Самый последний день воздушного шара. Истории из ж

«Самый последний день воздушного шара». История конца жизни майора Савранского.


«Только две вещи бесконечны - Вселенная и человеческая глупость,
хотя насчёт Вселенной я не уверен».
А.Эйнштейн.


Я подошел к подножью памятника и, задрав голову, глянул  вверх вдоль гранитного пьедестала. Над моей головой навис, здоровенный чугунный ботинок, растопыренные в боевом кличе ноздри и рука с сжатой в кулаке  кепкой. Белые пушистые облака, вырываясь из-за чугунной головы вождя, будто светлые бредовые мысли о мировой гегемонии  клубясь, летят в сторону кепки зажатой в вытянутой  руке. Феерично! Чёрт  возьми.
Мне всегда нравился этот  памятник, все  над  ним  смеялись, а  мне  он  нравился. А смеялись над ним потому что, во-первых, старик Крупский вытянутой рукой указывал на известный в городе  гастроном с винным отделом,  торгующим  спиртным аж до одиннадцати часов вечер! А во-вторых, что пальто у «вечно живого Ильича, имеет застёжку на  «бабью», то есть, левую сторону. Будто бы сидел старик, бухал. Глянул на часы и обомлел - ****ь! Без пятнадцати одиннадцать! Схватил первое попавшееся пальто, оказалось жонкино и в лавку. По дороги тормознул «тачку», ей оказался загулявший военный бронивичок, взгромоздился старикан на  башню, а  дальше  закружило, завертело! Короче, где-то в суматохи  походя ещё и  «Зимний» взяли. Это в крови русского человека (пусть даже и с мордовскими корнями) – куролесить. Хорошо  если  милиция  вовремя  остановит, а  если  нет! Проснуться  поутру, глядь, а исправить уже ничего нельзя! Кто  расстрелян, кто в ссылке.  Если через эту призму на отечественную историю глянуть, многое из  необъяснимого  на  свои  места  встанет.
- Вам плохо! - Прерывая мои мысли,  раздался рядом старческий  голос.
- Нет. Ничего. В целом моё состояние позволяет с оптимизмом  смотреть в  будущее. - Отлепляясь  от  памятника,  говорю  я.
- Тогда, может водочки! Праздник-то, какой! Годовщина октябрьской  революции! - Мелко крестясь, произнёс старик с красным бантом на груди, проявивший трогательную  заботу о моём  здоровье. 
- Водочки?! Да  за святой  праздник! Это  мы  завсегда. – Кивнул я.
«Что я  тут  делаю и  зачем я  здесь?» - вздыхаю  я про себя, принимая из  рук  старика  полстакана  водки. «В чью больную голову пришла мысль, что  это скопище стариков может угрожать  устоям  государства? Иначе,  зачем  на две сотни престарелых апологетов коммунизма на площадь согнали в три раза  больше милиционеров»? Чего их бояться? Что они  могут? С каждым  годом  их становиться  всё меньше и меньше, как в тайге тигров, и хотя идеологически  они всё  ещё несгибаемы  и тверды, но в силу физиологии размножаться они могут  только с  помощью  ксерокса.
- Ну! За “Материализм и эмпириокритицизм” - Произношу я,  опрокидывая  содержимое стакана себе  в  кишки.
Тост старику  понравился  и  на закусь он  протянул мне  бутерброд с кусочком  плавленого  сырка  и лежащей  поверх  него  золотистой шпротиной.
Хорошая  была  водка  у  старика, и  бутерброд  был  тоже  хороший, но я  всё  равно  поперхнулся, потому что как  только  я  вылил  водку  в  рот, замполит  за  моей  спиной  прошипел: 
- Савранский! Пьёшь на службе да ещё с идеологическим  противником!
- На службе пью. - Утвердительно кивнул я. - Потому что служу в милиции, а милиция  у  нас как известно -  народная, значит, я должен  быть с этим народом и в радости и в горести, и делить с ним, и водку и сало. А идеологических противников  у  меня  нет,  потому что  служу я  закону, а  он у нас, как  принято считать, вне  политики. 
Утирая  выступившие  слезы,  произнёс я.
Замполит, не найдя нужных слов, зло сплюнул мне под ноги и многообещающи прошипел:
- После поговорим.
- Политическая  проститутка! Не зрел и идеологически слеп как пенис недобитого белогвардейца. - Поражая меня образностью мышления, плюнул, в спину уходящему замполиту, старик. – С такими аспидами Иерихонскими мы светлого будущего не построим.
- Не. Не построим. – Вынужден согласиться я.
- Ну что? Ещё  по  соточки за «Народ и партия  едины»? – Оживился старик.
