Глава 2. Дело Судей

« Будет время Суда.
Бог даст судить Судьям.
Судьи будут судить так,
Как не судил бы Бог.
И это будет волей Таланоса.
Судьи – не будут слугами Бога.
Судьи – не будут слугами Таланоса.
Живые сами выберут, кто будет Судьями.
И будут пить кровь.
Стань Судьей, и кровь станет вином.»
Писания Пророков Сигора, неофициальная книга Libera Potentiae de Kabrozen 3:0-9;

Зал Трибунала в Старой Обители Святости, безусловно, сохранился лучше, чем ее стены, выглядевшие как молодые руины – местами побитые осадными машинами и щерящиеся выбоинами от огненных шаров. Зал же был в целости и сохранности – если не считать осыпавшихся в большинстве своем прекрасных фресок и огромной и уродливой круглой дыры в куполе – результата прямого попадания из заряженной бомбами катапульты. Тем не менее, он все еще сохранял некую тень своей былой торжественности и величия, хотя и большинство кресел, выстроенных полукругом у возвышения, пустовало. Некогда над железным аналоем висели знамена трех основных Хантов – Андидума, Анклинуса и Бетрадума – черный как смоль, белоснежно белый и кроваво-красный; в Новой Обители с ними соседствовал богохульный штандарт Пентаграмматика – перевернутая пентаграмма с крестом, поднимающимся из нижнего ее луча. Теперь на их месте стоял лишь большой стальной остов с длинной поперечной балкой.
Из всех двенадцати кресел, некогда занимаемых магистрами и лордами, сегодня было занято лишь два.
Агером Никадемом и Дантом Самиресом. У аналоя, по своей старой привычке облокотившись на него, стоял, задумчиво нахмурившись, Френсис Серахт. Он со скучающим видом вертел в руках небольшой кинжал, но, судя по всему, скучать ему не приходилось.
На первый взгляд он действительно казался удивительным образом помолодевшим – с медно-рыжей бородой, хорошо сложенным, даже красивым. Таким он стал внешне после того, как архидьявол Сагитер швырнул ему его силы обратно, как не нужные более, и впился в Белзамина. Но в его голубых глазах все же сохранилась, застыв навсегда, задумчивая, мудрая зрелость – не та говорящая о приближении смерти дряхлость, сопряженная с потерей рассудка, несколько лет делавшая его похожим на сумасшедшего, а нечто большее. Нечто древнее.
- Когда-то я сказал, - тихо произнес он, положив подбородок на кулак, - что мне было бы приятно взглянуть на все новыми глазами. Я ошибся. К сожалению. Глаза мои остались теми же, а вот все остальное трансформировалось в нечто гораздо менее спокойное и беззаботное, чем было раньше.
- Ну-ну, - приподняв брови, промычал Агер Никадем. – Конечно, менее. Было бы удивительно, если бы после раскола мы все сидели и спокойно молились, не заботясь о том, что происходит вокруг нас. На Первом Ярусе.
- А ведь мы так и делали, - Самирес вдруг зловеще усмехнулся. – Сидели. Не знаю, все ли из нас молились, и не знаю кому, но мы считали себя вправе сложить оружие. Мы считали себя вправе считать еретиков запертыми навечно. Некромантов – своими друзьями. В свете того, что от Бетрадума отказались Антимаги, а Орден Таланоса готов уже отречься от всей Священной Инквизиции, это кажется даже глуповато-забавным, не правда ли?
- Вы так полагаете? – мрачно промолвил Серахт. – Признаться, ваша манера говорить очень напоминает моего братца. Чрезвычайно.
- Иначе, как комплимент, воспринять отказываюсь, - холодно парировал Дант. – Ваш брат и мой бывший начальник – безусловно, один из умнейших людей на этой планете.
-  А его умению говорить и убеждать позавидовали бы величайшие ораторы древности, - неохотно подтвердил Никадем. – Потому что они говорили то, что думали. А этот умудряется говорить то, что все должны думать о том, что он думает вразрез со словами.
- А это уже преувеличение. Он не умеет говорить. Он просто демагог и словоблуд.
- Давайте вернемся к теме собрания, - поторопил собеседников Френсис. – Соответственно, смерть лорда Сахтера.
- Обсуждая Серахта, мы обсуждаем его убийцу, - бесцеремонно заявил капеллан.
Магистр-председатель нахмурился и уткнулся взглядом в аналой. Погрузился в молчание. Поднял голову и угрюмо кивнул.
