А. Хейли Корни. Главы 5-7

Глава 5

Все чаще и чаще в деревне теперь слышался громкий женский плач. Счастливыми были дети, которые еще ничего не понимали, но даже Кунта уже знал – этот плач означал чью-то смерть.
От болезни и голода у некоторых взрослых стали распухать ноги. У других началась лихорадка и сильная потливость. А у детей на руках и ногах стали появляться гнойные нарывы. Из-за такого нарыва на ноге Кунта однажды запнулся, упал и рассёк себе лоб. Другие дети помогли ему встать и отвели к бабушке Йейсе, которая уже несколько дней не появлялась среди детей.
Она выглядела слабой похудевшей и лежала, укрывшись бычьей шкурой. Но, увидев Кунту, она вскочила на ноги, чтобы обтереть ему лоб. Крепко обняв его, она велела другим ребятишкам принести ей муравьев келелалу. Когда дети вернулись, бабушка Йейса плотно прижала края пореза, а потом стала тыкать муравьев одного за другим в рану на лбу. И как только рассерженный муравей вонзал свои клешни с обеих сторон пореза, бабушка Йейса быстро отрывала тело муравья, оставляя голову с клешнями на месте, пока рана не оказалась зашитой.
Бабушка Йейса отпустила других детей и велела Кунте лечь рядом с ней на постель. Он лежал, слушая её тяжёлое дыхание. Потом бабушка показала рукой на стопку книг на полке. Медленно и тихо она стала рассказывать Кунте о его дедушке.
Ещё находясь в родной Мавритании, Кайраба Кунта Кинте в возрасте тридцати пяти дождей, был благословлен своим учителем-марабутом и стал святым. Таким образом, дедушка Кунты продолжил семейную традицию святых людей, уходящую в глубь истории на сотни дождей. Став праведником, Кайраба Кунта Кинте много лун странствовал один по родине своих предков – Древней Мали. А потом Аллах направил молодого праведника к северу и привел его в Гамбию, где он сначала остановился в деревне Пакали Динг.
Вскоре жители деревни узнали действенность молитв молодого праведника и поняли, что Аллах благоволит ему. Барабаны разнесли эту новость, и теперь другие деревни старались заманить к бебе святого, присылая посланников с предложением рабов, скота и молодых девушек в жёны. И вскоре он двинулся в деревню Джиффаронг, по велению Аллаха, ибо жители этой деревни не могли ничего ему предложить, кроме своей благодарности за молитвы. Именно там он услышал о деревне Джуффур, где люди болели и умирали из-за отсутствия больших дождей. И вот, в конце концов, он явился и пять дней подряд молился, пока бог не послал большой дождь, который и спас деревню.
Узнав об этом славном деянии, князь, управлявший этой частью Гамбии, лично подарил ему в качестве первой жены самую красивую девственницу по имени Сиренг. От нее Кайраба Кунта Кинте заимел двух сыновей, которых назвал Джаннех и  Салум .
К этому моменту бабушка Йейса уже села, глаза ее горели.
«Именно тогда Кайраба Кунта Кинте заметил Йейсу. Мне тогда было пятнадцать дождей, - она широко улыбнулась беззубым ртом. – Но на этот раз ему не понадобился князь для выбора второй жены! – Она посмотрела на Кунту. – И твой отец Оморо появился из моего живота».
Этой ночью, уже в хижине своей матери Кунта долго не мог уснуть, думая о том, что рассказала ему бабушка Йейса. Много раз он слышал о своём дедушке, но только теперь он понял, что это был отец его отца, что Оморо знал его так же, как он знает Оморо, что бабушка Йейса – это мать Оморо, так же, как Бинта – его собственная мать. Когда-нибудь он тоже найдет женщину, которая принесет ему сына. А этот сын тоже когда-нибудь...
Глаза Кунты закрылись, и он погрузился в сон.


