История одного цветка

...В Екатерининском парке в небольшом цветнике вырос однажды из маленькой луковки один необычайно красивый цветок. И здесь, с момента, когда впервые роса покрыла белые лепестки и желтый околоцветник прекрасного нарцисса, начинается наша история.
Среди других парков Царского Села, Екатерининский был самым ухоженным, самым чистым и аккуратным. И, без сомнения, среди всех цветов в этом парке: огненно-рыжих роз, тигровых лилий, даже среди других нарциссов этот больше всех поражал своим великолепием. Пожалуй, он был таким же ярким как само солнце! А может даже ярче!
И нарцисс наш, разумеется, знал об этом. Когда в городе стояла ясная погода, он больше других вбирал в себя ласки и теплоты солнечных лучей. Когда моросил дождь, самую лучшую воду первыми впитывали его корни. Когда была гроза, сильный ветер не трогал его, а огромные дождевые капли пролетали мимо.
Он был красив, он был любимчиком, и он, ко всему прочему,отличался весьма дурным нравом. Наш нарцисс был чрезвычайно заносчив и груб. Он смеялся над остальными цветами, которые, по его мнению, не стоили даже самого маленького его листочка. И уж, конечно, при своей-то красоте, он считал себя самым лучшим.
 - Только я достоин внимания горожан и туристов. - Так он любил говаривать в своем цветнике.
Постепенно, другие растения отвернулись от него. Они не хотели водить дружбу с таким неприятным и высокомерным цветком.
Нарциссу же, казалось бы, вовсе это было и не нужно.
День сменялся ночью, некоторые цветы закрывались и ложились спать, некоторые продолжали и в сумерках разговаривать друг с другом.
 - А нарцисс-то наш, нарцисс, видели? Как он перед людьми! Листья в бока, стебель колесом! Вот важная птица. Дождется он когда-нибудь! - Говорила одна хризантема.
- Я самый красивый, я самый достойный, - передразнивала она его.
А молодые цветы слушали ее да смеялись потом так, что стебли надрывались.
 - Смейтесь, смейтесь, вы мне просто завидуете! - Тихонько бурчал себе бод лепестки наш нарцисс.
Так продолжалось изо дня в день, пока однажды...
...Мимо цветника проходила старушка. Обычная такая пенсионерка с клюкой, каких тысячи в нашей стране. И тем не менее, она отличалась от них. У нее были уставшие непомерно глаза, видевшие уже столько всего с появления Руси. Она была рождена вместе с ней. Вместе с ней и умрет.
Забытая всеми, как и ее родственники, она порой забывалась сама, и все эти князья, цари, вожди, которых видели ее глаза, покрывались пылью и паутиной, а когда она вспоминала все, что было когда-то, казалось, что и неправда это, что это бредни, выжевшей из ума старухи. Так она говорила сама себе. И продолжала:
 - Эх, помню, как однажды соседка пригласила чаевничать. Тогда мы ели варенье из морошки. А соседка все знай, да рассказывала, как она заплутала в болотах, да вывела ее бабушка странная, похожая на меня чем-то, да еще и варенья этого самого дала с собой в придачу. Кикимора, сестра моя родная. А братик-Леший сейчас на озере каком-то заповедном лесником заделался. Вот бы навестить его, собраться бы всем вместе. Давненько этого не было. Да вот беда, Кощей не придет. Совсем из ума выжил, старый черт, когда Илюшка-то Муромец Горыныча погубил. Друзья они были. Да, не разлей вода.
Так бурчала под нос старушка, да хромала себе по парку. Вдруг она замерла на месте. Перед нею рос прекраснейший нарцисс. Давно не видела она таких цветов. И захотелось ей сорвать его и поставить дома в стакан.
 - Вот еще! - только и пфыкнул цветок - Старуха, ты меня от людей загораживаешь.
 - Чего это он? - спросила бабушка у других цветов.
 - Да вечно он себя так ведет.
Вдруг цветы поняли - они только что разговаривали с человеком. Вот чудеса! Небывалое дело!
 - Да я же Баба-яга, костяная нога, я всех понимаю, со всеми говорю, - рассмеялась старушка. Но сразу же неожиданно стала серьезной и строгой, как будто ей попался проказник-ребенок, которого нужно срочно наказать. В печи она, конечно же, давно уже никого не готовила, но лучше бы ей не попадаться на глаза, когда она в гневе.
 - Дэндилаэн, дэндилаэн, дэндилаэн! - только молвила она, и тут же напыщенного нарцисса охватила дрожь, неведомая сила вырвала его с луковицей из земли, ветер подхватил его и понес далеко-далеко, на окраину города. Там, на углу небольшого деревянного дома он был вновь посажен в землю. Нарцисс испугался и закрыл бутон листьями.
Наконец, когда он совладал с собой, он огляделся. Вокруг него росли какие-то кусты, которых он не видел раньше, красивое сиреневое дерево. Рядом стоял небольшой зеленый одноэтажный дом.
 - А где мой дворец? - только и смог он вымолвить удивленно.