- Это, несомненно, ловушка. Спланированная и тщательно простроенная операция. Иначе и быть не может. Они просто одурачили нас.
- Да. Но каким образом?
- Ловушкой был весь навязанный ему рейд, - сказал Самирес. - Гхастов и гулей было не настолько много, чтобы стража Маргота и Гильдия Магов не могла самостоятельно с ними расправиться. Зачем-то им понадобилась помощь Инквизиции, притом что они не хуже нас самих знали, насколько мы слабы.
- Помощь понадобилась не им, - уточнил Агер, с видом умного человека подняв палец вверх. Следует добавить, что такое выражение лица необычайно не шло к его самодовольному виду.
- А кому?
- Церкви Таланоса. Это она сообщила о нежити в катакомбах и запросила помощи у нас. Через своего агента, признаться, интереснейшего типа. В результате…
Магистр осекся, пытаясь понять, что сказал. Пожевал бороду. Тупо уставился на грустно улыбающегося Самиреса. Улыбка капеллана – неестественная, насмешливая и ехидная – ему очень не понравилась.
- Вот именно, - участливо заметил тот. – Церковь. Вывод легко сделать. От нас решила отречься и она. Отречься в минуту скорби и печали. Как и паладины. Не правда ли?
- Вот ты это и проверишь, - сказал неожиданно Никадем. – Отправишься в Маргот, встретишься с агентом Церкви, передавшим нам это сообщение. Все разузнаешь. В частности, о грядущем совете паладинов. О странных людях, убивающих проповедников и возмущающих толпу. Потом доложишь. Хорошо?
Дант добродушно улыбнулся и скосил глаза на Агера. Он прекрасно все понял, потому что недурно знал магистра и отлично понимал, как тот к нему относится. Как к раскаявшемуся предателю, несколько часов вымаливавшему прощение на коленях и наконец выпросившему его. Но Самирес себя таковым не считал, мало кому позволял считать и считал свое мнение правильным.
Никадем внимательно следил за реакцией бывшего черного капеллана, и ждал повода затаить на него еще больную ненависть. Но тот лишь улыбался и молчал.
- Кто этот агент? – наконец спросил тот.
- О, как я уже сообщил, интереснейший субъект, - слабо оживился Френсис. – Говорят, наемник. Профессиональный убийца нежити. Экзорцист. Тип грамотный, талантливый и хитрый, а посему пользующийся всеобщей ненавистью.
- Я думал, что это мы – профессиональные убийцы.
- Ну, мы по сравнению с ним, ферзем, мы – жалкие пешки, - кажется, магистр-председатель получал удовольствие от легкого, ненавязчивого, но не вполне искреннего самобичевания.
- Понимаю. Правда, ваши шахматные аллегории оставляют желать лучшего настолько, что я начинаю подозревать, что этот агент – женщина.   
- Нет, нет, все не настолько плохо.

Сандерас Вайтли аккуратно поправил на голове щегольскую высокую шляпу, украшенную кожаным ремешком с серебряной пряжкой. Его движение было привычным и аккуратным, а оттого отточенным и выверенным до блеска. Именно такой жест, как ему казалось, должен был характеризовать его как харизматичного и стильного профессионала и возбуждать желание платить по удвоенной ставке. На самом деле ничего, кроме затаенного неудовольствия по поводу щегольства юноши, он не вызывал. Платить хоть монеткой больше огромной суммы, обыкновенно запрашиваемой Сандерасом, тоже. Но платить все же приходилось, потому что наемники такого уровня могли потребоваться только в самых крайних случаях. А в крайних случаях деньги считают только те, кто к самим случаям не имеет отношения.
Сандерас Вайтли вытянул из изукрашенных филигранью ножен длинный прямой меч с овальной гардой, напоминавший катану проклятых эльфов, но не изогнутый. Внимательно осмотрел, пальцем проверил остроту чуть скошенного к острию клинка. Клинок был остер, как бритва, не ломался и не требовал заточки, так как был сработан из многослойного серебра и оснащен прочным титановым сердечником.
Вслед за мечом тщательной проверке подвергся легкий и мощный арбалет, специально приспособленный к стрельбе колами, пара «Казимиров» - крупнокалиберных восьмизарядных револьверов, пара «Темных Хранителей», волнистый кинжал…
Сандерас натянул на себя алый плащ длиной до колена, бросил взгляд на оградительную пентаграмму, висящую на стене его хибары, небрежно перекрестился и вышел.

