Кипчак

                К И П Ч А К

Невыдуманная история, которая основана на реальных фактах и событиях.  Некоторые фамилии изменены.

     Когда я служил в Армии в городе Нахичевань Азербайджанской ССР, то подружился с таджиком Юсуповым Сангином. После демобилизации меня взяли работать старшим следователем следственного отдела Управления Внутренних дел города Волгограда. Мы с Сангином вели переписку, в которой он настойчиво приглашал меня в гости. Из писем  стало известно, что  армейский друг работает учителем химии в школе в отдалённом посёлке Кипчак  где-то у самой границы с Афганистаном. Я отработал ровно год в милиции, летом мне дали отпуск,  и мы с молодой женой Машей решили махнуть в Среднюю Азию. На семейном совете постановили: взять с собой трёхлетнего сынишку Олежку.  Перед отъездом мы с супругой внимательно изучили Атлас Советского Союза и увидели, что посёлок Кипчак находится у чёрта на куличках, и лишь только тогда до нас дошло, в какую Тьмутаракань нам придётся добираться.
      До столицы Таджикистана города Душанбе мы долетели самолётом безо всяких приключений, а там  пересели на самолёт «Ан-2», который в народе называли «Аннушкой». Воздушная машина, как мы полагали, полетела по расписанию в город Куляб, где удачно приземлились. Мы довольные тем, что почти добрались до места назначения, спокойно вышли из самолёта и  без всякой задней мысли направились к маленькому зданию Аэропорта. Неожиданно навстречу нам вышла группа вооружённых пограничников, которые без всяких объяснений нас задержали и потребовали предъявить документы, а потом стали выяснять: кто мы такие, откуда прилетели и что нам здесь нужно?
     К нашему великому удивлению и неудовольствию оказалось, что мы сели не в тот самолёт и вместо Куляба по ошибке вторглись в запретную зону в пограничный военный городок Московский.
     Сначала  под дулами автоматов привели  всю мою семью на пограничную заставу и хотели арестовать. Однако, увидев моё красное удостоверение старшего следователя Волгоградской области, сразу же отпустили. Кроме того, пограничники вошли в наше незавидное положение и посоветовали немного подождать до обеда, так как должен сделать посадку самолёт, следующий до Куляба. Вскоре этот аэроплан произвёл мягкую посадку в военном городке, и троих нарушителей государственной границы запихнули в самолёт и выдворили к чёртовой матери. Спустя еще полтора часа горе-путешественники долетели наконец до Куляба и  смертельно уставшие добрались до автовокзала, где увидели вселенское столпотворение, как на большом российском вещевом рынке.
     Вокруг нас куда-то торопливо и бесцельно бежали таджики в ярких цветных халатах и тюбетейках, что-то гортанно кричали на своём непонятном языке. Повсюду кружили вихри маленьких смерчей, поднимая к небу столбы пыли, клочки разноцветных тряпок и обрывки бумаги, забивая песком нос, глаза и рот несчастных прохожих, оказавшихся в этой бессмысленной и непредсказуемой круговерти.  Раскалённое южное солнце беспощадно выжигало все живое, поджаривая людей и животных на огромной территории привокзальной площади так же безжалостно, как черти в аду поджаривают провинившихся грешников. Но в  чём мы провинились перед всевышним? И за что нам такое наказание? Там и сям, как тени, ходили задрипанные ослы и во все горло орали: «И - а! И - а!» Беспрестанно подходили и уходили видавшие виды автобусы, в основном «Пазики», битком набитые людьми. Пассажиры горячими песчаными барханами вываливались наружу, а освободившиеся машины тут же штурмовали новые толпы местных жителей с баулами, мешками и маленькими детьми. Вокруг стоял шум, гам, неразбериха. Всё вертелось, двигалось, как в карусели, как в беспрерывном броуновском движении. От нестерпимой жары жутко хотелось пить, но воды поблизости и в помине не было. Европейских лиц тоже было не видать. Справочное бюро мы, как ни старались, нигде не нашли, а таджики по-русски ни бельмеса не понимали. На какой автобус нам садиться и,  что делать дальше, мы не имели никакого представления. У кого искать помощи – тоже не знали. Измученная обессиленная жена села на чемоданы прямо в пыли посередине площади и, всхлипывая, стала пилить меня: «Куда ты нас завёз?» Сынишка заревел, слёзы полились в три ручья. А вокруг нас пчелиным роем кружились аборигены, на нас никто не обращал никакого внимания. Я огорчённо подумал: «Наверное мы здесь и на хрен никому не нужны, хотя бы милиционер появился!» Но представители закона в такой зной, видно, не хотели торчать на улице и пили чай в какой-нибудь чайхане, в то время как приезжие люди от отчаянья готовы были лезть в петлю. Но видно бог услышал наши молитвы, и к нам неожиданно подошёл молодой таджик в длинном коричневом халате до пят, в расшитой тюбетейке. Он на ломаном русском языке спросил у меня:
     - Куда едишь?
