Магазин Снов. Вторая книга Эльзы

Глава  1

Я смотрела на него, как на мага. Вопросы роились у  меня в голове. Я не знала, с  чего начать. Словомешалка в голове заглушала все: немногим выпадает такой шанс, немногим   - говорил гнусавый голос где-то между висков.
 - Хочешь спросить, почему именно ты?  - прервал  Учитель Антонио тишину, висевшую над  нашим столом. Мне пришлось сглотнуть  комок в горле, прежде чем я смогла хотя бы кивнуть.
- А ты любопытная. Ты знаешь, в современно мире  любопытство стало редким, почти  исчезающим качеством. Люди привыкли  к тому, что они все знают,  и если не знают, значит там  опасность. И очень редко выходят  за пределы своей реальности. А ты никогда не упустишь  возможности прогуляться в соседнюю  галактику, пусть порой и себе  во вред. Ты любопытная,   - повторил  он. –  И это просто отлично.
Антонио говорил  так, будто речь шла о теплых булочках с заварным кремом и ванилью: он даже потирал ладони и облизывался. Я почувствовала себя той самой  булочкой, и стала опасаться, не быть ли мне съеденной в этой игре в  волшебные шахматы.
 
И почему-то  задала вопрос, которого в тот момент меньше всего ожидала от самой себя:
- А что будет  с моей семьей?
- Не знаю, - очень  спокойно, почти расслабленно ответил  Антонио.  – Но если хочешь, могу погадать тебе на картах. В одно мгновение лицо его посуровело, и он заговорил  совсем другим тоном:   
- Я все пытаюсь,  донести до тебя, что произошло  нечто необычное. Похоже, что наши  так называемые конкуренты всерьез  объявили нам войну.  Они считают,  что на умении перемещаться  в пространстве снов, можно делать  деньги. И не понимают, почему  мы фактически делаем это бесплатно.  Они и не поймут, разумеется, потому  что их цели и представления  о жизни лежат совершенно в  другой области, нежели наши. А  раз не понимают – будут  бить. И собственно уже начали. Разумеется, как и на любой  войне у нас будут убитые  и раненные, будут герои и пленные.  Ты сейчас хочешь, чтобы я дал  тебе гарантию безопасности для  твоих близких, но я даже  тебе самой не могу выдать  такой гарантии. Я их даже себе-то дать не могу... Хотя это, признаться, меня мало волнует.
 К этому моменту Антонио  уже перестал улыбаться и облизываться. Он смотрел  на меня сурово и молчал, взглядом, будто бы проверяя меня на прочность  и готовность бороться. Но я не готова была бороться. Я хотела вернуть свой уютный магазинчик, к примеру, тот что в Париже, а по утрам неспешно пить кофе с посетителями, пить чай и грызть огромные осенние яблоки, которые неизменно приносила одна старушка, любившая детские сны с полетами.  Я уже видела в мыслях новую мебель, ощущала запахи, которые будут окутывать меня там, и собиралась сделать свой магазин самым уютным и самым невероятным из тех, что у меня когда-либо были.  Я представила себе детей, весело щебечущих с покупателями, и,  как-то даже примирила внутренне эти разные стороны моей жизни, но - Антонио видимо прочел мои мысли по глазам и поэтому сказал:  - Совершенно бесполезно тебе что-либо сейчас объяснять. Да и не нужно. Ты все сама поймешь  со временем. Это как с рождением  детей: тебе могут бесконечно говорить другие люди о том, что жизнь никогда  не будет прежней, а ты изо всех сил будешь  держаться за себя прежнюю, сохраняя свои привычки, свой график, свои цели…  И, в какой-то момент,  ты поймешь, что жизнь  все равно изменилась, как бы ты не стремилась заставить ее быть стабильной. Так и тут. Ты просто делай,  что  тебе хочется, а жизнь поведет  тебя за собой. Я почему-то уверен, что  ты справишься. Что именно ты справишься.
 Он сделал ударение на слове ты, и  мне стало от этого особенно тепло и приятно.  Задумавшись о наставлении  мастера, я не заметила, как осталась одна за столом. Над пляжем сгустился  мрак, зажглись фонари, и с моря подул  холодный ветер.
Мне предстояло решить, что  делать и как жить дальше. Что у меня собственно было? Гипотетическая возможность вернуться к Андре, спрятаться в его уютные объятья и снова зажить прежней жизнью на побережье. А еще - возможность поехать в Стамбул и создать там по-настоящему свой магазин, а потом привлечь к этой жизни мужа и детей… И, может быть,  заодно попытаться помочь Антонио в его войне, которая мне, честно говоря, пока казалась вполне мифической.
Однако это были далекие цели, а пока предстояло прожить еще какое-то время  здесь, рядом с Мастером и нужно было правильно распорядиться  этим временем. Хотелось задать Антонио  массу вопросов, но когда он оказывался рядом,  все они как-то улетучивались, и я просто погружалась в бездну его неукротимого обаяния и в пучину его обволакивающей речи. У Антонио была совершенно уникальная манера говорить с собеседником: ты мгновенно ощущал себя нужным, важным, невероятно значимым. И даже если он не говорил ничего особенного, а обсуждал, скажем, будничные дела, планы на день или неделю, ты понимал, что ему с тобой повезло, а тебе с ним, и, в общем, более гармоничного стечения обстоятельств судьба просто не могла вам предложить.  Понимая это все, я решила расслабиться и просто плыть по течению, понимая, что все, что нужно учитель скажет сам. А он не торопил меня, а только предлагал все новые и новые развлечения, как будто нам предстояло в последний раз насладиться жизнью.
Мы объехали все  побережье, катались в местных повозках, украшенных цветами, рисовали на песке  под заходящим солнцем, ходили на яхте, ныряли на сумасшедшую глубину, чтобы посмотреть на редких разноцветных рыб… Словом, жизнь была до краев наполнена самыми захватывающими впечатлениями. Правда, разговаривали мы мало, но кажется, нам и не нужно было слов, чтобы понимать друг друга. В наших отношениях не было ни грамма романтики: скорее, дочернее почитание, и отцовская любовь. Мне нравилось то спокойствие и тишина, которые накрывали меня, когда мы были рядом. Наконец, пришла пора прощаться.
Антонио и я  сидели рука об руку за тем же самым столом, что и в первый вечер. На море ложились сумерки, неподалеку были слышны крики чаек и трубные голоса каких-то местных животных, лай собак, мерный говор людей возвращающихся с пляжа или идущих на поздний ужин. Антонио взял в руки бокал и заговорил первым:

- Я очень рад,  что в моей жизни были эти  дни. Очень рад, что смог  узнать тебя ближе и не разочаровался  в тебе. Ты смелая, мудрая и  очень красивая женщина. Не  смущайся! Я говорю о том, что  идет изнутри каждого человека, об отражении его души. У тебя  красивая душа и поэтому ты  красива.
 
Он надолго замолчал, и я тоже молчала, не находя слов в ответ. Через несколько минут, так и не отпив из своего бокала, Антонио продолжил:
- Я по-прежнему  не могу обещать тебе ни  безопасности, ни защиты. Но  я  уверен в том, что тебе и  не нужна моя защита. Ты гораздо  мощнее, чем ты думаешь. И по  большому счету можешь защитить  себя сама, лучше, чем кто бы  ни было.  Кстати, не знаю, помнишь ли ты, но  в одной из прошлых жизней  ты была монахом, а значит,  твоя душа достигла определенных  высот.  Я уверен, что и в  этой жизни ты справишься не  хуже.
 Я только успела открыть рот, чтобы задать вопрос  - меня  заинтересовали рассуждения учителя  об опыте прошлой жизни - как обнаружила себя в магазинчике в Стамбуле, ради которого с самого начала и предприняла  это долгое путешествие. Теперь  мне предстояло начать новую жизнь.

Глава 2

Как и у многих женщин,  новая жизнь у меня  ассоциировалась с новыми нарядами. И я подумала, что Стамбул  может быть и не худшее место для  их обретения, к тому же у меня была масса планов по новому декору и для своего магазинчика. На кредитной карте по-прежнему покоилась весьма внушительная сумма,  - покупка магазина, как мы помним, не стоила мне ни пенса -  поэтому я с чистой совестью решила отправиться на базар. 

Кстати, мастер очень смеялся над моей выходкой с покупкой магазина. Говорит, я был уверен, что ты выкинешь что-то подобное, но никак не думал, что решишься даже на секс… А я ответила, что всегда воспринимала секс, как один из инструментов добиться своего. На этом мы исчерпали тему.
Пока я шла до базара, то почти дословно вспомнила записанные в чьем-то дневнике воспоминания о Стамбуле, удивительным образом совпавшие с моими. Так вот, автор писал: нет ничего лучше пропахших рыбой рыночных рядов, кричащих турок с чернющими усами и глазами горького шоколада, туристов с путеводителями, щёлкающих по сторонам, закидывающих головы, разглядывая мечети, жующих, плюющих, пьющих, курящих, смеющихся, застывших над картами, россыпями рахат-лукума, запахом специй, чая и кальяна со всех сторон.
Нет ничего волнительней, чем стоять в сосновой рощице на одном из этих обходимых приезжими принцевых островов над морем, сидеть в темноте на берегу золотого рога, идти домой, взбираться по греческим крутым улочкам, трогать вековые платаны; а ещё гладить кошек, курить после турецкой острой еды, заглядывать везде, куда взбредёт, покупать всякую чушь, смотреть в глаза. знаете, жетон на паром стоит 3 лиры, а сердце щемит на все сокровища мира. летят чайки, начинается дождь, зажигается свет на застеклённой части палубы, иранцы пьют водку, поют, аккомпанируя себе хлопками, девочка лет 14 с внешностью пассажирки титаника задумчиво смотрит вдаль, встречные суда густо гудят. после католической службы все пожимают друг другу руки, улыбаются и говорят что-то коротко и мягко.

Наконец, я дошла до цели. Восточный базар  во всем своим великолепии развернулся  у моих ног уже через несколько  минут пути. Отвыкшие от южного изобилия глаза мои немного расширились и увлажнились,  дыхание сбилось и мне с трудом удавалось держать себя в руках. Хотелось  набрать того, того и еще вот этого, и немножко вон того. Не потому что нужно, а  просто ради удовольствия выбирать, нюхать, мешая английские слова с турецкими торговаться с улыбчивыми продавцами, и наслаждаться всем тем, что в изобилии дарит базар. Специи, фрукты, овощи, ткани, поделки из дерева и камней, одежда, снова фрукты и снова специи – ряды переходили в ряды, причудливо сплетаясь между собой, но, в то же время, сохраняя строгую геометрию и какую-то даже неправдоподобную выстроенность.   
Я прошла несколько рядов и решила присесть передохнуть, чтобы не потерять голову в изобилии цветов и запахов.  К ее услугам оказалось кафе,  уютно устроившееся прямо здесь же на рынке. Пожилой дедушка в светлом канотье неторопливо пил свой абсолютно черный кофе и курил кальян. Я, повинуясь интуиции, подсела к нему  и поздоровалась по-турецки:

- Ийи геджелер! *
- Мерхаба!**
- Бир кафе, лютфен ***
- Эвет****

(* Добрый вечер!
** Привет.
*** Кофе, пожалуйста.
**** Хорошо)

Он подошел  к  продавцу, скучавшему за прилавком,  и негромко поговорил  с ним.   Продавец согласно покивал, и мой собеседник вернулся за столик.
- English?
Я улыбнулась:
- Russian, English or French or Espaco. Doesn’t matter. Elza.
- Kabir. Turkish is better, but English… also possible.