Мы вмазали ещё по сотке и служба пошла веселей. Старики, с  трибуны у ног вождя мирового люмпен-пролетариата, весело клеймили  власть. Кто мог, вспоминал всё хорошее, чего их лишила «демократия», и свои воспоминания в качестве иллюстраций присовокуплял к своему спичу на праздничной тризне  у подножья моего любимого памятника. За одним, следуя завету своего духовного собрата Эрнесто Че Гевары : «Будь реалистом - требуй невозможного»! Потребовали вернуть им  награбленное. Затем дважды, причём один раз «на бис», хором прошепелявили «Красную гвоздику» и «В коммунистической бригаде, с нами Ленин впереди». На этом митинг и пародия на демонстрацию прокоммунистических слоёв общества был закончены, и старики разогрев в себе тлеющие угли химеры коммунизма, нежно  поддерживая друг дружку, поплелись по домам шамкать  беззубыми  ртами селёдку «под шубой» и салат «оливье».   
Вообще-то в  искренности стариков я  ни  сколько не сомневаюсь, скорее уж, наше присутствие здесь с численным преимуществом 3:1 гарантировано обеспечивающее  победу  при  штыковой  атаке, больше  похоже  на пародию. А ведь, как известно, пародия это духовное нищебродство.  Неужели тот, кто нагнал  нас  сегодня сюда, не  понимает, что такое количество милиции на  митинги  стариков  только  компрометирует  власть, создавая иллюзию того, что власть реально биться этих «последних из могикан». 
Однако заподозрив начальство в  полной  безмозглости, надо честно  признать, что я ошибся. Капля здравого смысла  возобладала под шальными, шитыми золотом генеральскими  фуражкам. Дабы окончательно не превращать «серьёзное мероприятие» в буффонаду или даже фарс, трезвомыслящим руководством, было принято решение построение личного состава, по окончанию демонстрации солидарности бывших трудящихся, не проводить. Чему я, да и не только я, а ещё десятка  два или три, застигнутых рыщущим по кустам замполитом за распитием спиртных напитков боевых офицеров и не менее боевых сержантов и прапорщиков, оказались несказанно рады. А как  не радоваться, ведь это «мудрое решение», дало нам возможность безнаказанно улизнуть  из цепких когтей замполита. А на завтра, мы  как  один, в  едином, так сказать, порыве - будем дружно всё отрицать! И что интересно - будем правы! Поскольку акт нашего грехопадения не обличён  в форму рапорта, очевидцами не подписан и врачом наркологом не заверен, получается, что официально-то мы не обкакались, а, следовательно, и «замполитова» индульгенция нам ни к чему. Короче, как гласит народная мудрость? Сопливых вовремя  целуют!
Вот такая она жизнь! Жизнь, научившая нас соображать быстро, что позволяет нам избегать не только не нужных неприятностей, но и лелеять  в себе  ощущение, что на лестницы эволюции мы стоим на одну ступеньку выше, наших непосредственных начальников. Я бы даже сказал, прямо над их  увенчанными  милицейскими  фуражками головами. Это ощущение грет душу и помогает нам пережить тот факт, что в повседневной  жизни (то есть на служебной лестницы) всё происходит с точностью до наоборот.


 
По  дороги  домой  я  забегаю в  магазин, покупаю жареного  цыпленка себе  и кошачьего корма своей  кошке. Не  хочу, чтобы остаток  дня она  портила мне настроение, лёжа напротив  меня на ковре зажав между  передними  лапами заскорузлый, высохший беляш и глядя мне в глаза с мордой вселенского страдальца с хрустом вгрызаясь в  это некое  подобие  еды.  Вот  тоже  вопрос – где  она сука  его  взяла? Не  помню,  чтобы я  его  терял! Кстати этот беляш  в  моём доме ведёт  очень  странный образ  жизни, он  появляется  ниоткуда  когда в  доме  кончается  вся  другая  еда и исчезает в никуда когда я покупаю  этой  стерве кошачий  корм.  А покудова, кошка будет лопать свои «деликатесы», я  немного  приберусь  в своей  берлоги. Во-первых, потому что  праздник, а во-вторых, потому что, право на личную жизнь, как и право на счастье, имеет каждый, даже не женатый  мужик. Осталось  решить - с кем, но в  этом  вопросе  я  решил положиться  на судьбу. И судьба меня не  обманула, прибраться  я  не успел, а возле  подъезда  меня  ждал  Толстый.
- Что  тебя  ко  мне  привело? – Опасливо  поинтересовался  я.
- Вечером  мы  идём в  клуб! – Безапелляционно заявил  он. – Нельзя отставать  от  жизни. А пока…
И Толстый  потряс пакетом, внутренности которого весело забрякали бутылки, количество спиртного в  нём было таковым, что если мы это всё выпьем, то  вытрезвитель можно вызывать на дом и незачем для  этого тащиться к «чёрту на  рога».  Короче, выпить я  согласился, а ехать в  клуб категорически  отказался.
