Глава 5. Велосипедная прогулка

- Привет, мужички, - Милана села в машину к мужу.
- Привет, бабуленька- Витюшка нежно обнял её за шею.
- Домой? – спросил муж.
- А что, есть варианты?
- Есть! Давай посидим где-нибудь в летнем кафе, накормим мальца мороженым. Такая духотища после ночной грозы. Или поедем, искупаемся в Успенское, а потом домой? Я твой купальник взял.
- Ты же у меня умница, поедем, под занавес лета окунёмся… А Витюшку  уж ко сну домой ребятам завезём.
Дмитрий развернулся на перекрёстке, и они поехали на купаться.

Искупавшись и переодевшись, они уселись на пригорок над рекой почти у самого моста. Мила растирала Витюшку и старалась поскорее одеть его, ветерок с реки был прохладный. Народу на берегу, несмотря на достаточно позднее время, было много. После душного города прохлада, веющая с реки, охлаждала уставшие за неделю, разгорячённые погодой и заботами головы.
- Ты знаешь, я сегодня столько всего интересного узнала, что хоть роман пиши, - сказала Мила мужу.
- Вот и займись романами. Будешь новой Марининой. Опять, наверное, труп сегодня описывала.
- Мить, но это же моя работа, я ведь следователь.
- И где ж сегодняшний нашла?
- У-у-у-у, - зловеще сказала Милана, - на кладбище в Бабейково.
- Так я и знал, то кладбище, то чердак, то подвал. Тебе не надоело? И даже не противно?
- Нет. Мить, ну, я серьёзно ведь. Вот люди, ведь у каждого свои заботы, семьи, дети.
- И я серьёзно. Да, вот про детей я с удовольствием послушаю. Рванём с Витюшкой на Кипр, а? Ты ведь отпуск ещё не отгуляла.
- Давай об этом дома поговорим, - перевела стрелки Милана, - женщину интересную допрашивала сегодня. Знаю, что на допросе нужно быть объективным, но еле-еле сдержалась. Представляешь, оказывается, если у тебя есть участок, то ты, как все, должен копать и сажать-сеять, полоть, ну, что там ещё… А если ты вместо грядок сделал лужайки, косишь их, чтоб были всегда в порядке, за клумбами с цветами ухаживаешь – это ужас. Ты уже для них изгой. А если ещё качели с тентом поставил или сидишь за мольбертом, то пиши – пропало.  Тут тебя вообще в психи записывают, причём пожизненно. Ты должен с утра до вечера торчать пятой точкой вверх.
- Да, мало ли уродов, - недовольно сказал Милане муж, - вот лучше скажи, если дождика завтра не будет, поедем, покатаемся на велосипедах? Я уже багажник специальный поставил.
- Конечно, поедем, - сказала Милана, - кстати, кататься на велосипеде, как считает эта «дама» – позор. Надо копать и сажать, копать и сажать! Просто рабство какое-то получается. И ведь женщина совсем не старая, 53 года ей, кажется. Зачем себе и другим жизнь портить. Очень мне интересно на Ларису эту посмотреть.
- Это кто такая?
- Пока единственная подозреваемая. Которая с лужайками, качелями. Лариса Михайловна Слуцкая, шестидесятого года рождения.
- Ну, хватит, успокойся уже, рабочий день закончился, давай домой. А то вот тучка, похоже, грозовая, за Николиной горой собирается, Витюшку надо домой завезти, ребята завтра с утра – на дачу - сказал Дима, - и сразу тебя спать уложу, чтоб хоть выспалась. Как проснёмся, так и проснёмся.

