Со злыми ветрами. часть 1 гл. 10

Историко-приключенческий роман. Рабочий материал.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. СКОЛ.


Глава десятая.

1

Выйдя на лед Почайны, Славеня построил своих русальцев в стену. перегородили реку Почайну словно молодые дубки, бравые молодцы, куражась, лихо посвистывали, раззадоривая себя перед боем...
Сегодня, на восходе солнца Скол был принят в русальцы Копырева конца. В кругу молодецкой дружины, освещенной первыми лучами зимнего Светила, Славеня обрызгал его заговоренной водой и подвел к русальному знамени с зашитой в углах священной травой Перуником.
Скол встал на одно колено и, поцеловав край полотна, произнес тайную клятву русальцев.
– Да погаснет очаг в моем доме, пусть змеи и ящеры совьют свои гнезда в нем. Да не примет земля мои кости, коль изменю дружине – другам своим.
Славеня ударил нового товарища по голове тоягой ватафина, взял поданную ему чару и изрек:
– Испей, и помни...
Определив в затейники Скола, Буревоя и себя, ватафин на три шага выдвинулся вперед.
Супротив строились подольцы. Из их рядов тоже вышли трое главных заводил. В одном из них – коренастом крепыше, Скол узнал княжеского дружинника Варяжко сопровождавшего его во Вручие. По устремленному на него взгляду, Скол догадался, что тот тоже опознал древлянина.
Образуя живой частокол по обе стороны притока Днепра, к реке подтягивался народ. Киевский князь вместе с почетными гостями взошел на деревянный помост, специально сооруженный на пологом берегу Почайны.
Ярополк за полгода возмужал, приосанился. Как бы нехотя, он бросал слова одному из гостей – тучному человеку в длинных черных одеяниях. Несмотря на перемену в одежде, Скол узнал в нем аббата Арнульфа, рядом с ним по-прежнему находилась молодая нормандка и некто третий, – стоявший к реке спиной. Князь подал знак начинать. Его гость обернулся…
Скол изменился, стал черен в лице. Дрожь прошла по суставам, кровь ударила в голову. По щеке обернувшегося человека проходил рубец, деля подбородок надвое.
С обоих концов заиграли свирели, ритм музыки был разный, у каждой стены бойцов свой. Мужская забава – кулачный бой, началась выкриками из общей массы народа, - призывами сходиться.
– Пошли,  – скомандовал Славеня.
Заводилы Копырева конца двинулись навстречу зачинщикам Свары из Подола. Интуитивно обходя знакомого, Скол вышел на крайнего.
Сойдясь, обнялись троекратно и облобызались. Пожелав друг другу честной победы, они разошлись.
Начался бой. Русальцы закружились в бешеном водовороте рукопашной схватки. Скрестив руки перед собой в ожидании удара, Скол напрягся. Захватив летящий в лицо кулак, он резко провернул его в коло. Спасая руку, противник ловко ушел из захвата. Приседая в подсечке, он ударил в подколенье. Потеряв равновесие, упор ног, Скол перешел на руки. Вонзаясь ладонями в холодный снег, древлянин развернулся, охватывая супротивника коленями шею. Зажим, толчок, и они вместе полетели на речной лед. Еще одно движение и позвоночник был бы сломан.
Скол разжал колени и поднялся. Помогая встать огорченному неудачей подольцу, он дружелюбно подмигнул.
Когда поверженный противник с поклоном удалился, охотник огляделся. Побежденный княжеским дружинником, Буревой отошел к своим. Славеня крутился в бешеном танце с ватафином подольцев. Стены обоих концов восторженно кричали: «Брани! Брани!..».
Повинуясь крикам, разносящимся вдоль реки, Скол и Варяжко сошлись в единоборстве.
– Вижу, преуспел ты в умении биться, – спросил княжеский гридень, вставая в оборону.
– Преуспел. Надо же тебе, Макошь! Столкнулись, именно здесь – на кулачном бое.
– Судьба ласкает – Макошь выбирает. Кого за стол усадить, а кого в бою положить. Потеха, – вражды не сеет, смертью не веет. Бей смело, коль рука крепкой окажется – свалишь, ну если устою – не прогневайся.
Дружинник раскрылся, подставляя грудь под удар. Скол вдарил с размаху. Варяжко покачнулся, но не упал.
– Нет на тебя зла! Вот сила, в кулак и не льется, – проговорил охотник, стараясь врасти ногами в лед Почайны. – Бей, друже! Твой черед.
Голубое морозное небо сделала кувырок перед глазами. Скол упал навзничь, вздох остановился. Не желая выходить наружу, сдавил грудь.
– Пойдем в сторонку. Довольно, – потешились, – помогая встать, дружелюбно произнес Варяжко.
Тем временем свирели заиграли с новой, удвоенной силой, удальцы стольного града Киева сошлись в драке – стена на стену. Началась общая обрядовая Свара, во имя всепобеждающего Солнца.

