Коля трещоточного поля

****ский наркоман Коля лежал  в сугробе и в его раскрытый рот шестиугольными одноразовыми иголками валились снежинки.  Они впивались в горячий язык, таяли, попадали в желудок, холодили его и исчезали, как шприцы-призраки прошлого, раздавленные на грязных полах бесчисленных подъездов, где он ширялся. В это время, мелькнувшая тень сильной рукой поставила его на ноги, а упитанное лицо ее, дыша мятной свежестью, произнесло: «Вынь шприц из жопы – иди голосовать». Коля схватился за жопу, но шприца там не обнаружил и стал с ужасом вглядывался в преужасный глюк. Между тем лицо продолжало:
- Вся страна готовится к выборам, а ты, как последний пидар лежишь в сугробе. А может ты вправду пидар?
«Нет, - сказал Коля,  - я не пидар, один раз всего дал себя трахнуть в жопу за дозу».
Лицо печально, но с надеждой, улыбнулось в фиолетовой дымке:
- Один раз каждый может ошибиться.  Дать не тому или вообще непонятно кому.
Лицо что-то вспомнило и довольно улыбнулось.
- Или не в ту партию вступить. Это я к примеру. В общем, ****уй предвыборные листовки читать. А потом на выборы. Натюрлих?
Лицо испарилось и Коля остался один около сугроба. А кругом была мертвая тишина… Даже трамваи бесшумно скользили по рельсам, исчезая за поворотом в шелесте судьбы… Коля поплелся по улице. Продавцы наркотиков, сидевшие на корточках около деревянных домишек, приветливо махали руками при виде постоянного покупателя, но, заметив триколорную благость в лице Коли, устремляли глаза в синеву небес. «Малую родину», - вспоминают, казалось Коле. Перед его глазами умильными картинами проносились сортир брусничных тонов во дворе отчего дома, прорубь, где он зимой полоскал белье, впитывающее отражение северных звезд… Но тут Коля запнулся о ветку и ебнулся в канаву. 
Из нее он вылез просветленным, чисто как буддист, отряхнул снежный прах, собачье говно и двинулся в центр города. «Марумба-харе-мамбуру». «И не ****». Буркнув последнюю фразу, Коля заметил, что неведомо как оказался возле школы. На стене висел плакат: «Встреча с кандидатом…». Что было написано дальше, Коля не разобрал, так как гигантская белка с орехом послала его на ***, после чего полезла на невообразимой высоты елку. Коля бы еще долго наблюдал за проворной лесной красавицей, если бы не вспомнил про плакат. «Решил сказать нет наркотикам?, - радостно заявила тетка у входа, - заходи, влейся в социально ориентированное государство». Тетка достала и из кармана орех, отправила его в рот и блеснула золотым зубом. «Белка, ебись все в рот, как же она с елки то умудрилась так быстро спуститься?».  Коля бросился во двор смотреть дерево. Но его уже не было. Вместо нее стоял стол, а за ним стоял мужик, продавший кедровые орехи, чуть тронутые серебристой изморозью. «Шел бы ты парень на выборы, вынул бы шприц из жопы, узнал про кандидатов»,  - сказал дядька, - или может ты пидар. Коля разобиделся и начал отвечать:
- Я не пидар, один раз всего дал себя трахнуть в жопу за…
И тут он понял, что это уже было. И название этому явлению дежа вю. Вот жопа и шприца в ней нет. Точно. Дежа вю. Коля покорился неизбежности и пошел в школу.
В зале, наполовину полном или пустом, ну типа как в стакане,  Коля увидал массу знакомых по телевизору лиц. На сцене выступал кандидат.
- Свою задачу, я вижу в улучшении жизни горожан. Ни для кого не секрет, что необходимо поднять на новый качественный уровень медицинское обслуживание населения.
Начальник управления здравоохранения, сидящий в первом ряду, добродушно кивнул головой.