    - В  Кипчак надо бы. К другу приехал.
    - Откуда ехаль?
    - Из Волгограда.
    - Не поняль?
    - Из Сталинграда! Город-герой на Волге! Понял?
    - Поняль! Сталинград слышаль! А кто друга?
    - Юсупов Сангин. В армии вместе служили.
    - Юсупов – много! Кипчак один! Вон автобус туда  ходить. Дружба -  харашо. Таджик гостей любить. Я – студента. Пединститут  учус. Третья  курса. Моя русски  харашо знаить!
     - Далеко ли ехать до Кипчака?
     - Совсем близко! Два часа ехаль! Давай помогу Вам!
    Студент затолкнул нас и чемоданы в «Пазик»,  заполненный  галдящими людьми. Через несколько минут машина натужено чихнула мотором и медленно тронулась с места. Новый знакомый на прощанье помахал нам рукой, желая приезжим русским доброго пути.  О том, что этот путь будет тернистым и не совсем добрым, наш таджикский друг не знал и,  даже представить себе не мог,  какие мученья нам предстоит вынести.
     Никто из мужского общества гостеприимного Таджикистана не удосужился уступить место моей жене. Сидели в автобусе в основном дяди в халатах, а женская половина качалась в стоячем положении. Видно было, что дамы загадочного Востока особым уважением у мужчин не пользуются, и уступать им места в общественном транспорте как-то не принято. Олежка захныкал: «Папа! Пить хочу!»
     - Потерпи! Сынок. Где я тебе воды возьму? Скоро приедем – тогда попьешь! – вот всё, что я смог ответить на просьбу бедного ребёнка.
     - Аааааа! Дай водички! Пить хочу!
     На вопли малыша неожиданно для нас среагировала  сердобольная таджичка в бордовом платье с маленьким ребенком на руках, неведомым чутьем поняв, что хочет наш сынишка.
     Женщина налила из бурдюка в фарфоровую белую пиалу какой-то мутной желтоватой жидкости, похожей на кумыс, и подала Олегу. Тот с жадностью выпил содержимое чашки, а мы с Машей, несмотря на мучившую нас жажду, вежливо отказались от предложенного таджичкой напитка, что та поняла не по словам, а по жестам.
     Примерно на половине дороги двигатель нашего автобуса-шарабана зачихал, а потом и вовсе безнадёжно заглох. Короче говоря «Пазик» сломался – что-то полетело в моторе. Водитель – пожилой таджик сложил кисти рук крест-накрест, и этими знаками дал нам понять, что дальше мы не поедем. Все пассажиры недовольно гомоня, вышли из машины и, волоча поклажу и маленьких детей, двинулись дальше пешком по пыльной грунтовой дороге. Мы остались возле машины, и стояли не зная, что же делать дальше.
     Шофёр, копаясь в моторе, спросил у нас:
    - Русски?
    - Да! Русские.
    - Я школа русски училь! Куда едишь?
    - К другу,  в  Кипчак! В армии вместе служили!
    - Друга хорошо встретить. Таджики  очен хостеприимный народ. Вас русски –  очен любить.
