Человек из будущего - 11

                БОЕЦ ИДЕОЛОГИЧЕСКОГО ФРОНТА

     Теперь стали уже забывать, что такое политинформация. А в советские годы она была важнейшей частью идеологической работы партии. Той самой, единственной,  КПСС.
      В эпоху Гражданской войны, или, скажем, годы  первых пятилеток, когда основное население страны  было малограмотным, а то и вовсе неграмотным, такая  форма  политического просвещения  могла  ещё считаться действенной. Но в  канун перестройки и, особенно, в горбачёвское  время, она выглядела явным атавизмом. Кого просвещать, кого воспитывать?  Одни и те же газеты,  две – три  телевизионные программы, очереди за бананами, мясом, новогодними ёлками.  Катастройка, после Чернобыля и «Нахимова» добавила  толпы  за вином и водкой. В  коньяке появился  угрожающий привкус ацетона. Внешняя политика в руках Эдика Шеварнадзе.  Мятежный Ельцин.
На таком ярком и предельно ясном фоне даже сам Цицерон и то вряд ли сказал что- нибудь вдохновляющее о руководящей роли партии и  её заботах о народном благе.
          Но Евгений Петрович не был Цицероном. Он был коммунистом. Его три – четыре года назад  приняли  в члены  партии. Ему дали серьёзное партийное поручение, возглавить группу политинформаторов нашего Отделения.  В качестве старшего пропагандиста. Евгений Петрович  отнёсся к данному поручению со всей ответственностью.  Это вам не из ложки цветы поливать.  Он быстро понял, с каким контингентом слушателей ему придётся иметь дело. Идейно расхлябанным,  пассивным.  Многие забыли, когда в последний раз «Правду» в руках держали.   Под любым предлогом  пытаются  от политинформации  увильнуть, даже члены партии. Что ж тогда с беспартийных спрашивать?
        Первым делом по инициативе Евгения Петровича посещение политинформации в институте перестало быть делом добровольным.  Приказом директора института  под неё отвели последний рабочий  час  последней пятницы месяца. Непосещение политинформации стало приравниваться к грубому нарушению рабочего распорядка. Евгений Петрович никак не выказывал своего удовлетворения, лишь хмурился и сопел больше обычного. 
   К тому времени  заведующим отделением вместо Жеребчикова стал Леонид Максимович  Игумнов, в народе, Максимыч. Мужик он был, в принципе, золотой, но уж если на кого что затаит, то  не скоро отвяжется. Например, работал у нас кандидат наук, некто,  Брызгалин. В советское время критерием истины служила не практика, а мнение начальства. Как и сейчас, между прочим.  Брызгалин не был начальником. Но своё мнение считал единственно правильным. В то время шли оживлённые споры, как лучше осваивать северные месторождения. Строить ли при каждом из них постоянные посёлки, или же эти посёлки должны быть временными, чтобы  к ним  доставлять работников из различных мест страны с пересменой через 1 – 3 месяца. Оптимальным считался вариант в сочетании базового  города, как центра района добычи ископаемых, и вахтовых посёлков непосредственно при месторождениях, со сменой вахт через 1 -2 недели. Брызгалин отстаивал  самый экономичный, на его взгляд, принцип. Развивать инфраструктуру уже имеющихся городов, ближайших к новым районам освоения, и оттуда  доставлять рабочие смены на вахты. В чём он видел здесь выгоду,  не знаю, но  мнение своё  отстаивал до хрипоты, на любом уровне, вопреки всем попыткам накинуть на него смирительную рубашку.  Между ним и Максимычем  возникла взаимная неприязнь. Максимыч пытался подловить Брызгалина на мелких дисциплинарных нарушениях,  Брызгалин  мучительно искал, чем бы досадить Максимычу. Для начала он стал вербовать себе сторонников. Такие вскоре нашлись в лице Леночки Гончаровой, миловидной молоденькой архитекторши, вчерашней студентки. Всякие борцы с начальством могли рассчитывать на её сочувствие.
      Тут как раз подоспел  директорский приказ об обязательном посещении политинформации.  Брызгалин  увидел в нём ущемление своих производственных прав и унижение чувства собственного достоинства. И на политинформацию не пошёл. Как и многие другие. Максимыч попросил Евгения Петрович составить список присутствующих., ознакомившись с которым он заметил отсутствие в нём фамилии Брызгалина. Теперь уже Максимыч  увидел здесь вызов своему  начальственному авторитету и, мстительно прищурившись,  закусил  край верхней губы.
         Наступила пятница следующего месяца. Брызгалин снова наплевал на политинформацию. На этот раз вместе с Леночкой Гончаровой. Чтоб скоротать время, Леночка попросила Брызгалина потренировать её в шахматной игре. Это была мировая  эпоха советских шахматных ККК  (Карпов, Корчной, Каспаров). Брызгалин предложил Леночке порешать  задачки. Развернули доску, составили одну комбинацию, другую. Тут - то  Максимыч их и застукал,  войди к ним в комнату в сопровождении комендантши  Фаины. 
         - Почему вы не присутствуете на политинформации и чем вы тут занимаетесь в рабочее время? – Спросил Максимыч,  поглядывая то на Брызгалина, то на Гончарову  с чувством нескрываемого удовлетворения. Гончарова горделиво молчала,  отвернув голову к окну, всем своим видом посылая Максимыча куда подальше. Брызгалин постепенно  преодолев замешательство, ответил, что в рабочее время они как раз и занимались работой.
