется, ни жену приласкать и тоска такая, что от самого себя убежал бы, а куда? – Пить? – не помогает и даже хуже становится. Вот и отправился я на разведку, а чем такое хождение закончилось? – спросил так, будто во всех его злоключениях был виноват собеседник, – взял с собой две тысячи, а вернулся – чистая жертва. 

– И снова в зону?! 

– А куда же еще? –Я уже и заявление написал и документы приложил. Теперь целый месяц проверять будут. Еще неизвестно, как оно выйдет. А вдруг не примут? – на его лице отразилась полная растерянность, – что тогда делать? 

– Брось сомневаться, – сказал Яков. –У тебя семья. И, вообще, непонятно, что проверять. Ты там работал. Числился. И не один год. Значит кадровый! Не примут, подавай в суд. 

– Какой суд! – произнес он, горько усмехнувшись. – У Четверки свои порядки. Проработай хоть сто лет, а проверят, как новенького. Продуктов в бакалейных завались и квартирами обеспечивают – чего еще надо?! – замолчал, подошел к своей койке, сел и, упираясь локтями в колени, обхватил голову руками, – вот какие дела, – выдохнул протяжно и лег. 

Через несколько минут Яков услышал ровное сопение и выключил свет. Проснулся поздно. Койка соседа аккуратно заправлена. Голые стены. Тумбочка. Тишина больничная. Вспомнил вчерашний разговор и улыбнулся – свежему воздуху, приоткрытой форточке, своему настроению – поймал себя на том, что думает о Неле. Буфет находился внизу. Небольшая очередь. 

– Куда переводят? – спросил коренастый милиционер у долговязого. 

– Рубль пятьдесят две, – сказала буфетчица, отщелкав счетами, 

– В Четвертую зону, – ответил долговязый, получая деньги. 

– Там ученые над какими-то лучами работают, – сказал коренастый. – Секрет он хотя и большой, да разве усмотришь – слухи все равно ходят. Говорят, что лучи эти только на мужиков действуют – ту штуку, что торчать должна, на нуль сводят. 

– Сплетни! – возразил долговязый. – Ваську Ремизова знаешь? – Того самого, что на улице Энтузиастов жил. Я с ним виделся как-то. Второй год в зоне работает и ничего... Не жалуется! 

Милиционеры, сопровождаемые улыбкой буфетчицы, направились к столикам. Яков спешно позавтракал, заглянул в администраторскую и, расплатившись за жилье, покинул гостиницу. Снабженцы не обманули – металл отправили ночью. Он отметил командировку и выехал очередным рейсом. 

Суббота... Угасающее солнце, наполовину спрятавшееся за сопками. Тайга, вплотную подступающая к городку, оглашена человеческими голосами. Долгая и суровая зима кончилась – жителей выгоняет на прогулку предчувствие близкой весны. Закат освещает обледенелые верхушки сосен, заводскую трубу, мостовой кран и верхнюю половину городка настолько ярко, что нижняя исчезает и взгляд невольно приковывается к этому зрелищу – очищается от повседневной накипи, которая... 

– Угадай? – произнес женский голос – чьи-то руки прикоснулись к его глазам, стискивая голову, 

– Ты? 

– Кто, ты? 

– Неля?! 

–У-гу, – сказала она, принимая руки, – я вчера два раза к тебе приходила, а тебя нет. Снова у какой-нибудь ночевал? – спросила и, не давая ответить, продолжала, – не оправдывайся. Я знаю – врать! – на это вы все мастера великие, а как до любви доходит – такой, чтобы душа и тело, тут у вас гладко не получается, а то и вовсе. – Я всех мужиков – чуть перевалило за сорок – стреляла бы... Ладно уж – ты мне позарез нужен. Поехали со мной на свадьбу. Моя подруга замуж выходит – молодого лейтенанта в себя втюрила! 

– Искренне рад за твою Лену. 

– У меня знаешь сколько подруг? Замуж выходит Леля. Кстати, Лена с нами поедет. 

– Не понимаю, почему ехать надо? 

– Свадьба, Яшенька, не здесь, а в Четвертой зоне, – сказала она с некоторым апломбом, – я раньше жила там, да не выдержала – сбежала сюда. 

– Почему? 

– Потому что бабья природа требует – мужички там только на вид, а так больно уж квелые. –Даже ты, мой Яшечкин – только не зазнавайся! – по сравнению с ними один против троих можешь выстоять. 

– Перестань городить, – сказал он и спросил, – Четверка-то город закрытый, как же без разрешения?

Неля таинственно улыбнулась и, сунув руку в карман, вытащила три жетона. 

– Видишь?! Вот они, пропуска. Леля постаралась –  своего лейтенанта уговорила, а он тех, что повыше. Эти кругляшечки я еще вчера на КПП по паспорту получила. Короче, – вскинула руку и посмотрела на часы, – едешь или нет? – Яша молчал: было видно, что он колеблется, – если едешь, я подожду тут – оденься поприличнее и рубашечку, но только белую! 

– У меня один костюм, да и тот на мне. 

– Бедненький! – сказала она с ехидцей и, взяв его за руку, повела к ближайшему перекрестку, – подожди, я скоро, – направилась к парадному, по которому несколько дней назад стучали пьяные-пьяные каблучки. 

____________________
Ссылки на переходы:

Продолжение > http://proza.ru/2009/11/10/1172