- Почему? – Недоумевал Толстый. – Говорят  это  сейчас  в  моде.
- Толстый,  в клубе мы с тобой  будем выглядеть как  два  больных на всю башку мамонта, с наколотыми на бивни бутербродами, сидящих в  детской  песочницы. А представить тебя в костюме от  «Версачи» в  галстуке  как минимум за  двести  долларов и твоих пол лаковых штиблетах дёргающимся как больная обезьяна на танцболе, извини, не может даже моё больное  воображение.
- Ну, а  девочек  снять? – Предпринял последнюю  попытку  Толстый.
- А у тебя, что деньги на сотке кончились? Так позвони с моего  домашнего телефона и за те же деньги  тебе приволокут их штук сто, причём с  доставкой на дом и альтернативой выбора, соответствующей твоему  извращенному  вкусу. – Пожал я  плечами.
- Я  вообще-то  подраться  хотел. – Вздохнув, честно признался  Толстый. – А то  знаешь, как-то перестал я чувствовать движение жизни.
- Толстый! Может мне тебе в лоб чем-нибудь тяжёлым уе**ть, чтоб  мозги на место встали? Ну, кто в приличном клубе при твоих ста пятидесяти  килограммах станет с тобой драться? Максимум на что ты можешь расчитывать, это сыкливые секьюрити  вызовут для тебя милицию,  и  ребята из ППС от души отделают тебя резиновыми дубинами. Для того чтобы воплотить в жизнь твою  «голубую» мечту…
- «Розовую». – Перебивает  меня  Толстый. – «Розовую» мечту. Не  люблю голубой  цвет, он придаёт какой-то гламурный оттенок моим суровым грёзам. 
- Ну, хорошо. – Киваю я. - Для  того  чтобы воплотить в  жизнь твою «розовую» мечту, для этого нам надо поехать куда-нибудь в третьеразрядную забегаловку  в  районе  вокзала. Одну  из  тех, где  рядом с  плакатом «Пожрал! Убери за собой», висит  плакат  «Вежливость – Залог  здоровья! Лишнее  слово, лишняя травма». Так вот там, в загаженном туалете, естественно  рассчитанным на одну персону, в тот момент когда ты будешь тереться у грязного писсуара,  всегда  найдётся  человек,  который  обратиться к тебе с  предложением – «Подвинься! Козел»! И тут….
- И тут я расправлю крылья и почувствую биение пульса жизни! – Платонически  потирая  руки,  говорит  Толстый.
- Точно!
- Поехали! 
- А выпить для  начала, что бы  я  смог без ущерба  для  психики, пережить весь  этот  ужас?!
- Тогда чего  мы  ждём?! Пошли к  тебе!

Моя  кошка не  любит Толстого. Сказать  она, конечно,  ему  об  этом  не  может, но когда Толстый бывает у меня  в гостях, свои ботинки он предусмотрительно ставит на полку для шапок и шляп расположенную над  вешалкой. Ну, не любит  она  его, и всё  тут!
И вот  когда мы с  Толстым  уже ополовинили принесённый  им  пакет и  Толстый был готов отправиться за приключениями, а я, симулируя глубокую степень алкогольного опьянения, был готов демонстративно впасть в бездонный и беспробудный сон алкоголика, разрушая наши планы, у меня в  квартире  появился   Толян.
- Та-а-а-ак! - Оглядев нас с ног до головы, тоном, обещающим большие  неприятности, произнёс  он.
- А мы чё! Мы  ни чё! Праздник ведь, седьмое ноября! – Оправдываясь,  залепетал Толстый:
 День седьмого ноября!
Красный  день  календаря!
Мы  на  улицу  пойдём!
Всем  еб**ники  набьём!
- Ни на какую  улицу вы  не  пойдёте!
- Ну, Толян! Праздник  ведь! – Заканючил  Толстый.
- В театр пойдёте!
- Куда?! – В  один  голос спросили  мы  с  Толстым!
- В театр! Оперу  слушать!
Больше  до  театра мы с Толстым  не  проронили  не  слова. Немая  сцена. Культурный  шок. 
 

Сказать, что мы  с Толстым были  не  готовы  к  походу в театр, значит,  ничего не сказать. И хотя Толян  младше нас с Толстым примерно на полгода, он всегда был авторитетней нас и относился к нам как старший брат, а  значит, и спорить с ним было бесполезно. Сказал в театр, значит в  театр.
На самом  деле я уверен, что мало кто по  настоящему любит театр, тем  более оперу. Это своего рода заговор. Типа хочешь считаться культурным человеком - должен  любить  опер и  баста! 