Сандерас сделал еще один шаг вперед. Оглянулся. Внимательно посмотрел себе под ноги, вправо, влево. Хмыкнул, и в последнюю очередь взглянул на то, что находилось перед его носом. Высокую дверь с маленькой решеткой посередине, окованную листовым железом и покрытую бурыми хлопьями ржавчины.
Вайтли расстегнул карман, выудил оттуда огромных размеров ключ, всадил его в скважину. С трудом провернул. Когда дверь, судорожно заскрипев, отворилась, в нос Сандерасу ударил затхлый, удушливый, неприятный запах. Запах, впрочем, был вполне характерен для городской канализации, расположенной в одном из многочисленных притоков подземной реки Ахеронт.
Сандерасу было не впервой лазить по канализациям, но к этому малоприятному процессу он так и не привык. В коллекторы нередко просачивалась нежить, особенно в Марготе – здесь она была организована на основе старых катакомб еще времен Темной Империи. Катакомбы, соответственно, представляли собой ответвления Залом Сепхерофта. Залы, соответственно, хоть и были насильственно лишены твари, давшей им свое имя, все еще были наполнены мертвецами: вскрытие потайных мавзолеев Черных Душ освободило несколько новых, ранее неизвестных людям форм нежити, похороненных вместе с легионерами: прокаженных, вихтов, грайверов, серпентрадов…
Знаменитый охотник мало что знал о причинах появления оных серпентрадов в марготской канализации, зато знал все о них самих.
Сандерас почесал нос и шагнул в туннель.

- Братья! Слушайте и внимайте моему слову, ибо свет говорит устами моими, и помышление мое есть благо. Я – раб первородного греха, как и все мы, но я и слуга моего господина – Сигора. То высшее творение, которое мы дерзаем именовать лишь так, ибо истинное его имя выжигает языки – ангел, который некогда пал, но взрастил в себе плоды истинного покаяния и занял место слева от сияющего престола нашего общего повелителя – Таланоса, Господа и Бога. Так же должны раскаяться и мы, братья мои! Как слуга его я верю, что он может говорить устами моими, и уста мои есть уста его пророка. Учение Сигора ни в коей мере не может противоречить официальной догме служителей Таланоса, так же как и Церковь Сигора была, есть и всегда будет верной союзницей Церкви Творца, да славится имя его et saecula saeculorum!
Проповедник Храмового Квартала говорил быстро и аккуратно, тщательно проговаривая каждое слово. Казалось, он боялся забыть упомянуть хоть какой-нибудь аспект взаимоотношений вышеупомянутых религиозных организаций. Стоящий рядом с ним угрюмый серый паладин внимательно водил глубоко посаженными глазами по людям, толпящимся перед возвышением. Он искал экстремистов и радикалов. Над проповедником, на перекошенной балке настила, на веревках висело два трупа, которые, судя по запаху, висели здесь уже давно.
Это были те, кого паладин нашел во время прошлой проповеди.

- Послушайте, - медленно произнес Вегель Дантурес, брат-капитан ордена Антимагов, обратившись к только что вошедшему в комнату субъекту, - мы так не договаривались.
- Согласен, - легко согласился тот. В его звонком голосе звучал режущий ухо металл, как в чуть надтреснутом колоколе.
Вегель пригладил пальцами тонкие черные усики и неуверенно усмехнулся.
- Да неужели? Мы отказались от сотрудничества со Священной Инквизицией, серьезно ее при этом опечалив. Может быть, ты напомнишь мне, зачем мы это делали?
- Ты сам помнишь, - удивился тот. Дантурес прищурился: на какое-то мгновение ему показалось, что его собеседник действительно был удивлен.
Возможно, впрочем, что так оно и было.
Неизвестный прошел к небольшому столу, занимавшему центральное помещение в маленьком церковном подвале, и его лицо лизнул свет свечей.
- Шиирамон, - громко окликнул капитал задумавшегося пророка.
Эзекиль Шиирамон – пророк Сигора – был неестественно высоким человеком худощавого, даже изящного телосложения, по возможности скрытого мешковатой пепельной робой из тяжелой многослойной ткани. Волосы его, светлые и длинные от природы, были обесцвечены и коротко острижены, а ушные раковины удалены хирургическим путем. Вместо них из кожи торчали зловещие, обведенные багровыми полузатянувшимися шрамами, слуховые аппараты, напоминавшие маленькие динамики. Радужка глаз, видимо, была искусственно выжжена до бледно-серого цвета; один из зрачков был неестественно сужен, другой, напротив, расширен. На лбу Эзекиля – высоком и бледном - было голубыми чернилами вытатуировано Око Оракула.