- Также следует обеспечить выплаты учителям из городского бюджета. Нужно, чтобы преподаватели получали достойную заработную плату. 
Начальник управления образования улыбнулась в ответ.
- Необходимо вести жесточайшую борьбу с преступностью.  А то, понимаешь, бандиты совсем распоясались, не дают спокойно пройти по улице честному человеку.
Начальник милиции ласково погладил фуражку.
-Наш город достоин того, чтобы в нем было жить комфортно. Адекватно. Я приложу к этому все силы.
Зал разразился аплодисментами.
Закончив речь, докладчик спустился в зал, сел неподалеку от Коли и шепнул сидевшему рядом мужчине:
- Ну как, Вася, заебись?
«Охуеть просто», - восторженно ответил его помощник Вася, судя по всему,  верный друг и соратник. А в голове у Коли поплыл пурпурный текст, типа субтитров:
- Давным-давно они вместе начинали в бизнесе, трудясь на ниве фарцы, продажи паленой водки и крышевания. Только Федор Федорович всегда был умнее. Именно  поэтому, он и отсидел всего полсрока, полученного за совращение малолетних.
«А с виду достойный дядька, – подумал Коля, - нет, надо завязывать колоться, а то авторитетных и уважаемых людей начал подозревать. Он встал и пошел на улицу. А докладчик, с татуировкой на руке, махал кому-то на сцене.
К счастью бабы с золотым зубом, ****ской белки, продавца орехов поблизости не было, и Коля благополучно выбрался из школьного двора. Коля никак не мог решить, ширнуться ему или нет. С одной стороны, глюки были еще те, но обычно когда начинался отходняк, а он уже начинался, крутило будьте нате. Он решил, что надо купить дозу и двинул на рынок. Вечером туда приезжали фуры и всегда были нужны грузчики. 
Коля бывал на рынке часто. Однажды даже целый день, начиная с хмурого утра с его запахами с металлургического завода до вечера, когда аромат пота глушит все вокруг. Он таскал коробки с макаронами, подсолнечным маслом, тушенкой, ящики с бананами, яблоками, мешки. Отдавал товар толстым и худым бабам за прилавками. И они продавали его людям, взвешивая на неправильно настроенных весах. И вечером, передав выручку хозяевам, они раздвигали в подсобках ноги, а эти хозяева трахали их во все щели. Эти женщины был слаще их баб, оставленных там, где-то далеко, на родине. Коля делал все, что велели. А эти люди, с голосами, в кепках, велели много. Он помнил, что тогда устал…
… Около двух часов Коля разгружал мешки. Гречишные вурдалки щекотали ему пятки, рисовые ведьмы подмигивали пустыми глазницами. А когда закончил, под ногами была рисово-гречишная крупа ноября. Он стоял в углу рынка и ждал расчета. Ноги промокали в тонких ботинках. Снег падал на волосы, таял и тек за воротник по давно немытому телу. Намокшая куртка была тяжелой и  холодила. Коля сунул руку в карман и нащупал мятую пачку сигарет. Дешевых и мерзких. В другой жизни он курил «Мальборо», а в этой что придется. Он щелкнул зажигалкой.  Это была одна из немногих вещей, оставшихся от той жизни. Ему давно предлагали продать ее. Говорили:
- Зачем тебе, дарагой, она? Прадай, сто рублей дам. Водки купиш.
Он молчал и отворачивался…
Мужики рядом базарили.
- Ну, как, отсосала она у тебя?
- *** там, не встал у меня.
- Ну, ебтать. Зря, блин, и поил то ее выходит.
- Да *** с ним. Два то фанфурика лосьона для ****и всегда куплю. И не ****…
- Васек, ну ты это… Щедрый… Типа… Ну , ****ь, как этот..
- Да кто этот-то, ебись все в рот?
- Ну, по телевизору еще показывают. Не… Голова, ****ец, после вчерашнего.