2

Прикрывая маленькие глазки толстыми веками, отец Арнульф, лениво поглядывал на состязание ругов. Считая их языческим беснованием, как христианин он полагал: сие действо недостойно его просвещенного взора, но, в угоду молодому князю Киева, все же смотрел, пытаясь выказать на лице некий светский азарт.
Облик набожного аббата, выставленный на показ, мало интересовал Ярополка, он свистел – суя пальцы в рот, улюлюкал, подзадоривая бойцов на реке. Иногда, видя удачный удар, светлый князь смеялся – заливисто, по-детски.
Понимая, что серьезный разговор сейчас невозможен, Арнульф перевел взгляд с варваров на варягов. Астарта была очаровательна: от легкого морозца и пылающего в молодой груди воинского восторга, разрумяненные щеки, еще больше оттеняли ее светло-золотой волос.
Не будь Арнульф монахом, он бы с удовольствием полакомился ею. Но данный Господу, Иисусу Христу обет и, пересеченное шрамом, неустрашимое лицо мужа женщины, – ярла Сигвальда, заставили святого отца, причислить возникшее в нем желание к проискам дьявола и подавить в своей обширной утробе.
Изгнание Сатаны, больше похожее на изжогу, отразилось на благородном лике аббата монастыря святого Августина, города Кельна. Краем больших глаз, Астарта заметила тучку на освященном Римским папой челе, и, изображая на лице сочувствие, обратилась:
– Вам нехорошо, святой отец?
– Маета, заблудших детей божьих, на моем лице отразилась страданием Господа. Мне лучше покинуть зрелище, столь недостойное набожному христианину. Не будет ли, прекрасная Астарта, столь любезна? И не проводит меня, до отведенных мне покоев в княжеском замке?
– Я с удовольствием прогуляюсь с вами, благородный отец Арнульф, – ответила женщина. – Надо, только оповестить мужа и проститься со светлым князем.
– Несомненно, дорогая Астарта!
Раскланявшись с князем и с Сигвальдом, высказав ту же причину, аббат с Астартой спустились с деревянного помоста и в окружении четырех отроков Ярополка, данных им в сопровождение, отправились на Теремной двор.
Разговаривая меж собой на романо-скандинавском наречии, они не опасались дружинников князя. Поэтому, ничем необязанная, легкая речь, незаметно перетекла в религиозно-политическое русло.
Серьезный разговор начала Астарта. Посчитав, что  уже хватит хвалебных слов о ее красоте, слетающих с мясистых губ преподобного отца Арнульфа, она перешла к делу.
– Король восточных франков замышляет поход в Сицилию, на последователей ислама? Он  решил подвести черту под тем, что замыслил его отец, Оттон Великий в Кведлинбурге, четыре года тому назад?
– Всепоглощающее время отобрало у папы и паствы, нашего наихристианнейщего короля Оттона. Прозванного Великим, в силу заслуг перед церковью! – Арнульф осенил небо двумя перстами. – Господь забрал его к себе несвоевременно. Но, нам ли, смертным? Роптать, на Высшую волю!
Ответ аббата, на прямой вопрос скандинавки, получился несколько витиеватым и уклончивым. Арнульфу нужно  было осмыслить сказанное Астартой. «От себя ли, говорит она, или от своего могущественного мужа?» – думал он, медленно растягивая слова.
Конунг Сигвальд, после внезапной смерти старого Свенельда, стал главой норманнской дружины, составляющей около шести тысяч закаленных в боях воинов. Сумев подчинить себе скандинавских ярлов, он приобрел влияние и на киевского князя. Дружба с ярлом Меченым входила в планы германского  императора, интересы которого и представлял аббат Арнульф – здесь, в Киеве.