Подумав, я решила перейти на английский.  И сказала:
- Приятно познакомиться.  Как вы угадали,  что я не  говорю по-турецки?
- Элементарно. Вы сказали добрый вечер, хотя на самом деле еще практически утро, и вы попросили кофе у меня, а не у официанта,  - он добродушно рассмеялся.
- Вы меня раскусили!  –  мне ужасно захотелось засмеяться ему  в ответ.
В этот момент продавец принес крепчайший черный кофе. Я  потянулась к чашке, вдохнула аромат и поежилась от наслаждения. Невероятно! Еще недавно  я  была в хмурой Франции, день мой был  расписан по минутам, хотя и включал  в себя лишь заботу о детях и  огромном доме,  потом я сбежала оттуда,  завела любовника, стала обладательницей магазина, вернулась в прошлое,  потеряла счет дням  где-то на берегу океана, а теперь пью кофе  в Стамбуле…. Еще недавно я бы и поверить не посмела в то, что это возможно. А теперь, это часть моей реальности, в которой я  совершенно свободна и счастлива. Неприлично счастлива даже, подумалось мне. 

По мере того, как  чашка с кофе  пустела, я  набрасывала в Молескине план действий на ближайшие дни. Иногда я  поднимала глаза и улыбалась  человеку, продолжавшему сидеть за одним со мной столиком. Он улыбался мне в ответ.
Закончив писать план, я огляделась по сторонам. Люди гомонили, общались, торговались, спорили. Но что-то изменилось по сравнению  с той минутой, когда я села за этот стул и углубилась в свои мысли. Внезапно я поняла, что именно изменилось. С удивлением и даже каким-то восторгом я  поймала себя на том, что…

-  Я знаю, что  вам снилось сегодня. А впрочем,  и вчера тоже. И могу сказать,  что приснится через месяц, - сказала я  Кабиру на чистом турецком, разве что с небольшим акцентом
- Вы же не умеете…  - он оказался  явно не готов   к такому повороту событий, на лицо его отразилось глубочайшее изумление, смешанное с недоверием.
- Мне просто очень  понравилась ваша готовность  заботиться обо мне, - и я  улыбнулась своей самой обезоруживающей  улыбкой.
Кабир тоже мгновенно просветлел лицом.  Такое объяснение польстило ему, как и всякому мужчине. Но затронутая мною тема, кажется, заинтересовала его даже больше, чем моя мнимая готовность к флирту:
- Вы, кажется, что-то  говорили про сны?
- Да, я говорила  что знаю, что вам снилось. Это  был трамвай, да? Маленький желтый  трамвай, который с равномерным  стуком ходил по мостовой вдоль  вашего дома, когда вы еще жили  с родителями в Европе? А вчера  булочная… Свежий хлеб – это  удивительно. Такой запах, и  этот маленький прилавок, груды  батонов и булок, когда сглатывая  слюну, стоишь и не решаешься  выбрать себе пирожное сверх  разрешенных денег.  Но в итоге  не удерживаешься и идешь домой  нарочито долго, а из пакета  томительно и нежно пахнет  хлеб, а во рту у тебя рогалик  со своей мягкой, чуть-чуть резиновой  изнанкой, соленая приправа в  бумажном кульке, и пальцы, облизанные до основания и замерзающие на холодном ветру.
- Так не бывает… Вы как будто были там вместе со мной.
- Вы даже не  представляете себе, что бывает! – снова улыбнулась я.  – Но мне пора. А в благодарность за кофе и за все это я подарю вам самый любимый из своих снов. Уверена, завтра вы проснетесь счастливым. 
Я  поднялась  из-за стола, оставив несколько лир  под чашкой, и пошла в сторону  рядов. Меня ждала новая восхитительная жизнь, и она начиналась уже сегодня.

Глава 3
С рынка я  возвращалась в прекрасном настроении.  Ведь я знала, что маленький базарчик в моем районе это лишь начало пути. В моем понимании мне следовало теперь попасть в Капалы Чарши. Как рассказывал мне в прошлую нашу поездку Андре,  именно он  -  главный рынок Стамбула со множеством торговых улиц и кафе. Там должно быть не меньше нескольких тысяч магазинов! А путеводитель обещал, что там есть и настоящие древности, и бестолковые поделки подмастерьев. Да уж, думала я, туда не стоит соваться туристу - мигом наврут с три короба, заморочат голову так, что и не заметишь, как останешься без единого куруша.
Когда-то, заинтересовавшись Стамбулом и, в частности, желая узнать побольше именно о Капалы Чаршы, я вычитала, что когда-то там  для каждого вида торговли отводился  свой квартал:  улица ювелиров, улица  торговцев коврами, улица изготовителей  тюбетеек.  Старожилы говорили тогда, что Капалы Чарши – целый мир внутри Стамбула. Исторически там были свои  рестораны, источники, мечети, дома, квартиры, и даже кладбище. В общем, как я думала, это настоящий портал в прошлое, который тщательно охраняется и поддерживается современностью. 

По дороге туда я вспомнила, как  в наш первый приезд в  Турцию, Андре  рассказывал мне историю этого  базара. Строительство его началось еще при султане Мехмеде II  сразу после взятия Константинополя, и создавали его из множества разрозненных рынков византийской столицы. По приказу султана были возведены два больших шатра, вокруг которых стал формироваться рынок. В последующие годы Капалы Чарши неоднократно перестраивался и расширялся. А после землетрясения в конце 19 века была осуществлена самая грандиозная перестройка базара.
С самого начала люди  здесь занимались не только торговлей. У турков вообще жизнь и торговля не разделимы. Поэтому сначала по соседству с магазинами появились кафе и рестораны, потом банки, менялы, заработала биржа… До середины XIX века Капалы Чаршы был центром работорговли, и именно сюда приходили выбирать плененных красавец и красавцев состоятельные турки. В квартал вели  в  общей сложности 18 ворот, но самыми удивительными среди них все считают центральные ворота «Нуруосманийе», расположенные рядом с площадью Чемберлиташ. На них написано «Бог милует того, кто посвящает себя торговле».  Но когда мы с Андре пытались в прошлый раз найти вход на базар – как выяснилось, совершенно напрасно, потому что он не работает по воскресеньям, то мне больше приглянулся  менее пафосный вход через ворота Беязит, что у площади Беязит, и теперь я решила туда и направиться. Предвкушение увидеть наконец знаменитый рынок снедало меня.
Каково же было мое разочарование, когда, миновав традиционные уличные лотки и торговцев сахлабом и жареными каштанами, я попала… в типичный торговый центр 20 века. Не хватала только зазывал в образе динозавров и детского развлекательного центра с поп-корном. Застекленные витрины демонстрировали великолепие классического бутика для туристов. Кожа, золото, джинсы, поддельные сотовые телефоны и модные в этом сезоне Угги царили повсеместно. Я, однако, вознамерилась обойти каждый закоулок этого новограда, чтобы точно убедиться, что не смогу здесь найти ничего по вкусу. Очень кстати один из местных служащих протянул мне подробнейшую карту, иначе в кварталах недолго было и заплутать, особенно учитывая то, что весь товар  был уморительно похож, да и продавцы, на мой  европейский взгляд,  смахивали друг на друга. Через три часа утомительной ходьбы я отчаялась и присела в одной из кофеен выпить кофе. Что-что, а кофе турки варят изумительный. Облизывая пальцы, я без зазрения совести доедала потрясающий яблочный пирог и пила терпкий капуччино с корицей. За три часа я не нашла ни одной мебельной лавки, ни одной нужной штучки, ни одного заслуживающего внимания торговца… Я понимала, что это усложняет мою задачу, но не отчаивалась. Кто-то из друзей говорил мне, что за проливом Золотого Рога существует еще Египетский базар. Я намеревалась отправиться туда и найти то, что мне нужно или на худой конец того, кто скажет: где искать в современном городе настоящие вещи, не пропахшие до сих пор синтетикой, пластмассой и полимерами. Конечно, я давно знала, что завет Мастера о натуральных материалах в отделке не более чем требование придирчивого учителя и метка стиля, но в этот раз планировала особенно тщательно соблюдать его инструкции. Ну и что, что это не имело никакого отношения к работе.
Поймав такси и объяснив водителю, что мне нужно я за несколько минут буквально преодолела Босфор и оказалась на той стороне Стамбула. Египетский базар порадовал обилием специй, красотой свежих фруктов и овощей, ломящимися от товаров прилавками, повсеместно расставленными тарелками и разложенными тканями нереальной красоты, но снова не решил моих задач. На рыбный рынок поехала уже просто из интереса, и желания добить день… Но запах рыбы ударил в нос, и я быстренько выбрав симпатичную форель, ретировалась в ближайший ресторан и тут же ее съела. Нет, рыбный рынок  - явно не моя стихия. Настроение портилось так же стремительно, как вечер съедал клонившийся к закату день.
Вернувшееся знание языка помогало, но не спасало. Турки просто в принципе не понимали, что мне нужно и почему я не покупаю мебель в мебельном магазине, как все нормальные люди, а ковры на развале. По дороге домой зашла в случайно попавшийся магазинчик и купила себе черный бархатный пиджак и валяную из войлока розу. Они стали достойным завершением этого поистине бездарно прожитого дня.
Глава 4
Утром следующего дня я снова вышла на поиски необходимых мне вещиц. Можно было бы конечно отправиться в Кемер или в Анталию, благо там я совершенно точно знала отличные магазины старьевщиков, и решила бы этот вопрос в мановение ока. Но все-таки везти шкафчики, диванчики и стулья из Анталии в Стамбул… Нет, даже для меня это был через чур. Да и я была уверена, что где-то в глубине этого города, пусть и зараженного современностью, живет свой настоящий ПортоБелло, свой базар в Яффо, свой Каирский рынок. И не зря же столько лет я была завсегдатаем барахолок, рынков, рыночков, базарчиков, магазинчиков во всех странах мира: я знала совершенно точно, надо дать волю интуиции и она приведет меня точно к цели.
Словом, утром я вышла из дома, села на трамвай, доехала до набережной, потом пешком перешла на ту сторону залива по мосту и отправилась в странствие. К этому времени, я уже почти смирилась с мыслью о том, что снова стала одинокой и независимой женщиной, без детей, которой не надо бесконечно утешать, разделять, оттаскивать и успокаивать. Менять памперсы, проверять температуру, пытаться накормить, устроить, уложить и усадить. Я просто наслаждалась внезапно обрушившейся на меня свободой, стараясь не думать, о том, чего она мне стоит. Какое-то время мне даже почти удавалось. Однако эта прогулка по той стороне залива разбередила мои воспоминания. Я вспоминала, как ходила по таким же улицам с Андре, как мы толкали перед собой две неудобные коляски: одна из них никак не справлялась даже с булыжниками на асфальте, не говоря уж о мощеных стамбульских площадях, а другая мигом натирала в кровь ладони. Вспоминала, как пытались заставить детей сидеть спокойно и не носиться по турецким ресторанчикам, разнося все вокруг и выклянчивая еду. Как укладывали их спать по обе стороны от себя на огромной кровати в отеле, потому что все детские кровати в отеле внезапно кончились… Слезы сами текли по лицу. К тому моменту, когда я подумала, что вдоволь наревелась и хорошо бы заняться делом, ноги сами вынесли меня в забавный райончик.
На одной улице здесь продавали раковины, на другой – стояли продавцы фрамуг для форточек, на третьей – торговали гитарными струнами… Какое-то время я побродила здесь, наслаждаюсь поистине небывалым сочетанием товаров, удивляясь тому, что о существовании многих вещей я даже не подозревала и радуясь, что нашла то, что нужно. Я быстро поняла, что интуиция вновь меня не подвела. Оставалось только найти нужную мне улицу. Тут уж я смогла в полной мере насладиться удивлением местных завсегдатаев, когда они услышали из моих уст турецкую речь. Мне быстро указали дорогу и даже обошлось без извечных прицокиваний, восклицаний «о аллах» и «чок гузель», и всего прочего, что турки адресуют симпатичным туристкам.
Совсем скоро я отправила домой несколько старых стульев, которые намеревалась ошкурить и покрасить, старинный деревянный комод, часы, требовавшие изрядной реставрации, и, отправилась отметить свой триумф в ближайшее кафе.
С одной стороны, еда в Турции может показаться кому-то слишком надоедающей, однообразной или, например, слишком острой, злоупотребляющей специями. С другой  - лично для меня именно турецкая кухня является практически идеальным решением пищевых проблем. Я могу до бесконечности есть вареный рис, свежие овощи, безвкусные лепешки, которые раскатывают и пекут повсеместно дородные тетушки в хиджабах.  Не вероятно, но в Турции я ем даже рыбу, которую во всем остальном мире просто на дух не переношу. Словом, я заказала себе турецкого чая – крепчайшего, горького и без сахара – свернула рулет из лепешки, творога и травы и снова вернулась к мыслям о будущем. Впрочем, принесенный официантом кебаб,  довольно быстро увел мои мысли в далекую от этих размышлений сторону. Я полностью погрузилась в процесс наслаждения вкусом.
Наконец,  удовлетворив свои актуальные желания, я вернулась на ту сторону, еще раз доехала до Капалы Чарши и немедленно утешилась и забыла обо всем на свете в попытке перемерить все: смешные жилетки, отороченные искусственным мехом, юбки в пол самых невероятных расцветок, модные сапоги на плоской подошве…. В итоге я стала обладательницей нескольких внушительных пакетов с одеждой и полностью сменила имидж. Учитывая то, что за последний час из моей речи исчез последний намек на европейский акцент, а вместо привычных джинс и майки  я облачилась в  юбку и жилетку местного производства, вряд ли кто-то смог бы отличать меня от настоящей турчанки. Не хватало разве что грозди смуглых, кареглазых детей, свисающих с юбки. Впрочем, неопытный прохожий мог бы решить, что для материнства я еще слишком молода.
Вернувшись домой, я первым делом затеяла перестановку. С помощью нескольких, найденных на улице помощников, я избавила магазин от попыток быть книжным. И начала кропотливо шаг за шагом воссоздавать излюбленную атмосферу, где кабинет психолога причудливо мешался с мастерской художника и комнатой для чайных церемоний. Это только для непосвященного человека такое сочетание грозит обернуться эклектикой, в то время как у меня все было продумано до мелочей.
Глава 5
Несколько дней ушло на преображение моего нового магазинчика. За это время бывший букинистический полностью сменил имидж, благодаря моим усилиям. Посетителей встречало скорее кафе в средиземноморском стиле:  белые полотнища штор напоминали корабельные флаги, развеваясь в дочиста отмытых и распахнутых витринах, обработанные грубой шкуркой и наскоро покрашенные в белый стулья горделиво выгибали лебединые спинки, а веревка на них смотрелась как трос, наскоро накинутый на береговой якорь.  Массивные шкафы исчезли, уступив место резному старинному комоду и его не менее благородному соседу  - кожаному дивану. Между кресел покоились низкие столики, под стеклом которых раскинулись морские карты.  Ракушки и морские камешки на песке были причудливо разбросаны по коробочкам, которые стояли на столах. На стенах уже проскальзывали тенями кадры из чужих снов, которые Эльзе удалось  запомнить по дороге домой. По залу, несмотря на сквозняк, витал запах свежего кофе с корицей.  Но дело было даже не в интерьере, не в этом едва уловимом запахе специй и только что обжаренных зерен, не в пробегавших по стенам изображениям, не в легкости штор-парусов, не в нежнейших коврах на полу… Душа, которую я вложила в дело, очевидно привлекала случайных прохожих своей красотой. Никто не мог остаться равнодушным – каждый хотел зайти и задержаться хотя бы на несколько минут, а  оставался, как правило, надолго.

