Парижский сюрприз

   Он был не только неожиданным, но и шокирующим.
   Париж! О, Париж!
Кто же не мечтал побывать в Париже? Само только слово начинает навевать воспоминания... об Эйфелевой башне, которую столько раз видел по телевизору, аромате французских духов, который где-то и когда-то был случайно уловлен и запомнился навсегда. Произнесенное вслух, оно навевает романтические прогулки вдоль Сены, или на Монмартре, если бы довелось... если бы... Я думаю, что меня больше всего впечатлил бы Лувр. Но... это дело вкуса. Кому – Лувр с роскошью шедевров, а кому – Мулен Руж с канканом.
   Моя приятельница и не мечтала и не только о Париже. Она была уже многократной, хотя ещё молодой, бабушкой. После перестройки в стране, думать приходилось о хлебе насущном, а мечтать ей можно было разве что о будущем внуков.
   Каждый день, идя с работы, вся в мыслях о том, что и из чего сегодня готовить, заходила она в большой супермаркет, что совсем недавно был гастрономом. Идя, домой в день зарплаты, оставляла она малую толику в супермаркетовском банке под ужасно большие 15%. Так, на всякий случай.
   День был самый рядовой. Как всегда, заканчивая укладывать обычный набор продуктов в фирменный пакет, она прихватила чайную пачку и, расплатившись, поплелась домой. То, что произошло через день, перевернуло всю её обыденную серую жизнь.
   Кто-то из домашних захотел вечером выпить чаю. Привычным движением она вскрыла новую плотную пачку с пакетиками. Неожиданно из коробки вылетел ярко-желтый листок-вкладыш. Мелькнула мысль об очередной рекламе. Она положила листок на край стола и забыла о нём. Когда стала убирать со стола, любопытство всё же взяло верх, рука потянулась за очками. От удивления очки поползли вслед за бровями вверх. Листок сообщал, что её ждёт сюрприз. Вот те на! Впервые за всю жизнь ей обещали что-то хорошее и... она не поверила. Прошёл ещё день, а листок, оставленный почему-то на крышке старого пианино, так и лез в глаза своей жёлтой, лощёной внешностью. И она не выдержала, позвонила по указанному телефону. Приятный молодой голос пригласил её в чайный офис. Она таки да пошла! Ноги, подстёгиваемые интригой ситуации, сами несли по указанному адресу. Но, когда там ей протянули билет в Париж, они подкосились и она, всё ещё по-молодому подтянутая, шлёпнулась на вежливо подставленный стул.
   Ах! Париж!
Был перерыт весь старый гардероб. Срочно, ночами она перешивала и осовременивала свои бывшие наряды. Все близкие были подняты, как по тревоге, в поисках фотоаппарата, или, о чём было страшно подумать, видеокамеры. Но кто даст? Не дали. И тут она вспомнила о своих коммерческих процентах на толику зарплаты, что оставляла в банке. Не густо. Время поджимало. Она так и уехала в Париж без техники.
   Каково же было моё удивление, когда, вернувшись, она позвонила и, захлёбываясь от восторгов, тараторя так, будто её слова бегут стометровку, пригласила к себе на просмотр фотографий.
   Фотографии отражали Париж на фоне её юбок, брюк, топиков и прочей ветоши, приобретшей новую жизнь. Она, не умолкая, говорила о своём невероятном путешествии через всю Европу. Они спали в придорожных мотелях, ели в придорожных кафе, но... это была ЕВРОПА.
   Под натиском её впечатлений, я никак не могла спросить, откуда столько фотографий, ведь фотоаппарата не было. Вдруг она вскочила и, хлопнув себя по лбу, закричала
-Золотко моё! Да я же забыла. Фотоаппараты у них разовые, дёшево. Но это уже не важно. Я же привезла тебе сюрприз! Из самого Парижа! Вот. Я купила специально для тебя. Денег же почти уже не было. Маленький, но ты посмотри. Это же Париж! Это же чудо!-
   В буйном восторге она протянула мне крошечный тюбичек. Я так и не смогла рассмотреть это парижское чудо. Только поздним вечером, надышавшись впечатлениями о прекрасном воздухе Франции, напившись восторгами о французском Шампанском, вдоволь нанюхавшись привезенных французских духов, я добралась домой.
 Очень мелкими буквами на французском и английском на парижском чудо-сюрпризе было написано, что это крем для увядающих век. Я осторожно нажала на него, боясь выплеснуть, потом сильнее, но в нём было пусто.
   Ах, Париж, Париж!