Извращённый мир. Прливно-отливная система

                Глава 12 Приливно-отливная система.
               
                Сначала погоня

                1   

На самой окраине колхозных поселений, можно немного остановится, но только немного.
По одной стороне улицы дома были престарелые, белые и красные, белые это замазанные
штрукотуркой, именно замазанные, и видимо замазанные руками. Белые они были по причине
побелённости, побелённые они были известью и смотрелись всёшь-таки миленько.
Красные же дома, штрукатурица явно не хотели, красоваясь голыми красно-кирпичными боками.
И белые и красные имели кое-что объединяющее, а именно крыши и заборы. Крыши
ранее были крытые соломой, но после были перекрыты, серым, потрескавшимся шифером,
ну, потрескавшимся конечно не изначально. Заборы были сделаны из ёлок-палок, и в качестве
украшений имели, просушивающиеся глиняные крынки, для молока.
На другой стороне улицы даже и останавливаться то особо незачем. Дома там были выстроены
химиками, зеками то бишь, в конце семидесятых и останавливаться на этом убожестве
искренне не хочется, и не хотелось.
Но это всё так, для ознакомления с колхозной архитектурой.

На самой окраине колхозной архитектуры, бегущие от чрезмерно возбужденного трудового
населения двереборцы, вдруг обнаружили, что их стало как-то поменьше.
На первый взгляд, второго взгляда здесь и не требовалось, разве что первый должен был быть.
А так как первый взгляд был, то и обнаружилось что явно не хватало Кузьмича.
Трахторёнок остановился, а Давинченный сняв свой летный шлем, и пустив слезу произнёс.
- Прощай, прощай наш верный друг, наш друг в надежде и печали.
 Тебя мы провожаем путник, непутный путник, гномий сын. – Его нижняя губа поддёргивалась.
- Да что ты такое несёшь – Возмутилась Неллия. – Секс ещё никого не убивал! –
- Что я несу? Ты видела в каком возбужденном состоянии были трудовчане?!
- А ведь Кузьмич был такой аппетитный! Таакой! – Да Давинченный явно загнул, загнул бы.
- Послушайте…. Вы слышите? -  Предложила, спросила Газелия отличавшаяся либо острым
слухом, либо повышенной внимательностью. Все стали пыжить уши, и действительно услышали
отдалённые крики, в дальнем, от экспедиционеров конце улицы.
Спустя некоторое время всё стало ясно, по улице бежал Кузмич, прижимая к груди что-то белёсое.
За ним огромной толпой неслись маньяченные механизаторы и доярки.
- Быстро все в телегу! Буян трогай помаленьку, только медленно, как только Кузьмич взберётся
 в телегу, тогда уж копти по полной, во всю прыть.
- Пибиб – По дружески ответил Буян.
Спустя несколько минут стало ясно, что так яростно сжимал в руках дитя пещер.
Это была кура.
- Брось птицу! – Проорал СерДжо.
Колхозники почти настигли его, он задыхался, но упрямо подняв подбородок ввысь и
усиленно работая, ногами и плечевым поясом, куру не бросал
- Брось птицу! Я тебе говорю фраер мелкий! Брось и в кузов полезай! –
Кузьмич поравнялся со спасительным тележьим бортом, но всё никак не решался выпустить
птицу, дабы руками ухватится за спасительный край телеги. В глазах его стояли слёзы.
- Нь нет – Сквозь бег объяснялся гном. – Моя…. Моя.
Давинченный не растерявшись, свесился через борт и схватив Кузьмича за меховой ворот
и  стал поднимать его вместе с курой, на спасительную телегу.
Но не тут-то было, в правую гномью ногу вцепились сильные пальцы принадлежавшие училке
физкультуры Зинаиде Игнатьевне Кац, в свои семьдесят, она отлично бегала и дралась.
Кузьмич забил свободным левым окорочком, целясь в глаз нападавшей, но попадал по рукам.
Физручка всё-таки отстала, вместе с кедом, штанина гнома и правда была зашита снизу, и
как и предполагалось ранее, именно поэтому не выскакивала за кедные приделы.
Трахторёнок надавил на свою газульку, и выбросив черное облачко, помчался к новым горизонтам.
Дал гари, так сказать.