Уже через несколько дней о необычном магазинчике гудел весь  Стамбул. Шутка ли, в наши дни, когда, казалось бы, наука безжалостно вытеснила любые сказки, кто-то так легко снова дарит ее людям. Журналисты рвались  задать вопросы, а не получив устраивающих их ответов, сами сочиняли сенсации. Паломники приходили поклониться  как святыне. Больные просили исцеления. Но сумасшествие вокруг магазинчика вдруг перестало казаться мне забавным. Я поняла, почему мастер всегда настаивал на минимальном присутствии в жизни города и частых переездах. До сих пор мне удавалось избежать досужих пересудов и остаться вне внимания толпы, а тут то ли дело оказалось слишком уж масштабным, то ли кто-то постарался чтобы все сложилось иначе… Было самое время вспомнить способ «ловли на живца», и рыбка не заставила долго себя ждать. Гости появились в моем магазине ранним утром уже не десятый день работы.

Глава 4
Они сразу же зримо отличались  от обычных посетителей. Несмотря на то, что лица пришедших были мне не знакомы, они явно хорошо знали куда пришли. Спокойно расположились за одним из столиков и стали ждать, не выражая ни нетерпения, ни смущения. Я решила не откладывать неприятный разговор, и как только отпустила очередного посетителя, сразу же подошла к их столику и села рядом.
- Слушаю вас
- Да уж послушайте нас пожалуйста, - ухмыльнулся самый неприятный из пришедших: коренастый, с короткими руками, толстыми грубыми пальцами и  обрезанными под корень ногтями. Он еще потер руки, как бы согреваясь, и от того мое отвращение к нему возросло еще больше.
- Тебе лучше закрыть этот притон, детка. Тебе все равно его не вытянуть – сказал второй. Как и положено, второй было худощав, пожалуй даже слишком, он к тому же постоянно вытягивал свою худую и длинную шею из ворота рубашки и вертел ей, как-будто ворот был ему тесен.
- А вы умеете предсказывать будущее? – попыталась съязвить я, хотя, надо признать, сердце мое довольно сильно колотилось.
- Мы еще и прошлое предсказывать умеем, - короткопалый мерзко хихикнул.
- Как насчет твоих деток? Как думаешь, кто быстрее до них доберется – ты или мы?
Я еле сдержалась, чтобы не огреть мерзкого придурка чем-нибудь тяжелым. Но разговор нужно было довести до конца.
- Ну прошлое то узнать нетрудно. А вот с будущим у вас ребята явно напряги.
- Почему, - не понял худой.
- Ну потому хотя бы, что если бы вы знали свое будущее ,вряд ли стали бы тратить отведенное вам время на это. У вас его не так много осталось.  Вот ты – я ткнула пальцем в худого и прикрыла слегка глаза, чтобы быстренько просмотреть его сны – умрешь уже через месяц. Тебя сбросят с крыши твоего же дома в Питере.
Худой как-то напрягся, и, отпрянул от меня. Да и не удивительно: я ведь описала ему его недавний сон, и он побоялся, что сон сбудется и впрямь. Пользуясь моментом, я легко прокрутила будущее короткопалого. Тут и врать не пришлось: жить ему оставалось меньше недели, о чем я и не преминула сообщить. Когда мальчики уже отползали спиной из магазинчика, я успела кинуть им вслед:
- Скажите хозяину, пусть больше шестерок не присылает. Сам пусть приходит, если не боится.
На какое-то время жизнь в кафе и в магазинчике замерла. Как будто все силы ушли у меня на эту глупую стычку, как будто всю тщательно создаваемую мной положительную энергетику этого места разом выстудило сквозь раскрытые убегавшими трусами двери. Я воспользовалась передышкой, чтобы отдохнуть и погулять по любимому городу.
В этот раз меня интересовал самый, что ни на есть классический маршрут по Стамбулу. Всего неклассического я видела за эти дни с избытком. Поэтому я отправилась к Айя Софии.  По числу перестроек, сменившихся архипастырей и прочих великих событий выпавших на ее биографию, Айя София могла бы посоперничать пожалуй почти с любой точкой земного шара.
Собор был построен в 324—337 годах при византийском императоре Константине I, но сгорел во время народного восстания. Император Феодосий II повелел выстроить на этом же месте базилику, что и было выполнено в 415 году, однако и её постигла та же печальная участь — в 532 году при восстании «Ника» базилика сгорела (развалины её были обнаружены лишь в 1936 году во время раскопок на территории собора). Император Юстиниан (483—565) решил отстроить собор заново, пригласив лучших архитекторов того времени: Исидора Милетского и Анфимия Тралльского, которые ранее зарекомендовали себя возведением церкви свв. Сергия и Вакха. Строительство собора поглотило три годовых дохода Византийской империи. «Соломон, я превзошёл тебя!» — такие слова произнес, по преданию, Юстиниан, войдя в построенный собор и имея в виду легендарный иерусалимский храм. Обвалившийся во время землетрясения 989 купол собора перестроил армянский архитектор Трдат, автор Анийского собора. До разграбления крестоносцами Константинополя в 1204 году в соборе хранилась Туринская плащаница. В 1453 году завоевавший Константинополь султан Мехмед II повелел превратить собор в мечеть, сотворив при этом самолично первую молитву во славу Аллаха. К собору пристроили четыре минарета, и собор превратился в мечеть Айя-София. Поскольку собор был ориентирован по христианской традиции — алтарь на восток, мусульманам пришлось переиначить его «по-правильному», поместив михраб в юго-восточный угол собора (направление на Мекку). Из-за этой переделки в Айя-Софие, как и в других бывших византийских храмах, молящиеся мусульмане вынуждены располагаться под углом относительно основного объёма здания. Большинство фресок и мозаик остались невредимыми, как полагают некоторые исследователи, именно благодаря тому, что в течение нескольких веков были замазаны штукатуркой.В 1935 году, согласно декрету Ататюрка, Айя-София стала музеем, а с фресок и мозаик были счищены скрывавшие их слои штукатурки. В 2006 году в храме было возобновлено проведение мусульманских религиозных обрядов.
Я шла и думала о том, как это должно быть удивительно, когда ты уже смиряешься с одной участью, открываться и покоряться новой… Я никогда не относилась к числу покорных женщин, с которыми можно было делать все, что угодно, но иногда вынуждена была принимать ситуацию такой, какая она есть. И в эти моменты мне больше всего хотелось, чтобы рядом появился тот, кто снимет слои штукатурки и откроет миру настоящие фрески. Но при этом не превратит их в достояние музея…. Размышляя таким образом я не заметила как дошла до цели своей прогулки.
К достопримечательностям Святой Софии относится «плачущая колонна», покрытая медью, а также «холодное окно», где даже в самый жаркий день веет прохладный ветерок. Я положила руку в отверстие в колонне и уже не в первый раз приготовилась загадать желание. В этот раз оно было предельно искренним – я молилась о здоровье своих детей, и о том, чтобы увидеть их как можно скорей. Даже понимая, что этому желанию не суждено скоро сбыться, я держала себя в руках, и мне даже удалось не заплакать.

