мать-мачеха

Жизненная история, каких тьма в России.

Родилась Марья Захаровна в глухой брянской деревне в далеком 1918 году.
Угол этот хуторов, деревень и сел на стыке Брянской  и Гомельской областей  представлял смесь украинских, русских и белорусских кровей, перепутанных исторически в течении веков. Язык их также непонятен и удивителен в некоторых выражениях. Но насколько деревни и хутора их можно было назвать глухим местом, вызывает вопрос сейчас, по прошествии почти столетия. И в чем заключалась глушь.
Насколько были наполнены те места народом, было видно по заросшим и пропавшим почти под сенью почти вековых дубов кладбищам.
В родных кладбищах,  навещая родную «сялину», то есть уже пропавший хуторок, она разбиралась хорошо, под стать образованному краеведу. Она могла показать могилку бабки, матки, потетки и застреленного по окончании войны отрикошетившей пулей безвестного партизана. На могилах уже не было крестов, это были просто бугорки земли, учет которых сохранился в ее памяти. И создавалось впечатление, что и партизана этого помнит теперь только она и родина.
В лихую военную годину ее собрались угонять в Германию, и брали только девушек. Спасением от чужбины было замужество, которое в военные годы было сомнительным мероприятием, да еще на оккупированной территории.
Но ей счастье улыбнулось. На ее счастье.
А на несчастье Егора Похоренка, когда он с сельчанами работал в поле, в его дом попала наша родная красноармейская бомба, выкинувшая в окно четырнадцатилетнего сына Мишку и убившая женку, находившихся в нем. Долго ошалевший Мишка бегал по деревне с криком «где моя матка?».
Егор стал вдовцом и превратился в жениха. И хозяйство надо было вести, и жизнь брала свое.
Добрые люди свели Марью с ним. Ей такое замужество было спасением, ему выходом в ситуации. Да и был Егор мужиком умнейшим, образованным, настоящей опорой в жизни.
И пришла Марья в семью мачехой к парню, бывшем ей чуть ли не погодком.
Семья сложилась. Отличная семья. Но отношение к ней парня отроческого возраста как к родной матери уже не могло сложиться.
Он уважал ее не оставляя вниманием и заботой до конца жизни, но отца своего похоронил рядом с родной матерью, вызвав тень обиды, которая таилась и не могла выйти наружу в силу великой деликатности Марьи.
Но и сама она родившая двух дочек, конечно же, рвалась к ним всем сердцем каждую минуту.
Он уже на склоне лет характеризовал ее при ней же словами:
- А что мачеха? хорошая мачеха…
На ее руках выросли все ее Мишкины дети, по призванию ее внуки, и сразу бежали к ней по приезде в поселок, будучи взрослыми.. Но внучка, так же отвечая на какой то вопрос, вполне  привычно и легко выпалила:
- Ну какая же вы нам бабушка, баб?
Какая то холодноватая дистанция все равно лежала между ними.
И ее безграничная бабушкина любовь конечно же в первую очередь лежала к родным  внукам, рожденными дочками.
Мишка всю жизнь  жил рядом со своим крепким хозяйством. Веселым недоразумением в его жизни было то, что селина его была рядом с женщиной, на которой он хотел жениться вначале. Женился же на улыбчивой и смешливой Наталье. А вражда с первой несостоявшейся невестой сохранилась на всю жизнь. Так и не сказали за всю жизнь, живя хатой к хате, ни слова.
Старшая дочка, умница в батьку и уехав в другой город поступать в институт, в него не поступила, выскочив замуж за такого же деревенского парня.
Парень этот, рослый и статный, сильный физически, приехав к тестю на знакомство в брыле (шляпе), именно представительностью и поразил тестя с тещей. Но природа, дав ему любовь к труду, мастеровитость, физическую силу, совершенно обделила интеллектом, хотя и не сделала совершеннейшим дураком.
Уезжая от тестя с обычным деревенским салом, снятого со всего забитого порося, он пересыпал куски его фасолью, дабы не пропадали пустоты зря.
Велик был подвиг его, сгоряча схватившего неподъемную ношу и велик был труд его, довезшего эти чемоданы на всех возможных перекладных при восьмистах километрах пути!
Приехав в гости в другой раз, привыкший по деревенски рано подниматься, он также спозаранку натаскал к пуне с колхозного поля соломы, чем не просто расстроил тестя, а просто «убил» его. То, что было привычно для любой деревни средней России, совершенно не вписывалось в ментальность местного населения, не имевших замков на дверях.
Для тестя краденая солома была позором.
А дальше появилась водка, потихоньку губившая его.
Он мог, приехав к тестю заявиться в гости к тестевой родне, гулявшей по какому-то поводу и принести оттуда гуся с горилкой, что опять-таки для Егора Ларивоныча было стыдным.
Мог вполне естественно, разбив бутылку с самогонкой, собирать ее с пола руками, выхлебывая.
Вполне серьезно подбирал старикам домик в подмосковной деревушке и подобрал. Но при этом уже строго распределил обязанности каждого из них: кому на огород, кому на рынок. Чем оттолкнул их навсегда от мыслей с переездом.
Но пока была выносливость, пока ценили его руки, заработавшие жилье и средства на воспитание трех сыновей, разнополюсности его с умницей женой не замечали, и в первую очередь сама умница жена.