    - Что нам делать? Куда идти с ним? – показал я на маленького Олежку.
    - Что-нибудь думаем!  Машина делаем – поедэм,  – обнадеживающе ответил водитель.
    - А  когда поедем?
    -  Можэт чэрэз час, можэт чэрэз два, а можэт к вэчэру.
     Хорошенькое дело! Утешил! Но что прикажете делать? По страшной жаре пешком в такую даль мы с ребёнком не дойдём. Будем ждать.
     Но к нашему счастью ждать нам долго не пришлось. Можно сказать, что нам  необычайно  повезло в столь трудной ситуации. В нужном нам направлении шла грузовая машина полуторка, в кузове которой сидело человек тридцать таджиков с непременным атрибутом – мешками и детьми. Полуторка остановилась неподалёку от нас, и пожилой водитель нашего автобуса о чём-то поговорил с шофёром грузовика. Оба водилы стали ожесточённо жестикулировать, показывая нам на кузов полуторки, что в переводе с языка жестов означало: «Залезайте!»
     Обрадовавшись непредвиденной удаче, я с женой, ребёнком  вскарабкались в кузов полуторки, пожилой шофёр подал нам багаж, и мы поехали дальше под палящими лучами солнца. Вдоль дороги, как беженцы, шли группы людей со сломавшегося автобуса.
    На всём пути с левой стороны нас сопровождали угрюмые серые скалы, а вот с правой стороны перед глазами открылась чудесная сказочная панорама. Невысокие пологие горы были сплошь покрыты персидским ковром из тюльпанов. На ярком солнце бутоны цветов, обрамленные желто-красными поясками, переливались волшебным цветным калейдоскопом  удивительной  красоты. Бескрайнее алое море тюльпанов застыло в знойном мареве лета в зелёной траве на склонах  возвышенности.  Такого сказочного виденья мы с женой никогда в жизни не встречали.  И даже тяжкое положение, трудная дорога, жара и жажда не могли омрачить радость от увиденной неземной красоты. Любование этим фантастическим ландшафтом вскоре закончилось, так как, проехав километров тридцать, грузовая машина безнадёжно сломалась так же, как перед этим вышел из строя автобус «Пазик». Люди стали вылезать из кузова, поминутно вспоминая  Аллаха и диких ослов-куланов, адресуя последние слова к неудачливому водителю, и, собрав  нехитрый скарб, упрямо и торопливо продолжили дальше свой тернистый путь, обречённо волоча мешки, узлы и плачущих ребятишек.
    - Что-то нам не везёт! – возмущенно произнес я, вытаскивая из кузова нашу поклажу и хныкающего капризного ребёнка – тёзку, а возможно и дальнего родственника великого князя Древней Руси вещего Олега в двадцатом поколении. Маленький представитель княжеского рода снова запросил пить.
    У шофёра полуторки воды не оказалось, но взамен этого мы услышали вдали спасительный и обнадеживающий  звук работающего двигателя подъезжающей машины.
    На этот раз это оказалась «Скорая помощь», идущая из Куляба в посёлок Кипчак к рожающей женщине. На наше нежданное счастье врач оказалась тридцатилетней доброй феей, русской по национальности. Волею судьбы  она оказалась заброшенной на Край Земли в далёкий Таджикистан,  где  работала по свой специальности  около пяти лет.
     Фея пожалела горе путешественников,  в нарушении инструкции взяла их  с собой до конечного пункта назначения и, даже, напоила из термоса холодным зелёным чаем. Несчастный ребёнок, чуть не умерший от жажды, на радостях выдул полтермоса дармового напитка и тут же начал проситься писать. Удовлетворить это желание, в отличие от желания пить, не составило никакой трудности, и  тезка великого князя справил легкую нужду за колесом автомобиля.
     Машина «Скорой помощи» оказалась одногодком пожилого водителя автобуса - от старости и дряхлости скрипела и дребезжала, как заезженный тарантас. Создавалось впечатление, что колымага вот-вот развалится на части и выбросит нас на дорогу, а остаток пути нам все равно придется идти пешком, если сможем собрать свои кости.
