Доброе утро, занзибары!

Когда мальчик был маленький, он часто жил на даче.
Сначала в коляске, потом в манеже, потом стал жить, как все: в доме, в сарае, в старой будке, где топили титан, в огороде рядом с морковными грядками и даже за забором из ржавой сетки.

За забором было интересно.
Там можно было встретить собаку Чапу, кошку Нюру и соседского Павлика. Чапа была обыкновенной собакой, только без глаз - на глазах у неё болталась чёрная чёлка из шерсти. Чапа была терьером. А кошка – необыкновенной кошкой – трёхцветной: рыжей, черной и немного белой – на мордочке. Мама шарахалась от неё: «Страшная какая, жуть!» Кошки мальчик не боялся, он боялся велосипедистов и Павлика. Тот норовил вырвать у него из рук большую пластмассовую машинку: «Дай поиграть! Ну, ты же хоёсий - дай!»
Он отдавал – и плакал. А плакать он не любил.

Осваивался мальчик постепенно.
Жить в коляске было скучно и тесно, но зато в ней было два неба. Одно низкое – в цветочек, позже мальчик узнал, что это «верх» или «закрывашка». Второе – высокое, прозрачное - с птицами, бабочками, странными пучеглазыми существами с шуршащими крыльями, облаками, проводами, крышами.
Чего только не было во втором небе!
Главное: в нем было солнце. Мама выкатывала коляску с мальчиком на улицу, подставляла ладонь ко лбу, смотрела в небо и улыбалась: «Гляди-ка, солнышко!» Смешная эта мама! Как на него глядеть, когда оно жжется? Просто с ним весело – и всё. А смотреть на него необязательно. Смотреть лучше по сторонам.

Гораздо интереснее было жить в манеже.
В манеже было раздолье, только мешали игрушки, которые все бросали на дно и приставали: «Играйся-играйся!» Мальчик упрямо выкидывал их вон – зайцев, мишек. Обе пирамидки, одну побольше, вторую – поменьше, кубики. Оставлял только пару машинок и черного мотоциклиста в очках и шлеме. С ним он ездил из угла в угол и рычал: «Рррр! Тррр!»
- Он букву «эр» выговаривает! - кричала мама бабушке, а мальчик смотрел на неё удивлёнными глазами: «Как не выговаривать? У мотоцикла же – мотор! Когда он работает, он рычит: «Рррр!»

Манежное житьё было разнообразным.
Когда мама стирала, манеж выносили на крыльцо или на веранду, и можно было подобраться к алюминиевым ведрам, которые ставили на лавку, и свалить их на пол! Конечно, поднимался шум, мама шлёпала мальчика по попе, но вода разливалась так красиво, а ведра падали с таким грохотом, что мальчик, у которого захватывало дух, часто проделывал подобные штуки.
После стирки мама выносила бельё на улицу. Мальчик оставался один и начинал ныть. Тогда его вместе с манежем вытаскивали на улицу и ставили под старую сливу. Из-под сливы было видно, как бабушка поливает огурцы, дедушка строгает доски, а мама встряхивает мальчиковые ползунки и вешает их на веревку. Оранжевые прищепки так звонко щёлкали!
Мальчик кряхтел, тянулся к висящему на маминой шее оранжевому ожерелью, и она уступала. Смеясь, протягивала ему гирлянду с прищепками, и он затихал, а когда больно прихватывал пальчик, громко орал: «Мааа!» На самом деле, ему было приятно оттого, что в руки ему попадала такая взрослая вещь, как прищепки.

Потом он перерос манеж и стал жить в доме.
Оказалось, что в нем три комнаты! Ничего себе. А есть еще кухня – и чердак! На чердак вела крутая лестница с балясами, которая упиралась в обитую чёрным дерматином дверь. Дверь была страшная-престрашная. Она притягивала мальчика магнитом. По утрам он, босой, выскакивал из спальни и застывал перед волшебной лестницей, показывая под потолок: «Черда’ки!»

