Реконкиста. Блок 1-1

РЕКОНКИСТА. БЛОК 1.

Пролог.

Файл 12.07.2064.maxt1441.

Прошло чуть больше века с тех пор, как товарищ Гагарин застолбил русским местечко в космосе. И почти полвека с того самого дня, как это местечко наглым образом приватизировали янки. Может, в этом есть какая-то ирония судьбы, но человеку с фамилией Гагарин снова предстоит карабкаться на орбиту – и дальше, в глубины мирового пространства.
Вот он, наш бравый космолетчик. Уселся в противоперегрузочном кресле, для храбрости глотнул чего-то спиртного из плоской фляжки. Нервничает полковник, я бы даже сказал, по крупному дрейфит. И не мудрено: у него под задницей корабль стоимостью в миллиарды полновесных рубликов, набитый под завязку оборудованием и самым непотребным экипажем. Двести рыл отпетых подонков, которым не нашлось места на матушке – Земле. И среди этих подонков затесался я, Макс Т1441, бывший капитан инфантерии, бывший командир разведвзвода, бывший Герой Республики, бывший зэк, а теперь почти что никто.
Мне тоже страшно, как, наверное, всем, кто сейчас плотно упакован в десантных отсеках корабля. Но они, в отличие от меня, не видят, как нервничает пилот. Если бы видели, передохли бы от страха. Они, бедолаги, не знают, что нас ждет в следующие пять часов. Я, к несчастью, знаю. Полковник Гагарин на удивление словоохотлив: наверное, это все от нервов. Тараторит, летун, как рэппер из Гарлема – не заткнешь.
Где-то наверху, а для нас, сидящих носами к небу – впереди, сплела надежные сети американская система обороны ближнего космоса. Америкосы, типа, наш уютный шарик от пришельцев защищают, но поскольку ни одного пришельца в нашем ближнем космосе отродясь не бывало, их система методично распыляет на атомы землян, вознамерившихся выбраться на более или менее устойчивую орбиту. Это все паршивец Буш придумал: пятьдесят восемь лет назад на весь мир объявил, что Штаты отныне обладают монополией на космос. Тогда его всерьез никто не принял: посмеялись лидеры мировых держав, да и успокоились. А янки втихомолочку состряпали свою систему и в очередной раз поимели весь мир. Посшибали в один прекрасный день все иностранные спутники, взорвали МКС, дабы россияне права не качали, и стали, натурально, хозяевами околоземного пространства. А лет двадцать назад даже Марс приватизировали. Теперь у них совершенно официально существует штат Марс с населением почти десять тысяч человек и столицей в городе Олимпика, прилепившемся к подножию потухшего вулкана Олимп.
Корабль едва заметно задрожал. Это еще не взлет – это с соседнего стартового стола пошла тяжеленная ракета – прорыватель. Сейчас будет нам окошко на орбиту пробивать. И пробьет, уж будьте уверены. Распадется в ионосфере на чингисханову орду контрсателлитных колобашек, пшикнет огромным облаком феррополимера, в котором лазерные лучи вязнут и рассеиваются, а уж потом и мы через спасительное облачко просвищем.
- Готовность – тридцать минут, - прохрипел динамик громкой связи. Это ЦУП напоминает о себе, дабы мы не соскучились, - Гагарин, у тебя телеметрия странная пошла. Бухаешь, что ли? Полковник, ты ж за рулем. Тебе ж нельзя.
- Я трезв, как стеклышко, - соврал Гагарин, не моргнув глазом.
- Тагил – четырнадцать сорок один, подтвердите, - пристал ко мне ЦУП.
- На борту спиртного – только охладитель, - пришлось и мне врать, - И мой тройной одеколон. Но его я никому не отдам, даже полковнику Гагарину. Так что у нас все в ажуре.
- Будем считать, что поверил, - отозвался ЦУП, - Запускаю общее тестирование. Гагарин, обрати внимание: у тебя реактор перегрет.
- Не учи ученого, майор, - обиженно рявкнул Гагарин, - На перегретом резвее взлетим.
Да уж, Гагарин в этом деле – дока. Десять лет в обнимку с термоядерным бубликом небеса покоряет. Совершенно случайно я это знаю не понаслышке. Если Гагарин сказал, что на перегретом реакторе можно летать, значит, так оно и есть, что бы там ни говорили сверхученые технари.
- Ну, Макс, пока есть время – молись, - буркнул мне Гагарин, - Сейчас такое начнется, что…Короче, если не надел памперс, будем твою мочу по всей кабине ловить.
- Ты, Костя, должен уж запомнить, что я не из пугливых, - заметил я, - Или на орбите страшнее, чем в Игринском укрепрайоне было?
- Страшнее, - кивнул Гагарин.
- Тогда я уже начинаю бздеть, - хмыкнул я.
Мне и в самом деле стало не по себе. Гагарин зря болтать не станет. У него, кроме фронтового налета, четыре ходки на орбиту. Из всех русских космолетчиков он – самый опытный и, наверное, самый везучий, раз до сих пор жив.
Бортстрелки в соседней кабине перелаялись из-за того, кому какой сектор обстрела достанется. До драки, конечно, дело не дойдет, но приятного мало, если в экипаже начинаются такие вот мелкие разборки из-за пустяков. Значит, все уже на взводе, всем уже заранее страшно.