     Но Аллах благородно помиловал нас,  и с его помощью мы благополучно добрались до заветной цели, прибыв в горный таджикский посёлок, под названием Кипчак.
    Телеграф в этом, давно забытом богом, краю земли существовал и работал довольно исправно. Сангин получил моё послание и вывел навстречу гостям всех жителей большого посёлка. Нас встречали торжественно и гостеприимно, как какую-нибудь иностранную делегацию.
     Нужно сказать, что аул был  густо населён и выглядел вполне прилично. Вместо ожидаемых кибиток и шатров мы увидели добротные, просторные дома из камня и глины. Около жилища армейского друга нас приветливо встретила его молодая жена, таджичка лет восемнадцати. Лицо её было закрыто легкой волосяной сеткой – чачваном, сквозь которую внимательно смотрели большие черные прекрасные глаза. Если верить периодической печати и беллетристике, то женщины Востока уже давно - в тридцатые годы - сожгли паранджу. На самом же деле всё оказалось совсем не так, как писали в книгах и газетах. В крупных городах дамы действительно ходили с открытыми лицами и порой, даже, в брючных костюмах или коротких юбках, но в горных отдалённых сёлах всё оставалось по-прежнему, как в средние века, когда чадра и паранджа были необходимым атрибутом наряда восточной женщины.
      Далее долгожданных гостей ждал радушный и торжественный приём в большой комнате дома моего друга в уютной обстановке, располагающей к расслабленности и непринуждённости.
     Мы обратили внимание на то, что все стены жилища были увешаны красивыми коврами ручной выделки. На полу также расстелены большие разноцветные ковры с рисунком в виде восточного орнамента. Но к своему большому удивлению мы не увидели в помещении ни столов, ни стульев. Не заметили мы и никакой другой мебели.  Все оказалось просто,  безо всяких  излишеств, как в старые добрые времена. Посередине зала красовался огромный медный казан, емкостью никак не меньше пятидесяти литров, с горячим пловом, в котором притягивали зрение и обоняние большие аппетитные куски свежей баранины. Рядом стояла большая  глубокая фарфоровая ваза с восточными сладостями: рахат-лукум, пастила, инжир в сахаре, ореховая халва. Около  вазы расположились горы плоских, как поднос, широких лепёшек, а также,  видно для чаепития, теснился ряд глубоких пустых пиал. Ближе к краю примостилось блюдо с грушами, сливами, персиками и виноградом. Ни ложек, ни вилок, ни ножей к своему изумлению мы не увидели. Не было даже деревянных палочек, как в Японии или Китае. Кушать придётся руками - сообразили мы с женой. К некоторому облегчению в казане с пловом мы увидели большой железный черпак - накладывать плов можно не руками! Рядом с фруктами вызывающе выделялись на фоне всевозможных восточных яств запотевшие бутылки с русской водкой и таджикским коньяком, который впоследствии оказался по вкусу ничем не хуже знаменитого армянского.
     Вскоре собрались многочисленные родственники Сангина и коллеги по работе -  учителя  - всего около тридцати человек. Занятия в школе в связи с приездом почётных гостей были отменены, довольных учеников распустили по домам, а здание закрыли на амбарный замок.
     Местные жители чинно расселись вдоль стен, и  по-восточному скрестили  короткие ноги. Все – в нарядных халатах и расшитых бисером тюбетейках. Женщинам и детям вход в эту комнату был категорически воспрещён. Они расположились в другом помещении, и лишь для моей жены таджики сделали исключение, позволив ей находиться на мужской половине дома  рядом со  мной в самом центре застолья, или,  если сказать точнее – «заполья». На голову мне надели разноцветную тюбетейку, а один мужчина -  учитель математики заботливо прикрыл стеганым одеялом голые коленки единственной на пиру женщине. Никто из присутствующих, за исключением Сангина и учителя русского языка и литературы, по-русски не разговаривал. Негромко, все разом, таджики что-то лопотали по-своему, указывая глазами на жену. Из всей речи можно было разобрать лишь часто повторяемые слова: «Европа, Европа». Как сказочный джин,  откуда ни возьмись, появился мальчик лет десяти – двенадцати и принёс ведёрный глиняный кувшин с зелёным чаем, который поставил  на пол около ковра с закусками.