Астарта выразила недовольство. Властная, свободолюбивая женщина признавала лишь Одина и сладкоголосое пение монаха-августинца, в честь чуждого ей бога, вместо разумного ответа, вывело ее из себя. Сверкнув очами, Астарта чуть не скинула одетый на языческую душу, тесный облик христианской скромницы и не превратилась в валькирию.
Опомнившись, женщина широко улыбнулась, взяла руку преподобного отца и мягко произнесла:
– Вернитесь с небес, благородный отец Арнульф. На земле немало дел, которые надо решать наделенным властью, но смертным людям, не беспокоя небесных сюзеренов по мелочам.
– Вы правы, прекрасная Астарта, – ответил аббат, в его голове мысль приобрела законченность и теперь, он мог говорить без лишних слов. – К сожалению, королю Оттону не приходиться думать, о столь грозном походе на сарацин. Распря с двоюродным братом Лотарем – королем Франции, отбирает у нашего императора много сил, времени, а главное воинов.
– Властелин Германии и Италии правитель священной Римской империи нуждается в воинах! – Астарта раскрыла глаза от удивления. – А как же многочисленные города, герцогства, вассальные маркграфы и прочие воинство?
– Все это у императора есть, но вы забываете про неисчислимость сарацин в Сицилии. Арабский Халифат грозная сила, с которой приходиться считаться.
– Значит, король Оттон готовит поход в Сицилию?
– В далеко идущих планах, прекрасная Астарта. В далеко идущих… Пока же, императору необходим союз с киевским князем, а еще лучше: признание киевлян над собой Римского папы, графа Тускулумского.
– Князь русов никогда не признает короля Оттона своим сюзереном. А Сигвальд с дружиной, не пойдет в почин вашему богу. Глупо, отец Арнульф, просить помощи в том, у меня – иноверки, приносящей дары Великому Одину.
– Может и глупо…– преподобный отец сузил и без того маленькие глазки. – Только слышал я, что Ярополк хочет звать в Киев печенежского князя Илдея с воинским множеством. В тяжесть ему своевольная дружина норманнов.    
Дочь ярла Икмара Молчаливого, измерила округлость аббата мимолетным взглядом. «Не так-то прост этот хряк с крестом на пузе! – размышляла Астарта. – Ну что же, продавая себя, на службе киевскому князю, можно, продать и самого князя». 
– Воздействие на князя лучше произвести через ромейку, медленно проговорила она. - Ефросинья христианка и имеет всепоглощающее ночное влияние на Ярополка. Красота княжеской наложницы затмит любой, обуреваемый страстями мужской разум!
– Вы, так думаете? Астарта, не разочаровывайте меня! Благодаря Господу, кроме похотливых мужчин, на свете есть еще и мужи – государственные и духовные.
– Разумеется! Короля Оттона и вас, святой отец, сказанное мною о мужчинах, не касается. – Астарта, мило улыбнулась аббату. – Последнее время, из-за событий в Мизии, ее отношения с духовным наставником – греком Анастасом, несколько натянулись. Я думаю, гневаясь на Константинополь, в сердцах, Ефросинья примет и выслушает прибывшего из Рима монаха-августинца.
Астарта ни могла не воспользоваться, столь искушающим ее женскую сущность, моментом. жену конунга захватила ревность к ромейке. Предпочитая, убрать Ефросинью с пути возлюбленного, она решила столкнуть ее с похотливым монахом.
Не зная подводных течений, бушующих в душе гордой нормандки, Арнульф проглотил наживку. Облобызав, толстыми губами руку красивой женщины, он опять перешел на светские любезности. 
В любви и согласии они дошли до Теремного двора и, уважительно раскланявшись, расстались. Не пожелав заходить на  княжеское  подворье, Астарта крикнула  слугу,  ведшего позади нее лошадь, вскочила в седло и отправилась вниз Боричева спуска, обратно на реку Почайну.