Сеня и компани

                СЕНЯ   И   КОМПАНИ.


         Про    Сеню    нужно   или   молчать,  или  ставить   балет.  Он,  извините    за  выражение,  рыжий.  Да-да,  тот   самый   Сеня-лабух,   который,  стреляя   впервые  в   своей   жизни,   таки   да   сразу   попал  в   "восьмерку".

       Сеня-музыкант    любил   свою   жену   Нинет,  как   я  люблю  Фрунзика   Мкртчяна.

       Они   приехали  в  Израиль   в   начале   восьмидесятых  годов. Сеня   приторно   лабал   в  кабаке   " Баба   Яга"   в   Яффо,  в  той   его  старинной,  разухабистой    части,  где,   по  всей    видимости,   накапливается   энергия    израненного    рутиной    порока   бытия,  уходя   из  которого,  принято    сжигать  за  собой  все  мосты.

       Сенина   "могучая    кучка"    музыкантов   заваливала   в  начале  недели   в   их   "хрущевские"   апартаменты    у  самого   Средиземного   моря   в   уютном,  провинциальном    городе   Бат-Ям ( Дочь  Моря, в  переводе  с  иврита).   Сеня   верховодил    в   этом  притонисто-сакральном    местечке,  как   отборная   рыжая  скотина.

      Он   так  любил   жизнь,  что   ощущал---неведомый   смертным---  особый    ее  привкус,  поэтому   и  позволял   своим   коллегам-сокамерникам    некоторые    непуритантские   шалости,  относительно   своей   супруги.  О  "подвигах"   его   Нинет   история   не  умалчивает,  а   громко   орет,  но    об  этом    в   пристойном    обществе   принято    не   распространяться.  ( Не   обессудьте,  читатель. У   рыжих   другая   конституция,  и   несколько    иные   представления   о  рамках   приличия. )

     Сеня      любил   и  умел   прикасаться   к   фондам   русской   речи   весьма   и  весьма   своеобразно.   Исключительно   позитивную   коннотацию     несла   на  себе   лексема   "****ь".   Превосходной   степенью    этой   лексемы    Сеня    мог   гордится,  как   гербом    родного   поместья.  Он   ли  изобрел    словосочетание   "два   ****я",  или   его   коллеги, но   слово   пошло  в  народ.

      Сеня   Киржнер   понимал  меня  на  уровне   рыжих   междометий.  Но  и  оные  были  между   нами   излишни.    Он   чувствовал, что  ему  позволено   то, что   и  Зевсу    не  снилось.  Всилу    этого   пикантного   обстоятельства,  только   ему  разрешалось  применять,  вотношении   меня,   брутальную   рыжую   мощь. 

       На  самом   деле,  Сенька   был  очень   мягким,  веселым,  иногда  жгучим,   теплом,   которого   нам  всем   очень  не  хватало.

       Стоило   ему    всего   один   день  не  выйти  на  вахту,  как   мы   все   обрывали  телефон  и   терроризировали  Нинет  росказнями   о  его   незаменимости,  подвижничестве    и   геройстве   на  ниве   охраны   и  безопасности  Страны.  Нинет   понимала    нас   правильно    и   вкатывала    Сене    повышенные    дозы... любви.  Сеня   заметно   оздоравливался   и   прыгал   в   старинный   Додж,  который   он   картинно    называл   Франческой.

                (продолжение    следует)