                2

Трахторёнок Буян летел по полевым просторам.
Поля, поля вокруг одни поля. Как поётся в одной известной песне.
- Кузьмич, что ты так её сжал, удушишь ведь! – Сделал замечание гному Давинченный.
- Моя кура, что хочу то и делаю! А вам и завидно, да! У вас такой роскоши,
небось, отродясь не было! Вот вам и завидно, поди! –
Брови Кузьмича улезли на лоб, а изо рта бесконтрольно летели слюни.
- Чудак человек, мне лично твоя кура, не сдалась, хотя подкрепится всё же-бы, не помешало.
 Хорошо хоть в колхозной столовке отобедали, а то теперь точно усё нутро выгорело. –
- Подкрепляйся чем хочешь! А куру мою не тронь. –
Молчащая до сей поры Неллия решила вступить в эту диаложную, сугубо куриную ситуацию. 
- А у Кузьмича -  Произнесла она резко, и несколько раз качнув головой, из стороны в сторону.
- А у Кузьмича, на счет этих кур прям комплексы, он только о них и думает, а во сне
 они у него так и пляшут, так и пляшут, манят его плохо общипанной наружностью, манят. –
- Конечно кура, это мечта всей моей жизни, вы только представьте, что может быть лучше..
 Вонзить зубы в горячую, солоноватую куру, и вот она, вот она родимая!! –
Кузьмич, держа куру обеими руками, поднял её вверх, как символ своей мечты,
мечты всей своей жизни.
- Вот теперь как привал будет, я её изжарю и исполню, свою голубую мечту. –
- Не надо меня изжарить!!! – На попугаичий манер, совершенно неожиданно сказала кура.
- Ой, она говорящая! Какая прелесть! – Нелли захлопала в ладоши.
Кузьмич ошалело выпучил глаза, ставшие похожими на незрелые персикоиды.
- Впервые такое вижу! Это нонсенс! – Удивлённый Леонид обхватил руками лицо,
вернее не руками, а ладоньевой их частью. Сначала он хотел воздеть их к небу но,
почувствовав некую неуместность сего жеста, вовремя придумал этот новый вариант.
- Вам показалось!!! Показалось так и знайте! – Вскричал гном, и ладонью, закрыл куре клюв.
- Ты что несёшь! – Возмутилась, Неллия, как и все остальные, кроме СерДжо и воздошарика,
последние просто были в кабине, и не принимали участие в курином форуме.
- Ты ей рот то открой, и она сама нам подтвердит, говорящая оно или нет! –
Гномий сын, немного поколебавшись, убрал руку. Кура молчала, вернее коковала,
посматривая на двереборцев поочерёдно, то правым, то левым глазом, как это принято у кур.
- Не говорит!!! Съем, съем, съем!!! – Радостно, как бы назло сказал гном, впрочем, не как бы.
- А ха ха ха ха! – Кузьмич напоминал маленького злодея, из фильма «Маленький злодей».
- Ты что! Не смей, она говорит, мы же все слышали! – Обстановка накалялась.
- Да вы мне просто завидуете! Вам-то палец в рот не клади, откусите!
 Стоит мне только расслабиться, как вы тут же моей прелестью завладеете!
 А ещё друзья называются, ради куры на всё готовы, да вы, и убить меня можете!
 Разве не так? – Кузьмич совсем уже стал терять здравый смысл, хотя о каком здравом смысле
 может идти речь, когда дело касается Кузьмича и предмете его вожделенных мечтаний, куре.
Увлечённые спором экспедиционеры по началу не заметили, как вдали показался грузовик,
набитый вооруженной колхозотьнёй, и Вазелином Игнатьевичем председателем, и актёром.
Давинчиный первым обнаружил погоню, и немедля не минуты поднял завалялый
кукурузный початок, и запустил им в Буянову кабину. Из неё высунулся СерДжо, оценив
ситуацию, кивнул головой и всунулся обратно. Буян поддал газу, выплюнув большой
кусок дыма, из выхлопной трубы, попытался уйти от погони.
Но всё-таки силы были неравны, и ЗИЛ130 с намулёванной акульей рожей, приближался.