    Старейшина громким голосом дал команду, и всё сборище приступило к трапезе. Раньше я непростительно ошибся, посчитав, что глубокие пиалы предназначены только для чая, однако, как выяснилось позже, – ошибся лишь наполовину. Каждый присутствующий половником накладывал в эти пиалы плов с мясом,  и кушал руками. Рис оказался воздушным и таял во рту, а от сочной ароматной баранины, приправленной различными экзотическими специями, невозможно было оторваться. Под водку и коньяк безразмерный казан с пловом быстро опустошался.  Когда все насытились, опять пришёл мальчик  и принёс большоё таз, кувшин с водой и полотенце. Подросток, ополоснув пиалы, поставил их на место, а затем  каждому едоку полил над тазиком на руки воду из кувшина.  Сытые и довольные таджики помыли руки, вытерли их полотенцем и стали чего-то ждать.
    Мальчик  разлил зелёный чай в освободившиеся от плова вымытые пиалы,  после чего застолье продолжилось. Приглашённые гости приступили к фруктам и сладостям.
   Вдруг на улице послышались истошные вопли нашего трехлетнего сына. Обеспокоенные криками мы с Машей стремглав выскочили наружу. Оказалось, что сверстники, как неразумные хазары,  приняли  Олега не так гостеприимно, как  взрослые встретили его родителей, и закидали маленького незнакомца комьями грязи.
     Кто-то из гостей-педагогов для того, чтобы угодить несмышленому завоевателю горного Таджикистана,  приволок единственный на весь аул детский педальный автомобиль и усадил в него «русского князя». Маленький путешественник из далеких заволжских степей с телячьим восторгом начал нажимать на педали и кричать: «Ту-туу! Ту-туу!», но машина с места не двигалась, так как одна педаль оказалась сломанной. Но малыш  получал большое удовольствие и без гонок по извилистым горным дорогам. Местное детское население  естественно возмутилось беспардонным поведением пришельца, который не только бесцеремонно завладел их единственным автомобилем, но даже пытался  угнать его, а поэтому объявило агрессору освободительную войну и закидало его мокрой землёй. Один комок грязи угодил водителю в лоб, и он заорал благим матом. Разногласия на национальной почве и возникший конфликт местного масштаба удалось быстро замять миротворческим силам в лице родителей и педагогов. Они отмыли незадачливого гонщика от пыли и  грязи,  привели в дом и усадили на пол откушать плова и фруктов. «Князь» в категоричной форме потребовал поставить ему стул, но такового не оказалось не только в доме Юсуповых – фамилии не менее известной, чем имя маленького капризного гостя,  но и во всём поселке. Поэтому пришлось «знатной персоне из Руси» довольствоваться  вместо стульчика перевернутым глиняным горшком.
     А винопитие и чаепитие вперемешку с нескончаемыми разговорами продолжались до поздней ночи. На следующий день всё повторилось сначала. Моей жене видать до чёртиков надоела нетрезвая мужская компания,  и она перебралась на женскую половину дома пообщаться, на сколько это возможно, с таджичками.
    Следует отметить, что профессия учителя у таджиков очень престижна и почитаема, однако и педагоги не лыком шиты - умеют совмещать приятное с полезным,  то есть заняты не только обучением подрастающего поколения, но могут позаботиться и о собственном достатке. У каждого из них в хозяйстве имеется своя отара овец и баранов от ста до двухсот голов. Многочисленные стада пасутся на бескрайних просторах горных долин, богатых сочной травой.
    - Это сколько же пастухов надо? – удивлённо спросил я.
    Оказалось, что пастухи здесь совсем не нужны, потому что пастухами были…- волки!
