4. Распишитесь нам, или Cos Im the signman

Зарисовка четвертая. 'Cos I'm the signman...

                If you drive a car, I'll tax the street
                If you try to sit, I'll tax your seat
                If you get too cold I'll tax the heat
                If you take a walk, I'll tax your feet

Был в моей студенческой жизни период, когда мы с подругой Аней подрабатывали сборщиками подписей перед выборами, а выборы в нашем городе, страдающем от бесконечной борьбы за власть внутри администрации, тогда проходили довольно часто.
Первым делом жертвами сборщиков становится кто? Правильно, студенты и все остальные обитатели общежитий. Последние представляют собой этакие муравейники, кишащие добрыми людьми, каждый из которых имеет право голоса и при этом не боится открывать двери даже в наше неспокойное время (в отличие от обычных домов). К тому же эти добрые души так привыкли к спекуляции на своих голосах, что расписываются уже почти не глядя все равно за что.

Случались с нами во время оно и определенные казусы.
Как-то собираем подписи за экологическое движение «Кедр» в очередной общаге. Стучим. Открывает женщина. Мы представляемся. Она обреченно вздыхает и говорит: «Ну ладно, давайте. За что только мы не расписывались уже: позавчера тоже за какую-то экологию, вчера за какого-то дядьку...»
В другой раз девушка, выслушав нашу тираду, удивленно спрашивает: «Подписи за кеды?»
Один иностранный студент написал все по-русски, а расписался какими-то иероглифами.
Проходим методично по всему коридору общаги. Стучим в последнюю дверь с номером 245. Мимо проходит парень, увидел нас, засмеялся: «Девушки, это туалет».

После нескольких дней этого занятия мы выяснили, что сборщик подписей — работа очень вредная для умственного здоровья, потому что вскоре просто-напросто начинает ехать крыша. Так, в одном общежитии мы регулярно на каждом этаже стучались в душевые (потому что различных умывальных комнат и санузлов там по три на этаж, а двери ничем не отличаются от остальных: даже табличка с номером комнаты есть), в другом — в мусоропроводные отсеки (по тем же причинам). В общагах медуниверситета мы сперва долбились абсолютно во все двери, обстукивали даже экземпляры без каких-либо признаков ручки или замка и только потом поняли, что это недействующие тайные входы в жилые секции (последние представляли собой что-то вроде квартирки из двух комнат, общего темного коридорчика и туалета — в сумме три двери).

В итоге мы окончательно потеряли свой моральный облик, а проще сказать — обнаглели. Мы представляли себя каратистами, которые пробивают дверь кулаком и, вытащив оттуда хозяина за шею, ласковым голосом предлагают ему расписаться под Тулеевым или Явлинским. Мы мечтали иметь при себе дамский топорик или, на худой конец, пистолет. Мы дошли до того, что уже не стучались в секцию (все равно, пока сам не войдешь, никто тебя не услышит), а просто заходили (в основном было открыто), обходили ее из конца в конец, пристально разглядывая все, что там находилось (тазы да развешанные под потолком сохнущие колготки), обстукивали и, не найдя никого, чертыхаясь, уходили...
В одну секцию мы зашли, болтая о чем-то своем, машинально прошли ее, обстукали — никого. И только выходя услышали шум льющейся в душе воды: кто-то мылся за дверью прямо перед нашим носом. Разумеется, у нас возникло превеликое желание постучаться и в эту дверь, и просунуть туда свои бумажки, и попросить сделать доброе дело...
Когда мы подобным образом прогуливались по другой секции, из туалета совершенно внезапно выполз хозяин, причем как раз тогда, когда я решила толкнуть туалетную дверь — просто из любопытства, посмотреть, что там делается (разумеется, я не знала, что там кто-то торчит). А если учесть повальную привычку общаговцев никогда не закрывать никакие двери...
Еще в одной секции я все-таки заглянула в туалет. Услышала шум вовсю льющейся в унитазе воды (разумеется, в общагах всегда протекают все имеющиеся трубы) и, как истинный гринписовец, решила ее как-нибудь выключить. Причем заглянула туда я именно в тот момент, когда хозяйка, в комнату к которой мы уже минуту тщетно, но прилежно долбились, наконец соизволила открыть дверь. Изрядно перепугавшаяся (не ожидали ведь) Аня со страху и сослепу поздоровалась вместо хозяйки с висящей в комнате у двери шубой. Хозяйка весьма удивилась такому странному поведению, но почему-то все-таки расписалась в наших бланках.

Мы так часто нарывались то на детей, то на плохо соображающих стариков, то на иногородних, не имеющих права голоса в нашем городе, но только не на обычных студентов (которые словно вымирали специально перед нашим походом по их жилищам), что, когда дверь открывал очередной человек, на нас просто-напросто нападал дикий смех.
И вот — последняя дверь наших потенциальных подписчиков в этой рекламной кампании. Открывает женщина кавказской внешности. А мы по инерции (только что очередной раз, кажется, в мусорку отстучали), начинаем смеяться. Она, видя наши радостные (мягко говоря) лица и полное отсутствие действий с нашей стороны, пытается самостоятельно сообразить, чего мы от нее хотим. Я беззвучно (не считая вырывающихся из меня писклявых конвульсивных звуков смеха) показываю ей наши бланки. Видя, что она все равно ничего не понимает, а только спрашивает: «А почему вы улыбаетесь?» — я выдавливаю из себя: «Вы нам не распишетесь?» До женщины доходит суть нашего прихода, и она с характерным акцентом пробует нам объяснить: «Я не имею права подписываться, я не российская гражданка». - «Вот поэтому-то мы и смеемся», — успеваю я выдавить из себя — и мы складываемся пополам от хохота.

Наконец наши мытарства закончились, мы сдали бланки и ждали обещанных денег. Как назло, у «заказчика», не оказалось точной суммы — только крупные купюры, и он предложил нам прогуляться до магазина разменять деньги и заодно купить себе сигареты. Итак, картина, как говорится, маслом: раннее утро в спальном районе, молодой мужчина стоит в очереди в магазинчике, две юные девушки терпеливо ждут его у стеночки. Наконец он подходит, отсчитывает нам обещанную сумму и протягивает шоколадку: «А это вам за красивые глаза». И уходит. Мы радуемся, что нас не обманули, смачно делим выручку пополам — до рубля вместе с шоколадкой — и тоже идем восвояси. И тут Аня выдает: «А продавщицы с таким удивлением смотрели, за что это молодой парень рано утром дал девушкам столько денег да еще шоколад!»