Человек, хоть раз видевший высших эльфов, мог бы сразу понять, к чему стремилось это существо. Чего оно добивалось и чего боялось – боялось настолько сильно, что пошло даже на хирургическое вмешательство. Почему плотно сжимало тонкие губы в опасении, что кто-нибудь заметит отсутствие у него клыков.
Вегель, как бывший военный, когда-то много и увлеченно воевавший с эльфами на Поверхности, не мог не понимать, что Шиирамон был эльфом. Когда-то. Поэтому не обладал чувством юмора и не понимал некоторых человеческих оборотов речи, выражавших иронию или сарказм.
- Вы, Эзекиль, в обмен на отказ от Инквизиции и на предоставление ограниченной военной помощи в дальнейшем, пообещали отдать в наше полное и абсолютное распоряжение монастырь Ордена Таланоса. Точнее, в мое распоряжение. Тогда я не спросил, как вы собираетесь его отнимать, хотя меня это и интересовало. Более чем понятно, что без кровопролития не обойдется.
- Ты все понял верно, кроме места упомянутой тобой категории обещания. В целом я ничего не мог обещать. Как оракул, способный некоторым образом предвидеть будущее, и как слуга Сигора, соотносящий прошедшее с пророчествами, я могу реагировать на оные. Если все пойдет так, как хочу я, мне не придется пролить и капли крови. И моим подчиненным также.
- То есть всю грязную работу вы предоставите делать нам.
- Такого я и в мыслях не имел. Все, что надо, сделает стража и правоверные жители Маргота. Они все поймут и сделают выбор в пользу хозяев, а не рабов.
- Говорите яснее, - занервничал Вегель. – Что вы замышляете?
- Не я замышляю, но мой Бог. Ибо он прорек все в писаниях.
Брат-капитан понял, что ничего, кроме туманных намеков на скорый конец света, ему из эльфа выжать не удастся, и пожалел, что согласился так быстро. После смерти Гельфарда Сегептуса, бывшего лорда Хант Бетрадум, он и сам хотел отлепить от себя длинные руки инквизиторов, но Шиирамон предоставил ему возможность совместить приятное с полезным. Он твердил что-то о радикалах, Темном Мессии и его предтече, о том, кто должен последовать за ними. Обыкновенный пророческий бред, какой особенно любят последователи Судьи.
Или не обыкновенный?

- Братья! Паки и паки внемлите мне! Все мы знаем, что, хотя я и моя Церковь невинны, как агнцы пред лицом убийц, слуги Таланоса организовывают отвратительные идолопоклоннические акции и приносят в жертву моих товарищей. Или не они вчера зарезали моего предшественника, избрав для своего злодейства мелочный и странный повод? Неестественно надуманный повод?
Они распространяют грязную клевету о нас. Они говорят, то мы ждем своего мессию, спасителя, который является врагом их мессии и его антиподом. Но разве не слуга Сигора придет со славой судить живых и мертвых? Истинно говорю вам, что, как гласит пророчество, после пришествия ужасного Сепхерофта и Белзамина – ибо речено, что Темный Мессия не будет богом или дьяволом, но будет одержим ими – придет другой. Тот, кто сотрет все их зло с лица земли! Разве не того же желают наши друзья и союзники? На все воля Таланоса, и все, что ни делается, делается ad majorem Thalanoss et Saighore gloriam! Поймите же, люди, что тот, кого мы ждем и к чьему пришествию очищаем огнем и покаянием свои души, есть lux perpetua, lux de Dei! Свет Таланоса, братья! Все то, в чем обвиняют наше учение – в ожидании тьмы, в ожидании дьявола – суть гнусная и богопротивная ересь! Мессия придет не по нашему желанию и не по нашей воле, но in sorte Thalanoss! Аминь.

