Посмотри, как я живу...

                Светлой памяти Сэнди


И ты вспоминаешь…

Ты совсем юна. Ты носишь медное колечко, похожее на обручальное, на безымянном пальце правой – чтобы не приставали. Но все равно – пристают. И ты пытаешься бежать из этого приставучего мира – туда, где тебя оценят не по внешности…

- Пипл, я принес мясо!
Из-под ног – истошное «мяу», трехцветное тельце пулей взлетает на вешалку, пипл по одному выходят, вылезают, выползают на кухню, услышав магическое слово «мясо». На кухне во всю стену – фантастические растения и цветы, странные люди: рисовала Мирра. Маслом. И пальцами – кистей не было. Было желание. Было вдохновение. Вообще, здесь редко бывает мясо – чаще вдохновение.
- Кто приволок кошака?
- Это – Ветер.
- На хрен кошака. А впрочем, кошак тихий, пусть живет.
А кошак тихой сапой крадется к мясу. Немного, еще немного, еще несколько шагов…
- Святой, смотри, твое мясо воруют! – юнец с неестественно расширенными глазами разражается  квакающим смехом.
-Сука! – и кошак летит через всю кухню и коридор. Полет не близкий, но удачный: удар смягчили куртки, накиданные на вешалке…
После пятого полета кошак садится у ног и говорит тоскливо «мяу!».
- Вот так и учат кошек аскать, - довольно улыбается Святой. А ты в это время сидишь тихо-тихо в уголке. Так тихо, что тебя и не замечают. Но тебе все равно: тебя не гонят. И ты слушаешь идущий как бы издалека голос: «Посмотри-и-и, как я живу!»…

Дни незаметно складываются в недели, недели в месяцы, месяцы – в годы. Вас знакомят – снова. Вы встречались давно, и он тебя не помнит. Ты не обижаешься: ты привыкла к тому, что тебя не помнят.
- А я тебя знаю, - говоришь ты. – Ты – Святой.
- Откуда? – удивляется он. И, не дождавшись ответа, предлагает:
- Портвейн будешь?
«Пью коньяк, курю траву…»

Тебя уже узнают. Не все те, с кем хотелось бы общаться. Тебе нравится портвейн и пиво, тебе нравится петь – хоть и нет ни голоса, ни слуха. Тебе нравится пьяная иллюзия праздника почти каждый вечер. Мир вокруг – слишком серьезный. Слишком мрачный. Слишком гадкий. Лучше пить и петь. Это не пир во время – это пир вне времени. «На измученной гитаре/ Ночь в угаре, день в кумаре…»

Твои друзья пьют все больше и больше – и наступает момент, когда они становятся невыносимы. И ты начинаешь их избегать – понимая, что совсем недавно так же избегали тебя «приличные люди». Но тебе уже все равно: у тебя много знакомых – и мало друзей. У тебя есть, с кем выпить – и никого, кому открыть душу. И тут – неожиданно – приходит он.
- Портвейн будешь?
- Буду.
- А ты кто?
- А я тебя знаю. Ты – Святой.
И он усмехается:
- Я давно не святой…

Ты никогда не думала, что случайный портвейн может превратиться в дружбу. Потому ты удивлена, когда из всех присутствующих он выбирает тебя – «плакать в жилеточку». И вы пьете спирт до утра, потом – до вечера, а он – он говорит, говорит, говорит… Он не хочет показать свою слабость, потому делает вид, что все происшедшее ему безразлично. Но ты видишь отчаянную боль в его глазах, когда он вспоминает «бывшую» и кается, что все из-за него. Из-за его пьянства. Он знает. Но – и только…
- Ну, что было – то было, говорите вы хором, наливая еще «по пятьдесят». И ты видишь – ему становится лучше. И это – прекрасно! «Я свободен, как разбойник,/ Я спокоен, как покойник,/ В тихом домике моем/ Можно спрятаться вдвоем… »

Годы идут. Вы встречаетесь то реже, то чаще, это не предсказуемо. Предсказуемо только одно: ваша радость от встречи. Вы делитесь не новостями – вы делитесь друг с другом чувствами. Вы можете говорить сбивчиво, не договаривать фразы, вообще не говорить – вы всегда понимаете друг друга. Рюмка спиртного, много сигарет – и до утра – тихий разговор.
- В этой ситуации есть две стороны медали: с одной – она красивая и хорошая женщина, с другой…
- Она тебе нравится?
- Да… Выпьем?
- Выпьем!
- Она х-х-хорошая, ага… т-ты ее не знаешь. А я – знаю! Выпьем?
- Выпьем!
- А мужик у тебя – мудак редкий. Он тебя ко мне прирри.. приррен… при-рев-но-вал! Выпьем?
- Выпьем!
«Кайф, похожий на облом/ В светлом домике моем…»

В разговорах одни говорят о нем, как о талантливом музыканте, другие говорят, что он – «шлим-мазл». А тебе все равно: ты в равной мере и избегаешь ваших встреч и стремишься к ним. У него красивые руки и все такой же как двадцать лет назад идущий как бы издалека голос. У него двое детей от разных жен и ни гроша за душой. Ему ничего, кроме гитары и портвейна, не надо:
- Знаешь, я опять ушел на стрит…
«Посмотри-и-и, как я живу/ по течению плыву/ Благодарен каждой твари…»

Вот и приплыл. Путь окончен. Или – только начат? Ты больше не услышишь от него:
- Выпьем?
Ты больше не ответишь ему:
- Выпьем!
Он больше не будет заботливо укрывать тебя ватным одеялом в палатке летом в тридцатиградусную жару – чтобы девочка не простудилась. Он больше не споет тебе песен Майка. От него тебе остались только фотографии – и воспоминания. «На шести бесшумных лапах/ Мимо молодость прошла…»

На улице – ночь. Вчера тебе сказали, что его больше нет. Есть ноябрь. Есть коньяк. Есть сигареты. Есть CD с записями песен. А его больше нет. И ты – вспоминаешь: «Посмотри, как я живу,/ Глядя с неба на Москву/ Слышишь музыку в часах,/ Шаг за шагом, день за днем,/  Мир похож на черепаху/ В круглом домике моем…»