Глава 6

Несколько дней подряд Бинта, возвратясь с рисового поля, посылала Кунту к источнику за водой, чтобы сварить какой-нибудь суп для бабушки Йейсы. Кунте казалось, что Бинта шла медленнее, чем обычно, и он заметил, что живот у нее был большим.
А потом, однажды ночью, Кунта проснулся от того, что отец тряс его за плечо. Бинта глухо стонала; рядом с ней суетились Ньо Бото и Подруга Бинты Джанкей Турей. Оморо торопливо перевел удивленного Кунту в свою хижину.
Утром Оморо снова разбудил Кунту и сказал: «У тебя появился брат». Протирая глаза, Кунта подумал, что произошло нечто особенное, потому что его обычно суровый отец был доволен. Днем Ньо Бото позвала Кунту к Бинте. Она бежала и держала на коленях младенца. Кунта некоторое время внимательно смотрел на маленькое сморщенное черное существо, потом перевел взгляд на уставшую Бинту и заметил, что её большой живот неожиданно исчез. Кунта молча вышел из хижины и, вместо того, чтобы продолжить игру с друзьями, пошел к хижине отца и, усевшись, долго размышлял по поводу увиденного. Кунта оставался в хижине Оморо целых семь дней. Он уже начал думать, что больше не нужен матери, когда вечером восьмого дня отец позвал его к хижине Бинты и объявил ему и другим собравшимся жителям деревни Джуффур, что новорождённого назвали Ламин.
 В эту ночь Кунта спокойно спал в собственной постели рядом с матерью и своим братом. Через несколько дней, когда Бинта оправилась, она стала уходить вместе с ребенком в хижину бабушки Йейсы. Глядя на озабоченные лица Бинты и Оморо, Кунта понимал, что бабушка Йейса была очень больна. А еще через несколько дней, когда Кунта с другими детьми своего кафо собирали созревшие наконец-то плоды манго, он услышал громкий плач со стороны бабушкиной хижины. По телу пробежал холод, и Кунта услышал, как к плачу матери присоединились голоса других женщин.
Кунта бросился к бабушкиной хижине. Там он увидел озабоченного отца и горько плачущую Ньо Бото. Через несколько мгновений зазвучал барабан, и джалиба громко рассказал о добрых делах бабушки Йейсы, которые она совершила за свою долгую жизнь в деревне Джуффур. Онемев от потрясения, Кунта смотрел, как по обычаю молодые незамужние женщины деревни выбивали из земли пыль широкими опахалами, сплетенными из травы.
Когда Бинта, Ньо Бото и еще две плачущие женщины вошли в хижину, люди у входа стали на колени и склонили головы. Кунта неожиданно расплакался от страха и печали. Вскоре пришли мужчины, они принесли большое свежеспиленное и расколотое пополам бревно и положили его перед хижиной.
Кунта смотрел, как женщины вынесли тело бабушки, обёрнутое с головы до ног белым покрывалом и положили его на плоскую поверхность бревна. Сквозь слёзы Кунта видел плакальщиц, которые семь раз обошли вокруг Йейсы, распевая молитвы, а деревенский алим причитал, что теперь она отправлялась в путешествие, чтобы вечно прибывать у Аллаха вместе со своими предками. Чтобы дать ей сил для путешествия, молодые незамужние женщины обложили тело рогами, наполненными свежим пеплом.
После того, как большинство скорбящих ушло, Ньо Бото и другие старые женщины расположились на полу неподалеку от тела, и продолжали плакать и стенать, обхватив руками головы. Вскоре молодые женщины принесли самые большие листья, чтобы накрыть головы скорбящих женщин от дождя. И пока скорбели старые женщины, барабаны разносили далеко в ночь рассказ о бабушке Йейсе.
Туманным утром, по законам предков, только мужчины деревни Джуффур – те, кто мог ходить – пошли к месту захоронения, недалеко от деревни, куда в обычное время никто не смел ходить из-за благоговейного страха перед духами предков. За мужчинами, несшими бревно с телом бабушки Йейсы, шел Оморо, неся на руках Ламина и ведя за руку Кунту, который был слишком напуган и даже не плакал. За ними следовали остальные мужчины деревни. Окоченевшее тело опустили в свежевырытую яму и накрыли плетеным ковриком. Затем положили ветки колючего кустарника, чтобы тело не раскопали гиены; остальное пространство ямы было плотно заложено камнями и засыпано землёй.
В течение нескольких дней после этого Кунта почти не ел, не спал и не гулял с другими детьми. Он был так подавлен, что Оморо как-то вечером взял сына в свою хижину и рассказал ему кое о чем, что его успокоило.
Оморо говорил, что в каждой деревне живут три группы людей. Первые – те, что ходят, едят, спят и работают. Вторые- предки, к которым присоединилась бабушка Йейса.
«А третьи? Кто они?» - спросил Кунта.
«Третьи – те, кто ещё не родился», - отвечал Оморо.