- Усольцев, Рябинин, обоим заткнуться! – скомандовал Гагарин, - Усольцев – задняя полусфера, Рябинин – передняя. Пропустите хоть одну ракету – пристрелю обоих. Ясно?
- Так точно, товарищ полковник, - хором отозвались бортстрелки невеселыми голосами.
Полчаса предстартовой подготовки прошли в тягостном напряге. Гагарин пытался травить анекдоты, над которыми смеяться почему-то не хотелось, бортинженеры капитан Леонид К1624 и майор Виктор Доломан в промежутках между тестовыми операциями уныло резались в морской бой. Витька Доломан постоянно проигрывал, да и куда ему до Леньки, которого с малолетства натаскивали по математике, комбинаторике, кибернетике и прочим наукам? Для К1624 морской бой не сложнее крестиков-ноликов. За полчаса Доломан проиграл четыре своих пайка и недельный запас одноразового белья.
А я тупо таращился на приборы, в которых все равно ни хрена не понимал, и в голове у меня было на удивление пусто. Мне казалось, что я – это вовсе не я, а просто манекен, вылепленный по образу и подобию Макса Т1441. И этому манекену совершенно по фигу, что с ним будет в ближайшие несколько часов.
Наконец, ЦУП начал обратный отсчет. По старой традиции, право стартового импульса маршевых двигателей принадлежит тому фрайеру, который сидит в ЦУПе, сверля взглядом экран компьютера. Первые десять секунд полета Гагарин, как и мы все, будет не более, чем грузом на корабле, который ЦУП будет укладывать на баллистическую траекторию. Это потом ему дадут порулить, если на то будет необходимость.
- Ну что, смертнички, полетаем? – хохотнул Гагарин нервно.
- Маманя, роди меня обратно! – заголосил бортстрелок Усольцев.
- Дайте мне пистолет, я лучше застрелюсь, - дрожащим голосом заблеял майор Доломан.
Все бздели – это чувствовалось. Но только мы с Ленькой К1624 не подавали виду, что нам страшно. Мы, инкубаторские, не из фекалий слеплены. Приказано не дрейфить – и мы не дрейфим. Чем не повод для гордости?
Три…два…один…старт!
Махина корабля вздрогнула, и только потом по ушам резанул пронзительный визг металлической плазмы, рвущейся из сопел маршевых двигателей. Стремительно навалилась перегрузка, да такая, что я испугался, как бы глаза не полопались. Внутренности слиплись, морда расплющилась, из прямой кишки что-то непотребное наружу запросилось. Словом, букет ощущений еще тот.
- Поехали! – радостно заголосил Гагарин, словно перегрузки его совершенно не чесали.
- Десять секунд – полет нормальный, - отрапортовал Доломан сдавленным голосом, - Все системы работают в штатном режиме. Температура реактора – сто три процента от нормы.
Это все-таки наш, русский приоритет – плазменные ионные движки, на которых можно стартовать с Земли. Америкосы по старинке, на твердотопливных носителях летают. Вот только на американских ракетах такой перегрузки наверняка нет. Так что, приоритеты приоритетами, а кишки-то у меня не казенные.
На смену перегрузке пришла невесомость. Ощущение тошнотное, надо сказать. Если бы позавтракал перед стартом, сейчас бы весь свой завтрак в атмосферу стравил. Зато легкость во всем теле образовалась удивительная. Хоть сейчас заглавную партию из «Лебединого озера» танцуй!
С треском отлетел аэродинамический колпак, открывая полный обзор. Красота! Все вокруг черное – и звезды! Звезды кругом! Пусть такие же мелкие, как и на Земле, но все-таки…
- Высота – двести десять, - доложил ЦУПу Гагарин, - Полет продолжаем в штатном режиме. Запрашиваю автономное управление. Код – двадцать два восемнадцать десять четырнадцать.
- Вас понял, - отозвался ЦУП, - Передача управления минус десять секунд.
Гагарин пощелкал пальцами, взялся за рукоятки управления.
- Задняя полусфера, направление – сорок четыре тринадцать, - едва не заорал бортстрелок Усольцев, - Две торпеды.
- Доломан, реактор на сто двенадцать процентов, - скомандовал Гагарин, без особых церемоний укладывая махину корабля в траекторию широкого виража, - Усольцев, выпускай имитаторы.
- Реактор зажмурится, товарищ полковник! – заканючил Доломан, но рукоятку управления реактором все-таки передвинул.
- Выполнять! – рявкнул Гагарин, - Усольцев, я же сказал: имитаторы!
- Имитаторы ушли, - ответил Усольцев, - Есть подрыв! Одна торпеда сдетонировала, вторая сидит плотно.
- Так плазменником ее, Усольцев!
- Маневрирует, сволочь, в прицел не дается!
- Передняя полусфера, направление – восемьдесят сорок два! Орбитальный истребитель класса «феникс»! – гаркнул Рябинин, - Расстояние – шестнадцать километров!
- Вижу, - процедил сквозь зубы Гагарин.