       

                3

- Давайте все на пол – Крикнул Давинченный, и посмотрел в сторону приближающегося
грузовика. Было видно, как председательствующий Карлосонянс приложил ко рту жестяной
раструб-матюгальник, и проревел искаженным гласом.
- Мы вас не хотим! Нам нужна лишь Чернушка, верните племенную несушку героиню, верните
 колхозно-совхозное имущество, в лице трахтора Буяна, и валите себе мелким брасом! –
- Хрена тебе лысого, а не Чернушку, хошь с вазелином, хошь без! Чмошник! –
Кузьмич был настроен крайне решительно, хотя, что может сделать гномья решительность
против ружей, а вернее будет против пуль, нетерпеливо засевших в ружейных стволах.
Зазвучали выстрелы, а точнее звуки выстрелов, выстрелы были произведены.
Томившиеся в стволах пули, радостно взвизгнув полетели, радуясь как малолетние
преступники, обворовавшие пивной ларёк, и отметившие это дело, некоторые из них,
из пуль, даже попали в телегу. Положение складывалось, прямо скажем неважнецкое,
однако решительность порой, может пойти и против ружейных пуль.
- Давайте стреляйте! Стреляйте мондавохие защекоиды! – Гномий сын поднялся, и выставил
прямо перед собой Чернушку, прямо на линию огня.
- Ладно, твоя взяла, пока, но у Вазелина, голова хорошо смазана. – Гордо прокричал Председатель.
- Нисколько в этом не сомневаюсь, я о ваших оргиях понаслышен! – Нашелся Кузьмич.
Карлсон побагровев лицом, взревел.
- Давай дави, дави их Митрофан, не жалей гадов! –
В окне акульего грузовика, было видно, как Митрофан надвинул не глаза шоферёванную кепку,
как то по обезьянье улыбнулся и надавил на педаль газа.
- Держись крепче! - прокричал Давинченный.
- Бууфф – Акула поцеловала тележий зад. Развратный председатель зашелся в мерзком хохоте.
Буян завилял, но взяв себя в колёса, всё же справился с управлением.
Несколько раз «стотридцатый» таранил телегу, и раз за разом трахторёнок держал удар.
- Мужики кто прыгнет в телегу, таму пузырь, да чаво уж там, даже литру не пожалею! –
На кабину влез мужлан, тот самый Ясон. Ноги поставил в раскоряку, руки тоже служа равновесию
расположились, в стороны, напряженно-азартованно поигрывая пальцами, раскосые глаза
метились и моргали. Выбрав правильный момент, Ясон прыгнул, прыжок ему удался,
а вот приземление как-то не очень. При приземлении он сломал ногу, чему свидетельствовал неестественный угол,
изгиба ноги и трёхэтажная хата мата. Но мысль о целом литре самогона
так растревожила Яссонский разум, что он мало обращал внимания на чудовищную травму.
- Ша суки! Попишу! – Сказал он на великом могучем, и достал нож, не догадываясь
о возможностях некоторых ссук.
Газелия несколько не испугавшись ножа, нанесла свой коронный удар, так здорово отработанный,
в ходе боя с великим божиной Титином. Герой эпоса переломился пополам, сказав Ууу,
упал на колени, к тому же рефлекторно уколов себя, туда ножом.
Свою лепту в поражение Ясона, внесла и Неллия.
- Как ты мог изменять ей с русалками, кабелина! – Особа нанесла сокрушительный удар коленом.
Удар пришелся прямо между глаз кобеля, и тот как-то крякнув сломанным носом, вывалился за борт.
- Слышь Вазелин, мне ещё снашаться хочется, я прыгать не буду. – Промямлил конопатый детина.
Все мужуки загудели, и поочерёдно открестились от опасных для мужского здоровья прыжков.
- Дави!!! Дави их Митрофан!! Ненавижу!!! Терпеть как ненавижу!!! – Казалось Карлсон в любую
минуту может лопнуть, или того хуже взорваться, так он покраснел и раздулся лицевыми венами.
Митрофан опять мерзко улыбнувшись, на сей раз по Гамадрильйи, начал атаковать.
На огромной скорости они неслись и сталкивались, а дорога меж тем проходила по краю оврага.
Иногда, овраги, бывают очень большими, но этот таким не был.
Этот был просто невероятно огромным, глубоким и ненасытным.
Замечали ли вы когда либо, если едешь по краюшку асфальта, который выступает над землёй,
скажем на два, три сантиметра, то какая-то сила, обязательно будет тянуть вас соскочить,
с этого асфальтового краюшка. А что тогда говорить о бездонной пропасти мега оврага.
Одно неловкое движение руля могло всё решить.
И оно, это неловкое, не постеснялось сделать, это движение. 