Бродя по роскошным интерьерам фае оперного театра мы с Толстым в  полголоса, вели интеллигентные разговоры, что жратвы в буфете «ноль», а третьесортный коньяк, местные «воротилы буфетного бизнеса», толкают втридорога. С ума можно сойти от этого беспредела. Я предположил, что  местная Мельпомена  выживает исключительно от доходов приносимых буфетом. Толстый со мной согласился и сказал, что искусство всё еще в очень  большом долгу перед народом. Рассуждая так, Толстый забавно помахивал театральным биноклем на длинной лорнетной  ручки. Вообще с этим биноклем он мало походил на театрала, по мне так, он больше смахивал на медведя с микроскопом. Но я, ему об этом говорить не стал. Ну, чтобы  не расстраивать интеллигентного человека.
- Добрый вечер. – Проходя  мимо  нас, поздоровалась  с  нами  пожилая супружеская  чета.
- Здрасте. – Кивает  Толстый, и  обращаясь  ко  мне спрашивает. – Ты  их  знаешь?
- Нет.
- А чего они  с нами  здороваются?   
- Статус  твой  поднимают. Типа ты  известный  в определенных кругах  театрал.
- Она  как!
В общем, идея Толстому понравилась, и он начал таскать меня по  театру здороваясь со всеми налево и направо. Видимо ему казалось, что роль  интеллигентного человека ему к лицу. Это продолжалось до тех пор, пока пассажиры на борту этого корабля  культуры, не начали от нас шарахаться, а билетеры и старушки, продающие программки коситься в нашу сторону и, глядя нам в спину пальцам поправлять жидкие седые волосенки на своих висках. Но нам-то с Толстым это было до лампочки, мы ведь культурно заряженные, мы такое от старушек снести  можем.
С  третьим  звонком Толян с  трудом  выловил нас в фае и  загнал в  ложу. Я плюхнулся на мягкое кресло и как только занавес отодвигается, открывая комнату в таверне «Ордена подвязки» где Фальстаф бухает в компании Пистоля, Бардольфа и трактирщика, я влажно растекаюсь в кресле и не громко в такт музыке начинаю урчать животом. Тем временем Толстый облокотился о мягкий подлокотник ложи, настроил свой оптический лорнет на сцену, воткнув  глаза  в  окуляры и…  …и уснул. Толян глянул на нас, и как мне показалось, без гордости в голосе  констатировал:
- Уроды!
В чём-то он прав, но честное слово, сегодня мы с Толстым  вполне  могли  бы обойтись и без "Фальстафа ". 
Всё первое отделение Толян периодически тряс Толстого как грушу, но тот всё равно нагло храпел, да так это у него сладко получалось, что любопытные музыканты выглядывали из своей оркестровой ямы стараясь разглядеть разгильдяя который своим богатырским всхлипыванием заглушает звук их туб, тромбонов и турецких барабанов. В общем, как-то ни так, пошло наше с Толстым  общение с высоким искусством, поэтому в антракте Толян нас из ложи не выпустил. Ни  то чтобы он нам сильно не доверял, в том смысле, что мы  легко преодолев в себе  предубеждение сразу ломанёмся в буфет за «дешевым» но дорогостоящем коньяком. Наверняка он опасался, что восторженные поклонники оперного искусства, сбившись в  стаю, банально воздадут  нам как следует, по заслугам. А как только начался второй акт, Толян воспользовавшись услугами такси, и переместил нас из бьющего ключом очага культуры на соответствующий нашему развитию культурный  уровень, то есть в баню. Где я  сразу  же уселся за изучение меню, а  Толстый  обрёл  себя в нырянии и пускании пузырей,  как  тюлень, плескаясь в  кафельной  луже с  хлоркой.
Толян  глянул на нас и с грустью вздохнув, озвучил неутешительный вывод к которому он пришел ещё в театре:
- Уроды!
И снова мы не стали с ним спорить. А чего спорить, «капитан - Очевидность», как всегда  прав. 
- Слушай  Толян, а  почему  ты  нас потащил  именно на  Фальстафа. – Откладывая в сторону меню спрашиваю я.
- Честно?
- Конечно. – Киваю я.
- Мне  показалось,  он чем-то похож  на тебя.
- Вот  как! Фальстаф - толстый, добродушный, трусливый пьяница, проводящий общество в компании гуляк Бардольфа, Нима, Пистоля и, конечно же, разного  рода девиц. Фальстаф - рыцарь. Он любит, похвастается своими мнимыми воинскими подвигами. Однако война и рыцарская честь ему чужды, так как от них нет ни какой материальной пользы. Не  знаю, помнишь ли ты знаменитый монолог-«катехизис»: «Может ли честь излечить ногу?» - Хохочу я. – Что  сказать, прям  портрет с  меня.
- Ну, я  не это  хотел сказать… - Тушуется Толян.