Глава  5
Биг-босс не заставил себя долго ждать. Я успела провести в Стамбуле буквально еще пару дней и собиралась уже завершать свои дела, тем паче, что клиентов, которым я реально могла бы помочь практически не было, а просто развлекать скучающих обывателей после такого длительного перерыва и в моем нынешнем состоянии было тяжеловато. И тут появился он, видимо как раз за тем, чтобы я не скучала. Он выглядел на порядок дороже, как-то добротнее и глаже что ли, чем те, что приходили в первый раз. Но по манере вести себя и используемому сленгу, он от них, увы, ничем не отличался.
С первой же фразы, не утруждая себя ни представлением, ни приветствием, он начал угрожать мне
- Ты хоть понимаешь, какие деньги тут замешаны? Идиотка! Что, возомнила себя спасителем несчастных душ? Думаешь покажешь им сказочки из хрустальных миров, и они мигом станут другими?
- Честно говоря, не думаю. - я в этот день порядочно устала, и совершенно не собиралась ничего изображать перед этим дурнопахнущим грузным нахалом.
- А чего ж ты хочешь? - он явно опешил, не ожидая такого ответа.
- Мне просто нравится это все.
- Что все?
- Ну все. Путешествовать, открывать магазины, общаться с людьми, дарить им сказку...
Ему явно требовалось время, чтобы переварить то, что я сказала. Он понимал, как можно работать за идею, еще лучше понимал, как можно работать за деньги, но он не понимал, что все тоже самое можно делать для удовольствия. И тогда чтобы объяснить ему я спросила:
- Вот что ты будешь делать если все деньги заработаешь?
- Все деньги нельзя заработать
- Ну почти все. Ну вот яхт у тебя, машин, домов, женщин - сколько хочешь. И еще немножко - на всякий случай. Тогда - что?
- Ну как что буду пользоваться этим всем. Неделю тут пожил, неделю там, неделю с одной, потом надоело, рванул к другой...
- И что? И так всю жизнь?
- Ну а как еще то?
- То-то и оно. Поэтому ты и не понимаешь. Хотя может и поймешь со временем. Не зря же все обеспеченные люди обязательно находят себе гуру и начинают искать смысл жизни. Так вот, я его уже нашла. Это мой личный персональный смысл и кайф. Понимаешь?
- Понимаю, что этот твой кайф как-раз таки мешает мне зарабатывать, а значит отдаляет меня от цели.
- А это точно твоя цель?
- Я о таких вещах не думаю, - босс явно начинал злиться. - Мне поставили задачу, срок, плату. Я решаю задачу.
Я поняла, что и это не глава структуры, но смешно было бы рассчитывать выйти на него так быстро. Тогда я решила немного поддразнить своего собеседника.
- Ну вот, я же говорила, что не буду беседовать с шестерками, а мне опять прислали курьера....
Реакция не заставила себя ждать. Итак явно склонный к гипертоническим кризам товарищ просто побагровел. Он схватился за ворот классическим жестом, который психологи называют "горячо под воротничком" и попытался растянуть горло, но туго завязанный галстук не дал ему освободиться. Он встал, похлопал себя по карманам, пытаясь нашарить в них то ли пистолет, то ли валидол, и снова грузно опустился в кресло. Со второй попытки ему все-таки удалось ослабить галстук, расстягнуть ворот и выдохнуть.
- Ты бы поосторожней с выражениями. Девочка. - он говорил медленно, как человек приходящий в себя после сердечного приступа. Но я была уверена, что по каким-то своим причинам он ничего мне не сделает: если бы мог, сделал бы в те роковые пару минут, когда он бледнел-багровел и нашаривал пистолет. - Можно так. И жизнь. Поломать себе.
- Очень страшно! - наиграно весело сказала я и всем телом показала свою готовность покинуть столик. Но тут он резко схватил мою руку и прижал ее к столешнице так, что мне стало действительно больно. К тому же он не только прижал ее, но и как-то хитро вывернул, так что мне понадобилось собрать в кулак всю свою выдержку, чтобы не заорать.
- Твои все у нас под колпаком. Поэтому либо ты работаешь на нас, либо очень быстро становишься одинакой несчастной вдовой. И заметь, я тебя даже убивать не буду. Оставлю жить и мучаться ведь.
- Руки коротки, - сказала я и, успев за время его недолгого монолога высвободить руки, быстро и коротко хлопаю в ладоши.
В тот же момент и я и мой не слишком вежливый собеседник обнаруживаем себя на блошином рынке Чукурджума в одном из богом забытых районов Стамбула, а для того, чтобы затеряться в толпе на таком базаре не нужно быть не то что карманником или спринтером, а даже просто опытным беглецом. Уже через несколько мгновений я потеряла его из виду, и могла рассчитывать, что и он потерял меня.

Глава  6
Добраться до магазина и уничтожить следы своего пребывания в Стамбуле стало для меня вопросом ближайшего часа. Уже через три часа я держала в руках билеты на самолет, летевший в Лондон. До сих пор мне не приходилось работать в этом городе, и я не знала, как он примет меня, но решение было, выбор был сделан и мне оставалось только принять его. Я сидела в VIP-зале стамбульского аэропорта, сдав в багаж небольшой портплед с вещами и попросив работников аэропорта за небольшую мзду припарковать машину, на которой я приехала в этот город так, чтобы она не вызывала ненужного интереса ни у кого, даже если простоит на одном месте год. За окном шел дождь, как будто прощаясь со мной и сожалея о столь быстрой кончине моего первого предприятия, в стакане дымился горячий кофе с Бейлис и я с удовольствием предвкушала длинный полет. Я с детства люблю самолеты - их вид, запахи, холеные стюардессы, аккуратные люди с портпледами и ноутбуками - все это настраивает меня одновременно на возвышенный и деловой лад, и я радовалась тому, что решила в этот раз вопреки всему передвигаться открыто.
В Лондоне я должна была оказаться через несколько часов и провести там пару дней, а может и больше.
Аэропорты в Турции – зрелище совершенно уникальное. Особенно, стамбульский аэропорт. Здесь можно найти иранских парней, спящих на полу вповалку и их маму, которая спокойно наблюдает, как младший связывает спящим шнурки кед между собой. Или делового мачо, абсолютно современно европейского толка, под ручку с хорошей мусульманской женой, укутанной в хиджаб до бровей. Или русскую бабушку, заботливо кормящую внучика, домашней, специально припасенной едой. Да что только не увидишь…. И даже перестаешь удивляться, а только радуешься многообразию мира и благодаришь небеса, за то, что не дают забывать тебе о том, какой он -  мир.  На самом деле.
От желания занять голову чем-нибудь кроме переживаний за семью и реалистичность озвученных угроз, пошла бродить по магазинчикам. Зайдя в очередной караван-сарай, торговавший всем от магнитиков до сумок, вспомнила, как в прошлом году в точно таком же магазине (а может, и в этом самом) из чистого озорства Андре украл для меня дивной красоты головной платок, в котором я потом несколько месяцев ходила, практически не снимая его, даже на ночь.  И тут я увидела точно такой же платок. Автоматически намотала его на голову и из зеркала на меня глянула я же но образца годичной давности… Слезы сами потекли из глаз. В этот момент мне показалось, что я совершила самую страшную ошибку в своей жизни. Мне захотелось срочно бежать к кассе, менять билеты, делать, что угодно лишь бы оказаться дома  - привычно обнять детей, устроить возню на полу перед камином, рассыпать все их игрушки и не собирать, пусть в=
ляются, создавая удивительное ощущение наполненности дома детством и счастьем…. А потом уложить их спать, перецеловав на ночь и задобрив миллионом невероятных историй, принять душ и спустить к Андре в умопомрачительном пеньюаре…. Желание было настолько острым и сильным, что мне пришлось даже прислониться к стене и приложить усилие к тому, чтобы действительно не рвануть к кассе.
Вместо этого я поглубже уселась в кресло, откинулась на спинку и закрыла глаза. Я постаралась мысленно оказаться на вилле. Мои нынешние способности сослужили мне неплохую службу, и я  быстро и легко оказалась в детской у себя дома. Маленькие спали в своих постельках, и я почувствовала, как при виде их сонных мордашек по лицу у меня потекли слезы. Да, я была уже не той молодой беззаботной путешественницей, которой я ввязалась в эту авантюру. Сегодня мысль о том, что дети живут без меня, взрослеют и учатся новому без меня, приводила меня в отчаяние.  Я переместилась из детской в нашу с Андре спальню. Он крепко спал, как всегда безмятежно раскидавшись во сне.
Мне мгновенно захотелось прижаться к нему, укутаться в его надежные сильные руки и просто забыться на подушке, пронизанной любимым запахом, символизирующим для меня покой и уют. Я даже представила как он удивится утром, как плотнее затянет меня в свои объятья, проверяя не приснилось ли ему это все, как потом тихо-тихо на цыпочках спустится приготовить завтрак, но будет скрипеть ступенями, трижды за час приходя проверять, не исчезла ли я снова. Как на полу в кухне начнется веселая возня, как мелкие, соскучившись по мне, устроят писк и визг.  Но в этот момент кто-то удивительно ловким образом толкнул меня под локоть, и я очнулась в аэропорту Стамбула и поняла, что уже почти опаздываю на свой рейс.
В самолете я завернулась в плед почти по самые уши и затребовала коньяка. Кажется, за недолгий полет я успела основательно подчистить запас этого чудесного напитка на борту. Я понимала, что выбор по сути уже сделан, он был сделан еще до нашей встречи с Андре, до рождения наших детей, и это тот самый путь, сойдя с которого, я все равно буду к нему возвращаться, но не могла остановить слезы. Я представляла себе, как растут и взрослеют мои дети там без меня, представляла, как они забывают слово мама, привыкая к другим словам. Я понимала, что их никто не обидит, они будут всегда сыты, одеты, обеспечены, у них будет заботливая няня, чудесные грэнни, отличный отец, но меня не будет рядом с ними. И, как знать, как долго меня не будет? А может быть – никогда? И от этого слово такая чернота разлилась у меня внутри, что мне пришлось крепко зажмуриться и сделать хороший глоток из бокала, чтобы вырваться из нее. В этот момент я пообещала себе, что тому, кто затеял все это противостояние и вынудил Учителя сделать то, что он сделал, не поздоровиться, если мы встретимся.
Я вышла из Хитроу в хмурый и промозглый город, и сразу же порадовалась, что для меня это не место постоянного жительства, а лишь перевалочный пункт, в котором мне предстоит некоторое время передвигаться, запутывая следы. Мерзкая морось с ветром бросилась мне в лицо. Пары коньяка бросились в голову, и захотелось спать, спать и спать, как это обычно бывает со мной после употребления алкоголя. Я забросила себя и вещи в ближайшее к выходу такси и попросила: «Отвезите меня в гостиницу, пожалуйста». Таксист несколько удивился столь пространной просьбе, но в лучшей манере всех таксистов, отвез меня в одну из самых дорогих гостиниц Лондона. Слава Богу, мне было неважно. Я просто сняла номер на трое суток и попросила носильщика принести мне туда вещи. До того как погрузиться в сон, я еще успела позвонить в ресторан и заказать себе ужин в номер. Собственно, от стука в дверь официанта, принесшего мой заказ, я и проснулась через четыре часа.
Апельсиновый сок, кофе, непрожаренный стейк – все, чтобы убить пищеварение, испортить фигуру, и провести ночь без сна. Но и в то же самое время – все, что надо мне, чтобы перестать грустить, хандрить и почувствовать удовольствие от жизни.  Дожевывая стейк, я глотнула соку, и посмотрела на улицу: ужасно. Выходить туда не хотелось. Вместо этого я заказала в номер дурацких комедий и поп-корна, и решила провести ночь пусть и без толку, но с удовольствием.
Однако удовольствие  мое было прервано телефонным звонком уже в середине первой комедии.
- Ты считаешь, что достаточно уехать из Стамбула, чтобы все было забыто?
Голос боссенка, как я его мысленно окрестила, я узнала бы даже если бы между нашими разговорами прошли не сутки, а пара лет.
- Ну ты же хотел, чтобы я вышла из игры… Все, магазина нет.
- Я хотела, чтобы ты работала с нами. Или  я недостаточно четко сформулировал свои намерения?
Я поняла по звонку и по шумам в трубке, что вызов был междугородний. А значит, он еще не успел примчаться за мной. Скорее, всего отследил мои перемещения по покупке билетов, ну и велел своей шушере обзвонить приличные отели. Несложная, в принципе, схема.
- А если нет, то всем крышка?
Я максимально оттягивала время, силясь придумать выход из ситуации, которая мне нравилась все меньше и меньше.
- Ну и так тоже можно. Но что-то мне подсказывает, что мы договоримся мирным путем.
- Можно попробовать. Только не с тобой. Я уже говорила, что хочу общаться с тем из вас, кто придумал все это. Остальное мне не интересно.
- Само собой, дойдет и до этого. Но для начала я должен убедиться, что ты не попытаешься протащить на эту встречу бомбу или совершить какую-нибудь другую женскую глупость.
- Ну так обыщи меня, или что вы там обычно делаете в таких случаях?
- Я лучше предоставлю тебе возможность самой доказать нам, что ты готова. А ты уж придумай как.
Боссенок отключился, а я подумала, что дела идут как не надо лучше. Он развязал мне руки, велев изгаляться, изображая страх и преданность делу, а я пока займусь своими делами. Какое-то время они точно не будут меня трогать, и это время надо использовать с толком.