На панорамном экране  на фоне звезд мелькала шустрая искорка, за которой тянулся хорошо заметный шлейф голубоватой плазмы. Искорка то и дело испражнялась красными лучами лазера, но лучи эти били в белый свет, как в копеечку. Вот она какая, космическая война! Не очень похоже на то, что наснимал в стародавние времена Джордж Лукас. Довольно вяло все, хотя напряжение чувствуется. Скажем, сидящую на хвосте торпеду я почти физически ощущал, словно ее боеголовка упиралась мне прямо в задницу.
Одно обидно: моя роль в этом бою совсем уж дурацкая. Сижу я здесь, в кабине, только для того, чтобы в критический момент, когда нашему кораблю замаячит неминуемый крандец, нажать на кнопку отстрела десантного отсека и спасти тем самым две сотни будущих меркурианцев.
- Рябинин, шмальни плазмой. Фокус широкий, упреждение – четыре градуса.
В сторону американского истребителя устремился огненный плевок, и уже через секунду плевок и истребитель встретились. Уж не знаю, понравилось ли тому янки, что орудовал штурвалом «феникса», окунание в миниатюрную звезду, но стрелять тот перестал.
- Кажется, спекся, - прокомментировал Рябинин.
- Как бы реактор у него не сдетонировал. Может ведь и нас покоцать, - высказался Леонид К1624, - Наблюдаю слабое ионизирующее излучение.
- Не дрейфь, капитан, прорвемся, - ухмыльнулся Гагарин, выписывая очередную петлю. Огромный корабль весом в четыреста тонн порхал, подчиняясь его рукам, словно юркая пташка. При каждом маневре внутренности мои выплясывали брейк-данс – это вектор ускорения менялся. Наверное, остальным было так же муторно, хотя, говорят, это все дело привычки – опытному летчику такая тошниловка по барабану.
- Есть детонация, - доложил Усольцев, - Задняя полусфера чистая.
- «Феникс» заглушил двигатели, - озадаченно произнес Рябинин, - Кажется, серьезно поломался. Можно взять на абордаж.
- Еще чего, - хмыкнул Гагарин, - Прямо по курсу – штурмовой корабль, если ты не заметил. И сейчас он будет делать из нас лапшу. Рябинин, четыре торпеды, потом – плазмой.
- Есть, - отозвался Рябинин.
Выпустив торпеды, наш корабль снова крутанулся, и подползавший с фронта штурмовик оказался у нас в глубоком тылу.
- Усольцев, торпедный залп! И феррополимер! Быстро!
На экране заднего обзора появился противолучевой туман, словно толстенный реверсивный след. За этим туманом очертания штурмовика, похожего на саперную лопату, едва-едва виднелись. Туман то и дело озарялся алыми сполохами – это америкосы сандалили по нам лазером.
- Прошу дополнительной мощности на заднюю лазерную турель, - протараторил Усольцев.
- Хочешь вжарить через облачко? – хмыкнул Гагарин, - Идея неплохая, но до ужаса рискованная. Действуй, Усольцев. Но если перегреешь турель, я тебя кастрирую. Доломан, двадцать процентов мощности на заднюю турель. Курган – шестнадцать двадцать четыре, приготовься сбрасывать охладитель.
- Есть мощность, - доложил Доломан, пощелкав клавишами.
- Подтверждаю, - отозвался Усольцев, - Пошла накачка…Есть насыщение…
- Шмаляй, чего ждешь? – нетерпеливо проворчал Гагарин.
По кораблю поплыл чавкающий гул – это заработала лазерная пушка. На экране заднего обзора пролегла ядовито-зеленая струна луча. Конец струны прободал-таки облако феррополимера и впился в обшивку американского штурмовика.
- Держи его, Усольцев! – радостно завопил Гагарин.
- Перегрев, товарищ полковник, - доложил Леонид К1624, - Нужно отключать, иначе потеряем турель.
- Еще пять секунд, - взмолился Усольцев, - Я его почти вскрыл!
- Я сбрасываю мощность с лазера, - категорично заявил Доломан, - Как хотите…
- Цыц, майор! – рявкнул Гагарин, - Усольцев, продолжай!
- Есть! Готов, товарищ полковник! – попыхтев, крикнул Усольцев.
- Сброс охладителя, - отрапортовал Леонид, - Закачиваю свежий…
- Даю мощность на двигатели, - это уже Доломан.
Гагарин снова лихо заложил вираж, и, обогнув облако нашего собственного феррополимера, корабль грациозно просвистал мимо медленно издыхающего штурмовика. Похоже, Усольцев прободал ему один из контуров реактора: из пробоины свистал в мировое пространство литиевый кипяточек. Американцам сейчас очень несладко: разгерметизация, перегрев реактора, падение мощности. Сейчас они разве что ракету могут в нас запустить.
Ага, так и есть – запустили. Мысли мои, что ли, прочитали, или я такой догадливый стал?
- Ракета! Задняя полусфера, тринадцать двести шестьдесят два, расстояние – тысяча восемьсот!
- Пулеметы! – крикнул Гагарин, срывая голос.
Палец помимо моей воли лег на кнопку отстрела десантного отсека. Хорошо, что кнопка тугая, не сразу нажмешь.
В задней полусфере завизжали электропулеметы, бешено вращая стволами. Разогнанные до огромной скорости электромагнитным полем стальные пули набросились на ракету осиным роем, и ракета, не долетев до нашего борта каких-нибудь двухсот метров, бабахнула. Жутковато выглядит взрыв, когда его не слышно – это я вам со всей ответственностью заявляю. Лично у меня мурашки выскочили по всей спине.