- Ладно,  не  журись. – Успокаиваю я друга. – Я понял  о чём  ты  говоришь – Фальстаф персонаж несомненно отрицательный, со сложным характером. Материалист, эгоист, человек без идеалов: честь для него ничто, наблюдательный и проницательный скептик. Он отрицает почести, власть и богатство: деньги нужны ему лишь как средство получить еду, вино и женщин. Однако сущность комизма, зерно образа Фальстафа не только его остроумие, но и весёлый смех над самим собой и окружающим миром. Его сила в знании человеческой природы, ему противно всё, что связывает человека, он - олицетворение свободы духа и беспринципности. Человек уходящей эпохи, он не нужен там, где государство могущественно. Вот  так, в  разное  время,  его  характеризовали Браун и Бёрджес .  К тому  же, как  мне  кажется сэр Джон Фальстаф один  из любимейших персонажей Шекспира. Если  мне  не  изменяет память во всех произведениях Шекспира объём  его текста  составляет  что-то  около  тысячи  двухсот  строк, больше  только  у Гамлета .
- То же  мне  любимый персонаж.
- Любимый- любимый. – Киваю я. - Знаешь, как Шекспир описал смерть Фальстафа?
- Как?
- В пьесе «Генрих V», где самого Фальстафа уже нет, из реплик других персонажей мы узнаёт о смерти Фальстафа. Умер  он  замечательно, как  и  положено такому раздолбаю как он, умер он у своих приятельниц. Однако описание его смерти очень  интересно, оно до крайности  напоминает описание смерти Сократа. Вот как сам Платон описывает смерть Сократа. – Я, прикрываю  глаза и вспоминаю давно прочитанный мною текст. – «Сократ сперва ходил, потом сказал, что ноги тяжелеют, и лег на спину. Так велел тот человек. Когда Сократ лег, он ощупал ему ступни и голени и немного погодя — еще раз. Потом сильно стиснул ему ступню, спросил, чувствует ли он, Сократ отвечал ….» 
- Да  хватит  тебе  о смерти. – Одёргивает  меня  Толян.
- Ну, хватит, так хватит. – Пожимаю я плечами. - Но согласись, персонажа, которого бы Шекспир не любил он, вряд ли бы стал сравнивать с Сократом пусть  даже в описании смерти. 
Толян  задумался и в  это  время из лужи  хлорки вынырнул Толстый.
- Пацаны  хотите  анекдот  расскажу?
- Валяй. – Киваю я.
-  Парень и девушка мчаться в  машине  по шоссе. Парень мечтательно произносит: «Всю жизнь хотел, чтобы мне сделали, минет в машине на ходу, на  большой скорости». Девушка решительно: «Нет»! Парень: «Ну, пожалуйста»! Девушка: «Нет»! Парень: «Ну что тебе стоит»? Девушка: «Вот получишь права, купишь свою машину, сядешь за руль…. А пока машину веду я - никаких минетов тебе не светит»!
А  потом  позвони  Егор, и извиняющимся тоном сказал:
- Михалыч я знаю, что мы сегодня отдыхали, а ты работ, но у нас ЧП, тройное  убийство  в  доме на  «Пионерском»  посёлке. Сам  знаешь,  Макс  в  отпуске его в городе  нет, Петька валяется с температурой под сорок, так что  остались я да Венка с Лёхой. Мы бы справились, но Лёха решил  приобщиться  к сельской жизни, попёрся в деревянный туалет на улице, поскользнулся и сломал ногу.
- В  дырку  хоть  не  провалился экстримал хренов?
- Не, к счастью всё обошлось. Но вдвоем с Венькой нам точно не справиться, в общем, приезжай Михалыч, ты нам нужен. 
- Надо ехать. - Отключая  телефон, говорю я  друзьям.
- У тебя вечно как в армии - «Если праздник то спортивный, если фильм  то  про войну»! – Бухтит  Толстый.

 

Выйдя из бани, я пытаюсь  поймать такси, но с весёлой  музыкой или  просто спешащими куда-то пассажирами они проноситься мимо меня. Им  нет  до меня дела, и нет дела куда я тороплюсь. В конце  концов, страшно скрипя  тормозами, возле  меня останавливается старая «копейка». За рулём сидит тётка  в  вязанной  шапочки, в  обрезанных как у  гонщика перчатках и с беломореной во рту. Но  не это самое интересное  в  этой машине,  все чехлы в  машину  тоже вязаные и коврики тоже вязанные. Такие знаете круглые из разноцветных лоскутов, какие во времена  моего  детства,  вязали  старушки. Неожиданно. Такого я  ещё  не видел.
- Ну чё? Ехать будем или любоваться абгрейтом салона моей  машины? – Интересуется  тётка, перекидывая  окурок  «Беломора» из одного угла  рта в  другой.