И, уже фактически использованный, он стал поводом для насмешек, которые зачастую инициировала рожавшая в свое время от него детей умница.
Тесть с тещей видели этот диссонанс, но это был их зять, муж их дочери, выбор ее и обладая высокой деликатностью делали вид, что не замечают разницы в интеллекте взрослых детей.
Дети же у них получились достойным коктейлем обоих: не получив интеллекта мамы-умницы, получили папину стать.
Младшая хлебнула также того лиха, что все поколение, но ей было легче, потому что она была младшая. В город она приехала к старшей, где ее сразу же взял под жесткий контроль зять, отбирая деньги и не давая разгуляться.
Этим контролем он не дал ей выучиться, отправив работать.
Но, тем не менее, быстро выскочила замуж за такого же деревенского парня, одновременно выскочив и из под назойливого контроля.
Родился мальчик, смышленый и послушный, в противовес другим внукам бабки, хотя и мелковатым по отношению к двоюродным братьям.
Егор Ларивоныч умер на чарене тихо и спокойно, когда Захаровна ушла обмывать их свата, также умершего в этот день. Он умер практически глубоким стариком, а она при их разности в возрасте не имел и шестидесяти. Сил была полна. При старике муже вела полностью хозяйство и, не подчеркивая его старости, умела быть самостоятельной в жизненных ситуациях. Так что уход хозяина из жизни был тяжел только в моральном отношении.
Теперь Захаровна вся была в дочках и внуках. Пока были силы на бычков и поросей, жила в деревне. Когда сил не стало, приехала к дочкам, которые были дружны между собой и также дружны в отношении к матери.
Вела образ самостоятельной натуры, погостив у одной пару недель, шла на пару недель «повидеть» другую дочку.
Слово "дочка" произносилось здесь с ударением на втором слоге.
Младшая, похоронив мужа, умершего от рака, выскочила замуж за подвернувшегося под руку технического специалиста, имевшего высокую зарплату и загородный дом. В этом доме старушка и нашла самореализацию на последние годы.
Труд любила самозабвенно, была в нем неуемной. Земля здесь была. Хотя не было просторов брянских полей с бураками, но мест для сотни калев бульбы и грядок «хвасоли» с чесноком хватало. Это были продукты, которые сопровождали ее всю жизнь. Их количество не определяло уровень ее существования, но их наличие определяло смысл жизни.
У нее появилась реализация основного принципа коммунизма: каждому по потребностям, от каждого по способностям.
Потребности у нее были минимальные, больших возможностей никто не требовал.
Хотя одна потребность была, как и у каждого на земле.
Потребность здоровья. Что зять ей и обеспечил вместе с коммунистическими принципами свободного труда. Имея выход на лучших врачей, возможно и продлил жизнь старому человеку.
И пока ее младшая, удивляя собой западные страны со своим техническим специалистом, она удивляла своим брянским отношением к земле местных жителей.
На склоне лет ее ясный ум и мудрый юмор поражали. Каждое слово ее было к месту. Когда подвыпивший жених младшей дочки, находившейся в неопределенном положении с сильным полом ввиду смерти мужа, отчаявшийся слышать по телефону ответы бабки, где предмет его вожделения, резко выразился:
- Да нужна ты мне!!!
Она с достоинством отвечала:
- И Вас мне не надо!!!
Другому жениху, завалившегося в подпитии в неурочное время, и тяжелым языком пытающегося оправдаться:
- Загулял, я баб, загулял…
Она также с достойной ехидцей мудро ответила:
- А коты всегда в марте гуляют…
Культурность диалогов местного населения была достойна восхищения.
Когда куры Ларивоныча забежали к соседке напротив, и она высказалась ему по этому поводу, тот промолчал. Есть доля вины, но не усмотришь за дурной птицей.
Но когда свинья соседки пришла к нему на огород, то пришел его черед торжествовать:
- Хаминовна, зарежь порося…
И ни слова более. Хаминовна перед ним извинялась на слезах, поняв несообразность своей суеты. Поражала деликатность ссор, тем более что обращение между селянами было строго на Вы.
Была одна только неприятная черта: давать внукам прячась то, что лежало навалом. Это не было клептоманией, но раздражало окружающих.
От болезней спасал труд да зять. Труд не давал суставам застояться, а зять был скорой помощью.
Умерла тихо. Похоронили на чужбине, вдалеке от тех могил, поселенцев которых знала по именам каждого. И может быть, после смерти ее те кладбища осиротели.
Светлую память о ней портили только дочки, неизвестно откуда взявшимися алчущими оскалами по отношению к тем, кто дорог ей был.
Да бог им судья. А ей светлая память. Смерть всех равняет, но не всех уравнивает.

Брянский суржик:    пуня – сарай;  калева – куст; бульба – картошка; бураки -свекла;
                Матка – мать; потетка – двоюродная сестра;
                Повидеть – повидать, посмотреть; хвасоль-фасоль;
                Хаминовна – Фоминична; чарена – печь;
                порось – свинья; сялина, селина – место, где стоял
                чей-то дом.
13.11.2009 год

На сайте некая Остапа опубликовала мой очерк слово в слово под свои именем. Но это ведь тоже оценка его, но только своеобразная. Хотя и попахивает...
21.01.2010г.