Они поехали потихоньку, долго стояли на повороте из Горок-II на Одинцово. Отвезли задремавшего в машине Витюшку домой к дочери. И уже у самого дома догнала их грозовая туча. Только в подъезд успели забежать, ливень обрушился стеной.
Милана представила дорожку, где сидела она сегодня, описывая труп. Представила, как всполох молнии освещает место, на котором лежала покойная Нагайцева, и как ливень смывает следы крови в проходе, где нашли убиенную Нюрку.
И зябко ей стало, даже плечами повела. Поставила сумку в прихожей у зеркала, надела тапочки и, сбросив свой костюмчик, юркнула грациозной ящеркой в ванную комнату. Долго стояла под душем, пока не унялся этот противный озноб.
Завернувшись в свой уютный банный халат с капюшоном, Милана вышла из ванной.
- Давай, садись, - муж пододвинул ей кресло, - ножки вот сюда положи. Он подставил ей банкетку, - расслабься. Про свой ревматизм забыла? Ноги промочила! Опять спать не будешь. Себя не жалеешь, хоть меня пожалей.
- Митюш, прости, но это же моя любимая работа! И спасибо, ты у меня такой сладкий!
- Любимая работа…А я, между прочим, любимый муж!
- Конечно, но только САМЫЙ любимый!
Милана показала рукой на стол.
В гостиной на журнальном столе горели свечи, стояла ваза с фруктами, и светилось в бокалах загадочно янтарное вино. Любимый Миланин Токай. Посредине стола курилась лавандовая палочка.
Она взяла бокал, сделала пару глотков, потом «поклевала» виноградинок и, откинувшись на спинку кресла, закрыла глаза. Устала.
Дмитрий махнул рукой, разогрел в ладонях ароматический крем для ног и стал растирать Милане уставшие за день ноги, напевая себе под нос: «…мыла Марусенька белые ноги...». Это окончательно сморило уставшую за день Милану – она уснула, и Муж аккуратно перенес её из гостиной в спальню.
Проснулась Мила, когда солнце во всю било в окна спальни. С кухни уже пахло кофе и тостами с сыром.
Милана сладко потянулась и мяукнула. Вставать не хотелось.
- Мадам, - в спальню вошёл муж, - Вы, кажется, говорили что-то про велосипед.
- Доброе утро, а который час?
- Одиннадцать, дорогая. Доброе утро!
- Что ж ты не разбудил меня раньше?! Нам же надо в Луньково заехать!
- Ну, начинается! Луньково это где?
- На втором Успенском. Машину у Васи Штыркова  Жаворонках, нашего охранника, как всегда оставим. И поедем.
- Луньково, так Луньково.

В Жаворонках они оставили машину у своего знакомого и решили до Можайки идти пешком, не садясь на велосипеды. Эта деревенская улица была так разбита, что полностью соответствовала своему названию – 2-я Советская. Ехать по ней на велосипеде там означало – разбить его в хлам.
- Мы в Луньково будем вроде как дачу искать на следующее лето, ты мне только поддакивай, а спрашивать я буду сама, - сказала Милана.
- Слушаюсь и повинуюсь, господин начальник!
- Ну, Мить, я же серьёзно.
- А я? И это начинается выходной!
Машин на шоссе было, на удивление, мало.
Приятный ветерок, лёгкие облака. Как раз такая погода, чтобы получить удовольствие от прогулки.
Они проехали мимо кладбища, где вчера нашли убитую женщину, но Милана ни слова не сказала мужу, чтобы уж совсем не портить ему настроение.
Ещё два километра. И они, въехав на крутую горку, оказались в Луньково.
- Теперь куда? – спросил Милану муж.
- Кажется, вот сюда, под горку. Дом 22. Только тсс, понял.
- Мил, можно подумать, я первый раз так с тобой иду.
Они пошли по деревенской улице. Изображая гуляющих дачников.

Вот он и дом 22, третий от шоссе. Красивый, ухоженный. И тут Милана заметила, что калитка  в сад опечатана, и даже натянута красно-белая, сигнальная, лента, закреплённая на стволах деревьев.
По улице, до шоссе и обратно, на велосипедах каталось двое детей.
На улице, напротив дома 22, на лавочке у забора, сидела миловидная женщина. Она что-то вязала на спицах, поглядывая иногда на катающихся мальчика и девочку.
Мила подошла к женщине.
- Добрый день!
- Здравствуйте!
- Лето кончается, ищем дачу, чтобы снять на следующий год.
- Ой, у нас не сдаёт здесь уже никто давно.
- Как  Вас по имени-отчеству?
- Наташа.
- А напротив? Я ещё в начале лета этот домик присмотрела. Уютный такой, газончики, клумбы. А сейчас, вот, смотрю, уже забор новый.
- Нет, нет, - замахала руками женщина, - что Вы, там у них такое!
- Какое?
- Да женщину, сноху тёти Руфы убили! На кладбище! - простодушно сказала женщина, изобразив ужас. Все думают, что Лариса её угрохала.
- Господи, что за страсти Вы рассказываете! – сказал Дмитрий.
- А Лариса – это кто?
- Родная племянница тёть Руфина. Ох, и измываются же они над ней, вся деревня удивляется.
- Что, дерутся?
- Нет, но у них постоянно скандалы. Она одна с ребёнком, без мужа. Заступиться некому.
- Да, а ты всё такой домик, такой домик! – опять вставил слово Дима.
- Да, и правда, вот уж теперь заметила, что и калитка опечатана, и лента полосатая натянута, - простодушно сказала Мила, - что ж они там натворили?!
- Лариса забор по своей границе поставила, а они сломали и ещё что-то на участке натворили…Меня муж не пустил смотреть, сказал, что спать потом неделю не смогу!
- Наташа, страсти Вы какие рассказываете, а мне этот домик так приглянулся.
- Ну, хозяйка-то, Лариса, приехала в выходные, увидела всё это. С ней истерика. Тут и милиция была, и неотложка. Скорая забрала её в Одинцово, у неё гипертонический криз. А мальчика её я взяла к себе, он мой крестник. Вон, катается на велосипеде. У него ведь никого, кроме матери нет. А я тоже мать ему, только крёстная.
- Вы молодец, Наташа, Бог наградит Вас за Вашу доброту, - сказала Милана.
- А в других домах никто не сдаёт?- опять вступил в разговор Дмитрий.
- Вы на другую сторону деревни сходите, через шоссе. Может, кто и сдаст. Вы правильно сделали, что в августе уже приехали, чтоб на следующий год договориться. У нас, кто дачу давно в Луньково снимает, все первый раз так в августе и приезжали.
- Спасибо, Наташа, мы сейчас по деревне пройдёмся, может, с кем и договоримся, задаток дадим. До свидания!
- До свидания, удачи!
Они пошли к шоссе. И, перейдя его, углубились в деревенскую улицу.