    Я забираюсь в салон. На вязаных чехлах потрепанной  жизнью  «копейке» я  чувствую  себя как в  гостях у своей  бабушке, у  неё  дома на  креслах были  точно  такие  же вязаные чехлы.  Тетка, узнав адрес и реализуя  комплекс предусмотренных в её такси сервисных услуг, предлагает мне  «Беломор». От папиросы я отказываюсь. Если  бы я  знал,  что  мне  предстоит  испытать  во  время  этой  поездки, лучше бы её было предложить мне  гигиенический пакетик как в самолёте. Выплюнув окурок  в открытое  окно, тётка врубила  скорость  и сказал:
- Ну, если  пассажир  больше  ничего  не  хочет, тогда  поехали! – И под радостное повизгивание  Надежды  Кадышевой рвущееся  из  надтреснутых динамиков, мы  рванули  с места.



К моему  приезду Лёшку-хроманожку уже увезли в больницу, Егор, принимая  меня  зелёного с  трясущимися  от страха  ногами из рук  тётки в вязаной шапке, суёт  мне  его  пистолет.
- На.
- На кой  хер, он  мне  нужен? Стреляться  надо  было  раньше, когда я  сел в  это  такси!
- А мне на  хера  два  пистолета?
- С двумя  пистолетами ты похож на Клинта Иствуда или Индиану Джонса.
- Да  не выпендривайся  ты, у  меня  карман  дырявый  потеряю  ещё. – Морщиться  Егор и  по  его  выражению я  понимаю, что  он  не настроен  шутить.
- Это  другое  дело. – Говорю я, принимая у  Егора пистолет. – Что  тут  у  нас?
- В доме три трупа. Хозяйки дома семидесяти лет, её внучки четырнадцати  лет, и  какого-то не установленного мужика. Девочка,  по-моему,  изнасилована. Трупы нашла дочь хозяйки, она пришла с работы и нашла  кучу  покойников, с её слов  в  доме нет  её  сожителя. Возможно  это  его  рук  дело.
- У него  машины  не  было?
- Нет. – Мотает  головой  Егор. – У дома следов  машины  тоже  не было.  Я специально смотрел,  когда мы сюда  приехали. 
- А где  эта  несчастная  женщина? Я понимаю  её состояние, но всё  равно  надо с ней  поговорит, установить связи  её  сожителя, возможные  адреса….
- Не  получиться. – Мотает  головой  мой  напарник.
- Почему?
- В психушку  её отвезли. – Вздыхает  Егор. – Крыша у  неё  поехала.
- Не мудрено. – Киваю я. – А  Веня где?
- В  доме, медику и следователю помогает, больше я ни кого в дом не пустил, собаку ждём, чем  чёрт  не  шутит, раз машины  не было может от неё  какой  толк  выйдет.
И в это время на место прибывает машина городского УВД с  кинологом и собакой. Пёс молодой, жизнерадостный. Выскочив из машины, он резвиться и весело лает, что в данной ситуации совершенно неуместно. Дав  собаке  немного  побегать,  кинолог  берёт её  на  поводок.  Вообще-то собаки не любят брать след от покойников, этот пёс не исключение и кинолог  предпринимает  несколько  попыток  поставить  её  на  след. С пятой  или  шестой попытки,  когда  мы  уже  теряем  терпение, пёс  низко  опускает  голову  и  натягивает  поводок.
- След! След! – Стимулирует собаку кинолог.
Мы с Егором срываемся  следом  за кинологом,  но  у  напарника  в  кармане начинает звонить сотовый телефон, звонит начальник ОУР города Паханкин, ему естественно  до лампочки,  чем  мы сейчас  заняты  с Егором и  напарник вынужден остановиться, чтобы доложить «большому боссу» об обстоятельствах совершенного преступления. А я вместе с кинологом и  резвым  псом  бежим  дальше. Мы  бежим  довольно  долго или  мне  по старости  лет так  кажется, хотя  нет, всё-таки  долго, мы пробежали  весь  посёлок  и через небольшой лесной  массив вышли к садовому товариществу «Стекольщик». Пёс перемахнул через  забор,  и мы полезли за ним. В своём движении собака всё убыстряется, видимо след свежий, и собака  по  первому снегу работает в  охотку и с азартом. Обидно будет  если  этот  раздолбай, таскает  нас  по  следам  какой-нибудь течной сучки или облезлого кота, к сожалению, такое в  нашей  практике бывает и  довольно  часто.   
Поплутав по тёмным закоулкам садового товарищества, пёс забегает  на какой-то участок и свернув  за содовый  домик начинает резко тормозить. Он вытягивает передние лапы, а задними быстро-быстро перебирает в направлении противоположном  движению своего организма. Пёс  поднимает облако  пыли, но в целом его хитрые маневры  помогают  ему  мало и он врезается в  лежащий за содовым  домиком  труп.  Пес с визгом  отскакивает от покойника, а кинолог гладит  его  по вздыбленной  холке и успокаивает:
- Молодец! Молодец! Мужественный  пёс  не  ососсался!