         - Как это! – воскликнул Максимыч. – Игра в шахматы теперь называется работой?!
         - Мы не играли в шахматы. – Стойко продолжал Брызгалин.
         - А это что? – Максимыч  постучал пальцем по шахматной доске.
         - Это не шахматы…
         - Как не шахматы?
          - Не шахматы. В данном случае, мы воспользовались ими, как демонстрационным материалом.
            Гончарова  восторженно посмотрела на Брызгалина, который продолжая давать объяснения, весьма убедительно поведал Максимычу, что Леночка попросила его объяснить ей, в чём разница между различными моделями градостроительного освоения  северных месторождении
            - Для лучшей наглядности я и воспользовался тем, что подвернулось под руки, т.е. шахматными фигурами,  А в шахматы мы не играли, вот и Леночка это подтвердит,
            - Эдуард Вячеславович мне всё так популярно объяснил и про базовые города и вообще. – Почти пропела Леночка.
               На ближайшей оперативке Максимыч сообщил, как он,  обходя служебные помещения, застал в одном из них двух, уклонившихся от политинформации,  сотрудников. 
          - Причём,  разнополых! …Не удержался от реплики инженер  Кацман. 
             Все расхохотались, и  Максимыч тоже
            Тем не менее от Брызгалина с Леночкой потребовали письменных  объяснений, которые были переправлены директору института для высочайшего приговора. В результате доска институтских  объявлений украсилась редким по содержанию приказом,  где после  соответствующей преамбулы  следовало  строгое предупреждение сотрудников  неукоснительно соблюдать распорядок дня,  включая  посещение политинформации. Второй пункт приказа  касался лично Брызгалина и Гончаровой, которым рекомендовалось при наглядном  пояснении  теоретических моделей пользоваться традиционными материалами, а именно:  бумагой, карандашом,  ручкой.
                С тех пор посещаемость политинформаций резко возросла. Евгений Петрович втайне ждал заслуженных лавров на свою лысеющую голову и продолжал тиранствовать.
         Очередное партийное собрание института было посвящено состоянию идеологической работы. Оно было открытым, т. е. на нём  кроме коммунистов присутствовали и беспартийные руководители подразделений. Всё было, как всегда: нудный доклад, вопрсы, дежурные выступления. Последним попросил слова Евгений Петрович. Встал за трибуну.
                - Товарищи коммунисты! Я являюсь старшим политинформатором Научного отделения. Сначало мне было трудно. Не все понимали важность этого фронта идеологической борьбы. Многие не хотели туда ходить. Мне, при поддержке товарища Игумнова, нашего заведующего, удалось повысить посещаемость политинформаций. Но я вынужден отметить, что не все заведующие отделами понимают свою ответственность в этом вопросе. Есть и такие, кто откровенно препятствуют и даже вредят этому партийному делу. В основном беспартийные.  Сами не ходят и своих подчинённых заражают  отрицательным примером. Я считаю, что с этим вредительством надо решительно бороться. Мне бы не хотелось называть имена таких, с позволения сказать..
      - Нет уж, назовите! – Раздалось из зала.
      - Хорошу. Я назову. Это товарищ Ганешин Юрий Васильевич, заведующий сектором планирования и внедрения научных работ. Я никогда не видел его присутствующим на политинформации. Ни его самого, ни его подчинённых. Это саботаж, идеологическая диверсия.
          Носатый Ганешин ошарашенно  взвивается с места и басит утробным голосом
         - Позвольте, как это я не бываю на Ваших информациях? Наш кабинет  выходит в  зал, где Вы их проводите. Мы открываем дверь и прекрасно Вас слышим, Евгений Петрович...
         - Нет. – Парирует  Евгений Петрович. – Я не могу согласиться с Вами. И с позицией Вашей  тоже не согласен.
          - Почему!?
          - Потому,что меня мало слышать. Меня, уважаемый Юрий Васильевич, нужно ещё и видеть!
         Почему - то никто не рассмеялся.
          

                ЭПИЛОГ


       В середине 1990- х годов я ушёл из института. С этого времени Евгения Петровича встречал лишь случайно. Чаще всего  в числе агитаторов за КПРФ, толпящихся  по осенним дням  у станции метро «Василеостровская»  перед очередными выборами Президента и в Государственную думу. Он был в своём неизменном плаще, застёгнутым на все пуговицы. Говорить нам было особенно не о чем. Я спрашивал его о делах в институте. Отвечал он скупо, большей частью о том, кто там больше не работает, кто умер. После смерти матери он остался совсем один. Общественная работа  отвлекала его от грустного одиночества.
   Евгений Петрович ушёл из жизни в начале 2000 –х годов, лет 7- 8 тому назад. Он скончался от инфаркта во дворе своего дома, возвращаясь с работы.
   При жизни Евгения Петровича  мои рассказы о нём  были своего рода анекдотами, в  том значении, как их понимали в пушкинское время – короткие рассказы забавного содержания. Такими я попробовал их и записать, но, перечтя свои записи понял, что вышло у меня не совсем забавно. За что прошу прощения у читателей. 

                14 - 15. 11. 2009.