Чтобы рядом кто-то молчал

У неё красивые руки. Узкие нежные ладони, длинные пальцы. Как говорят, музыкальные. Но музыкой она никогда не занималась. Нет голоса, слуха, желания...
Она садится в автобус на конечной. Заглушает шум улицы своими любимыми битами. Она такая бледная. В длинном чёрном пальто, с тёмными кругами теней, чёрными, как крыло ворона волосами... как маленькая летучая мышь, случайно залетевшая в пёструю толпу. Случайно, а может, от испуга?
Её пугает яркий свет, прельщает полумрак. Она не любит прямых взглядов, как нож у горла. Не выносит словесных поединков. Говорит в полголоса.
За окнами плывёт город. Вот бы уйти куда-нибудь, где никто не знает и не замечает. Она крепче сжимает в ладонях свой плеер, словно держит живое. Или, может, так средневековые монахини сжимали в бледных ладонях чётки с тяжёлыми крестами?
Она снова решает не идти сегодня в школу. Что там? Зачем весь день смотреть в окно, если можно просто остаться снаружи? Зачем объясняться с теми, кто всё равно ничего не поймёт, если можно просто помолчать? Она проезжает свою остановку.
Я смотрю на неё, и мне жутко, до коликов в пальцах, хочется знать, что она слушает. Я забываю, что мне тоже пора выходить, встаю и подхожу к ней. Улыбаюсь глупо, что-то говорю... Она насмешливо смотрит на мои золотистые кроссовки, небесно-голубые джинсы, высветленные длинные волосы. Я всё понимаю, но сажусь рядом. После недолгого разговора она тихо протягивает мне наушник.
Долго едем молча. Выходим на конечной. Холодный осенний ветер треплет наши волосы...
И так не один день. Она говорит мало, но я, кажется, знала её всегда. Мы разные. В классе и словом не перемолвимся. Никто не знает о наших прогулках. Напишем друг другу записки родительскими почерками. Завтра принесём их в школу. Сядем в разных концах класса. Но смотреть будем в одно окно.
Никто ведь больше не знает, как хорошо поздней осенью за городом. Как важно, чтоб рядом просто кто-то молчал.