Исповедь одинокой души. Часть первая

Дорогие читатели! Предлагаю вам отредактированный мной роман моей мамы Орловой Нины Фёдоровны(25 апреля 1938г-14 ноября 1998г). Эпиграф выбрала из маминых старых подборок стихов, не знаю, чьи они:

                Я в двадцать лет судила беспощадно:
                мне столько же прожить ещё - и ладно,
                век бабий, как известно, сорок лет.
                А дальше жить зачем же?Смысла нет.
                Но в двадцать пять немного удлинить
                решила я существованья нить:
                ну, пятьдесят, но сверх того ни-ни!
                К чему старухой каратать мне дни!
                А в тридцать к сердцу подступил испуг:
                как ускользает время из-под рук!
                Коль так пойдёт, глядеть на белый свет
                согласна я и шесть десятков лет.
                Года все утекали, как в песок,
                а я всё продолжала жизни срок.
                К пятидесяти пяти подходит мой уж путь,
                а я до ста мечтаю дотянуть.
                И так всё время пребываю я
                на полпути земного бытия.

 Человек в одиночку приходит в этот мир и в одиночку покидает его. Он- человек - один всегда, хоть и является частицей целого, то есть вселенной, имя которой - Бог. У каждого из нас свой путь к Богу, свой отрезок времени, который дал нам бог и который каждый проходит самостоятельно. Одиночество - это удел каждого, рождённого в этом мире. Каждый из нас уникален и каждый проживает свою жизнь, только ему предназначенную. А чтобы не было так одиноко, каждый из нас ищет похожего на себя человека(друга, жену или мужа) или несколких человек(друзей , подруг), с кем бы он мог обменяться своими впечатлениями и корректировать свою жизнь. Ну, а если не удаётся найти такого единомышленника, то не беда, одиночество всегда с тобой и некуда от него деться.

 Родилась я в семье Орловых четвёртой по счёту, 25 апреля 1938 года и нарекли меня Ниной. У меня уже были два брата Коля и Женя, погодки двеннадцати и  тринадцати лет, и сестра Тамара -восьми лет. Жили мы тогда на Крюковке, в доме№26 на первом этаже, в отдельной квартире. По рассказам моей дорогой мамы, я была озорной, но болезненной девочкой. До войны переболела шесть раз воспалением лёгких, думали, что я не жилец на этом свете, скоро Бог приберёт меня к себе. Особенно тяжёлое положение было в последний, шестой раз, зимой 1940-41гг. Я заболела крупозным воспалением обоих лёгких и нужно срочно было делать переливание крови дома у нас, в больницу почему-то не брали. Стали звонить отцу на работу, а у него партийное собрание и его не отпустили. Пришлось маме давать свою кровь, а она скрывала, что была беременна пятым ребёнком. Мамина кровь спасла мне жизнь, и после переливания я через час встала на ножки , а маме стало плохо. Она потеряла сознание и врачам пришлось откачивать маму. Отец прибежал поздно после своего собрания, весь белый, как мел, не надеясь увидеть меня живой, но увидел весёлой, а вот маму отправили в больницу. Мамина самоотверженность подорвала её здоровье, с тех пор она стала часто жаловаться на боли в сердце.
Последним в нашей семье родился Володя и именно 22 июня 1941 года, в день начала войны. Рано утром у мамы начались схватки, отец отвёз её в родильный дом и вернулся домой. В родилке было включено радио и она услышала выступление Молотова о начале войны. Мама представила весь ужас: пятеро детей на руках, отца, конечно же отправят на фронт. От потрясения у неё случилась "куриная слепота", то есть она могла видеть только размытые контуры домов. Лица своего родившегося ребёнка она потом не видела несколько месяцев.
 Отец, услышав о войне, собрал вещмешок, перецеловал нас и побежал в роддом. Ворвался в палату, попрощался, сказав что война эта ненадолго, чтоб мама берегла себя и детей и убежал ...почти на пять лет, до марта 1946 года.
 Через несколько дней мы все четверо пошли встречать нашу маму с новым братиком. Мама не даром о нас сильно волновалась. Мои братья, которым было пятнадцать и шестнадцать лет уже ходили в райком комсомола с требованием отпустить их на фронт. Но им отказали и предложили работать на заводе имени Марти(теперь это Адмиралтейский завод). Делали они на этом заводе снаряды и работали сменами вначале, а потом зимой, уже просто жили в цеху при заводе и приходили домой всё реже и реже. Голод, транспорт не ходил, сил не было. Зимой наш отец несколько раз приезжал с фронта за снарядами, так как его часть стояла под Пулковым и выручал нас из беды. Один раз он спас тем, что выбросил сваренный мамой "студень" из сыромятных ремней, боясь, что детские желудки не выдержат и склеются этим студнем навеки.В Блокаду было людоедство. Однажды маме вместо свиных ушей подсунули большие мужские уши с густыми волосами.
 Последний раз, в феврале 1942 года, отец, узнав, что Женя с Колей не появлялись дома уже два месяца, поехал на Адмиралтейский завод и узнал, что они неделю как ушли проведать семью и до сих пор не вернулись на работу, бросился искать их по всем бомбоубежищам на пути домой. В одном из них, которое было засыпано разрушенным домом, он их откопал среди умерших и поочередно на себе притащил домой. Ходить братья уже не могли. Отец сломал почти всю мебель в доме, нагрел воды, сжёг всю вшивую одежду сыновей, вымыл их, накормил и побежал в военкомат с просьбой об эвакуации своей семьи.
 А мама стала лучше видеть и держась за стенки домов,уже ходила в магазин за хлебом. Ходить в магазин было опасно из-за мародёров, вырывавших хлеб из рук. Мама прятала хлеб под пальто на груди. Бывали дни, когда маме не удавалось купить хлеб. Тогда я всех изводила своим нытьём. Всех четверых мама с отцом решили укладывать на двух сдвинутых кроватях в одной комнате, где топилась печка "буржуйка". Эта печка была очень экономичной, легко топилась щепками, бумагой, книгами. На ней всегда стоял железный чайник с водой и иногда что-нибудь варилось.
Чтобы сохранять силы, мне говорили лежать, не прыгать, да мне и самой не хотелось, так как мы понемногу умирали. Братья мои сохраняли до конца юмор и поддерживали маму словесно как могли. Сестра моя Томочка была основной помошницей мамы, ей было почти двеннадцать лет и она была хорошей нянькой для Вовочки и меня. Мне доставались подзатыльники за моё нытьё, но и лишние кусочки, которые благодушно давали братья, считая, что им уже не выкарабкаться. А я засыпала и просыпалась с чайной ложкой в руке и ныла:"Я есть хочу, я есть хочу...." Мама затыкала уши, уходила в другую комнату, а лежачие мои братья старались меня отвлечь разговорами или сказками, в которых не говорилось о еде.
 И вот наступил день эвакуации.