Корабль тряхнуло будь здоров. У меня чуть зубы не повыпадали.
- Накрылся четвертый маневровый, - простонал Доломан, - Отключаю третий.
- Отключай, чего уж теперь, - выдохнул Гагарин, - Дотянем и на двух.
- Рабочего тела осталось на три часа работы в режиме боевого маневрирования, - невозмутимо доложил Леонид.
- Стрелки, как обстановка? – спросил Гагарин.
- Передняя полусфера – чисто. В направлении семьдесят два сто три наблюдаю лазерный маяк «Варяга».
- Задняя полусфера – наблюдаю штурмовой корабль в аварийном состоянии. Регистрирую интенсивный радиообмен на общей частоте. Сигналят СОС, товарищ полковник.
- Доломан, соединяй с ЦУПом.
- ЦУП на связи, товарищ полковник.
- ЦУП, я борт четырнадцать. Прошу связь с генеральным. Код восемьсот два желтый.
- Борт четырнадцать, - хрипнул в динамиках громкой связи ЦУП, - Доложите обстановку.
- Дайте генерального, черти! – гавкнул в микрофон Гагарин, - Терпит бедствие американский штурмовик. Согласно Брюссельской конвенции по космосу мы обязаны оказать помощь.
- Причина аварии? – голосом робота отозвался ЦУП.
- Да мы им контур реактора просквозили! Прорывались с боем, ну и…
- Отставить спасение, - помедлив, ответил ЦУП, - Продолжайте полет согласно полетному заданию.
- Дайте генерального!
- Генеральный недоступен. Выполняйте полетное задание, полковник.
Связь прервалась.
- Товарищ полковник, американцы вопят на всех частотах, - осторожно заметил Леонид, - Соблюдать радиомолчание?
Гагарин тяжело выдохнул, почесал волосы под шлемофоном.
- Доломан, реактор на семьдесят процентов. Дай мощность на первый и второй маневровые. Маршевый глуши.
- Вы что задумали, товарищ полковник? – насторожился Доломан.
- Еще не сообразил? – усмехнулся Гагарин, - Будем спасать янки.
- Но…
- Ты болтался в космосе верхом на реакторе, который вот-вот взорвется? Считал лишние рентгены в своем организме? Нет? Ну так не вякай! Курган, дай мне связь с американцем…
- Вы понимаете, что я буду обязан доложить о невыполнении приказа ЦУПа? – спросил Доломан.
- Докладывай, мне не привыкать, - пожал плечами Гагарин и впервые с начала боя обратился ко мне, - Слыхал, Макс, чем он меня пугает? Доложит он…
- Ну, подумаешь, отсидим еще пяток годков, - пожал я плечами, - Эка невидаль.
Уж так получилось, что мы с Гагариным топтали одну зону. И сидели по одной статье. И приговорили нас в рамках одного процесса. Мы с полковником – банда, можно сказать.
Как так получилось? История долгая. Но я люблю долгие истории, и потому рискну рассказать все с самого начала, с тех самых времен, когда я, сопливый еще пацан, узнал, почему все нормальные люди имеют фамилию, а я – какой-то гребаный номер…

1.

Файл 02.06.2046.maxt1441.

Этот день не заладился с самого начала. Сперва я схватил пару по литературе, потом совершенно случайно разбабахал скелета в кабинете биологии, а в довершение всего наконец-то увидел своими глазами, для чего природа разделила людей на два пола.
С литературой вышло совсем уж по-глупому. Ведь знал же я, что к чему в сказке про Колобка, а вышел к доске и понес совершенную чушь. Мол, русская народная сказка о Колобке является примером наивного дидактического материала, предназначенного для воспитания у детей уважения к родителям.
- Ну, а что насчет тактических ошибок Колобка? – глянула на меня поверх очков литераторша Лариса Михайловна.
Не знаю, почему, но на меня словно ступор напал. Я по-партизански молчал и изучал пол под ногами.
- Нехорошо, Максим, - покачала головой Лариса Михайловна, - Я же ясно сказала на прошлом уроке, что на самоподготовке вы должны подготовить развернутый анализ тактической ситуации, описанной в сказке.
- Дезинформация… - зашептал с последней парты мой кореш Васька Т1425.
- Четырнадцать двадцать пять, не подсказывать! – гавкнула бдительная училка, - Так, четырнадцать сорок один, если ты и готовился, то доложить все равно не можешь. Поэтому я со спокойной душой ставлю тебе двойку. Доложишь командиру роты.
Я поплелся на свое место, брякнулся на жесткий стул и принялся бездумно рисовать человечков в тетрадке по литературе. А у доски тем временем появилась задавала Вероника Т1467 из второй женской роты.
- Тактическими ошибками Колобка являются: переоценка собственной маневренности, недооценка мощности средств поражения, имеющихся в распоряжении противника, принятие решения о сокращении дистанции взаимодействия с противником на основании непроверенных данных, являвшихся дезинформацией.
- Замечательно, Вероника, - заулыбалась училка, - Только что пытавшийся выступить Максим упомянул что-то об уважении к родителям. Как ты думаешь, не допустил ли ошибку Колобок, уйдя от бабушки с дедушкой?