За каждой отарой постоянно ходила стая серых хищников, которые оказались умнее и рассудительней своих русских собратьев. Если в России волк слопает одну овцу, а еще десять зарежет просто так из спортивного азарта, то в Таджикистане волки кушают только больного или покалеченного барашка. У каждого стада -  своя волчья стая, которая в прямом понимании этого слова пасёт овец и баранов. Если какая-нибудь глупая овечка отобьётся от своей отары, то волки обязательно пригонят её обратно. И не дай бог, если волк из другой стаи сунется не в свой огород - разорвут в клочья. Ходячего мяса много – всем хватит - и людям, и зверям. Не было ни одного случая, чтобы волки нападали на «двуногих», а местные жители платили  «пастухам» той же монетой – никогда не трогали «серых» и не отстреливали их. «Зачем? Волки – это санитары, улучшают породу поголовья, уничтожая брак, пасут и караулят стадо, при этом признают только хозяина отары. Баланс в природе сохраняется» - довольно разумно рассуждало местное население.
     Однажды один путник ошибочно сунулся не в свою тарелку, то бишь  в чужую отару, и очень хотел поймать овечку для плова. Так волки-сторожа, угрожающе оскалив острые зубы, погнали прочь неудачливого путешественника,  который тут же бросился наутёк – только пятки засверкали.
     Армейский друг мне рассказал: « Наши малыши безбоязненно подходят к  зверям, играют с волчатами, а их родители безразлично смотрят на детские шалости человеческих отпрысков. Серые лохматые вахтёры лишь  благодушно зевают, открывая прожорливые зубатые пасти, вертя из стороны в сторону острыми мордами.
     Однажды в горном ущелье заблудился маленький несмышлёный мальчик. Умная волчица,  крепко схватив зубами потерявшегося малыша за рубашонку, так же, как она таскает своих волчат, принесла  ребёнка к окраине аула и аккуратно опустила на землю. Один пастух случайно видел, как волк оставил ребенка в кустах, и сообщил об этом в поселок. Обезумевшие от горя родители вскоре нашли пропавшего сына и принесли его домой».
     В свой неожиданный приезд я постоянно общался с таджиками и быстро понял, что это простой и душевный народ, обладающий большим чувством юмора. Таджикское гостеприимство ничем не хуже кавказского, и такое же радушное.
     Таджики, почти поголовно – любители шахмат, и мастерски, профессионально играют в эту популярную игру. К большому моему сожалению я почти всегда безалаберно проигрывал своему армейскому другу, хотя в шахматы играл довольно прилично.
     Хочу сказать что, в таджикских семьях рождается в среднем от 8 до 12 детей. Местные жители, к сожалению, не пользуются контрацептивами, а женщинам по законам Шариата аборты строго запрещены. Нецензурная брань у аборигенов никогда не была в почёте, а за матерные слова Вас могут побить камнями. Мать для таджиков – это святое. Единственную неожиданно услышанную бранную фразу: «Ёкарный бабай!», - я не забыл, но это выражение - ближе к восточному фольклору, чем к ненормативной лексике.
     На третий день нашего пребывания в гостях, занятия в школе возобновились, и мы с супругой пошли туда на экскурсию. Сельская школа представляла собой одноэтажное кирпичное здание. Классы, к сожалению, были тесные с большим количеством учеников. За каждой партой сидело по три, а то и по четыре ученика. Несмотря на это дети проявляли  усердие и прилежание в усвоении знаний. На нас они смотрели, разинув рты, как на пришельцев с другой планеты.
     Пообщавшись со школьниками, мы пошли домой и по пути зашли в магазин, полный  разнообразных товаров. Но что-либо купить  к величайшему сожалению  нам не позволила совесть - по таджикским обычаям  званый дорогой гость может брать в магазине всё, что душе угодно, но расплачиваться ни в коем случае не должен – за всё платит принимающая сторона. Меня этот обычай слегка смутил, и я постеснялся что-либо приобрести. Спустя некоторое время, вспоминая эту поездку, я часто жалел о том, что не взял на шару пару бутылок таджикского коньяку, который пришёлся мне по вкусу. Но «поезд давно ушёл», прогудев на прощание: «Лопууух!». Зато  моей супруге таджики подарили атласный национальный халат ярко-алого цвета, в котором она, вернувшись в Волгоград,  с удовольствием  ходила по дому, привлекая к себе взгляды не только законного супруга, но и многочисленных гостей мужского пола.