- Ну, мисс Марпл, Вы довольны?
- Да ну тебя, это совсем не смешно, - не поддержала Милана шутливый тон мужа.
- Да, деревенька-то раньше, наверное, была хороша. Смотри сколько сиреневых кустов, жасмина. Рябины какие красивые. И дома все ухоженные. Только эти «замки» вокруг деревни всё портят. Мне кажется, мы с отцом в детстве сюда за грибами ездили. До Жаворонок на электричке, а потом на автобусе до остановки «Дорожный дом», - сказал Милане муж.
- Да, и я с родителями частенько здесь по осени опята собирала, пока  свою дачу в Сушкинской не построили.
- Куда теперь?
- Теперь в Горки, в ОВД.
- О-ля-ля! А туда-то зачем?
- Буквально на пять минут. Разговорчивая Наташа нам попалась. Участковый мне об этом и словом не обмолвился. А я его начальству похвалила, рапорт написала. Поторопилась.
- О чём не рассказал?
- Ты же слышал, у них там какой-то скандал был, не зря калитка опечатана.
- Да. Ну, поехали. Хорошо хоть под горочку.

Шоссе уходило от деревни вниз и скрывалось в лесу. Слева, ещё с довоенных времён, там были правительственные дачи – Кузнецов, Маленков. Справа дачи артистов-лауреатов Сталинских премий. Кооператив творческих работников весь был скуплен, наверное, какой-то риэлторской фирмой. Кирпичные заборы, автоматические ворота и лишь глазок на железной калитке у ворот.
От чудесной берёзовой рощи, где снималось в советские времена множество киносказок, осталось жалкое подобие. Сотни три деревьев. Те, что были постарше, подгнили и упали при первом же сильном ветре. И всё это напоминало заброшенный бурелом, который особенно удручающе выглядел на фоне проезжающих мимо шикарных иномарок.

В ОВД было тихо. В обезьяннике, в самой углу, свернувшись клубочком, спал бомж. Дежурный прапорщик читал какую-то книгу, иногда отвечая по рации, что стояла у него на столе.
Милана подошла к стойке дежурного. Он не шелохнулся, только улыбался, очевидно, тому, о чём читал.
- Добрый день, - сказала Милана.
- Я занят, - не поднимая глаз, сказал прапорщик.
Мила вздохнула глубоко, досчитала до десяти по своей обычной привычке, чтобы успокоиться, и сказала: «Отложите, пожалуйста, книгу, я с Вами разговариваю».
- Женщина, я занят, - всё также, не поднимая глаз, сказал дежурный.
- Встаньте, когда с Вами разговаривает старший по званию, - Милана открыла служебное удостоверение и сунула его под нос прапорщику, загородив текст, который он читал.
За всем этим через окно с большим интересом наблюдал муж Миланы, карауливший велосипеды на улице.
- Извините, товарищ капитан, зачитался, - вскочил прапорщик.
- Записывайте, - жёстко сказала Милана Витальевна, - в понедельник, 20 августа, младший лейтенант Селятин должен прибыть в Одинцово в прокуратуру к 10-00 по делу об убийстве гражданки Нагайцевой. Пусть прихватит и материалы о том, что произошло накануне в Луньково, в доме 22.
- А запрос?
- Запрос получите к вечеру по факсу, до свидания.
- Извините. До свидания.