- Полагаю, Лариса Михайловна, что в данном случае имело место недостаточно спланированное выдвижение из пункта постоянной дислокации, - подумав, ответила Вероника, - Аналогичная ситуация рассматривается во многих сказках и характеризуется термином «идти, куда глаза глядят». Как и многие другие сказочные герои, Колобок не озаботился организацией связи с бабушкой и дедушкой, не организовал линии материального снабжения и боевое обеспечение своего спонтанного марша, что при наличии заведомо более боеспособного противника является категорически недопустимым.
- Молодец, Вероника, ставлю «отлично», - произнесла торжественно Лариса Михайловна, - Вот, четырнадцать сорок один, смотри и учись: Вероника вырастет и будет начальником штаба. А ты будешь до пенсии снаряды для гаубицы подносить, если, конечно, не изменишь своего отношения к учебе.
Вероника Т1467 гордо процокала каблучками к своей парте, по пути не упустив возможности показать мне язык.
- Вот жаба, - шепнул мне Васька – мы с ним за одной партой сидели, - Девчонки, они все противные.
- Я в нее сейчас из трубки пульну, - пообещал я, зажевав кусок бумаги.
- Правильно, - обрадовался Васька.
Пусть я не буду начальником штаба, зато буду лихим снайпером. Закатать из трубки-плевалки прямо в ухо будущей штабистки я могу совершенно без проблем.
Плевалка у меня козырная, я ее самолично на занятиях по общей технологии надфилем подточил, чтобы получился конусный канал – так точнее бьет. И в кулаке умещается очень удобно, совершенно незаметно. Шлеп – и бумажный мякиш бьет точнехонько под мочку Вероникиного уха.
- Класс! – восхищенно прошептал Васька.
Вероника гневно обернулась, обиженно насупила брови.
- Лариса Михайловна, а четырнадцать сорок один из трубки плюется! – тут же наябедничала Вероникина соседка по парте, Светлана Т1412. Если Веронике прочат карьеру начальника штаба, этой крысе, наверное, на роду написано быть стукачом ХАШа.
Ах, да. Что такое ХАШ? Ну, у нас на Руси про ХАШ только полный дебил не знает. Это такие мрачные дядьки, которые суют нос в каждую щель, дабы ни один шпион, ни один вражеский наймит не украл наши военные тайны. ХАШ – это Хана Шпионам.
- Сорок первый, встать! – Лариса Михайловна оглушительно хлопнула ладонью по столу и, кажется, неслабо ее ушибла, потому что тут же принялась украдкой ее растирать.
Я поднялся.
Училка нажала кнопку интеркома.
- Слушаю вас, - отозвался интерком голосом нашего комроты капитана Валежникова.
- Товарищ капитан, разберитесь срочно со своим подчиненным, Максом Т1441. Во-первых, он совершенно не подготовился к уроку, во-вторых, совершил хулиганский поступок.
- И что он натворил? – помолчав, звукнул интерком.
- Плевался из трубки в девочек.
Интерком хрюкнул. Это, наверное, Валежников хохотнул. Он у нас мужик, что надо, не из злобных уродов. Вон, в третьей роте командир, майор Фадеев – тот упырь так упырь! У него все кадеты в свободное время уставы учат и в шахматы Фишера уныло играют, в приказном порядке, между прочим. И в город Фадеев их выводит от силы раз в месяц, а то и реже. Потому в третьей роте одни ботаники и стукачи, и рожи у всей роты одинаково постные, как будто их доппайком обделили. Нам же с командиром повезло, чего уж тут говорить. И за трубку-плевалку он меня сильно не накажет. Ну, поставит вечером во время просмотра мультиков унитазы драить, ну, мороженого не купит в воскресенье – подумаешь, наказание! Тот же Фадеев, будь я в его роте, сгноил бы меня на овощерезке, и чистил бы я картошечку по колено в грязной воде, пока на складе вся картошка не закончилась бы.
- Лариса, ты особо не кипятись, - сказал Валежников, - Ну, подумаешь, похулиганил маленько. Девять лет пацану едва стукнуло, ему по возрасту положено из трубки плеваться, кнопки на стул подкладывать, девчонок за косички дергать. Он тебе еще крысу-мутанта в сумку не подкладывал?
- А это идея! – шепнул мне Васька, - Я на продскладе шикарное гнездовье заметил, там такие уроды, что просто блеск!
Я ничего не ответил, но для себя решил, что при удобном случае я крыс-мутантов во вторую женскую подкину – то-то визгу будет! А самую мерзкую и самую вонючую крысятину запихну Светке Т1412 прямо в разгрузку, чтобы не вякала, когда не просят.
- Товарищ капитан, у меня урок идет, - смутившись, пробормотала училка, - И то, что вы сейчас говорили, попросту непедагогично.
- Извиняюсь, - ойкнул Валежников, потом гаркнул так, что стекла задрожали: - Сорок первый, мухой ко мне! С вещами!
- Слышал, сорок первый? – ехидно высказалась Лариса Михайловна, - Ступай в расположение и не мешай вести урок.
Я побросал учебники и тетради в разгрузку, с деланным спокойствием навьючил разгрузку на себя и лениво вышел из класса – типа, не больно-то и испугался.