Однажды мальчик попробовал залезть на первую ступеньку и даже занес для этого ножку, но покачнулся и – упал. Ступенька была ему по пояс. Тогда он стал на четвереньки и смело пополз наверх. Дополз до середины – и устал. Хотел вернуться – и не смог.
- Стоп-машина! - подбежала мама и стащила мальчика с лестницы. - Там высоко! Упадёшь!
Мамин запрет только раззадорил мальчика. Теперь он бродил по дому – совал нос в щербатую печь, вертелся у окон, гонял по подоконнику мотоциклиста, прятался под круглым обеденным столом и даже сдёргивал с него скатерть с посудой, не переставая думать: «Как это - высоко?»

Как-то раз мама с бабушкой уехали в город за покупками, и мальчик остался с дедом.

Дед посмотрел на него, зевнул, улегся на диван и - укрылся газетой.
Это не понравилось мальчику.
Он дёрнул деда за рукав:
- Черда’ки! – и показал на злосчастную лестницу.
- Черда’ки, черда’ки, - отмахнулся дед. – Туда нельзя. Там… занзибары.
Мальчик замер.
Вот оно что! За дверью живут занзибары… Понятно.
- Чего смотришь? Ну, они такие…. Из Африки, в общем, - дед почесал затылок. – Ты поиграй, а дедушка поспит.

- Черда’ки! Там! – объявил он вернувшимся маме с бабушкой.
- Да, зайка, там чердак. Там – высоко, - поцеловала его мама. – Смотри, что я тебе купила.
- Анзибаи! – закричал он и затопал ножками.
- Чего?!
- Ну, там эти живут… занзибары - подмигнул маме дед.
- Чего ты выдумываешь? – зашипела на него мама. – Напугаешь парня, что тогда?
- Ааа! – заорал мальчик и потянул маму к лестнице. – Анзибаи-и…
- Спят они, деточка, - мама показала деду кулак. – Поздно уже.

- Аааа! – ревел ураганом маленький мальчик. Он хотел к занзибарам!

- Тише-тише, не плачь, они… не любят, когда шумят. Завтра… выспятся, и мы их посмотрим, - мама взяла его на руки. - Хочешь грушку? Смотри, какую грушу я привезла.
- Да, может, они завтра… улетят, - отыграл назад дед.
- Иех! – покрутила у виска бабушка. – Старый дурак.
Мальчик вырвался из маминых рук и понёсся к лестнице:
- Анзибаи уитят! – рыдал он, глядя круглыми глазами на тёмную дверь. – Уитят, уитят!..

Отчаянию не было предела. Он возился с машинками, прыгал на кровати, прятался под стол и гонял по полу ободранного мотоциклиста в то время, как милые добрые занзибары жили себе на чердаке, и вот теперь они улетят – и он их никогда не увидит!
Мальчик повис на перилах лестницы, забил, задрыгал ножками.

Черная дверь заскрипела, отъехала в сторону. Из чердачной пасти выкатилось огромное колесо и, медленно набирая ход, понеслось по высоким ступенькам, тяжело охая и отбивая бока: «Бахх, бахх!..»
- Царица Небесная! – обомлела бабушка.
Мама взвизгнула.
- Тьфу, на вас! – плюнул дед. – Это ж запаска! Я её по осени туда пристроил.
Он подхватил колесо:
- Видишь, - показал его мальчику, - мы их разбудили - они на нас колесо и выкатили, чтобы мы им спать не мешали. Пойдём! Пойдёмте уж, хватит.
- «Хватит!» - передразнила деда бабушка. – Придумает чёрте чего, а потом «хватит».
- Коесо…
- Колесо, зайка, - мама подняла мальчика с пола. – Ночь уже. Все спят – и птички, и Чапа с Нюрой, и… занзибары. И мы сейчас молочка тёпленького выпьем – и в кроватку. А завтра проснёмся, умоемся, скажем: «Доброе утро, птички! Доброе утро, солнышко! Доброе утро…»
- Анзибаи!
- …занзибары!

====================

Н.Фешин. Портрет ребенка.