Ленин
Москва.
ТРИФОН.
Жизнь Петрова Николая Петровича. Нижний Новгород.
Он же Ленин № 2.
С: - Это значит он ещё мальчиком, парнем был, Николай
Петрович.
М: - Но!
С: - Молодым.
М: - Он служил в солдатах, потом пришёл, и как раз
учиться поехал. На этого? Но, на специальность
по ремонту и эксплуатации пароходов.
С: - А что он академию не закончил, что ли?
М: - Но он закончил академию, а потом…
С: - В солдаты попал?
М: - В солдаты попал! Тут война началась, а потом
учиться начал снова, А она тоже училась где-то.
С: - А дак он сначала-та учился в Горьком?
М: - У?
С: - Он сначала-та учился в Горьком?
М: - Ну! Они и жили там сначала,
а потом переехали в Казань.
С: - А, потом в Казань переехали?
М: - Но!
С: - А, когда он женился, что ли? Нет?
М: - Я не знаю когда они переехали. Я путём, что-то
и не расспросила у него.
С: - Но в Казань-та, это потом, наверное, мама.
М: - Но!
С: - Вот, в общем, он в Горьком жил.
М: - Но вот он… а потом…
С: - И, где-то учился.
М: - На, несколько дней. На это? Месяцев,
Стр. 1
сказать – отправили. Побыть там, на Кавказе.
С: - Где?
М: - А потом отозвали опять доучиваться.
С: - А, он учился?
М: - Но! Ну и…
С: - Это он когда в Казане учился, наверное?
М: - Да! Но, а потом он приехал, и она училась. Она
поступила, тоже учиться, только в другом там этом.
С: - В Горьком?
М: - Но, нет.
С: - В Казане?
М: - В, как? В кабинете-та другом, в этой?
С: - Но, название другое – да?
М: - Но! На другое. На кого-то, не знаю на кого.
С: - А. Ну, значит, вместе в Казане с ней учился.
М: - Но, в этом здании, только, что их, эти?
Кабинеты разные.
С: - Ну разные! На другую специальность значит.
М: - Но! Ну и я, говорит, побежал, и она побежала,
оттуда – навстречу бежала. И встретились.
Я, говорит, как её схватил и не отпустил.
Вот и не отпущу тебя. - И так они поговорили,
сели, посидели и договорились, пошли и…
С: - Это Груша – да?
М: - Груша! И так познакомились вот - случайно.
С: - Дак они – в Горьком тогда встретились?
М: - Я не знаю где.
С: - Но, он сказал, что не в Горьком – да?
М: - Да он и ни чего не говорил.
С: - А. А может в Горьком?
М: - А может и в Горьком! Кто его знает.
Он ни чего не говорил.
С: - Нет мама. Значит они - Груша-та с Горького, и он
в городе Горьком жили. Значит, они там вместе и
учились. Он же сначала там учился-та.
М: - Но! Но и вот, потом уже это? Как же получилось?
Стр. 2
Что… То ли она умерла ли, что ли? Они…
Что-то получилось-та? Я не знаю.
С: - Ну дак ты сказала, что пошла в церковь,
и изнасиловали её там и это…
М: - Но!
С: - И она утопилась.
М: - И утопили её там!
С: - Утопили потом?
М: - Утопили! Вот видишь, и я забыла. Ну и…
И он хотел топиться. Но ему не дал брат их там
Иван был, ещё брат его. Он погиб, в мавзолее он.
С: - Его брат?
М: - Да! Его!
С: - Петров-та – да?
М: - Да! И не дали утопиться. И Трифон, говорит:
- Я тоже хотел утопиться. Жалко мне было её.
Хороша, красивая, умная такая.
Я, говорит, сразу же… Отец сказал, что пойдёмте
в церковь сегодня. Я сказал: - Больше не пойду
в церковь. - Почему?
- Потому, что мою невесту там изнасиловали и убили.
И взяли в эту? В реку Волгу бросили.
С: - А, значит, она не сама утопилась, они её сбросили.
В воду бросили.
М: - Нет, её бросили, а видели ребята молодые.
Плавали или даже вернее, рыбу ловили и видели.
С: - Ага.
М: - Как он со скалы – бросил там.
С: - Попы эти – да?
М: - Но! А они взяли, да и, это? Большую рыбу ловили
они. На большие удочки. Закинули, и её за одежду
зацепили, и на лодке её, при плавили и сказали,
этому? Что вашу дочь - мы поймали. Она утонула.
Её бросили, говорит. И сказали, кто сбросил.
И его тоже так же сбросили.
С: - Он - поп был – да?
Стр. 3
М: - Да! Попа этого! Но и вот.
И не стал, говорит, я с тех пор в церковь ходить.
Не бывал никогда.
С: - А, это он на побывку приехал – да? Что ли.
М: - Он совсем. Его, видишь, как раз был налёт, какой-та.
Какие-то были эти? Не то эти?
Какие-то нападали-та на их?
