Скоро буду...

  Рабочий день подходил к концу. Постепенно его сознание возвращалось в реальный мир. Хотя на нём ещё были и прорезиненный фартук, и защитная повязка, и перчатки. Запах формалина и хлорной извести давно уже не действовал на его органы чувств, он просто въелся во все поры тех участков кожи, которые оставались незащищёнными.
Предвкушая, что сегодняшний вечер будет обязательно очень хорошим, он не улыбнулся, а только чуть пошевелил желваками, которые у него почему-то болели, наверное, потому, что челюсти были всегда крепко сжаты.

  Неожиданно дежурные санитары вкатили каталку с «грузом» и со словами: "Срочно, распорядился Главный!" - моментально исчезли.
Он сразу попытался что-то возразить, но его мычание через повязку уже никто не слышал.
Надо же было ему отпустить ассистентку минутой раньше! Остался один и это вот - срочное, позвоночное… Ругаться было бесполезно, он знал издержки своей профессии наизусть.
  Забыв о предстоящем вечере, сулившем ему немало интересного, он опустил повязку с носа под подбородок и, нарушая, все существующие законы, достал сигарету. Пришло время курить, и его, зависимый от никотина, организм не собирался долго ждать: да-да, внеплановый "груз",  распоряжение главного, конец рабочего дня, бред… Прикурив и сделав первую глубокую затяжку, он сразу почувствовал прилив сил и немного ослабил прикус.
Автоматически взял, лежавший поверх белой простыни, файл с историей «груза» и присел в своё «кресло». Нужно же было ознакомиться с историей, чтобы оценить степень своего «врачебного» вмешательства в это дело. Он не хотел знать имён тех, над чьими телами «трудился». Поэтому всегда начинал читать историю со второй страницы. На этот раз вторая страница почему-то оказалась первой, и он, как положено, прочитал.

В голове молнией промелькнуло: это - совпадение, этого не может быть, нет, никогда, что же это и почему я… Он продолжал курить, наполняясь дымом и запахом крепких сигарет, слегка откинувшись и вытянув, гудевшие от напряжения ноги. Сознание и мысли в унисон поплыли в прошлое.

  Светловолосая девочка с огромными синими глазами, прижимавшая к груди куколку, девочка-Леночка, Лена, Ленка, Елена… Он вспомнил сразу  всё: как любил её ещё мальчиком сильнее остальных, потому что тогда, в детстве, её любили все - и дети и взрослые. Они восхищались её красотой и воспитанностью, умом и очень хорошей памятью. Но он всё равно любил её больше всех на свете. Он любил её больше жизни и в юности, когда уходил в армию и надеялся, вернувшись, жить только с ней, до самой смерти. Смерти…
Это слово почти вернуло его мысли в объективную  реальность. Но что-то внутри противилось этому возвращению, и он снова уплыл в своих воспоминаниях туда, где было так тепло и солнечно, где девочка, с куколкой, прижатой к груди, позволяла только ему поправлять непослушную светлую прядь кудрявых волос, выбившуюся из пушистого «хвостика».

Потом он служил медбратом в санчасти, далеко, далеко от дома. Писем не получал, знал, что у неё вскоре появился кто-то, и этот кто-то назвал её своей. Иногда она приходила в его сны - безмолвная, светловолосая, почему-то босая. Он нежно смотрел ей в глаза, отодвигал светлую прядь волос и прикасался губами к тому месту на шее, где была её тайная, маленькая чёрная родинка в виде сердечка. Это был сон или, скорее даже, видение, которое он мог вызывать усилием воли, просто закрыв глаза и подумав о ней.
Чтобы жить дальше и не наделать глупостей, он выработал план своей дальнейшей жизни, в котором не было места любви к ней. Мединститут, ординатура на кафедре судебной медицины, наука, в общем, большая и серьёзная медицина. "Жизнь и здоровье, здоровье и жизнь!" - стояло заглавными буквами в этом его перспективном плане. Но как говорится, хочешь насмешить Бога, расскажи ему о своих планах…
"Смерть и болезни, смерть и несчастные случаи, смерть и убийства и дальше по списку…" Это теперь стало его профессией, так уж получилось.
И это был долгий процесс уничтожения в себе чувств к ней. Вскрытие человеческой плоти как бы показывало ему всю эфемерность и незначительность жизни, а значит и его души, со всеми её чувствами, разумом и эмоциями. Он просто как бы «закаменел», абстрагировался от ярких красок жизни, постепенно привык к смерти и только так смог тогда выжить без неё.
  Сны-видения, в которых она раньше являлась ему, теперь навсегда остались где-то в другом, цветном мире. А дежурные ночные медсестрички быстро научились управлять его «жёстким» темпераментом, сделав его очень популярным в женском медицинском коллективе. Одна такая - маленькая, шустренькая, чёрненькая, -  однажды сообщила ему, что беременна, и он женился.
  Противный привкус тлеющего фильтра вернул его к действительности. Он аккуратно завернул окурок в кусочек фольги и спрятал его в карман. Взяв из файла вторую страницу, прочитал: самоубийство, передозировка сильнодействующим наркотиком. Так сообщала наркологическая служба в своём сопроводительном документе. Он тяжело встал, медленно подошёл к каталке, отодвинул край свисающей простыни… Перед ним лежала она, такая, какой тогда приходила в его юношеские грёзы-сны: молчаливая, с выбившейся прядью волос, беспристрастная и холодная. Он знал, что если сейчас отодвинет прядь, то увидит эту родинку-сердечко. И он быстро закрыл её уже застывшее лицо простынёй, сорвал с себя на ходу фартук, перчатки и почти бегом выскочил из зала, захлопнув за собой тяжёлую дверь.
Вырвавшись, наконец, на свободу, он долго ещё бежал по улице, не оборачиваясь, не вытирая слёз, не поправляя съехавшие на нос очки. Он понял, что уже полностью обессилил, только когда в кармане затрясся и «запрыгал», как живой, мобильник. Он немного пришёл в себя, остановился, тяжело дыша, привалился к какому-то дереву, с трудом достал телефон, чтобы ответить на звонок.
  «Пап, ну ты где? Я же сказала, что заеду за тобой. Никто там не знает, где ты… Гости уже ждут тебя, твой день всё-таки. Всё нормально, пап?»
Всё нормально, Лена, всё нормально, Леночка! Скоро буду…