Глава 7
С утра я переместилась в Прагу, не прибегая к покупке билетов и нудным процедурам в аэропорту, а просто воспользовавшись телепортацией. Честно говоря, я с удовольствием бы посмотрела на лица обслуживающего персонала в том лондонском отеле, когда они обнаружат отсутствие клиентки, оплатившей три дня и заказавшей завтрак в номер. При том, что как они совершенно точно помнят, из номера она не выходила… И камеры слежения ее не зафиксировали. Но, пусть это останется их маленькой загадкой.
Я уже меж тем разгуливала по Праге, разглядывая Карло Намести и думая, не прокатиться ли мне до Подебраде. Снег тихо ложился мне на плечи и таял соприкасаясь с теплым шерстяным пальто. Пальто, как и все, что на мне было надето, я приобрела тут же в магазине. Это было невероятно увлекательно: только что в Стамбуле я обрела один облик, для путешествия в Лондон сменила его на другой, а в Праге опять изменила лицо и внешность. Интересно, что вместе с внешим обликом у меня менялись повадки, мимика, акцент… Я словно бы становилась кем-то другим. Что, впрочем, не прерывало мою явно астрального толка связь с боссенком.
Не успела я обосноваться,  снять квартиру, помещение под магазин, заговорить по-чешски и отправить пару снов особо нуждающимся из своих соседей, как он снова позвонил. На этот раз он не стал ни запугивать, ни угрожать. Просто констатировал:
- Надо тебе встретиться кое с кем. Мы отвезем. У тебя есть еще дня три на сборы.
Что ж, я не стала кочевряжиться. Во-первых, я и сама уже хотела познакомиться с их организатором, а во-вторых, трех дней мне было вполне достаточно для завершения дел в Праге. Разве что пришлось сократить экскурсионную программу. Я ограничилась  прогулками по наиболее известным местам города, прошлась по зоопарку и, взяв в аренду машину, съездила покататься на горных лыжах в провинцию.  А между тем число клиентов росло с каждым днем.
У меня сложилось такое впечатление, что до моего приезда этот мегаполис вообще не спал. По ночам они работали, ссорились друг с другом, делали уроки с детьми, занимались сексом, изобретали, писали стихи – но не спали. Они похоже совершенно отказались от отдыха в угоду целям дня сегодняшнего. А отдых отказался от них. Связывать сны было невероятно трудно, потому что пространство снов здесь практически пустовало. Люди не помнили, когда в последний раз им хоть что-нибудь снилось.
Я пыталась выудить из их воспоминаний хотя бы что-то: первую любовь, нежность матери, прогулку с одноклассницей на троллейбусе. Но достававшиеся мне крошки с трудом тянули даже на маленький ролик в интернете, не говоря уж о полноценном сне.
Порой мне казалось, что нужно сворачиваться и уезжать, но я держалась. И, как оказалось, не зря. Он пришел ко мне поздно вечером. Типичный офисный работник – двубортный костюм, мягкое кашемировое пальто, шарф, высокое горло водолазки под ним, портфель в руках. Его жена требовала от него безропотного подчинения, а он взбунтовался и ушел. И вот уже почти год не мог избавиться от чувства вины за этот внезапный протест. Казалось бы, возьми да вернись – но он дорожил своей новой жизнью без нее, самостоятельно обустроенной квартирой, новыми друзьями, доходом и правом просто быть человеком. Казалось бы, прими и забудь – но там подрастала дочка, да и жена на самом деле была не мрачным монстром, а близким другом, с которым порой хотелось выпить и пошутить на им одним понятные темы. Он не спал этот год практически вообще. Если спал, спорил с ней во сне или чертил какие-то безумные города на бесконечном объемном листе. Поэтому предпочитал занимать ночи работой, компьютерными играми и чтением книг. Наконец, у него появилась возможность сменять свои полуфантастические миры на что-нибудь спокойное, что позволит ему забыться. Но вместо этого, я взяла его за руку и повела к жене. Мы дошли, она,  молча открыла дверь, жестом пригласила войти и, приложив палец к губам, попросила не шуметь.  Разделись, прошли на кухню. Она сварила кофе, мерно разлила по чашкам, порезала сыр, достала коньяк. Она двигалась удивительно плавно и красиво, а мягкий изгиб ее бедер напоминал о совершенных музыкальных инструментах вроде скрипки или виолончели. В висках моих мысленно зазвучал струнный концерт. После пары глотков, мой новый друг освоился и принялся мыть посуду, так как если бы никуда и не уходил из этой квартиры. И в самом деле, он был здесь вполне органичен. Когда в ночи заплакал ребенок, именно он пошел на ее зов.  Между супругами не было сказано не слова, но я уже знала, что именно сегодня они впервые за год уснут рядом, и мне было неважно, что там им будет сниться – начиналась новая эпоха.
На следующий день я уехала из Праги.  Мне больше нечего было там делать. Кроме того, боссенок снова объявился ,и оказалось, что они ждут меня в Россию. Поэтому я снова купила себе билет, и отправилась в аэропорт. Выпила свой неизменный кофе, провела пару часов ожидания, разглядывая что пишут посетители он-лайн дневников в интернете о магазине снов, который то и дело появляется то тут, то там, и вылетела в Москву. Мой досуг на борту тоже мало чем отличался от обычного. Разве что коньяку V.S.O.P  я предпочла Боккарди.  И уже через пару бокалов бакарди и сотню страниц в свежекупленной книге Вебера, я оказалась в родном городе. Если бы я только знала, к кому приведет меня эта дорога… Впрочем, и тогда, наверное, не отказалась бы начать все сначала. 

Глава 8

В аэропорту ко мне подошел человек, которого я раньше никогда не видела, и позвал меня по имени. Очевидно, ему заранее показали мою фотографию, чтобы он мог меня узнать. Он сообщил, что его зовут Иван, взял у меня сумку и жестом пригласил следовать за ним. Я пошла за ним и скоро оказалась около роскошной машины представительского класса. Иван убрал вещи в багажник и открыл передо мной водительскую дверь, я удивленно посмотрела на него, но села. На приборной панели был закреплен GPRS-навигатор, который немедленно начал отдавать мне указания. Повинуясь этим указаниям и оставив Ивана в аэропорту, я начала движение.

Сначала все было довольно стандартно, и я могла бы обойтись даже без указаний навигатора. Я выехала из Шереметьево, и поехала в сторону города, проезжая любимые растяжки, «Всего доброго!» и «С возвращением». В городе была фантастическая осень.
Москва выгибала холмистую спину и стелилась под ноги, как ласковая кошка. Деревья

Честно говоря, я уже порядком утратила контроль над временем и не понимала, сколько прошло с того дня, когда я вышла из дома, кинула в машину вещи и рванула к магазину своей мечты. По моим примерным подсчетам оказалось, что месяца четыре. Тут я некстати подумала о критических днях… Черт…А…  Это перемещения в пространстве так на меня воздействуют или…? Вот только этого мне сейчас и не хватало.  Пообещала себе мысленно купить в аптеке тест понадежнее, и постаралась, как можно быстрее отключиться от этой мысли.

Навигатор тем временем привел меня на МКАД. Я привычно повернула в сторону Новой Риги, и уже успела испугаться, но увидела, что навигатор указывает именно туда. Я уже было заинтересовалась маршрутом, но тут мне агрессивно засигналил кто-то сзади, и я вынуждена была переключиться на дорогу. Вообще, дорога в столице  - это какой-то удивительный аттракцион, требующий от водителя максимальной концентрации, уверенной наглости и немного волшебства. Мне приходилось водить машину в разных странах мира, но такой напряженности я не испытывала нигде. Поэтому я сосредоточенно доехала до Новой Риги и там решила вновь прислушаться к комментариям навигатора. Навигатор уверенно вел меня на родительскую дачу. Я даже остановилась, чтобы убедиться в правоте своих подозрений. Но все оказалось именно так. Я выключила чертову игрушку, и, окончательно запутанная, поехала привычной дорогой. Нельзя сказать, что я не хотела бы увидеть родителей, но, мягко говоря, я была к этому совершенно не готова. Я как бы выпала из реальности на эти четыре месяца, и в том параллельном мире, у меня не было ни родителей, ни детей, ни заботливого мужа Андре. Я привыкла чувствовать себя одинокой и одновременно свободной. А тут… Мои же контрагенты, которые сделали мое сегодня таким, какое оно есть, на шикарной машине отправляют меня в гости к мамочке и папочке. На что они рассчитывают? На то, что я расчувствуюсь и выйду из игры? Но тогда проще было бы отправить меня к детям во Францию. Не уверена, что если бы увидела их сейчас смогла бы вернуться к делу… А что если дети здесь? Эта невероятная на первый взгляд мысль, наполнила меня силой и заставила мчаться к дому с утроенной силой. Я только сейчас поняла, как я до слез соскучилась по ним, как мечтаю поцеловать их плюшевые затылки, прижать к себе и заняться чем-нибудь ранее ненавистным, вроде заунывного чтения ночной сказки…

Впрочем, я тут же остудила себя, понимая, что хочу невероятного. Мне нужно было взять себя в руки и продолжить жить той жизнью, которую я выбрала для себя. Нужно было взять на себя ответственность за желание перестать быть только мамой и домохозяйкой, перестать обвинять кого-либо в своем отъезде и двигаться дальше. Но это было легче понять головой, чем принять сердцем.

Размышляя таким образом, я практически доехала до дома. Припарковала джип на улице, проигнорировав услужливо открытую дверь на парковку, послушала удовлетворенный писк навигатора, сообщающий, что маршрут окончен, и мысленно вдохнув поглубже, пошла ко входу.
Господи, кто бы знал, каких усилий мне стоило сохранить ровный и приветливый взгляд… Каких усилий мне стоило вообще оказаться здесь, прийти сюда своими ногами, по собственной воле, да еще и без Андре, который все последние годы служил мне титановым щитом, вязаным пледом и просто защитой в общении с родителями. Мне кажется, не будь его в моей жизни, я бы до сих пор не общалась ни с отцом, ни с матерью, как не общалась до нашей с ним свадьбы уже лет восемь. Дети тоже отчасти примирили меня с ними, и даже почти утвердили меня в их глазах, как почти нормального члена общества, но Андре в этом плане, конечно, сделал несоизмеримо больше. И до сих пор папа, собираясь к нам в гости, мог спросить по телефону, верный своим принципам не приезжать с пустыми руками:

- Ну, Андрюше я все уже купил, а у тебя какой размер или что ты там хочешь?
Называли они оба его, кстати, неизменно Андрюшей  - на русский манер, и он покорно отзывался на эту непривычную для его слуха вариацию имени. 
Словом, контакты с моими близкими, Андре удавались на порядок лучше, чем мне, а мне оставалось лишь сжать зубы и сделать вид, что я страшно рада этому «маленькому сюрпризу». Я поднялась по ступенькам, и уже в передней столкнулась с папой. За те полтора года, что мы не успевали повидаться, он, как оказалось, довольно сильно постарел. От его роскошных черных кудрей мало что осталось: волосы поседели, поредели и устало лежали на плечах. Стекла очков, которые он всегда забывал протирать, было традиционно мутны. И на галстуке красовалось пятно от соуса. Я испытала какую-то мгновенную тоску по нему и жалость одновременно. Обняла за шею, крепко, как в детстве прижалась к нему, взъерошила волосы:

  - Папка!