- Он предрек все в писаниях, - повторил Эзекиль, глядя на помрачневшее лицо Антимага, прикрытое пурпурным с золотым шитьем капюшоном. – И никто, друг мой, не скажет тебе более. Но я объясню то, что в моей власти объяснить. Говорят, что уже пришел Темный Мессия и пожал души, посеянные им давным-давно. Это так. Вот, уже пришло двое их, и был один от Тордама, черного ангела и Повелителя Смерти, а иной – от Демигора, Врага и властителя ада и всякого зла. Также и тот, кого мы ожидаем первым, будет не от Таланоса, а от Великого Судьи, и будет предтечей того, кто выше его. Понимаешь?
- Нет, - отрезал Дантурес. – Вы придумали себе много разных богов, и ваши боги меня не волнуют. Меня волнует только моя собственная персона.
- Ты состоишь в ордене. Тайно. Именно из-за тебя, капитан, в Инквизиции и Марготе множатся и плодятся слухи о том, что Господина Пророков почитают все Антимаги. Это не так. Но ты, если ты принял решение, не меняй его. Не маши мечом после поражения.
- Я ничего не меняю, и менять…не собираюсь. Я просто хочу понять, чего от меня хотят. И чем я рискую. Инквизиция и Церковь еще могут кусаться и не захотят отказаться от образцово-показательного процесса имени меня.
- Это разговор не о чем.
- Вы многого мне не говорите, Шиирамон. Я почти рад этому, потому что под пытками я не смогу сболтнуть того, что не знаю.
- Я скажу еще кое-что, что может показаться вам интересным. В последнее время в городе наблюдаются некие удивительные, паранормальные и необъяснимые явления. Напоминающие видения.
- Я думал, для вас видения – это нормальное дело.
- Для меня – возможно, но целый город не может сойти с ума. Не может внезапно приобрести способности предсказателя. Не может накуриться каменного цветка или эльфийских наркотиков. Я прав?
- Ну и что?
- Ну, эти видения – весьма, кстати сказать, оригинальные – чрезвычайно заинтересовали Церковь Таланоса. В том числе и поэтому она наняла одного человека, чтобы он все разузнал. Человека дорогого. Первосвященник, не желая сразу говорить ему об истинных причинах такой растраты, отговорился нежитью в канализации, где, кстати говоря, оные проблемы и творятся.
- Дальше.
- Я послал одного из наших паладинов, чтобы он устранил этого человека. Если у него ничего не выйдет, за дело придется взяться вам.
- Ну-ну, - протянул Вегель, насупившись. – Позвольте, я произведу догадку, скомпоновав вашу, Шиирамон, несколько бессвязную речь: эти видения как-то связаны с этим вашим мессией? Вы хотите, чтобы у таланоситов, и так убивающих ваших людей, не появилось новых причин объявить вас мерзкой сектой и сжечь на городской площади?

Длинная и неаккуратная, даже размашистая очередь из «Темного Хранителя» сорвала с ног высушенного, как мумия, прокаженного, и приложила об сырую стену. Тварь клацнула проржавевшей и крошащейся кирасой об камень, и рухнула в грязную воду, подняв тучу брызг. Еще мгновение тело отравляло пузырящуюся черную воду багровой пеной, а потом окончательно ушло ко дну.
Сандерас сменил магазин пистолета-пулемета, а использованный брезгливо отшвырнул в сторону. Обойма тяжело плюхнулась в темную густую жижу, а наемник, шедший по блестевшей от влаги каменной дорожке сбоку, зашагал дальше.
Остановился. Прислушался. Какой-то резкий, мощный, но еще далекий звук пытался прорваться сквозь вечный и монотонный шум льющейся воды.
Весело шлепая сапогами по мутной жиже, Вайтли заспешил на звук. С каждым шагом тот приближался, пока наконец не слился в звуки выстрелов. Из огнестрельного орудия немалого калибра и недурной скорострельности.
Короткая и точная очередь, лаконично прошипев, сделала несколько выбоин в стене прямо перед носом охотника. Он поглядел на медленно оседающее облачко белой каменной пыли и понял, что замечтался.
- Стоять! – зычно крикнул кто-то. Эхо, раскачиваясь, запрыгало по туннелю.
Сандерас быстрым движением головы сдвинул на нос небывалых размеров инфракрасные очки, напоминающие шлем сварщика, и пальнул в темноту.
Ему немедленно пальнули в ответ.
Нет. Не ему.
Темнота взвизгнула пронзительным воем, и вспыхнувшая тепловым пламенем фигура в массивном бронежилете резко обернулась. Сбила набежавшего со спины гуля тремя выстрелами – яркими как солнце – и что было силы двинула его армейским ботинком. Стандартные армейские берцы Вайтли узнал сразу, так как исходил в таких не один год.