И пёс  действительно  не  обоссался, он  обосрался. Жидко и самое  главное - много. Впечатлительный  видать  попался.  После этого позора он  потерял интерес  к работе  и на след  вставать  категорически  отказался.
- Устал. - Оправдываясь за своего  барбоса,  бормочет  кинолог.
- Ага. - Киваю я. - По нему заметно, особенно по выбросу  «адреналина».
Больше  толку  от  пса  не  будет, дальше  идти  по следу мне  придется,  руководствуясь своим «чутьём» и своей интуицией. Включив фонарик, я  осматриваю труп. Он  лежит лицом вниз и из-под головы у него растекается лужа крови. Кровь  свежая она ещё чуть заметно парит на воздухе. Я трогаю  труп рукой. Кто  он  и зачем  он  здесь  сейчас  неважно. Важно, что он тёплый и всё что с ним произошло, произошло совсем недавно. Я ещё раз внимательно оглядываю пространство вокруг трупа, от трупа в сторону ближайшего  забора уходит дорожка следов. Я рассматриваю следы, мужские ботинки размер  примерно сорок третий, на правом следе заметен мазок крови. Вполне возможно, что  это  след  второго преступника. Я достаю из кармана сотовый  телефон и,  набрав  номер Егора  протягиваю  телефон  кинологу:
- Объясни  где мы  и  скажи, чтобы  немедленно  сюда  выдвигались.
-  А вы? – Принимая  у меня  телефон, спрашивает  кинолог.
- Пойду  доделывать  работу  за  твоего  пса, а ты  будь  здесь. Дождись  группу.
Подсвечивая себе  дорогу фонариком, по следам я  прохожу  ещё через несколько садовых участков пока не упираюсь в довольно большую баню. Видимо у владельца этого участка любовь к огородничеству значительно меньше, чем тяга к  гигиене. Но  плохо вот  что, дорожки в  саду все вычищены, хотя  по  логике, если смотреть  по  дорожки следов, по  которой я  пришел  на  этот  участок, привести она меня должна была именно к бане. Я приглядываюсь, вроде и следы свежего снега есть на приступки. Стараясь не шуметь, я  приближаюсь к бане. Через окно я свечу внутрь, но разглядеть что-нибудь  трудно, хотя  на  долю секунды мне показалось, что внутри  произошло какое-то еле уловимое  движение, хотя это может быть и простая  игра света. Выключив  фонарь, я отхожу от бани. Сейчас надо решить продолжить поиск следов или проверить баню. Сунуться  в  баню  одному – безрассудство. Ждать подмоги, а  окажется,  что  преступника в  бане нет – двойное  безрассудство.    
Я  достаю из кармана  Лёхин  пистолет  и, сняв  его  с  предохранителя,  передёргиваю затвор, досылая  патрон в  патронник.
- У кого в сердце нет места для страха - у того в голове всегда найдется место для пули. – Бормочу я и, включив фонарь, приоткрываю дверь бани.
В предбаннике пусто. Прислушавшись и стараясь не шуметь, я продвигаюсь дальше, можно конечно закричать, типа: «хенди хох»! и всё такое, но это значит потерять преимущество  внезапности.  Ну, это конечно пре  условии, что  у  меня  есть это преимущество. Вообще-то, честно  говоря, сейчас я ощущаю себя бо-о-о-ольшим  дураком!  Толкнув дверь моечного  отделения,  я  вхожу внутрь и  сразу же слева от себя слышу шорох, я направляю  в угол  свет фонаря и вижу здоровенного  мужика с вилами в руках несущегося на  меня. Вскинув пистолет, я успеваю сделать два выстрела, одна  из  пуль  попадает мужику в  правый  глаз  и, пройдя  через  череп, вынесла  ему наружу половину  мозга, но это мне мало помогает. Мужик, прежде чем завалиться у моих ног, по инерции сделал пару шагов, и вилы с хрустом протыкают мне грудь, как старого жука намертво прибивая меня  к стене. Почти  сразу рот наполняется солоноватой кровью, я попытался её выплюнуть, чтобы  вздохнуть, но получается  это у меня не важно. В местах, где вилы пробили  мне грудь кровь пениться и пузыриться, а это значит, что с каждым ударом  сердца кровь всё больше и больше заполняет лёгкие, всё меньше и меньше оставляя в  них  места для воздуха. Боли  нет или я  её  просто не чувствую, потому что  у  меня  шок. Я  гляжу на  пузырящуюся у меня  на  груди  кровь, и  мне в  голову приходит  смешная  мысль, что теперь я точно  знаю, как  умирает  воздушный шар. Перед  глазами  начинает плыть  пелена, конечности холодеют, последнее, что пришло мне в голову, прежде чем  мой  рассудок навсегда выключился, что обидно конечно, что я  не кончил как Фальстаф, но зато в отличие от миллионов и миллионов  живущих на  этой  земле людей я  умираю стоя, и  эта мысль мне понравилась.       