Нарцисс не понимал, что же с ним произошло, где он, что же может быть ужаснее? Но главное - он не знал, за что все это навалилось на него. Рядом он увидел лужу и решил умыться, может, это все страшный сон, может, он сейчас проснется. Но когда он склонился над лужей! Из воды на него смотрел самый обычный, желтый одуванчик.
Он закричал!
 - Ты чего здесь всех беспокоишь? Чего разорался? Да успокойся же ты, одуванчик!
Нарцисс-одуванчик поднял лепестки - с ним разговаривало сиреневое дерево.
 - Я нарцисс! Я- НАРЦИИИИИииииисс!!!!!! - плакал он.
 - Какой же ты нарцисс? Ты - одуванчик, самый настоящий, желтый и пушистый, довольно-таки милый, одуванчик! Кстати, откудо ты здесь? Что-то тебя раньше не было видно...
Одуванчик молчал. Разве поймет это дерево его трагедию? На город медленно опустилась ночь, и он заснул.
Ранним утром, едва солнце лизнуло своими лучами его листья, одуванчик проснулся. "Какой странный сон мне приснился, как будто заколдовала меня старая ведьма", - подумал он. Но рядом все также стояло сиреневое дерево, росли кусты, дворца не было и в помине.
И снова был охвачен он страхом.
 - Проснулся?
Да кто оно такое, это дерево, чтобы разговаривать со мной! Одуванчик отвернулся.
Мимо проходили люди и то и дело останавливались рядом с ним. Не так часто, как в парке, но все же! Какое-никакое, а внимание. Но на одуванчик они не обращали внимания. Они вдыхали терпкий аромат сирени да мягкий запах кустов жамина. А потом шли дальше с улыбками на лицах.
И вдруг нарцисс-одуванчик понял, что он завидует своим соседям. Что он уже далеко не самый красивый, что и не нужен он никому. А дальше было только хуже. Он пил грязную воду из луж, прятался от громадных капель свирепого ливня, пригибался под сильными порывами ветра. Он жадно искал людского внимания, но с ним разговаривало лишь это странное дерево. И одуванчик по-прежнему не отвечал ему.
Наконец, когда одиночество стало терзать его сильнее, чем остатки от былой гордости, он заговорил с одиноким фонарем, стоявшим неподалеку. Ночью, фонарь светил таким мягким желтовато-оранжевым светом, что одуванчику казалось, будто они даже похожи чем-то.
Фонарь был хорошим слушателем, он молча внимал цветку.
 - Наверное, он и говорить-то не умеет, а потому, никому ничего и не расскажет.
И каждой ночью, едва зажигался фонарь, одуванчик посвящал его в историю своей жизни. И вместе с этим, тот, прежний нарцисс, казался ему все более отвратительным, тот, прежний нарцисс умирал в нем.
Шли дни, летели, превращались в недели. Одуванчик закрылся. Он уже не был ярко-желтым, а потому прятался от людей, но продалжал свой безответный разговор с фонарем.
Он давно уже не надеялся стать прежним, да и не хотел совсем. И когда стебель его наполнился болью, и сам он начал клониться к земле, рядом остановилась маленькая девочка, Даша. Одуванчик, конечно же, не знал, как зовут ее, но это и не было важно ему. Почему? Почему человек смотрит на меня? Я же не прекрасный нарцисс! Тогда, почему?! Девочка подошла, наклонилась и сорвала умирающй цветок. Маленькие теплые руки вертели его радостно, и оттого одуванчику стало весело! Впервые по-настоящему весело!
Потом девочка положила его на землю.
 - Теперь я спокоен, - прошептал цветок.
И также неожиданно, как в прошлый раз в парке, появилась старуха.
 - Довольна? - спросил у нее одуванчик. - Нет, не смейся, я не жалею ни о чем, разве только о своей прошлой жизни. Спасибо тебе.
 - Чай, кофе, молоко? - прокаркала старуха.
 - Кофе... - загадочно улыбнулся цветок.
 - Что ж, живи! я верну тебя на твое место, в твой родной цветник. Ты снова будешь прекрасным нарциссом!
 - Спасибо. Но... я хочу быть... одуванчиком.
Баба-яга улыбнулась, хлопнула в ладоши, и цветок раскрылся. Хлопнула снова, и стал он ярко-желтым и пушистым как прежде. Хлопнула в третий раз, и ветер повлек его за собой.
Одуванчик тихо рос в своем цветнике, общался со всеми своими соседями, и никому из них и в бутон не приходило, что это тот самый надменный нарцисс. Он больше никогда не зазнавался.

И никто бы никогда так и не узнал эту маленькую сказку одного цветка, если бы не молчаливый фонарь, который вдруг заговорил со мной и рассказал этот случай длинною в цветочную жизнь. Я слушал его и записывал, и хотел все узнать, что же там было дальше! Но на этом фонарь остановился и погас. Ночь близилась к утру.
Ну а я... Больше всех других цветов я люблю одуванчики. Дэндилаэн, дэндилаэн, дэндилаэн...