Плачущий осел, заново отред. вар. романа - пролог

В апельсиновом саду неподалеку от моих окон каждую ночь надрывает голосовые связки беспризорный осел. Звуки становятся, вдруг, жалобными и надсадными. Днём дети кормят осла переспелыми арбузами. Он не голоден и тут на тебе – плачет! Но, может быть, это всего лишь аберрации моего душевного состояния. У многих эмреповцев (эмигрантов-репатриантов) при малейшем воспоминании о прежней жизни наворачиваются на глазах слезы. Денно и нощно клянут они новую реальность. Прямо таки страдают. Чувствуется, что ностальгия ест поедом. Но суть в том, что негатив этот к реальности никак не относится. Проблема не в ней... 

Наше бегство вовсе не означает, что мы куда-то прибыли. Нам, великовозрастным, чтобы прибыть, необходимо сжать километровую дистанцию в отрезок равный ста метрам и на этом участке второй раз дотянуться до собственного возраста. Многие не выдерживают. Замена поражению – брюзжание. Продолжаем копаться в багаже, который оттуда. Но та реальность демонтирована. Перестала существовать. Заменена другой реальностью. В ней нет места тому Тургеневу, который сказал «прекрасный, свободный и могучий». И, вообще, неизвестно, есть ли в ней место какому-либо Тургеневу. Вот и пишем ностальгически о Мертвом доме, о своей бывшей тюрьме – о Лубянке. 

Дверь приоткрылась. Мороз. 
Вверх рукавами фуфайка, 
На фоне барака обоз, 
Воронье и сибирская лайка. 
В сон нырнули уставшие гномы. 
Догорает в буржуйке огонь. 
Им свобода без Мертвого дома,
Как отрубленная ладонь. 

Это стихи Христофора. А вот ещё – его же: 

Зависит дух мой от событий внешних. 
Нет, не боюсь я выглядеть убого. 
В прибое случая святятся лица грешных 
И прост Екклесиаст, как синагога.

Из интересного – выход в свет книги Лойфмана. Черты подонка занимают в его личности гораздо большее место, чем одаренность. Чтобы заметить это, не надо вдаваться в подробности его словотворчества. Достаточно взглянуть на обложку, где под  шапкой «Воскресение ненависти» в виде кающейся грешницы изображена дебелая баба, молитвенно вздымающая к небесам кухонно упитанные десницы. Новоявленная Магдалина сидит в чем мать родила на берегу (похоже, тель-авивского пляжа), ягодицами прижимаясь к пяткам так, чтобы публично засвидетельствовать, что аппетитные выпуклости есть не только у Чичелины. Желание Лойфмана привлечь внимание читателя к своей духовной продукции подобной рекламой с коммерческой точки зрения было бы допустимо, если бы не пикантное но...Дело в том, что на обложке со стопроцентным геометрическим подобием изображена его собственная жена. 

Второе событие более приятное. В журнале «11» опубликован Семен Рубда. Прошел ровно год после того, как стихи Семена попали на стол главному редактору. Семен за этот период успел поменять в Москве квартиру, поработать в Югославии таксистом, побывать в Германии. 

Видимо время в Израиле движется много медленнее, чем в других странах. Незатейливый, терпеливо перетирающий колючки, восточный орнамент. Целый год я терпеливо напоминал Мануилу Нудману о существовании в его редакционном столе стихов Семена Рубды. В его голосе и ответах я ощущал, что человек этот сохранил и под израильским солнцем галутную особенность – подозревать в каждом мелочную расчетливость. В том же редакционном столе лежали и мои стихи. О них я даже не заикался. Щепетильность – тоже болезнь. Последний раз я позвонил этому человеку в середине июля. Ответ: «И вы, и Семен Рубда уже набраны. Ваши стихи пойдут в одном номере». Не скрываю – мне хотелось быть опубликованным в одной подборке со стихами Рубды. Тем более, что все это связано с такими воспоминаниями прошлого, которые неповторимы для нас, эмреповцев, и в подобных случаях важны прежде всего своей мистической значимостью... В середине августа, случайно перелистывая 22-ой номер журнала «11», обнаруживаю стихотворение Семена, выделяющееся  эстетически отшлифованным одиночеством.  Признаюсь, что моя радость по этому поводу была половинчатой. Своих стихов я, к сожалению, не обнаружил. Таким вот совершенно садистским способом решил отомстить мне Мануил Нудман за мою вполне законную и оправданную в наших эмреповских обстоятельствах назойливость... В моих руках два экземпляра «11». Один я отправлю Семену, второй – тебе. 

____________________
Ссылки на переходы:

Продолжение первое > http://proza.ru/2009/11/12/734