     В один из душных вечеров Кипчака, мы как обычно после обильного ужина, сопровождавшегося уничтожением коньячных запасов из погреба хлебосольного хозяина, вели хмельную беседу. Неожиданно юмор моего восточного друга опустился ниже пояса и довольно сильно меня ошарашил:
     - Володя! Мне очень нравится твоя жена. Позволь – я с ней пересплю, а ты ночь проведёшь - с моей?
     - Сангин! Дорогой! Я же не против! Но моя половина боюсь, не согласится и глаза тебе выдерет! – в шутку ответил я новоявленному Казанове.
     - Давай в шахматы сыграем! Если выиграю я, то сплю с твоей Машей, а если победишь ты, то развлекаешься всю ночь с моей молодой Ранитой, - не отставал таджик.
     - Ну, ты и  хитрец! Ведь наверняка знаешь, что партию выиграешь! Пошёл к чертям! Ты – мне друг, но честь жены – дороже! – категорически отверг я непристойное предложение сластолюбца. В сознании же Сангина оно отнюдь не выглядело неприличным, а представлялось вполне нормальным - соответственно местным обычаям и нравам.
     Нужно сказать, что на армейского друга я ничуть не обиделся, понимая в душе, что обычай меняться жёнами входит в загадочный и тонкий менталитет Востока. К тому же взгляды на адюльтер, многожёнство и ревность у нас с Сангином очень сильно разнились. Отдать жену гостю на ночь у таджиков не является чем-то  зазорным, а наоборот свидетельствует об их гостеприимстве, стремлении угодить другу, что доволно парадоксально и противоречиво, ибо измену жены таджики никогда не простят. Неверную супругу они могут выгнать из дома, что автоматически влечёт за собой всеобщее негодование и презрение. Загадочна и необъяснима душа южан! Восток так и остался для меня тонкой, непонятной головоломкой.
     На четвертые сутки волгоградские гости, пресыщенные и уставшие от таджикского гостеприимства, засобирались домой. К тому же билеты на обратный путь были куплены заранее.
    Провожали нас всем посёлком. Обратный путь мы проделали с комфортом: до Куляба нас довёз мотоцикл с коляской, единственный на весь населенный пункт.  Мотоциклет был таким же старым,  дышащим на ладан драндулетом, как и автобус «Пазик», грузовик, «Скорая помощь» и, наконец, игрушечный детский автомобиль.
    От Куляба до Душанбе, и далее до Волгограда мы благополучно долетели самолётами Аэрофлота.
    На протяжении многих лет я вёл переписку с моим другом Сангином, а потом связь неожиданно резко оборвалась, и письма перестали доходить до адресата.
    Спустя пятнадцать долгих лет мой армейский  друг, разыскивая меня, нежданно-негаданно прислал в отдел кадров Управления Внутренних Дел Волгоградской области короткое письмо. К нему в качестве доказательства вложил нашу с ним фотографию, на которой в городе Нахичевань изображены два армейских друга разных национальностей. (Этот снимок мною  вставлен в  книгу, и читатель еще раз сможет удостовериться, что я пишу невыдуманные истории.)
    Из письма к своему изумлению  узнал о том, что у моего восточного друга-Казановы родились восемь сыновей и две дочери, в то время как я обзавёлся лишь двумя детьми.
   Я написал ответ Сангину, приглашал его к себе в гости, но письмо видно опять где-то бесследно затерялось. Больше, к сожалению, никаких вестей от Юсупова не приходило.
   В руках я держу пожелтевшую выцветшую фотографию, с которой на меня смотрят два молоденьких солдатика: русский из Волгограда и таджик из далёкого аула Кипчак.