Странно.
По стене рядом с ним затренькали пули, и охотник упал на колени. Вскинул пистолет.
Один выстрел – и человек в бронежилете покачнулся, дернулся, и, непроизвольно нажав на спусковой крючок, повалился в воду.
Сандерас встал на ноги и подошел к поверженному противнику. Свободной рукой сдернул с глаз прибор, зажмурился, пытаясь привыкнуть к нормальному освещению. То есть к свету факелов.
Мужчина. В бронежилете. Штурмовом, чрезвычайно прочном, с титановой основой. Охотник сморщился и, пошарив рукой, нащупал на две канала автомат.
Поднял, щелкнул затвором. Удивленно присвистнул.
- Что-нибудь интересное? – вежливо и даже как-то застенчиво поинтересовался голос откуда-то сбоку.
Воин. В серых латах поверх длинной байданы из плоских крупных колец. Доспехи были напрочь лишены какой бы то ни было символики, но этот ровный пепельный цвет и двуручную булаву за спиной трудно было с чем-нибудь спутать.
- «Стаггер», - ничуть не удивившись, заметил Сандерас, опуская автомат. - Коллиматорный прицел, пневматический подствольник, симметричные детали. Автоматический предохранитель. Новая модификация.
Он говорил так, будто знал новоприбывшего всю жизнь.
- Насколько новая? – уточнил рыцарь.
- Совсем новая, - холодно ответил охотник. – На Акнарте я таких еще не видел. Кто ты такой?
- Меня зовут Изуил, - поспешно объяснил воин. – Изуил Грайвер. Это имя вряд ли вам о чем-нибудь говорит, не правда ли?
- Неправда. Гравейр, или, как его именуют не отягощенное знанием Бестиариума большинство, грайвер – одна из форм низшей нежити. Это наиболее крупная разновидность гхастов, выведенная некромантами Сепхерофта и одно время использовавшаяся Черными Душами в качестве ездовых животных. Их основные признаки: передвижение на четырех конечностях, три рога на голове и чрезвычайное проворство. Когда-то чародеи сшивали их из кусков тел людей или эльфов, позднее научились получать более совершенные виды с помощью магических мутагенов и Тордамовой Проказы. Что скажешь?
- Основательные познания в вампирской литературе и склонность беззастенчиво их демонстрировать, - криво усмехнулся Изуил, пожав плечами. Его тонкие голубоватые губы пересекал косой уродливый шрам. – Я не объяснил тебе всего.
- По-моему, ты ничего не объяснил, - Вайтли был категоричен. – Начинай.
- Я – паладин Сигора.
- Представь себе дерево. Оно приходит ко мне и огорошивает меня: я – дерево! Я и представить себе такого не мог! Это невообразимо! Шутки в сторону. То, что ты паладин Сигора – очевидно настолько, что ты мог не затруднять себя. Далее.
Грайвер не давал себя смутить. От его глаз веяло ледяным спокойствием и ледяной же жестокостью.
- Видишь ли, - хладнокровно отчеканил он, - в этой части канализаций в последнее время наблюдаются странные видения.
- Ты имеешь в виду это? – охотник тронул мертвое тело носком сапога.
- Да. Раньше никто не знал, в чем они заключаются – все слышали звуки выстрелов и крики. И попросили нас разобраться.
- Меня тоже просили разобраться. С нежитью. Нежить – обычное дело в этой части канализации. А вот солдаты человеческой армии, к числу которых я принадлежал семь лет назад, дело необычное.
- Верно, - кивнул паладин. – И поэтому я попрошу тебя об одном одолжении: пусть эта подобность будет известна только нам.
- Зачем? – очень мрачно вопросил Сандерас.
  Изуил тяжко вздохнул и задумчиво пожевал губу.
- Ладно. Я буду с тобой откровенен.
- Давно пора.
- У тебя проблемы.
- Единственная моя проблема такова: у меня закончился эльнар. Может быть, у тебя есть?
- Тебя хотят убить.
- Новость! Я только что расстрелял две дюжины оживших мертвецов и одного вооруженного психа с новехоньким автоматом, а ты говоришь, что меня хотят убить. Неслыханно. Жаль, что я забыл уточнить у них: хотели они меня убить или нет.
- За тобой охотится Церковь Сигора. Она не хочет, чтобы ты объявлял во всеуслышание насчет…этого психа. Это может плохо кончиться.