               

                Перо и обезьяние уравнение.

                1

Белое в серых разводах перо, медленно вальсируя, опускалось, грозя полностью уничтожить вселенную.
Это было ему под силу, белому, в серых разводах, решительного в своём спокойствие.
Поначалу было просто перо, ни мыслей, ни света, ни темноты, вне времени.
Просто перо, белое, хотя не было света, в серых разводах, хотя не было тьмы.
Времени не было, но все, же появилось уравнение, странное, просто ужасающе безобразное.
С его появлением пришла боль.
Боль была больше чем боль, боль бала уравнением, уравнение было болью.
Всё это уравнение и боль, всё это было мною. Это было самоосознание.
Самоосознание именно в виде соотношения известных и неизвестных, символов, цифр, боли.
Потом, если это слово вообще применимо.
Потом я стал точкой.
Уравнение радостно погибло, став точкой. Выразив радость зелёным, да точка была зелёной.
Быть точкой, быть много приятней чем уравнением, несопоставимо приятнее.
Что-то лопнуло, и я стал существом.
Это было так неожиданно, точкой я был долго никак не меньше вечности, и вдруг существом.
Я видел руки, я опознал их как руки, руки были волосатые, обезьяньи.
Было как то странно, больно и нелепо, стать существом, после точки.
Лучше всего быть точкой, даже не пустотой. Быть пустотой, тоже не ахти.
Пустота, это всё равно ожидание, даже если ты пустота, это всё равно ожидание.
А точка, это просто точка, и некому, нет до неё дела.
О точке можно много рассказывать, или не рассказывать совсем ничего, это ни чего не поменяет.
Точка это просто точка.
Теперь были волосатые руки и вполне себе обычные ноги.
Ноги были немного окровавлены и посыпаны серым пеплом.
По сравнению с пером тело было..Нет перо было настолько огромным, что тела не было.
Если сравнивать меня и перо, я говорю меня, потому что я уже был, и я был телом.
Если сравнивать меня и перо, то меня не было, но я был, я был потому, как не сравнивал.
Немного попривыкнув и внимательно себя рассмотрев, я принялся рассматривать поверхность.
Это была именно поверхность, не ровная, вернее ровная, но не плоская.
Расходящаяся во все стороны, белая костяная поверхность.




                Собственно система.
            
                1


Надо же так убиться! Перо, точка, шимпаньзячийи руки! – Пронеслось в Сергеевой голове,
мыслью похожей на аквалангиста. Мысль была такой же булькающей, размытой и замедленной.
Глаза в таких случаях отрывать всегда не хочется, чувствуется, что всё сейчас как заболит,
и не хочется, ну не хочется и всё тут. Но деваться некуда.
Вокруг было как то темновато, и больно, болела спина, самый её низ.
Копчик был явно на боку. Сергей подумал о том, что не впервой, и не страшно, вот только
теперь не посидишь, только лежать и стоять придётся, и не как не меньше месяца.
При взгляде наверх, обнаруживалось небо.
К небу, практически вертикально на высоту двухсот, трёх сот метров, уходили стены,
какие-то земляные, из глины и чернозёма, они чередовались Наполеоновским тортом.
СерДжо на всякий случай отошел от стены, боясь обвала, селей и оползня. Больше всего
конечно селей, уж очень дурно они пахли. Хотя если бы случился, скажем, оползень,
то это бы не помогло, это его отошел.
Сергей был в каньоне, длинной, что-то около шестидесяти метров, но это каньон, Сергей
был обычных размеров. Он был совсем один, все куда-то запропали. Он напряг голову.
Да, была погоня, акулий ЗИЛ беспрестанно таранил трактор, потом всё было, как бы подёрнуто,
туманом, они зависли на краю пропасти, дамы визжали, труженики матерились, даже в падении.
А теперь никого нет рядом, это странно. Ах да, немного прояснилось в голове, упали в воду.
В сильный и мутный поток воды, от тонул, и всё, больше не чего не помнилось.
Только сейчас Серьгос обнаружил, что его одежда мокрая и грязная. Это надо же было,
так ударится головой, что очнувшись, долгое время не понимать, что ты грязный и мокрый.
К тому же на зубах явно был песок, он противно поскрипывал, это было плохим знаком.
Он побоялся ощупывать голову, неожиданно вспомнив одну историю.
История произошла во время его службы, на границе.
Был бой с ашнаками, месными нарко-муджахеддинами, застигнутыми врасплох, в камыше.
Погранцов было втрое меньше, но они были на высоте, так как были российскими и хорошо
Знали своё дело, да и засаду они организовали, а не угодили в неё.
В завязавшейся перестрелке, убили троих мракобесов, остальные осыпая проклятьями
северных братьев, ушли в свой тёмный Авган, твердо вознамерившись страшно отомстить.
Всё было хорошо, только Санька Косой попросил посмотреть, что у него с головой, самому
ему было, естественно трудно увидеть собственную голову.
А с головой действительно, что-то было, вернее не было.
Не было порядочного её, головы куска, и смотрелось это крайне не красиво. В левой,
затылочной части головы, не хватало некоторой её части, размером со среднюю картоху.
Санька вёл себя вполне нормально, был в сознании и связно говорил, только между словами
часто вставлял слово «бишь».
Он не умер, и, кажется даже не то, что не поглупел, поумнел. Потом часто писал ребятам письма,
Очень хороший был это Санька парень, очень хороший.



