Вперед по трубам

 

Кстати, о классиках. Знойным летом какого-нибудь семьдесят последнего года я прибыл на практику в киевскую молодежную газету.
К этому моменту я уже имел опыт нескольких газетных публикаций. Об этом окружающие не знали. Зато наглядным был опыт растительности на моем лице. Человеку, не лишенному фантазии это могло показаться бородой.

Заместитель главного редактора был человеком веселым. Он слушал меня с огромным вниманием.
- С таким масштабом! С такими планами! Именно в  отдел рабочей молодежи! Другие будут мелковаты,- сказал он, изображая энергичную увлеченность в  моей судьбе.
Я был передан в отдел вместе с кликухой
 « классик». Ох, и пришлось попахать в оправдание.

Отдела на самом деле не было. Сотрудники отправились в командировки. Заведующая - в отпуск.
Наудачу вовремя,  из армии, из Военно-морского флота, вернулся Геннадий Морж. Честно отслужив и этим искупив почти все грехи студенческой молодости, Геннадий вернулся прямо в отдел рабочей молодежи. Торопился - даже не успел снять тельняшку.

Быстрая смена обстоятельств еще не уложилась в его сознании. Гена время от времени терял ориентацию и то представлял себя нервным профессором МГУ, то с криком: « мазуты кислые»- начинал гонять меня по палубе.

Приказ был конкретный: написать репортаж о рабочих завода, трубы которого дымили напротив редакционных окон.
Гене трубы напоминали броненосец «Потемкин». Я же был задавлен масштабом столичной индустриализации. Короче, в стиле мы не сошлись. Репортаж был отправлен в корзину.

На завод я ходил как на работу. Меня уже узнавала вохра на проходной. Работяги устали прятаться от меня в каптерке. На вопрос:
-Есть ли рацпредложения?- без бутылки отвечать отказывались.

Шли дни. Рваная мною бумага заполняла все корзины. Машинистки не брали мои рукописи. Кому охота делать бессмысленную работу. Гена безжалостно правил красным карандашом, как резал по живому.
С меня обсыпался грим «классика». Лезвие бритвы уже было занесено над кустистой бородой. Я думал о работе на заводе. Дружба с работягами обеспечивала протекцию.

Я решил поговорить с Геннадием и объявить об уходе из большой журналистики. К тому же, мне негде было жить. В этот день меня попросили из общежития киностудии Довженко. И богема меня не приняла!
- Сегодня мы поедем ко мне в Бучу,- сказал Гена.  В этом пригороде Киева он снимал квартиру.- Поживешь пока. Спать все равно не на чем. И картошку чистить некому. А репортаж твой в набор отправили. Иди в лавку за «шилом», классик.

Мне не достает цинизма. Эта хорошая черта смягчает удары судьбы и парирует обиды. С годами ума прибавилось, а цинизм не пришел. Наивность с трудом сливается из баков. У меня наивность граничит с глупостью. У Гены- с гордыней.

И еще, я еврей наполовину. Гена совсем не еврей, но родился и вырос он в Житомире.  Его лицо- легенда Ветхого Завета. Глаза, фигура и манеры - икона житомирской синагоги. Гена более чем лоялен к евреям.  Он знает цену выражению «жидовская морда».
Неся незаслуженное тяжелое бремя еврейства, Гена никогда от него не открещивался. Чтобы хоть как то восстановить справедливость, обычно в компании, он, как бы невзначай, еще до косых намеков, настойчиво рассказывает историю о своем предке - славном атамане Запорожского войска.

Видимо, по замыслу Гены подвиги атамана Моржа как бы снимают все подозрения. Можно подумать, среди казаков не было евреев. Или славный рубака генерал Доватор им не был?  На этом я его и подловил.

Мы не виделись несколько лет. Это были мутные годы развала Союза. Украина мучительно выдавливала из себя раба по капле горилки. Я приехал в Киев из Москвы, где уже давно живу. Из номера гостиницы набрал Гену. Экспромт родился тут же.
- Геннадий Петрович? - спросил я на чистой украинской мови.
- Так, так,- живо отозвался мой друг.
-Це Вас турбують з союзу козакив Украины, Микола Щерба,- представился я.
-Слухаю уважно,- Гена произносил слова с модным напряжением, как бы не оставляющим и следа от его московского образования. Он был явно заинтересован.
- Скажить, будь ласка, запоризський атаман Морж, мае до Вас видношення?- продолжал я, подпустив нотку официоза.
- Зрозумило,- живо отозвался Гена. Он очень гордился предком.- Це прадид по линии мамы.
- Мы розшукалы в архиве документы про його життя,- сочинял я на ходу.
- Це дуже цикаво,- Гена был потрясен.
- Як прямый нащадок, Вы даете згоду на их опубликовання,-  я наглел вовсю.
- Зрозумило, а де буде публикация?,-  Гена встал в профессиональную стойку.
- У вистныку еврейского життя,- заявил я торжественно.- Атаман Морж був жидом. Це доказано безперечно.
   
На том конце провода повисла пауза. Мой друг все же быстро пришел в себя. Не буду приводить прозвучавшие затем фразы. Они были сказаны на чистом русском языке без модного нажима с прямотой отставного моряка северного флота.

Через несколько минут я позвонил ему вновь. Он был рад моему приезду и ничего не заподозрил.
- Я за «шилом» и к тебе,- ох и быстрые эти казаки.

Кроме Гены я ждал в гости дальнюю родственницу. Я сделал расчет на ее смекалку и редкую привлекательность.
- Зойка,- я был краток- времени было мало,- сейчас приедет мой друг. Обаяй его. Когда он распустит слюни и уже будет готов протягивать руки, останови его вопросом…
Я объяснил, о чем надо спросить Гену.
Он ввалился в комнату, звеня бутылками, заткнутыми за пояс как казацкие пистолеты. И покатилось. Быстро пройдя тосты за встречу, уже пили за прекрасных дам.

Зойка стреляла глазами и закидывала длинные ноги как Шарон Стоун. Гена был благодарен мне очень. Он, конечно, был рад мне, но особенно его вдохновляла Зойка. Он раздувал ноздри и выкатывал глаза. Если бы у него были  усы, он бы их лихо закручивал, но…
- Скажите Геннадий,- как бы невзначай спросила Зойка,- знаменитый казацкий атаман Морж не Ваш родственник?
   Гена опешил. Его глаз навыкате метнулся в мою сторону. Рука потянулась за шашкой, которой, к счастью, не было. Он страдал за всех атаманов Запорожья и за житомирских евреев заодно, и, заметьте, безвинно.