Мне не хотелось думать о том, какое он имеет отношение ко всей этой истории. Мне хотелось, как раньше, аккуратно вытереть ему очки, расчесать кудри, заставить переодеть рубашку и галстук…. И услышать: «хозяюшка моя, маленькая!». Как в детстве. И пока все происходило ровно так, как я  и хотела. Я немедленно развила бурную деятельность, занялась изготовлением обеда, про который в отсутствие мамы, папа и не вспоминал: он всегда предпочитал есть в городе, совмещая еду с деловыми переговорами. Дом наполнился запахами вареной клюквы, теплых куриных котлет, струганной свежей травы, имбиря, пряностей… Я на секунду заскочила в душ, потом влезла в какие-то еще в прошлой жизни оставленные здесь джинсы и майку, и, нарезая овощи для салата, поняла, как я соскучилась по этим, в сущности, совершенно простым вещам. Возможности видеть родителей, заботиться о них, готовить обеды, выбирать продукты и жить в настоящей осязаемой реальности, где ты любишь и любим. Впрочем, возможно, и это только иллюзия… Не успела я прервать свои размышления этой жестокой мыслью, как жизнь оперативно подтвердила мои догадки.
Папа, приняв душ, с еще влажными и блестящими волосами, вышел к столу босиком в старых линялых джинсах и белой рубашке, открывавшей верх груди и горло. Очки были идеально чисты. Я заулыбалась.

- Ну вот, теперь совсем другое дело! Ты разом лет пятнадцать скинул! Надо следить за тобой, чтобы так и держался.

В неторопливой беседе о том, о сем, мы жевали приготовленные мной котлеты и салат, и старательно обходили способ, которым я попала сюда. Наконец, когда прислуга убрала со стола тарелки, и нам оставалось только насладиться кофе и пирожными, папа разлил божественный нектар по высоким кружкам, которые мы с ним так любим, разрезал и разложил по тарелкам пахлаву. Он явно оттягивал тот момент, когда придется говорить на тему моего появления здесь. И все-таки решился.
 
Ты никогда и ни в чем не знала отказа. И я никогда не обсуждал с тобой, откуда все это берется. И это правильно. Мужское дело – зарабатывать, а женское  - тратить. Я в этом смысле ортодоксален, ты знаешь. Но это значит и то, что женщине не следует лезть в мужские дела. Я не говорю о том, что ты оставила детей и уехала черт знает куда, не сказав Андре ни слова. Это ваши отношения, и ваши дети, тут ты вольна принимать любые решения. Однако так случилось, что твои решения и твои игры идут в разрез с интересами моего бизнеса. А я не привык инвестировать время и деньги в проигрышные дела. Тебе придется уйти. Тебе придется вернуться к мужу, хочешь ты того или нет.

Он немного помолчал, не дождался моей реакции и, видимо, решил смягчить сказанное.

А впрочем, можешь и не возвращаться. Как ты понимаешь, я в состоянии содержать тебя и твоих детей, в какой бы стране вы не жили. Но не может быть и речи о том, чтобы ты занималась этими магазинами снов.
Я продолжала молчать. А что я могла ему сказать? Я не собиралась бросать начатое дело, несмотря на то, что мы оказались на разных берегах. Я не собиралась ни противостоять ему, ни сдаваться. Все, что я хотела, это заниматься любимым делом, и была тверда в намерении исполнить свое желание. Вообще. Ненавижу, когда он вмешивается в мои планы. Примерно это я ему и озвучила. Он громогласно расхохотался.
- Это ты вмешалась в мои планы! Если бы не ты, мы бы уже раскручивали империю, зарабатывали миллионы, а ты играешь в какие-то игрушечки и мешаешь нам.
На его пути я была досадной преградой. Думаю, если бы я не была его дочерью, он бы меня либо купил, либо убил. Но именно потому, что я была его дочерью, он не мог сделать ни того, ни другого. И он это понимал. В бессмысленных препирательствах мы провели еще пару минут. И он, и я понимали, что не отступим. В конце концов, я подвела итог разговору  -
- Пап, мы не убедим друг друга. Давай, ты будешь делать свое, а я свое. Как если бы этого разговора никогда не было. А там посмотрим, на чьей стороне окажется удача.
После этого я поднялась и вышла из дома, некогда бывшего и моим. Я не стала пользоваться подаренным джипом, так как сочла бы это низким в данной ситуации, и просто вышла на шоссе в надежде поймать машину. Однако не прошло и пяти минут стояния на трассе, как я испытала неудержимое желание достать из сумки книгу и… очень быстро оказалась втянутой в вихрь, означавший, что приду в себя я вовсе не там, где была только что. Ну что ж, возможно это был далеко не худший финал дня. Хотя, честно говоря, никакого кайфа от этой телепортации я не испытываю. Ну что, самолеты, что  ли не изобрели? Почему долететь то спокойно нельзя?

Глава 9

Вынырнула я снова в бассейне. Черт, ну почему нельзя спокойно приземлиться на сухую землю? Теперь опять как дурра иди, выжимай одежду, покупай новую… Учитель смотрел на меня из-за стола и, кажется, смеялся сквозь полуприкрытые веки над моим недовольным видом.

Я вылезла, сняла с себя мокрую одежду, завернулась в услужливо поданный официантом халат, и мрачно плюхнулась за стол. Впрочем, долго сохранять мрачный вид я не смогла. Стол, который ломился, от деликатесов, вид на море и температура воздуха в +25 сделали свое дело. Я была счастлива. А аромат кофе, витавший над моей чашкой, окончательно убедил меня в этом.
- Вот так и живут продавцы снов! Обедаешь в Москве, допиваешь послеобеденный кофе  - а где кстати? Где мы?
Этот вопрос прозвучал без тени обиды, и это заставило Антонио  расхохотаться.
- Быстро ты примирилась с полетом! Как же легко тебя купить! И почему твой отец до этого не додумался?
Я кинула в него пончиком, который он ловко поймал и отправил в рот.
- Ну да, - парировала я, - конечно, там то мне самой пришлось ему готовить! А тут все готовое, вот я и продаюсь. Но непонятно, ты то чего хлопочешь, мог бы тоже ему продаться?
Так, подтрунивая друг над другом, мы допили кофе, и пошли прогуляться до магазина. Там мы выбрали мне новую одежду, а мокрую отправили в номер с посыльным. Уже в юбке, больше соответствующей температуре на улице, и шелковом топике  я пошла за Антонио по берегу океана. Он убедил меня совершенно в том, что нам только на руку участие моего отца в этом противостоянии. Так как теперь мы были совершенно спокойны за сохранность моей семьи. Оставалось еще добиться такого же спокойствия в отношении судьбы нашего дела. Но здесь задача была посложней.

Мастер рассказал мне, что за прошедшие месяцы, мой отец успел уже довольно серьезно вмешаться в наш отлаженный процесс. Большинство работавших на нас людей были им запуганы, либо подкуплены. Наши книги исчезали в неизвестном направлении, зато вместо них появлялись какие-то идиотские брошюры по работе со снами, которые превращали это все не то в секту, не то в филиал любителей газеты Оракул. Более того, оказалось, что одну из книг для них написал мой муж, Андре. Я даже не представляю, как им это удалось…
В таких невеселых разговорах прошел вечер. По дороге в номер, я вспомнила о своих утренних опасениях и зашла в аптеку за тестом. Пообещала себе проверить его утром, и мысленно помолилась, чтобы опасения мои не сбылись.

Глава 10

Разумеется, тест оказался положительным. И второй. И третий. И я понимала, что могу купить еще десяток, и они не покажут мне ничего нового, что я сама не подозревала бы тайно. Я уже давно и старательно гнала от себя эту мысль, стараясь не замечать признаков снова наступившей беременности.

Боже… Мне внезано стало жалко себя до слез. Если бы рядом был Андре! Он бы обнял меня, сказал «моя малышка» и обязательно бы что-нибудь придумал. Но что? Что можно придумать в этой ситуации? Если я все правильно понимаю, то у меня сейчас месяца четыре, даром что живот толком еще не вырос. И это уже человек. Совершенно определенно человек. И никакого варианта не впустить его в свою жизнь просто не существует. А с другой стороны, рождение ребенка – это значит поставить крест на всем, что сейчас имеет для нее смысл. Это значит сдаться, вернуться домой и забыть обо всей этой истории. А значит – проиграть, снова дать отцу взять верх, дать заработать на том, на чем он не должен, не имеет права зарабатывать. Черт! Злоба захлестывала. Как я могла быть такой неосторожной? Когда? В какой момент это произошло? Черррт….

Я решила, что все равно не приму сейчас никакого разумного решения. Возможно, имело смысл посоветоваться с Антонио. А может быть, и нет. Вдруг он, как и все мужчины, сразу же решит, что ей теперь нужен полный покой и благородно откажется от ее помощи, отправив ее беспересадочным транс-рейсом под крылышко к мужу? Нда, посоветоваться было решительно не с кем. Поэтому я предпочла сходить в душ, наскоро освежиться и почистить зубы и отправиться завтракать. Мысль о вкуснейшем завтраке на свежем йодированном воздухе рядом с океаном грела меня невероятно. Какое счастье, что я напрочь лишена всех этих токсикозов и прочих несчастий беременных! Вот уже в сотый за мою недлинную жизнь, наверное, раз подумала я. Всегда я с ужасом читала в журналах и слушала в исполнении подруг все эти истории про то, как месяцами женщины не могут проглотить ни крошки, с ужасом отворачиваются от съевшего котлету мужа и выкидывают любимую туалетную воду – мол, мутит. Мой аппетит всегда оставался при мне, что не мешало мне добросовестно рожать мужу наследников. Неужели в этот раз я не пойду по привычному пути? Неужели смогу убить маленького еще не рожденного нашего сына? (Почему-то у меня не было сомнений, что в этот раз это мальчик). Не буду ходить, и гладить до бесконечности отрастающий живот, рисовать на нем картинки, ставить мелодии в плеере…. Нда, после 13 абортов моей матери, между которыми я, как мне кажется, проскочила совершенно случайно, я не чувствовала в себе морального права пополнять собой плеяду детоубийц. Вот такое внезапное влияние родовой истории.

Внезапно мне показалось, что за мной кто-то наблюдает. И этот кто-то совершенно не равнодушен к тому, что происходит. Я попыталась настроиться на волну наблюдающего, и опешила от удивления:
- Андре? Но как?