                2

С головой у Сергея всё было в порядке, просто она медленно соображала.
Последнее сообщение от ударенной и всё ещё медленной головы, было воспоминание о воде,
да, вода была точно, о чём свидетельствовали лужи и тоненький ручеёк, журчащий посередине
оврага. Мало по малу, голова пришла в себя и заработала, ровно и не громко гудя.
Избранец решил пойти вниз по течению ручья, не только решил, но и пошел, ватными ногами,
под ногами, что-то хлюпало. Это была серо-зелёная грязь и белявые лягухи-зуботюшники.
Лягухи правда не хлюпали, а как-то хлякали, говоря не ква, а хля, хлякали.
- Пошла прочь!! Жаба. – СерДжо пнул, особо жирную тварь, раскрывшую зубастую пастёнку,
явно пытаясь угрожать укушением, а может даже, и намеривающуюся исполнить свою угрозу.
За что собственно и получила, всё в этом мире имеет противодействие, да и не только в этом.
В воздухе чем-то пахло, а именно воняло. Разве можно назвать вонь, запахом? Можно.
Только от этого вонь, запахом так и не станет, поэтому честно и откровенно.
В воздухе чем-то воняло.
 Ущелированный овраг поворачивал налево, и по мере приближения к поворотному углу,
эта вонь лишь только усиливалась. Сергей хмурил носик, и морщил лобик, завернув за угол,
он увидел, увиденное заставило схватить боевой топор, заставить то оно заставило,
но схватить его, не было, ни какой, пусть даже малюсенькой возможности, не было топора.
 За поворотным углом, сидела большая чудовища, и лениво пережевывала колхозника.
Кажется, это был Митрофан, из беззубой пасти грустно свешивалась, голова и левая рука
водителя акульего грузовика. Сергос бросился на помощь бедолаге, намериваясь
голыми руками скрутить глаза, которые смотрели крайне флегматично, покачиваясь на
длинных усиках-антенах. Глаза принадлежали, огромной, двухэтажной улитке.
Улитка была селёдочного цвета, это панцирь, а телеса имелись скорее голубые, нежели
желтые, хотя между ними разница то не велика. Флегматичные глаза смотрели аляповатым,
малиновым, давно уже не модным цветом.
Серёга, настроенный очень решительно уже подбегал к чудовище, но улитка выплюнула
шофёрские остатки, из остатков остались, остатки туловища, головы и та самая рука,
торчащая, в недавнем времени из беззубой пасти.
- Привет! – Неожиданно сказала чудовища.
СерДжос от неожиданности запутался в ногах, и свалился в подсохшую в этом месте,
но от этого, от подсохлости, не менее грязь.
- Вам помочь? Извините. – Любезно поинтересовалась чудовища, кажется, это была очень
культуристая и возможно даже состоявшая в союзе кинематографистов улитка.
- Маме своей помоги! – Так же любезно и вежливо, со своей стороны произнёс Сергей.
Вскочил на ноги, и прыгнул, нападая на противника, всё же думая вырвать монстре глаз.
Но чудовища спрятала свои глазья, втянув их в голубоцветные телеса.
Избранец же, вновь оказался в грязи, лихо отпружинив от упругого улиткиного телоса.
- Откуда такое неуважение, я вроде бы нечего дурного не вам не вашему роду не сделала, или
вы потомок рода Гугемунов, мне кажется, вы на них совсем не похож, вон у вас и усиков нет. –
Спросила улитка, вновь выпустив на волю вышедшие из моды, аляповатые глаза.
В этих глазах больше не было угрозы, а может её, и некогда не было, просто Сергею показалось.
Ну, конечно же, показалось, подумал Серый, анна ж падла колхозника отведала, и было хотел
снова наброситься на монстру, но пересилил себя и произнёс сквозь зубы.
- Ты же колхозника со свету сжила, вернее сжевала! Падла! –
- А, это, так он уже мёртвый был, потоп горемыка, а ты что не видишь по мне? –
- А что собственно я должен по тебе видеть? – Сергей теперь имел менее воинственный глаз.
- Как что, а панцирь, панцирь то селёдошный, ан не приметил, экий ты чудак! –
- Сама ты чудак, ну и что с того, что селёдошный? –
- Вот ежели бы был, скажем розово-глумурнай тогда бы, это была хищная Улютуция, тогда бы
 и кидался, а я Улютуция-Эдуарда, мирная особь, а мужик этот лежал и вонял, я его прибирала.
- Может мужик и вонял, только ты уважаемая воняешь куда больше, я прям уже задыхаюсь.
 Скажи, а больше, больше трупов не было? – Спросил Сергей, и испугался своего вопроса.
- Были! – Ответила Улютуция.