«Сократ сперва ходил, потом сказал, что ноги тяжелеют, и лег на спину. Так велел тот человек. Когда Сократ лег, он ощупал ему ступни и голени и немного погодя — еще раз. Потом сильно стиснул ему ступню, спросил, чувствует ли он, Сократ отвечал, что  нет. После этого он снова ощупал ему голени и, понемногу ведя руку вверх, показывал нам, как тело стынет и коченеет. Наконец прикоснулся в последний раз и сказал, что когда холод подступит к сердцу, он отойдет.  Немного спустя он вздрогнул, и служитель открыл ему лицо: взгляд Сократа остановился. Увидев это, Критон закрыл ему рот и глаза». – Платон «Диалоги».

Кисть  ослабела, пистолет из  моей  руки  выпал  и гулко  ударился  об  пол, но я  этого уже  не услышал.







1 ГЕГЕМОНИЯ  (книжн.). Первенствующее положение в руководстве одного государства над другим государством (государствами) или одного класса над другим классом (классами).
2 ТРИЗНА -1. У древних славян тризна это обрядовые действия, и пиршество в память умершего. 2. У православных: обряд поминания умершего, а также (устар.) вообще поминки.
3Эрнесто Че Гевара (Ernesto Rafael Guevara Lynch de la Serna; 14.06.1928 — 9.10.1967) — латиноамериканский революционер, теоретик партизанской войны и экспорта революции. В 1959 году был одним из руководителей кубинской революции. Занимал ответственные государственные посты в правительстве Кастро. В 1966 году отказался от всех постов и покинул Кубу. Участвовал в междоусобных войнах в Конго. После поражения вернулся на Кубу. В 1967 году был убит в Боливии, где пытался организовать народное восстание.
4 МЕЛЬПОМЕНА в греческой мифологии одна из 9 муз, покровительница трагедии. Изображалась в венке из плюща с трагической маской и палицей в руке. В переносном смысле "жрецы Мельпомены" - актеры.
5 ЛОРНЕТ - Род монокля, а также складные очки без дужек, на ручке. ( прилагательное – лорнетный).
6 Фальстаф — опера Джузеппе Верди, охарактеризованная им как лирическая комедия. Либретто Арриго Бойто по пьесам Шекспира «Генрих IV» и «Виндзорские насмешницы». Последняя опера Верди, вторая из двух его комедий, третья его опера на сюжет Шекспира.
ВЕРДИ (Verdi) Джузеппе (1813-1901) , итальянский композитор. Мастер оперного жанра, создавший высокие образцы психологической музыкальной драмы. Оперы: "Риголетто" (1851), "Трубадур", "Травиата" (обе 1853), "Бал-маскарад" (1859), "Сила судьбы" (для Петербургского театра, 1861), "Дон Карлос" (1867), "Аида" (1870), "Отелло" (1886), "Фальстаф" (1892); Реквием (1874).
7 Браун Ф. А. Виндзорские проказницы // Шекспир В. Полное собрание сочинений. / Библиотека великих писателей под ред. С. А. Венгерова. СПб.: Брокгауз-Ефрон, 1903. Т. 2. С. 434-445.
Фёдор Александрович Браун (1862—1942) — филолог-германист, декан и профессор Петербургского университета (1905—1920).
Э. Бёрджес. Уильям Шекспир. Гений и его эпоха. — М.: Центрполиграф, 2001, с. 229—233.
Э;нтони Бёрджесс (полное имя — Джон Э;нтони Бёрджесс Уи;лсон, англ. John Anthony Burgess Wilson, известен также как Джозеф Келл; 1917- 1993) — английский писатель и литературовед (занимался литературными исследованиями, особенно творчества Шекспира и Джойса), также занимался сочинением музыки (симфонии, балет и опера), литературным переводом и журналистикой.
8 Сэр Джон Фальстаф (англ. Sir John Falstaff) — комический персонаж ряда произведений Шекспира: «Виндзорские насмешницы», «Генрих IV, часть 1» и «Генрих IV, часть 2». Роль Фальстафа в обеих частях «Генриха» составляет более 1200 строк, тем самым это вторая по объёму шекспировская роль после роли Гамлета.
9 Платон   «Диалоги» / Общ. ред. А.Ф. Лосева, В.Ф. Асмуса, А.А. Тахо-Годи. — М.: «Мысль», 1998. — (Классическая философская мысль).