В казарме меня уже поджидал Валежников. Капитан у нас весьма примечательный: физиономия перечеркнута шрамом, под пятнистым летним комбезом мышца перекатывается, аж завидки берут. Лет ему – тридцать с мелким гаком, а ежик на голове уже совсем седой. Настоящий боевой офицер. Когда-нибудь и я таким стану, уж будьте уверены.
- Ну, Макс, опять хулиганишь? – сощурив жутковатые светло-голубые глаза, строго спросил Валежников.
- Так точно, - выдохнул я виновато.
- Сдать оружие, - капитан требовательно протянул мне раскрытую ладонь.
Как ни жалко мне было моей снайперской плевалки, а пришлось отдать.
- Присядь-ка, - Валежников пододвинул мне табуретку, а сам опустился на корточки, опершись локтями на широкие колени.
Я послушно оседлал табуретку, состряпал жутко виноватый вид.
- Наверное, я плохой командир, как ты считаешь?
- Почему вы так решили, товарищ капитан? – пробормотал я.
- Да потому, что в моей роте самый большой процент нарушителей дисциплины. Ну что мне с вами делать, пацаны, а? Пороть? Строевую подготовку устраивать, как Фадеев, по четыре часа в день?
- Не надо, товарищ капитан, - забормотал я, - Вы очень хороший командир. Да мы за вас…Мы вам…В общем, с вами хоть в огонь, хоть в воду.
- Интересно, ты это искренне или просто подхалимаж включил? – задумчиво произнес Валежников.
- Искренне, товарищ капитан! Клянусь!
- Ладно, архаровец. Хочешь хулиганить – будь готов к наказанию. Разумное правило, а?
- Разумное, - выдохнул я, опустив глаза.
- Тогда неделю – никаких компьютерных игр. И мультиков, конечно, тоже, - он задумчиво покрутил перед глазами мою плевалку, хмыкнул, - Надо же, не поленился, на конус свел. И хорошо бьет?
- Отлично, товарищ капитан! – оживился я.
- И в кого плевался?
- В Веронику Т1467, из второй роты.
- Понимаю. Отличница и задавака, так?
- Так.
- Попал?
- С первого выстрела – в мочку уха, - похвастался я.
- Поди ж ты, снайпер! – ухмыльнулся Валежников, - А из рогатки хорошо стреляешь?
- Да я вообще рогатку в руках не держал! – стал оправдываться я.
Валежников пригвоздил меня суровым взглядом.
- А если честно?
- С двадцати метров в лампочку попаду, - признался я.
- Давай тогда мы с тобой заключим настоящий мужской договор. Я переговорю с капитаном Фроловым, он тебя проверит по всем статьям, и если ты на самом деле такой Робин Гуд, зачислит в резерв стрелковой команды. Там настреляешься вдоволь. Но если хоть один раз попадешься мне на нарушении дисциплины, никакой тебе стрелковой команды не будет.
Вот это номер! Стрелковая команда! Это вам не игрушечный лазерный тир, это настоящие патроны и настоящее оружие! Это примерно так же круто, как перейти из детского «лягушатника» в нормальный взрослый бассейн. Даже круче, намного круче. Вот все обзавидуются! Нацеплю на парадный китель «паутинку» - это значок квалификации по стрельбе, выглядит как прицельная сетка, потому и «паутинка». А с «паутинкой» я уже не салага – мужик! И Лариса Михайловна уже постесняется мне двойки ставить, да и орать на меня уже не будет – совесть не позволит орать на без пяти минут героя.
Сказать, что я обрадовался, значит, совсем ничего не сказать. Я едва не подпрыгнул вместе с табуреткой.
- Вижу, ты не против, - улыбнулся Валежников, - Ну, договор?
- Договор, - кивнул я.
Мы скрепили договор крепким рукопожатием, после чего отчего-то растрогавшийся капитан ласково щелкнул меня по носу.
- Ну все, Макс, беги на занятия. А двойку по литературе все-таки исправь. Ну что сложного в этом дурацком Колобке? Колобок – бездарь и тактический лох, Лиса – опытный стратег, мастерски владеющий искусством дезинформации. Остальные звери – так, статисты. Кстати, хочешь, открою один взрослый секрет этой сказочки? Дедушка с бабушкой вовсе не любящие родители, они только делали вид, что им Колобок вместо внука. Ну сам посуди: кто при пустых амбарах будет печь круглую булку только для того, чтобы на нее смотреть? Они его сожрать хотели, и Колобку по-любому хана бы наступила.
Если честно, я не понял, зачем он мне это сказал. Наверное, я и впрямь мал еще, чтобы понимать такие вещи. Но раз уж я понимаю, что я мал и глуп, значит, я не так уж мал и глуп, уже мыслю по-взрослому. Какой я умный, блин!
- И еще, - тормознул меня в дверях казармы Валежников, - Запомни первое правило вора и разведчика: не попадайся. Понял?
- Ага, - кивнул я, хотя опять ничего не понял.
- Вот тебе боевая задача, Макс. Закинешь крысу в сумочку литераторши, но так, чтобы никто не мог на тебя подумать. Как ты это сделаешь – не мои проблемы. Но обязан сделать. Иначе я тебя уважать перестану. Если попадешься – пеняй на себя: стрелковой команды тебе не видать, как своих ушей. Все, марш на занятия.