- Я забыл проконсультироваться с вашей Церковью. Теперь меня настигнет кара, я уверен в этом. Зато я проконсультировался с Церковью Таланоса, и она – мой работодатель – возжелала знать, что здесь творится. Все ясно? Разговор окончен.
Сандерас с болезненной ясностью осознал, что разговор действительно закончился, только когда стальной кулак рыцаря приземлился на его ухо. Охотника сорвало с ног, как травинку, и приземлило сначала на стену, а потом в грязную воду.
Изуил не соизволил даже взять в руки двуручную булаву. Он просто сделал шаг вперед, ударил Вайтли по ребрам металлической поножью, наклонился, схватил противника за воротник и швырнул в сторону.
Тот зло сплюнул кровь, выкинул руку, и в его ладонь из рукава скользнул «Темный Хранитель». Хромированный ствол угрожающе нацелился в сторону воина.
Когда первая пуля, звякнув, выбила сноп искр из каменной стены, рыцаря рядом с ней уже не было. Он словно испарился, исчез, не оставив после себя ничего.
Сандерас понял, что это было всего только предупреждение. Но предупреждение недвусмысленное, за которым могла последовать скорая расправа.
Он зажал разбитый нос ладонью и встал.

Эзекиль Шиирамон прошаркал в подземный изолятор, едва держась на ногах. Ноги казались ему чем-то средним между ватой и свинцом, ему стоило огромного труда даже волочить их по полу. Эльфы славятся своей выносливостью. Они могут бегать сутками напролет и не спать неделю, не ощущая при этом никакого дискомфорта. Эзекиль не спал уже три месяца, и даже выносливость уже не могла ему помочь.
Пророк устало привалился к стене и тупо уставился на огромное зеркало, лишенное каких бы то ни было украшений. Перед зеркалом был нарисован замкнутый в круг змей, кусающий собственный хвост, вдоль которого тянулась длинная и кривая надпись старинными темноимперскими рунами: M.K.E.A.A.S.L.B.E.T.R.K.E.O.I.R.Z.L.E.N.
Шиирамон уже не помнил, что означает этот бессмысленный и зловещий набор букв, хотя и сам написал его. Или не сам? Он помнил, как чертил линии, сплетающиеся в литеры, но откуда он мог знать, что надо писать и куда, он вспомнить не мог. Он настолько устал, что не в состоянии был думать. Каждая мысль пробуждала в его голове ужасающе реальную боль, которая будто окружала его, обволакивала, не давала сделать лишний шаг или неосторожное телодвижение, рикошетила от всех его нервов.
Эзекиль коснулся рукой холодного шершавого камня стены. Прислонил к нему лоб, почувствовал, как кожа перестает чувствовать температуру и онемевает. Наконец, сдался и прикрыл глаза – его веки тяжело опускались, сколько бы он не пытался держать глаза открытыми.
Пророк вздрогнул от внезапного приступа дикого, подсознательного, инстинктивного страха, резко бросившегося в его голову. Подволакивая ноги, он подошел к столу, нашарил рукой знакомую коробку, трясущимися руками разорвал ее, шипя от нетерпения, сыпанул себе на ладонь с полдюжины крупных белых таблеток. Яды и лекарства действуют на нелюдей гораздо слабее, чем должны действовать теоретически, из-за их врожденного иммунитета, но все же эта доза, для человека превышающая смертельную в два раза, продержит его на ногах еще сутки.
А что дальше? Эзекиль нервно облизнул синие губы, пробормотал себе под нос проклятие и закинул пилюли в рот. Запил разбавленным спиртом, стоявшим рядом в маленькой бутылочке: он должен был усилить действие препарата.
Он панически боялся заснуть. Он боялся новых кошмаров – того единственного, что могла принести ему даже чуткая, болезненная дрема.
Шиирамон поднял глаза и заглянул в зеркало из-под полуопущенных век. Он знал, что увидит там. Отражение ответило ему проникновенным, режущим взглядом. Для начала.
Потом подняло белую как мел руку с длинными заостренными ногтями и по старой привычке поправило серебряный крест анкх на шее.
Эзекиль этого делать и не думал.
- Это опять ты, - прошептал пророк, зажмуриваясь. Он не спрашивал, а просто констатировал факт.
- Да, - равнодушно согласило отражение – одетый в смоляной плащ тонкий мужчина с длинными и прямыми черными волосами. Его лицо напоминало восковую маску – бледную и лоснящуюся, а во лбу зияла кровавая дырка – словно от пули.
