Слушайте! Слушайте!

Сегодня, здесь свершится покаяние. Слушайте! Слушайте!
ОН был здесь всегда. Он не помнит, чтобы когда-нибудь он был не здесь. Или здесь не было его. Он всегда видел решётку. Крест. Икс на своём лице. Вечную вечность он видел, как на его переносице мраком сходятся две линии, что расчерчивают четыре квадрата света. Света, который ОН так ненавидел. Потому что от него болели глаза. Всегда, всегда от этого света болели глаза. И ночь… никогда не было ночи. Всегда этот свет. Свет. СВЕТ! Он ненавидел его. Как и ненавидел звуки, что иногда мелькали здесь. Маленькие, живые… Он не понимал, ПОЧЕМУ они живы. Но они копошились в его сознании, эти звуки. Он слышал каждый шажок чёртовых мышей, он слышал, как ему в уши заползали змеи и жрали его мозг. Он помнит, то была жёлтая змея. Жёлтая, да. С чёрными пятнами. Она причмокивала, отгрызая очередной кусок серо-розового желе. И кажется, она смеялась, смеялась.
- Ши-ши-ши, - смеялась она. А он слушал.
Он слышал, как тараканы пытаются украсть пуговицы с его пиджака. Его прекрасного твидового пиджака. Он думал, зачем тараканам его пуговицы? А потом думал, что их БОЛЬШОЙ ТАРАКАНИЙ КОРОЛЬ! С такими же мерзкими звуками, какие издавала та жёлтая змея, пожирая его мозг, что он будет надкусывать, смаковать вкус его прекрасных пуговиц, с его прекрасного пиджака.
Он ненавидел тараканов. Он ненавидел шумных мышей. Он ненавидел змей. Но больше всего он ненавидел ЭТОТ ЧЁРТОВ СВЕТ!!! Который день изо дня крал его жизнь.
Он много спал. Когда просыпался, то знал, что очередная змея заползала ему в ухо. Что ещё одни воришки-тараканы спёрли его прекрасные пуговицы. О, если бы он мог… Он бы отомстил. Как отомстил тем мерзким существам, что хотели снять с него его прекрасный пиджак. Да, он отомстил. Он помнит запах крови и мягкое желе, которые вынимал из их голов и размазывал по голым стенам. Это было ещё до того, как он прислонился к холодной стене и до того, как этот ЧЁРТОВ СВЕТ! жрал его жизнь. Да… До того. Да… Но всё равно, он – всегда был здесь. И нигде больше.
Змеи. Они вырвались из тел тех ублюдков, да. Змеи. Они мстят. Ему? Да, они мстят ему. За то, что он убил их хозяев.
- Покаяние принесу я… Простите меня, змеи… и большой папаша СРАНЫЙ ТАРАКАНИЩЕ! АХАХА-кх-ккх-кх..
Таковы были его последние слова.

Пустой, заброшенный дом, забитые окна и двери, ободранные стены. Пустой. Но в лучах заката можно было найти одно окно, не забитое, оставленное без стёкол. Только крестообразная рама. Её тень  падала на лицо человека. Он сидел, привалившись к холодной стене, раскинув в стороны руки и ноги. На нём был красный твидовый пиджак без пуговиц, они валялись рядом с ножницами, который вывалились из рук мужчины. Струя крови вытекала из пустых глазниц человека и медленно ползла по изуродованному лицу, с подбородка кровь капала на грудь и стекала по животу на пол, частично впитываясь полами красного, как сама кровь, пиджака.
Если пройти по коридору и свернуть направо, то можно найти несколько изуродованных до не узнавания трупов полицейских. У них было задание, да. Было. Найти сбежавшего психа. Они нашли, но чуть-чуть позже, чем их нашёл он.
ОН больше не чувствовал как свет жрёт его жизнь. Он больше не чувствовал ничего.