В этот момент ощущение испарилось так же внезапно, как и появилось. Я решила списать все на беременные причуды,   и  наскоро одевшись,  спустилась к Антонио. Конечно же, несмотря на все свои размышления о его возможной реакции, я не удержалась и сразу же ляпнула:
- Я беременна.
- Я знаю, - достойно парировал Учитель.
- Давно?
- Ну примерно полгода. Это мальчик. Он очень милый, и давно выбрал вас с Андре, но все как-то не получалось придти к вам. Кстати, в прошлой жизни он был твоим братом.
- Но теперь от меня наверняка не будет никакой пользы, и мне придется ехать обратно.
- Насколько я понимаю что-то в этих современных штуковинах, это означает, что ты скоро станешь мамой?
- Ну, не так уж скоро, - сквозь слезы я попыталась улыбнуться, - и к тому же, далеко не в первый раз. Я ведь уже и так мама.
- О, простите великодушно! -  старец церемонно раскланялся перед мной, шутовски помахивая воображаемой шляпой.
- Учитель, скажите мне только одно: это означает, что мне нужно ехать домой? – я задавала вопрос, который мучал меня более всего
- Это означает только то, что у тебя есть больше причин быть осторожной и не злить, кого не надо, беречь себя и хорошо кушать. Не хочешь, кстати, пойти поплавать, пока ты еще не превратилась в огромный бочонок? – Анотонио снова иронизировал, но ему удалось заразить меня своей беспечностью.
- Разумеется, хочу! И еще покататься на водном скутере, и прокатиться с водной горки в бассейне, и еще съесть огромный завтрак! – мое настроение, кажется, улучшалось с каждой минутой. И главное, мне не придется бросать дело на пол-пути, что я, признаться, ненавижу.
- Вот, такой ты мне нравишься гораздо больше. Я же уже сказал тебе, что слишком поздно выходить из игры. Они вычислили и меня, и тебя и не оставят нас в покое. Не правда ли, дружище? – последний вопрос старец задал куда-то в воздух, и у меня возникло четкое ощущение, что он разговаривает не со мной.
Однако в этот момент Учитель переключил мое внимание, и мы отправились к скутеру, чтобы немного развеяться.


Глава 11
После того как я накаталась, нанырялась и наплавалась до визга, мы решили передохнуть, и пошли с Антонио прогуляться по набережной. Нельзя сказать, что температура на улице как-то особенно располагала к прогулкам – все таки +38 в тени это не очень комфортная для меня температура – но в данной климатической полосе выбирать особо не из чего. Поэтому мы шли, немного плавились от жары, пытаясь не капнуть собой на асфальт и делали вид, что мы в таком состоянии еще можем говорить о прекрасном. В частности, предметом нашей беседы почему-то оказалась любовь.
А точнее, Антонио спросил меня, люблю ли я своего мужа. И я погрузилась в девочковые самокопания минут на 15. Особым несчастьем стало то, что свои мысли я при этом озвучивала, то и дело, получая ехидные комментарии от Антонио.
- Понимаешь, к тому моменту, как я встретила Андре, мне казалось, что любовь в моей жизни уже была. Ну, то есть вот та самая любовь, о которой пишут в книгах, о которой восторженно рассказывают подругам, и, описание которой заставляет окружающих завистливо щуриться, скрывая чувства.  И Андре стал для меня  лекарством от любви. Кровоостанавливающей повязкой. Чувствоостанавливающей, скорее. Потому что все эти чувства сочились из меня постоянно, и к ним нужно было прикладывать бинты, заботливо промокать корки, смазывать нежностью, чтобы корки не засыхали. И я привыкла к его заботе, к его присутствию, привыкла кровоточить словами и чувствами, не задумываясь о том, ранит ли это его, расстраивает ли. А он никогда не говорил мне о том, что я что-то делаю не так. Но в какой-то момент он хотел уйти или просто даже заговорил об этом, и я представила себе свою жизнь без него. Нет, материально я вполне могла без него обойтись, да и время я бы нашла, чем занять. Но я так привыкла к нему, к нашим маленьким ритуалам, наполнившим нашу жизнь, к его присутствию рядом, к его опеке и защите… Словом, я поняла, что я не смогу без него быть счастливой. Жить смогу, а вот счастливо жить – нет. Очень трудно переводить это все в слова, но я поняла, что это тоже любовь. Она совсем другая, не кровавая, не наразрыв, но она тоже имеет право на существование. И я… разрешила себе любить Андре. И договорилась с собой, что это не будет предательством той, первой моей любви, которой я внутренне хранила верность. Вот. Как-то так.
После этого мы некоторое время шли молча, думая каждый о своем. Я предположила, что у Антонио возможно есть своя история любви, о которой ему напомнило мое признание, но не решилась озвучить свой вопрос. В некоторых случаях – а на самом деле, почти всегда – между людьми должна оставаться некоторая недосказанность.
И мы единодушно сменили тему.
- А что все-таки у нас сейчас происходит с продавцами снов?
- Ну собственно ничего нового. Кажется, из тех, кто реально работает на нас, а не на твоего отца – я думаю, теперь мы уже можем открыто об этом говорить -  осталось человек 5. Учитывая их размах бизнеса, и количество открытых точек по всему миру, можно говорить о том, что наша армия потерпела сокрушительное поражение.
- Антонио, ну не может все быть так плохо!
- Конечно, не может. Судя по тому, что они наняли Андре для создания книги про их методику – а точнее очередной брошюрки по запудриванию мозгов…
- Они наняли … кого?
- Наняли Андре. У меня, правда, есть подозрения, что он не знает, откуда все идет. Потому что общается с человеком, который живет во Франции и курирует этот проект.
- Но Андре… Это же не его сфера! Он же никогда не интересовался такими вещами?
- Как я понял, они предложили ему денег. Хороших денег.
- Но у Андре более чем достаточно денег?
- Это деньги его родителей. А твой отец – хороший психолог, как ни странно. И знает, что многие дети богатых родителей мечтают зарабатывать сами. Он дернул за эту ниточку, и угадал.
- Вот же черт… То есть даже Андре играет на стороне наших врагов… А книгу эту можно посмотреть?
- Она еще не вышла. Точнее, Андре еще даже не дописал ее. Но, как ты знаешь, я умею некоторые штуки… В общем, я попробую ее достать. Возможно, это наведет нас на какую-нибудь мысль. И… Ты ведь больше не собираешься избавляться от ребенка?
- Я не знаю.

Я ответила честно, как смогла. Во всей этой ситуации я не хотела и не видела для себя возможности снова становиться матерью. Я точно знала, что еще месяц два, и изменения произойдут внутри меня, в моей голове. Меня снова захватят эмоции,  мне захочется осесть дома, стать тихой пушистой кисой и чтобы меня постоянно гладили по голове. Но если при этом я буду понимать, что Андре был последним звеном в цепочке моего хитроумного отца, созданной чтобы разрушить дело моей жизни…. Нет, об этом я не хотела даже думать. Но и медлить было нельзя. Я не понимала, что делать и не верила никому. Оставалось только пойти в номер и улечься спать. Это я и сделала.

Глава 12

Меня разбудил энергичный стук в дверь. Антонио буквально влетел в комнату, глаза его сияли.
- Я понял, понял! – буквально прокричал он,  - я понял все!
Я села на кровати, завернувшись как в кокон в неуютное гостиничное одеяло. Мне хотелось спрятаться в него, исчезнуть совсем, чтобы никому не пришло в голову тревожить и тормошить меня. Просыпаться после душевного потрясения всегда особенно тяжело: сразу же, как с обрыва падаешь в воспоминания о своем несчастье. Но и уснуть обратно, похоже, у меня не было шансов. Анотонио горел своей новой идеей, и явно собирался со мною ей поделиться.
Поэтому я устроилась поудобнее, скрестила ноги по-турецки и плотнее закуталась в одеяло, всем своим видом, выражая готовность слушать. И Антонио сказал:
- Они все правильно сделали. Они все сделали совершенно правильно.
И замолчал, как будто ожидая вопросов.
- В каком смысле правильно? – не утерпела я.
- Во всех смыслах. Они сделали все правильно. Не правы были мы. Дорого только то, во что ты сам вкладываешься. Все остальное непонятно и пугает. В рамках европейской философии жизни. Заметь, это очень важное уточнение.
- Почему? – снова не поняла я.
- Куда они направили экспансию? В Европу! Они работают во Франции, в Англии, в Испании, в Италии… Кажется, что они захватили весь мир! Но нет. Они совершенно правильно и гениально чувствуют аудиторию: в Европе – как и в Америке впрочем –ценность вещи теперь определяется ее стоимостью. Поэтому они станут настоящим магазином снов, продающим сновидения за деньги. Но им ничего не светит на Востоке. Потому что там другие люди и другие ценности. Они не станут просто покупать чужие сны. Им нужно иное. А это иное твой отец предложить не в силах. Потому что он не понимает восточную философию… Понимаешь?
- Что-то понимаю. Но пока явно меньше чем ты, – честно ответила я.  И уточнила:
- У тебя есть какой-то конкретный план?
- Конечно, есть! И очень простой. Более того, то, что мы с тобой всегда встречались на Востоке, и то, что ты для себя выбрала именно Стамбул, и то, что в принципе нам все это ближе, чем Европа – это все неспроста. Мы начнем все сначала. Да-да, все с самого начала. По старым правилам. 6 дней на один город. Не оставлять следов. Только одна книга и один сон для избранного. И мы проедем Турцию, Грузию, Узбекистан, Дагестан, Киргизию… Когда мы будем готовы, то пойдем в Китай и пройдем по Китаю и Японии. И через год у нас будет в разы больше адептов, чем у него. В разы. И после этого можно будет говорить о битве. А пока, пусть он считает, что стер нас с лица земли. Мы должны исчезнуть, а точнее просто переместиться на Восток. Ему ни за что не придет в голову искать нас там. Мы успеем нарастить мышцы до следующей битвы.

Глаза Антонио горели энутзиазмом и верой в свои силы. Я невольно заразилась и стала представлять себе путешествие по неизвестным восточным странам, соприкосновение с чужой философией, чужой религией, традициями, попытки завоевать доверие у местных и найти в снах то, что нужно именно им. Что это будет? Откровение, мистический опыт, диалог с любимыми…. Пока никто не мог сказать точно. Но было очевидно одно  - нам предстоит очень насыщенная жизнь. И тут я снова вспомнила о том, с чем так тяжело и неспокойно уснула.

- А как же моя беременность? Что мне делать? – спросила я Антонио без всякой надежды.
- Я все продумал. Ты родишь этого ребенка, и он станет одним из первых наших адептов. Он будет нашим талисманом, символом нашей новой жизни и возрождения нашего дела.

Я мысленно поморщилась, всеми силами стараясь не выдать Антонио своего скепсиса по этому поводу. Больше всего на свете, я не любила высокопарных слов и символов чего-либо. И уж точно меньше всего на свете я хотела родить Антонио преемника. А если ребенку не понравится эта идея? Да и самое главное: путешествовать по миру одной, да еще и с ребенком. Перед моим мысленным взором появился цыганский табор, где одинаковолицие мамаши носят детей в каких-то сомнительной чистоты тряпках, и утирают рты подолом. Мне не хотелось стать одной из них. Однако учитель был слишком проницателен, чтобы не усмотреть сомнение в моем взгляде:

- Почему ты все время думаешь о плохом? Почему цыганский табор? А «Шоколад» - ты же всегда любила этот фильм? Она путешествовала со своей дочерью по миру, и они были счастливы вместе. Разве нет?
Учитель знал, чем мне польстить. И аналогия с прекрасной героиней Жюльет Бинош и впрямь напрашивалась сама собой. Я вспомнила как Виенн  и ее дочь Анук открывают лавку сладостей, в которой Виенн готовит изумительный шоколад,  заранее угадывая вкусы своих покупателей. А потом я вспомнила, как в жизни Виенн появился человек, способный угадать и ее желания... Возможно, и у меня так получится, если уж мне не судьба вернутся к Андре? Впрочем, об этом я пока совсем не хотела думать. Я старательно делала все, чтобы как можно реже вспоминать об Андре и детях. Эта война оставила нас на разных берегах, и, видимо, я просто избегала боли таким образом. Поэтому я просто сказала:
- Да, учитель. Я поеду на Восток.