      
                3

Сергей очень опасался, что пострадал, а точнее погиб, кто-то из его друзей.
Улитка не спешила, развеивать его опасения, пристально посмотрев, прищуренным глазом,
она сообщила что, ею был утилизирован ещё один труп, некого мужикоида.
То что это была не женщина, всё же облегчило душевные страдания избранного.
- А на мужике случаем, жабо не было? –
- Был! –
- Как это, был? – Сергей опять сильно встревожился, в животе, или в спине похолодело.
- Ну как, был, так и был, весь в белявых жабо! -
- Фу ты, а одет, одет то он в чём был? –
- Да обычно, в фуфайке, колхозник, они часто по пьяни к нам в овраг валятся, знамо дело. -
СерДжо ещё раз выдохнул, а Улютуция, меж тем продолжила.
- А у нас ведь тут приливно-отливная система, белый шар как вспучится, так воду к себе
 так и тянет, а как лучом в небо опорожнится, так она взад вертается, наверное скоро уже. -
- Скоро что? Прилив? – Сергей, наверное, выглядел уж очень озадаченным, от чего улитка,
рассмеялась, каким-то механическим смехом, Сергей тоже хихикнул, из солидарности.
- Скоро будет облегчаться, лучом! – Еле-еле, сквозь смех, ответила Лютиция, и рассмеялась
ещё больше, слёзы покатились с её больших глаз, и резко как кукушка, замолкла.
- Кажется, начинается! – Сказала она, с уже с совершенно, серьёзным видом.
Пошла некая вибрация, она чувствовалась, даже не ногами, и даже не всем телом,
она чувствовалась сердцепяточным ощущением, возникшем не то в сердце, не то в пятке.
Спустя некоторое время, проведённое в вибрации, раздался мощный, всесотрясающий
звук, звук облегчения, посмотрев на выражение Серёшкиного лица, улитка снова рассмеялась.
- Ну вот – Сказала, она, немного отсмеявшись. – Вот, где-то через час, жди прилива.
 А лучше не жди, а полезай внутрь. – Она лукаво улыбалась.
- Час от часу, не легче, мне бы и облегчающегося, белого шара, вполне себе достаточно,
 а теперь ещё Нутрь, какой-то, может не надо? – Сергей явно не хотел лезть в какой-то нутрь.
- Нет Нутрь, он и в Гафрике Нутрь, очень подлый, и коварный тип, слава богу, с ним тебе
 дело иметь не придётся. Ты ко мне внутрь полезай!
 Яж, мил человек биомеханоид, на раковине у меня, дверца присутствует, ты код набери,
 и полезай, полезай родимый, набери код, четыре единицы, и полезай. –
- Мне друзей искать надобно, как бы ни сгинули они в системе вашей, приливно-отливной. –
- А ты ищи, ищи мил человек, а я чёто умаялась, посплю покамест.
 Там в кабине, есть ручное управление, типа как в танке, ты танком управлять могёшь? –
Сергей попытался напрячь мозг, но как не пытался, всё выходило к одному,
танком он управлять не умел.
- Могу – Сказал избранный.
- Ну, тогда полезай, там рычаг нажмёшь, с натписью «ручное», и газуй. –
Сказала Улютуция, втянула глаза, и тихонько захрапела..