Глава 7

Дожди прекратились, и воздух наполнился запахом цветов и плодов. По утрам эхо вновь разносило звуки толкущих зерно ступок. Мужчины ходили на охоту и приносили жирных антилоп.
С каждым днем пищи становилось всё больше и больше, и в деревне Джуффур снова потекла нормальная жизнь. Мужчины стали бодрее ходить на свои участки и с гордостью осматривали созревшие посевы. Вода в реке спадала, и женщины смогли теперь ежедневно плавать в лодках на свои рисовые наделы. Деревня наполнилась криками и смехом детей, которые вновь вернулись к своим играм после голодного сезона. Они ловили жуков-скоробеев и устраивали бега.
Кунта и Ситафа Силла, его лучший друг, живший в  соседней хижине, совершали налеты на жилище термитов. Иногда мальчишки откапывали маленьких земляных белок, гонялись за ними. Но больше всего им нравилось швырять камни и кричать на пробегавших стаями маленьких, коричневых длиннохвостых обезьян, которые иногда швырялись камнями в ответ, прежде чем скрыться в самых высоких ветках. И каждый день мальчишки боролись, мечтая стать первыми в деревне по борьбе и быть избранными для участия в поединках с победителями других деревень. Такие соревнования устраивались во время праздника урожая.
Взрослые, проходя мимо детей, делали вид, что не видят и не слышат, как Сатифа, Кунта и другие мальчишки хрюкают, как дикие свиньи, трубят, как слоны, и рыкают львами, а девочки играют куклами в дочки-матери.
Но как бы ни были дети увлечены своими играми, они никогда не забывали выразить уважение каждому взрослому, как их научили этому матери. Глядя в глаза взрослому, они вежливо спрашивали: «Керабе? (У вас мир?). И взрослый отвечал: «Кера доронг» (Только мир). А если взрослый протягивал руку, то дети по очереди пожимали ее двумя руками, а затем, прижимая руки к груди, ждали пока взрослый пройдет.
Домашнее воспитание Кунты было таким строгим, что, как ему казалось, любое его движение вызывало у Бинты раздраженное щелканье пальцами, а иногда она задавала ему и настоящую порку. Когда он ел, то часто получал подзатыльники, если Бинта замечала, что он смотрит куда-то помимо собственной чашки. А если Кунта не совсем чистым возвращался в хижину после игр на улице, Бинта хватала свою жесткую мочалку, кусок самодельного мыла и почти сдирала с Кунты кожу. Для него смотреть на мать или на отца или на любого другого взрослого означало заработать очередную оплеуху. А говорить что-либо, кроме правды, было даже немыслимым.
Кунта старался быть хорошим мальчиком, хотя Бинта так не считала, и вскоре стал применять уроки домашнего воспитания в отношениях с другими детьми. Когда возникали какие-то споры и разногласия, переходившие часто в обмен грубыми словами и пощелкивание пальцами, Кунта поворачивался и уходил, демонстрируя таким образом свое достоинство и самообладание, которые, как учила его мать, отличали членов гордого племени мандинго.
Но почти каждый вечер Кунту пороли за то, что он обижал своего младшего брата: обычно за то, что рычал на него и пугал. «Я позову тубоба!» - кричала Бинта, когда Кунта выводил ее из себя. И это пугало Кунту, так как он часто слышал от бабушек о волосатых, краснолицых белых мужчинах, которые крали людей из деревень и увозили насовсем в больших лодках.


Продолжение на

http://www.proza.ru/2009/11/14/380