Надо сказать, комроты меня окончательно запутал. Нет, я, конечно, много, чего не понимаю, но зато четко знаю: если я обещал не нарушать дисциплину, я должен обещание держать. Но с другой стороны, мне поставлена самая натуральная боевая задача – похулиганить. Парадокс, что ни говори.
Хотя…Дошло! Я ведь не обещал вести себя примерно. Мы с Валежниковым договорились, что я не буду попадаться, а насчет хулиганств прямого запрета не было! Ух, Валежников! Ух, интриган! Хитер, мужик, ничего не скажешь. Вот только зачем ему все эти хитрости? Ума не приложу.
Ломая голову над тем, как незаметно и хитро подложить крысятину нашей литераторше, я поплелся на занятия. Следующим уроком у нас намечалась биология, и уж там-то я пару точно не схвачу. Про строение клетки у растений я могу рассказать, не запнувшись. Учил все-таки.
Я пришел в кабинет биологии минут за десять до перемены. В кабинете еще никого не было, и я, как обычно, стал рассматривать учебные пособия. Монстрятник у нас еще тот! Чучела ликантропов чего стоят – это малоприветливые дикие собаки с какой-то долей человеческих генов, которые делают этих тварей на удивление умными и слегка уродливыми. На передних лапах у них по пять пальцев, и большой палец отставлен, как у людей. Потому ликантропы неплохо лазают по деревьям и скалам, а также могут огреть из засады увесистой дубиной. Или, вот, спрут-пилигрим, хозяин литоральной полосы. Комок эластичных мускулов, который довольно резво может бегать на всех своих десяти щупальцах по берегу и плеваться едким пищеварительным соком. Одно радует: на суше пилигрим глухой, да и видит плохо. Зато маскироваться может похлеще всякого диверсанта. А вот и мой любимый монстр, гнус-людоед. Здоровенная – с ладонь - муха с острыми, как бритвы, жвалами и нервно-паралитическим жалом в заднице. Живет в тайге восточнее Байкала, летает стаями и жрет все, что бегает, ползает, шевелится и вообще проявляет активность.
Эта и многая другая зараза появилась в нашей земной фауне не так давно, лет двадцать назад, когда америкосы затеяли войну с Китаем и Кореей. Войну они, конечно, прокакали, ушли с Дальнего Востока, не солоно хлебавши, оставив только базы на Тайване и в Японии. Но радиация от ядерных взрывов и реакторов затонувших подлодок, мутагенные отравляющие вещества и какие-то там злобные вирусы, настряпанные китайскими учеными, сделали свое черное дело и подарили миру кучу доминантных мутантов, лихо потеснивших в экологических нишах милых сердцу медведей, волков, комаров.
В углу кабинета, окруженный монстрами-мутантами и более привычными кабанами, кошками, зайцами и разнообразными пернатыми, сиротливо белел обыкновенный человеческий скелет. Рядом с когтистой и зубастой фауной смотрелся он как-то жалко, невнушительно. Что ни говори, а царь природы, по крайней мере, чисто внешне, на царя не очень-то тянул.
Черт меня дернул в очередной раз пошалить. Не знаю, почему, но я решил напялить на скелета свою разгрузку и берет. Ну не спрашивайте меня, зачем! Просто захотелось – имею право, мне ведь всего девять лет.
Берет смотрелся на черепе забавно, скелет с кокардой на лбу смотрелся уже чуть внушительнее, веселее, что ли…А когда я стал навешивать на скелета разгрузку, что-то в учебном пособии хрустнуло, и скелет осыпался на пол грудой несимпатичных костей. Я успел только череп подхватить, и он остался у меня в ладонях, глядя на меня с укоризной: мол, укокошил меня, малолетний хулиган, теперь ответишь по полной программе.
Отвечать по полной программе мне не хотелось. Плакала тогда моя стрелковая команда, заветная «паутинка» и, самое главное, уважение со стороны капитана Валежникова, который только-только начал относиться ко мне как к…ну, пусть не как ко взрослому, но уж во всяком случае не как к сопливому салаге.
Я стал лихорадочно соображать, что делать. Собрать скелет по косточкам за пять минут было нереально. Оставалось только одно: обзавестись железобетонным алиби. Но как?
Для начала я сгреб кости в кучку и затолкал их в шкаф, где хранились банки с замаринованными в формалине глистами и лягушками. Поверх кучки положил череп.
Запрятав следы своего преступления, я пулей выскочил из кабинета биологии и ринулся в медпункт. Насколько я помнил, у нашей медички были настольные электронные часы. Их-то я и собрался обмануть…
Фельдшерица Тамара Петровна, дама приятной наружности с нашивками прапорщика медслужбы, завидев меня, ласково улыбнулась. Ей всегда было приятно работать со мной: уколов я не боялся ни капельки, даже не пискнул, когда мне в прошлом году делали пункцию спинного мозга, да и любые пилюли я глотал без лишних скандалов, не то, что некоторые, из тех, что до сих пор не поняли, что на детство нам всем права никто не давал и что вести мы себя должны, как настоящие бойцы, а не как размазня гражданская, которую в дрожь бросает при слове «шприц».