- Почему? – измученным шепотом крикнул тот. – За что?
- Ты знаешь, Эзекиль, что Таланос лишил эльфов пророческого дара многие века назад. Об этом повествует хорошо известная тебе Первая Книга Грехов – Libera Sinestra Prima. Поэтому я здесь.
Голос отражения – глухой и тихий – был спокоен; оно будто читало лекцию или в очередной раз повторяло какую-то избитую истину.
Лицо Шиирамона перекосила гримаса озлобленного бессилия. Он зло ткнул ткнул пальцем в сторону странного зеркала.
- Ты мертв, демон. Мертв!
- Я жив, - ровно возразил черноволосый мужчина. – В тебе. Ты продал мне душу и тело так же, как и я сделал это когда-то. Я сделал это ради тех, кого я любил. Оказывается, я любил их гробы – красивые, дорогие, памятные, но бессмысленные. У тебя, как бы ты ни пытался убедить себя в обратном, выбор был.
- Такой же выбор был у первых вампиров, демон.
- Может быть. Ты имеешь в виду смерть? Что ж, ты предпочел иное.
- И жалею об этом.
- В чем-то ты, пожалуй, прав, - подумав, заметило отражение. – Я мертв…меня убили. И того, кто передал мне свою силу, тоже убили. А когда умрешь ты, придет твоя очередь. Порочный круг. Кольцо проклятья.
Шиирамон отвернулся. Ужас будто сжигал его заживо. Страх и отчаяние вторили ему. Страх за жену и сына…
Нет. Нет!
Пророк в ярости махнул рукой, и зеркало взорвалось тысячью сверкающий осколков, в каждом из которых горели пурпурным пламенем мертвые глаза черного незнакомца.
- Бесполезно, - меланхолично заявил незнакомец, присаживаясь на заваленный таблетками стол. – Я предвидел это. Ты сам знаешь, что я предвидел это, ведь ты, оракул, черпаешь свои знания о будущем из меня. Из моих снов.
- Это не мои мысли. Твои! У меня нет жен или сыновей. С тех пор как я был изгнан на Первый Ярус из Аданота, я не видел даже своего отца. Это ты. Ты говоришь во мне.
- Это беспредметная дискуссия. Ты не должен отступаться. Раз уж ты случайно нашел последнюю книгу Писаний Пророков Сигора , писанную несколько столетий назад самим Каброзеном, Теургом проклятого Легиона Имперских Жнецов, ты не должен отступаться. Ты знаешь, что будет. Знаешь, что Орден Таланоса все равно падет. Каброзен предвидел многое, и ты должен этим воспользоваться. Я тебе помогу.
- Я не просил твоей помощи.
- Но ты поверил предсказанию Оракула. Следовательно, ты сам принял на себя уготованную тебе роль. Ты мог выбрать другую. Ты думаешь, Темный Мессия знал о своем предназначении? Я видел его. Видел, что с ним обошлись, как с рычагом. Как с инструментом. И ты – инструмент. Но ты знаешь, что будет, и посему можешь выбрать, кем тебе быть в грядущих событиях – субъектом или объектом.
- А ты? Что выбрал ты?
Отражение молча повело рукой, и мелкие осколки зеркала, звеня, собрались воедино и прислонились к стене, как будто само время для них на несколько мгновений повернулось вспять.
- Молчишь? – презрительно бросил пророк.
Бледный мужчина неспешно подошел к эльфу и положил руку ему на плечо. Крепко сжал. Опустил глаза.
- Эзекиль.
- Ну?
- Тот, кого мы называем Каброзеном, выбрал нас для того, чтобы свершить будущее. Я пострадал от этого так же, как и ты, и даже больше, поверь мне. Но это – наш крест. Хоть и перевернутый. Это – наш путь, хоть и текущий наперерез всему, во что мы верим. Наш сон, Эзекиль. Наш общий кошмар. Хочешь, я сделаю так, что ты вдруг очутишься на цветущей солнечной поляне? Что забудешь обо всем и, как завороженный, будешь любоваться прекрасными цветами?
- Нет. Я предпочитаю реальность.
- Я рад, что ты не повторяешь моих ошибок, брат.
- Погром все равно будет. Таланос все равно будет выжжен из сердец ныне живущих огнем и сталью.
- Но ты можешь решить, кто займет его место.