                4


 Пока Сергей разбирался с улиточным управлением и оттачивал навыки вождения, четверо двереборцев,
а именно Неллия, Давинченный, Газелия и Кузьмич уныло брели вверх по оврагу, как раз на встречу Сергонавту.
Их спасло то, что они в момент падения, сидели в телеге, а всем давно и непоколебимо точно известно,
то, что телега, отнюдь не самое плохое плавательное
средство, а быть может и самое что ни на есть лучшее. После падения она не перевернулась,
и если бы не тракторёнок, тянувший её на дно, она ничем бы не уступила спасательному плоту.
 Тракторёнок видимо почувствовал, что вместе с собой, утянет на тот свет не в чём неповинную
телегу, и её обитателей, волевым решением отцепился и камнем пошел на дно, увлекая за
Собой СерДжо и воздошарика, геройски потонул, фыркнув на прощанье выхлопной трубой.
- Да живой он, живой, что с ним станется, он тот ещё карась, выплывет, выплыл, дамы,
 не надо, не надо так  переживать. – Давинченный пытался успокоить милых барышень,
но барышни как то не очень хотели успокаиваться.
- Да уж, выплыл! – Затянула Нелли. – Воздошарик то небось всплыл, а Серёжа? Он кажется
 без сознания был, я видела, когда Буян тонул, он без движений был, даже не барахтался! –
- А на кой ему барахтаться? – Давинченный посмотрел уверенным, гениальным взглядом.
- На кой? Он же избранный! –
- А ты Морфиус, да? – Вставила Газелия.
- Не ровняй бомжа с художником, знавал я этого Морфиуса, он на помойке главный по
 баночкам, он и дружок его Пифия, вечно белужные бегают и орут, дескать, Зеон в опасности,
 а ты то, откуда Морфиуса знаешь? –
- Оттуда! Да и не бомж он, а супер герой, а Пифия баба, причём сначала была белая,
 а потом чёрной стала, пластику сделала, она провидца! –
- Не ну мы про разных, людей говорим, наш Морфиус негр, и лицо такое в оспинах, а Пифия,
 а Пифия у нас, разве что и пол заодно поменял, так что мы о разных людях балакаем.
 Да наш Морфиус к тому же, походу и наркоман, вечно всем таблетки разноцветные суёт,
 где он их только берёт, ума не приложу, хотя на помойке чего только нет. –
- Хватит уже нести пургу! – Возмутился Кузьмич, ты ведь умный, или я ошибаюсь, а Леонид? –
Гном скорчил рожицу, копируя манеру Давинченного, в окончании слов кривить губу.
Гений не заметив издёвки заявил, что так и есть, и что он самый умный и красивый.
- Тогда лучше про луч расскажи и про звуки таинственные, я, когда их услышал, сам чуть
 в штаны не наложил, ей богу, чуть не наложил. – Гномий сын быстро семенил ножками.
- Да яж вам говорил, шар, шар это пучится,  я читал в альманахе «Наука и смерть», статейку
 о шаре этом, это говорят, планетяне построили, я и не чаял, рядом с ним оказаться, как
 Сергея найдём, так и обследуем шар таинственный. –
- И воздошарика. – Добавила Нелли.
- И воздошарика. – Согласился Давинченный.
- А я планетян, не уважаю, мерзкие и склибкие, противные, тьфу, нихачу я туда! –
Кузьмич сплюнул под ноги, и попал прямо в белёсую тварь. Жаба что-то пискнула и унырнула.
- Не надо так, Кузьмич акстись. -  Сказал Леонид и католически перекрестился.
Но акстится было слишком поздно, над их головами висел, серебристый тарелкоид.
Он был метров двадцать в диаметре и щупал двереборцев гадким, фиолетовым лучом.
- Да пошли вы на х.. – Кузьмич не договорил своё пожелание, в адрес летучей тарелки,
он был поднят лучом, и потянут в тарелкином направлении, как и все экспедиционеры.