Идеала нет...

Ты привел ее дождливым вечером, когда я уже готовился ко сну, докуривая длинную сигарету и кутаясь в махровый халат от промозглого холода. Маленькую девочку, как-то грустно смотревшую на меня своими круглыми совиными глазами из-под черной челки.
- Эй, Брюс, - сказал ты, плюхаясь в свое любимое кресло, - У тебя сегодня День Рождения! А-а-а, ты думал, я забыл? Не тут-то было! – воскликнул ты, мой друг, и резко перешел на официальный тон, - Как ты знаешь, мы в своем Институте Исследований разрабатывали «очень тайную новую вещь». Ха-ха, так вот, одну из этих штучек я решил подарить тебе. Гордись, ты будешь первым счастливчиком на Земле!
Я ожидал, что ты достанешь какой-нибудь блестящий механизм, один из тех, которыми вы год из года пичкали народ, но твой палец уверенно показывал на девчушку. Я удивленно приподнял бровь – что? Что?! Девчонка продолжала рассматривать меня и все окружающее стально-серыми очами, сияющими звездами на бледном личике, а ты продолжил:
- Это Генцель, - мое любимое имя, - Она кукла. Я сам лично ее обучал, - гордо и торжественно сказал ты, - Научил ее тому, что тебе нравится. Она же просто идеальна и только для тебя! Ты только подумаешь о том, что хочешь, допустим, кушать, а у тебя под носом дымиться твоя любимая каша с бифштексом...
Ты еще долго рассказывал про все достоинства новой разработки, а я бесстыдно разглядывал Генцель, с любопытством семилетнего мальчишки. Малышка поднялась со своего места и подошла ко мне, аккуратно опускаясь на мои острые колени – так, как я люблю – и коснулась горячими пальчиками моей щеки, покрытой трехдневной щетиной – мол, я живая, смотри. Я поверил ей.
Проводив тебя, я обнаружил горячий ужин на столике в гостиной. Она знала, что я не ем на кухне, знала, что после разговора с тобой, друг, у меня разгорится аппетит на ту самую кашу с отбивным мясом. Кукла... идеальное создание тысяч ученых... живой человек, модифицированный в самых правильных жен... После ужина она ждала меня в ванной – хрупкая и слишком миниатюрная среди всего этого мраморного великолепия. И это мне нравилось, даже ее чертова внешность будила во мне жестокого и нетерпеливого зверя.
Генцель... Она запивала кокаиновые дорожки водкой, безудержно смеясь и поливая свое нагое тело горьким алкоголем, пока я вгонял в свою вену «строчку» героина... Генцель... Она позволяла сковывать себя холодными цепями и избивать до темных синяков... Моя кукла. Она смеялась, а глаза ее рыдали. Почему, Генцель, ответь мне? И тогда я понял... Она была того, к кому ее подложили. Того, на кого указали пальцем. Ее обучали другие мужчины; ты, мой друг, учил ее этим грязным танцам под тугими струями душа... Она не могла быть идеальной лишь потому, что прошла сквозь чужие руки. Мое сердце рвалось на части, я просто не мог делить ее с кем-то еще... и... одним точным выстрелом я размазал ее по стене. Идеала в ней нет, друг. Идеала нет... А в наркотическом бреду мне чудятся печальные глаза, круглые, как у совенка.