- Ну, Максим, что у тебя? – спросила Тамара Петровна, усадив меня на кушетку, - Никак заболел? Вот уж не подумала бы…
- Голова, Тамара Петровна, раскалывается, - соврал я, - И знобит немного.
Фельдшерица сделала серьезное лицо, приложила к моему лбу прохладную ладонь.
- Температуры вроде нет, - произнесла она задумчиво, - Сердечко не покалывает?
- Нет, Тамара Петровна, с сердцем все в порядке. Может, таблетку какую дадите от головы?
- Таблетку я тебе, пожалуй, дам. Только если ты не против, я еще сделаю анализ крови. Может, гемоглобин понизился – что-то ты бледновато выглядишь.
Пока она копалась в шкафу в поисках скарификаторов, которыми палец прокалывают, я украдкой стянул со стола часы и, нажав пару кнопок, перевел их на пять минут назад. Теперь в журнале медицинского пункта будет запись, что в то время, когда кто-то рассыпал скелета по косточкам, я был в роли больного и сдавал анализ крови. Алиби, конечно, шаткое, но другого у меня не было.
Я терпеливо вынес прокалывание пальца, заглотил таблетку детского пенталгина. Тамара Петровна сделала запись в журнале, торопливо занесла ее в базу данных учебного центра, пощелкав клавишами компьютера.
- Ну, вроде бы и все, - улыбнулась мне фельдшерица, - Ступай, казак, на уроки. Как будет готов анализ, я сброшу результаты вашему командиру. Хорошо?
- Конечно, - ответил я, - Спасибо вам, Тамара Петровна.
- Ладно, малец, беги, - рассмеялась она, взъерошив мои волосы растопыренной пятерней, - А голова…Пройдет твоя голова – это у тебя просто возраст такой. Растешь быстро, вот организм и протестует. Кстати, не подскажешь, который час?
Поначалу я подумал, что попался, что Тамара Петровна заметила мою махинацию. Но отступать было поздно, и я опять соврал.
- Одиннадцать сорок четыре, Тамара Петровна, - отрапортовал я, глянув на наручные часы, показывавшие без одиннадцати двенадцать.
- Спасибо, - кивнула она, - А то я уж было подумала, что часы у меня отстают.
Мне стало стыдно. Наверное, я покраснел, потому что уши вдруг стали какие-то горячие. Пулей выскочил я из медпункта, и к началу перемены уже топтался у дверей кабинета биологии.
Наш препод по биологии, профессор Дроздов, серпентолог в третьем поколении, по причине старческого склероза и слабого зрения обнаружил пропажу скелета только к середине урока. И когда обнаружил, спросил озадаченно:
- Господа, позвольте, а где же Йорик?
Йориком скелета погоняли по ассоциации с персонажем «Гамлета», чью могилу в пьесе  Вильяма нашего Шекспира так бесцеремонно эксгумировали.  Для нас, пацанов, всякий череп и скелет был йориком – имя датского шута прочно закрепилось в русском жаргоне.
Кадеты и кадетки недоуменно заозирались, ну и я вместе со всеми старательно разыгрывал удивление и полное непонимание ситуации.
- Если это чья-то шутка, попрошу прекратить, - прошамкал Дроздов, потом снял с носа толстенные очки и стал нервно тереть их засаленным носовым платком, - Ну нельзя же так…
- Мы ничего не делали, Федор Андреевич, - ответила за всех помощница командира взвода из второй женской Полина Т1456, - Когда мы пришли, его уже не было.
- Что ж, наверное, это лаборант убрал, - вздохнул Дроздов, водрузив очки на законное место, - Не будем отвлекаться, продолжим урок. Кто нам расскажет о механизме фотосинтеза?
Мне было не по себе от того, что я в очередной раз соврал. Ну, пусть не соврал – промолчал, хотя всякий честный человек на моем месте встал бы и признался во всем. Но признаться в том, что именно я сломал йорика, означало для меня крушение всех надежд на стрелковую команду и светлое будущее.
И надо же было такому случиться, что к доске Дроздов вызвал именно меня. И хотя я знал досконально все, что написано в учебнике про фотосинтез, я опять начал мямлить и, натурально, терять дар речи.
- Что с тобой сегодня, Максим? – удивленно глянул на меня Дроздов, - Ты не заболел случайно?
- Нет, - пробормотал я, опустив глаза, - Я здоров, Федор Андреевич.
- И как с такой подготовкой ты собираешься на олимпиаду по биологии? Фотосинтез – это же основа всей биологии растений, если ты не в курсе. Не зная фотосинтеза, невозможно знать растения. Ага, я догадался. Ты опять штудировал труды по мутагенезу насекомых?
Здесь я решил не врать. Двойка – значит, двойка. Пусть уж лучше так, чем сплошное вранье.
- Нет, профессор, я ничего не штудировал. Но я учил фотосинтез, честное слово!
А сам мимоходом подумал, каким чахлым и шатким за один-единственный день стало мое честное слово.
- Ну хорошо, Максим, ты пока садись, а завтра выбери время на самоподготовке и приходи сюда. Мы с тобой с глазу на глаз побеседуем о механизме фотосинтеза. А пока я поставлю в журнал единичку, которую завтра мы с тобой исправим на заслуженную четверку. Или не исправим – это уж от тебя зависит.
- Хорошо, - выдавил я и под ехидные смешки поплелся на место.