Мужики замолчали. Коля стоявший рядом, так и не узнал, кто же такой добрый  в телевизоре. А перманентный ****ец, был у него уже с полгода. Только не от водки, хотя и такой случался, а от жизни. Такой жизни, что и в дурном сне не приснилась бы ему раньше. Но стала явью привычной и беспредельной.
…Коля закурил… Дым был горький и сырой. Он ощутил во рту запах горящих в парках разноцветных листьев. Толстый мужик в кожаной куртке рассчитывался с грузчиками. Он неторопливо отсчитывал деньги, доставая их толстой пачки. Дима прикинул, что его очередь подойдет минут через десять. Неподалеку стояла девочка лет 10. Лицо грязное. В руках кукла с глазами  василькового цвета. В такой же грязной одежде, что и ее хозяйка. Коля посмотрел по сторонам, надеясь увидеть ее мать. Но женщин поблизости не было. Он подошел к ней.
- Ты кого ждешь, зачем здесь?
Девочка шмыгнула носом. Потекла зеленоватая сопля.
- Жду дяденьку. Он хороший. Кормит булкой  и сахаром.   
Дима вдруг сообразил, что никакой матери он не увидит. Она сама послала ее к дяденьке.  И, наверное, получала с него деньги. А он малолетку сопливую там, в подсобках.
«Эй, ты…», - услышал он голос кожаного и пошел к нему.
- Вот тебе…
В руке оказалось несколько купюр. Коля пересчитал.
- Тут не хватает…
- Билад, бэри сколько дают.
Коля знал, что кожаный время от времени недоплачивал грузчикам.  Просто так. Для смеха. Чтобы унижались. Просили добавить.
- Этого мало.
- Тэбе и этаго много. ****уй.
Перед глазами у Коли все поплыло. Лицо кожаного стало превращаться в кепчато-смуглую рожу монстра, которая ждала просьб, ждала с улыбкой чужого унижения.
Дима молчал.
- Гордый, да? Да. У таких гордых как ты маму ****и. Да, дарагой?
Грузчики, стоявшие рядом, молча. Отошли в сторону. Земляки кожаного наоборот подошли. Они любили наблюдать как тот издевается над грузчиками, для который рынок единственное место заработать. А куда еще без паспорта и прописки.
Коля сжал руку с деньгами. Он понимал, что если сейчас бросится, то все… Смерть. Забьют. Или лучше вцепиться это твари в горло, перегрызть и сдохнуть. Достойно сдохнуть. Нет. Эти суки… Дима отвернулся и пошел с рынка. Он слышал как те, кепчатые монстры смеялись:
- Нэ люди они, трахать таких надо. В жопу. Шприц вынуть и трахать. Маладец, брат
Он вышел с рынка. Мир вокруг был нереальным. Краски изменились. Небо стало из синего – багровым, листья под ногами черными. Он прислонился к дереву. Буквы на стенде странного готического письма плыли. 
«Я трахну всех и мне наплевать»,
«Пью вашу кровь и мне поебать»,
«За мое бабло иди подыхать»
«Сделай выбор, сходи проголосовать».
Коля брел по улицам. Черт улыбнулся ему из разбитого блюдца. Продавцы наркотиков, сидевшие на корточках около деревянных домишек, приветливо махали руками при виде постоянного покупателя… Перед колиными глазами милыми сердцу картинами проносились сортир брусничных тонов во дворе отчего дома, прорубь, где он зимой полоскал белье, впитывающее отражение северных звезд… Мятый бумажки перекочевали в карман невзрачного мужика… Пакетик жег руку. Шестиугольные снежинки кололи щеки иголками-призраками былого,  еще не раздавленного, не убитого. Белка с пушистым хвостом, еще та, из детства, бежавшая по тротуару, остановилась на секунду. Велосипед с трещоткой на колесе замедлил свое бег. А колино сердце колотилось как бешеное, пока тоже не остановилось в зелено-желтом трещоточном колесе.