Глава 13
А дальше все завертелось очень быстро. Мое положение становилось все более очевидным, я привыкала к быстро растущему животу и удивительному ощущению, когда некто рыбкой плавает у тебя под кожей, выпячивая плавники. Лежа в ванной я с изумлением наблюдала, как мой загадочный некто бугром проявляется на животе и волной нежности отвечает на мои поглаживания. Я снова начала слушать старых добрых французов, а порой надевала наушники на торчащий огурцом живот и спрашивала его: «здорово же, ну, правда же, здорово» и он отвечал мне восторженными кувырками и салютами там, внутри.
Одновременно с этим, мы с Антонио, разделившись, путешествовали по странам Востока. Это было похоже на детектив, комедию, триллер и драму одновременно. Желая рассказать об этих днях, я не знаю, какое из слов уместнее подобрать, поэтому разговариваю кадрами, зарисовками и эссе.
…Вот мы с Антонио прилетаем в Махачкалу, выходим из самолета и озираемся в поисках автобуса, который доставит нас в здание аэропорта, и видим, что люди разбирают свои чемоданы прямо с земли, а потом тихонечко выходят в калитку, неподалеку от самолета. Мы идем за ними и с изумлением попадаем в обнимающуюся, галдящую, гомонящую толпу, с огромным количеством детей, цветов и собак. Тут же продаются помидоры, сушеные тыквы и чурчхелла…
… В горах наглые птицы подлетают и таскают куски лаваша практически у нас из рук. Когда лаваш сменяется сыром, они продолжают свои налеты. Мы открываем бутылку вина и смеемся, запрокидывая голову: найдутся ли желающие на такую добычу? Желающих не находится, и мы допиваем вино до конца. Точнее, допивает в основном Антонио, а я цежу по глоточку разбавленную водой слаборозовую жидкость…
.…Для перемещений по Грузии мы берем в аренду огромный черный джип (других машин в аренду просто нет – не солидно, слушай, да?!) и едем мимо  табличек с до боли знакомыми названиями, которые почему-то оказываются населенными пунктами: Гурджаани, Цинандали,  Цоликаури , Чхавери, Тибаани, Твиши, Карданахи…Почему-то все время мучительно хочется выпить….
… Водитель, которого мы просим отвезти нас в горы, уверенно ведет машину часа четыре(!), при том, что горы в Махачкале начинаются практически от центральной площади, и привозит немного ни мало в Хасавюрт. А отсюда, говорит он спокойно, можно и до Чечни пешком. Мы остаемся на базаре, мало что соображающие и страстно мечтающие убраться отсюда подальше…
….Мы поймали машину, а когда Дорога совсем приблизилась к морю, то водитель  Николай сказал: "Не удивляйся, я давно ни с кем не мог поговорить о самом главном, если хочешь, я приглашаю, тут мой ресторан и отель на море". Я отказалась вежливо: надо ехать, и вообще неудобно. "Ты меня не поняла, я тебя хочу угостить, вот в Турции ни за что не соглашайся, а я хоть и похож на турка, но другой". И опять засмеялся. У него смех был самой обаятельной частью личности, сразу как-то обезоруживал, не знаю, помогает ли это в его бизнесе, отказаться означало обидеть по-настоящему, как обидеть Винни Пуха или Карлсона…
…..За окном - города: Нью-Йорк, Париж, и истоптанный сандалиями Стамбул, и лежащий в развалинах Грозный - города, города за окном, и та же тишина в них, те же капли дождя барабанят по крышам, те же недоуменные взгляды в окно. Что происходит? Пауза, промежуток, прекращение огня, прекращение любви, перекрещивание дождя и фонарного света….
… Мы открываем все новые и новые магазины снов, все новые и новые страждущие получают то, что хотят получить. Кто-то новый сон, а кто-то новую веру, кто-то новый повод для ненависти, а кто-то – повод для размышлений. А мы снова и снова уходим, оставляя за спиной лишь одного избранного, у которого есть шанс все изменить….
… В какой-то момент мы оказываемся в Тибете. Я долгое время привыкаю к другому измерению, другим временным рамкам, другим желаниям. Очень долго не могу привыкнуть к языку, не смотря на то, что говорю на нем постоянно. Изумляюсь коровам на дороге, аскетам, рвущимся к горе Кайлас, местным верованиям… За тысячелетие религиозного почитания Кайлас стал духовным символом для верующих Тибета. «Телом Кайласа» тибетцы называют редкие глиняные участки на каменистой почве у подножия горы. Эту глину можно есть, как хлеб, она считается в тибетской медицине чудотворной, спасающей от многих болезней. Антонио уговаривал меня подняться и совершить ритуальный обход вокруг Кайласа, но я решила не экспериментировать. Лео должен был родиться уже совсем скоро….
… Он родился в Китае. В маленькой провинциальной больнице. Мое основанное воспоминание – было жутко больно и очень страшно. Еще ни разу во время родов мне не было так страшно. Он родился очень большим – больше 4 кг – и его сразу же унесли в интенсивную терапию. Словом, все было не так, совсем не так, как я ожидала, как было всегда. Я лежала одна в темной и грязной палате, по стенам шуршали тарканы, китаянки в коридоре переругивались на своем языке, а Антонио снова исчез и ни какие мои воззвания к нему, не могли его вернуть. Я пыталась договориться с врачами, и пойти повидать сына, но как только я попыталась встать, то тут же упала в обморок. Когда я пришла в себя была ночь. За окном выли не то гиены, не то собаки, в палате было невозможно темно и холодно. Я думала о пережитой боли, о маленьком Лео, который где-то там без меня начинал свой жизненный путь, об Андре, о детях, которые остались во Франции, и плакала бессильными женскими слезами….

Глава 14
Учитель пришел через несколько дней. Он не задал ни одного вопроса о Лео, не спросил, как я себя чувствую, и сразу заговорил о работе.
- Нам многое удалось. Мы практически сравняли позиции. Прошло меньше полугода, а мы так же сильны, как и он, при том, что не вложили в это ни копейки. Конечно, в Европе о нас все забыли, но Восток наш и, что самое лучшее, твой отец об этом даже не подозревает. Но есть и плохие новости. И я хочу рассказать тебе о них сейчас. Потому что знать о неприятностях это половина победы над ними. Исчез Андре.
Я охнула и попыталась сесть на кровати. Я все еще была слишком слаба, хотя уже прошло несколько дней после родов. Видимо сказалась обильная кровопотеря. Но с помощью Антонио мне это все-таки удалось. Итак, я сидела, опираясь на кровать, и пыталась переварить то, что он мне только что сказал.
- С кем дети?
- С твоей мамой
- О боже…  - из груди у меня вырвался полустон-полувздох. Я понимала, что меньше всего на свете готова доверить своих детей своей же матери. Государству, детскому дому, плохой компании в подворотне  - только не ей. Я по себе слишком хорошо знала, в какой ад моя мамочка может превратить жизнь близких ей людей.
- Давно?
- Уже недели три. Я не смог многое узнать, так как было мало времени. Я понимал, что должен вернуться. Да и не хотел возбуждать у твоей матушки лишние подозрения.
- Господи… Да только этого мне не хватало. Есть какие-нибудь подозрения, где Андре?
- Да. Судя по всему, он у твоего отца. И судя по всему, он там не по доброй воле. Долго рассказывать, но похоже они обманули его с этой книгой.
- И это ужасное вступление, где написано, что он считал меня погибшей?...
- Да, тоже не его рук дело.
- Черт! Нужно что-то сделать, чтобы отец считал, что между нами ничего нет, что мы разошлись, что Андре бесполезен ему. Ну, ты понимаешь!
- Еще как понимаю. Именно поэтому, как только узнал о книге, сразу же отправил Андре вот это письмо. И позаботился о том, чтобы он его получил. – Антонио протянул мне листочек с текстом на французском.
«Андре!
Сказать, что я удивлена это не сказать ничего. Полагаю, ты был не меньше удивлен моим исчезновением, ну что ж, теперь у нас есть все основания считать, что мы квиты.
Как только ты мог принять участие в этом проекте? Ты же всегда с презрением относился к подобного рода литературе. Я и предположить не могла, что что-то в этом духе может заинтересовать тебя настолько, чтобы ты согласился стать соавтором книги, да еще и взяться за ее популяризацию на территории Франции. Впрочем, короткий разговор с твоим отцом сообщил мне, что ты получил за это недурные деньги. Неужели, ты пошел на это ради денег?....»
Далее сообщалось о моем согласии на развод и прочие детали. Я была в ужасе.
- Антонио, что это значит?
- Я предвидел такой расклад. И поэтому отправил твоему мужу на электронную почту это письмо с твоего адреса. Причем, судя по тому, что они его еще не убили – успел во время. Письмо прочел твой отец, и решил, что действительно вы порвали с Андре. Но это еще не все. Он знает, что Андре все равно может связываться с тобой с их помощью. И он хочет использовать его, чтобы узнать о наших планах, и о нашем загадочном исчезновении. А твой муж отказывается ему помогать. Вот собственно и все, что мне удалось узнать.
В палате повисло тяжелое молчание. Мы действительно не знали, что надо делать в такой ситуации. И тогда Антонио перевел тему.
- Как Лео?, - наконец решился спросить он.
- Пока  плохо. Врачи говорят, что он родился слишком поздно, по их расчетам беременность длилась где-то 44 недели. Он не может сам есть, и, кроме того, получил инфекцию из околоплодных вод. Из-за этого отказали легкие, и за него дышит аппарат…  - мне нужно было кому-то рассказать все это, и я вываливала информацию на Антонио, ни мало не заботясь о том, нужна ли она ему.
- Тебя пускают к нему?
- Только вечером на несколько минут.
Мы снова замолчали. Я даже не понимала, в какой момент моя благополучная жизнь превратилась в ад. Я сижу в больничной палате в Китае. Мой младший ребенок умирает. Я ничем не могу ему помочь. А мой муж, который думает, что я от него отказалась в плену у моего отца. А мои старшие дети… Боже, нет, у меня нет сил, чтобы все это переварить. Я бессильно опустилась на подушки, Антонио понял, что аудиенция окончена и поторопился выйти из палаты, поцеловав меня на прощание в щеку. Я приложила максимум усилий к тому, чтобы немедленно заснуть. И мне даже это удалось.
Сон, оказался, совершенно невероятным. Видимо, это был подарок от Антонио, который понял, что силы мои на исходе. Сначала я видела себя маленькой девочкой на руках отца, который баюкал меня и рассказывал невероятную сказку о маленькой путешественнице Эльзе, которая победила всех врагов и вернулась домой победителем. Потому я видела себя подростком. Мой первый муж (да, был в моей биографии, и такой человек), нежно приятельски обнимал меня, похлопывал по плечу, и говорил: «Ты знаешь, никто не понимал, что я в тебе нашел. Ты была совершеннейшим воробьем, но я всегда знал, что ты невероятная, ну просто невероятная». Потом Андре… Мы занимались любовью в Стамбульском отеле, сходя с ума  и напоминая себе самим ополоумевших животных. Мы терзали, кусали и облизывали тела друг друга, не в состоянии насытиться. Мы обнимались, прижимались друг к другу, как будто пытаясь просочиться друг в друга, обменяться кожей и стать сиамскими близнецами. Я проснулась, вздрагивая от оргазма и вокруг было утро нового дня. Внезапно я почувствовала, что черная полоса кончилась. Резво встала и пошла в душ. Мне нужно было жить дальше, и я не собиралась откладывать это в дальний ящик. Уже через две минуты, я стояла под ледяной водой и растиралась жесточайшей мочалкой. Я была готова. Готова бороться за свою жизнь.