С: - Ну тогда, японцы ж там, как раз нападали.
М: - И там, может японцы, может эстонцы или эти, как их?
С: - Хе, хе, в общем, ясно! В общем – призывали
в армию – да?
М: - Но его, просто нечаянно его захватили.
С: - А.
М: - А потом его отпустили, что он учится.
Но он сказал, этому? Начальнику, говорит:
- А, как мне теперь с учением? Я ж, говорит, уже
вот – дней несколько осталось мне.
Уже экзамены сдавать.
- А как же ты, зачем же ты попал сюда – как?
- Да так. Меня схватили. Ну и взяли.
- Но он всё-таки сдал экзамены. Всё хорошо.
Отлично! Учился, говорит, я на вот эту – на медаль!
С: - И это он ещё в Горьком, когда учился-та?
М: - Я не знаю – Володя.
С: - А, не знаешь. А потом он в Казане учился.
М: - Видишь он какой, никогда не скажет, где, чего.
С: - А уж потом он ещё пошёл учиться в Казань-та?
М: - Но!
С: - Вот он потом познакомился, с этой?
Со Сталина сестрой.
М: - Он не в Казань поехал, а поехал в эту?
В чёрную волость. Туда его послали.
С: - Какую – чёрную волость?
М: - Но, куда? Где её нашёл – она же была горка.
С: - Дак горка. Они же учились в Казане, ты ж сама
сказала, что, в Казане она с братом, со своим,
Стр. 4
училась. И он – Трифон, учился там - в Казане.
М: - Но, может быть.
С: - Ты, говоришь, так, а потом - может быть.
Тебя надо сразу записывать.
М: - Ну вот. Но ни… и вот он это? Познакомился тоже
с ней. А всёравно - Грунька на уме. Говорит, уже
поженились, а всё - Груня иди. Ой, Груня,
что я говорю. Кричал всё время её.
С: - А её Анисия или как её звать?
М: - Я не знаю, как её звали.
С: - Но как же? Ты же говорила, как мать звать,
так и дочь звали.
М: - Анисия – наверное?
С: - Анисия – да?
М: - Анисия, это сестра его.
С: - Анисия чья? Его сестра.
М: - Нет, ну дочь ихняя – Анисия.
С: - Это дочь, Анисия была?
М: - Да! Дочь Анисия! Дочь – Трифон Павловича!
С: - А. Это сестра Сталина – Анисия.
Была женой Трифона Павловича.
М: - А вот, как её, эту-та звали?
Я забыла, даже не помню что-то.
С: - А, Феодосия сестра была? Трифона Павловича.
М: - Мать Петра Ивановича – Феодосия.
С: - Но, а сестра Трифона?
М: - Его сестра! Трифона!
С: - Да! Дедова.
М: - А эта…
С: - Эта Анисия дочь Трифона - да?
М: - Это дочь! Да! Анисия.
Да её тоже, наверное, Анисией звали.
С: - Наверное! В честь матери.
М: - Наверное!
С: - Вот и, а это? Что это – Сталина сестра – да?
Он так говорил?
Стр. 5
М: - Да ни что он не говорил. Он говорит, что родня моя,
Какая-то родня была. Никогда не скажет чей,
или как вот.
С: - Ну как же мама? Ты же сказала, что он с братом
Сталина там учился. А сестра в другой группе,
тоже училась.
М: - Но!
С: - Ты, как-то забываешь, что ли. Хе, хе, хе.
М: - Но они учились. Но она же – она не учёная была.
С: - Она не учёная была?
М: - Да! Она к нему приезжала, к брату-та, к своему.
С: - А это он с братом её, учился?
М: - Да! А она, что-то? Есть привозила,
что-нибудь съедобное.
С: - А. И познакомились – да?
М: - И познакомились!
С: - Но, а ты говорила, что она тоже - училась там.
М: - Но, а потом и она стала учиться. Но она всёравно
не закончила учиться. Тут дети. Поженились они.
Дети пошли, так она и не учёная осталась.
С: - А, дети пошли? Но значит, всёравно она училась.
М: - Но! Училась потом.
С: - Вот.
М: - А всё он говорил: - Тоже красивая была, очень
красивая была Анисия.
С: - Но всёравно, тоже красивая была – да?
М: - Но! - Грушка красивая, а эта ещё лучше была.
Нашёл всё-таки, как Грушку. Но дурная была.
Ну, говорит, и дурная была. Что ей не хватало?
В то время – сто рублей дать - это вот так хватало.
Она доченькам отдаст всё – они туда, сюда всё
распротырят. Трифон, говорит: - И не кормит ни кого,
ни сего не кормили. И сами ни ели, говорит, вот.
С: - Дак, он Казанский закончил.
Потом в Московский университет поехал.
М: - А потом видно так. Ни знаю.
Стр. 6
С: - А потом ещё в Киев ездил учиться.
М: - Везде он учился, учился и дураком остался, говорит.
С: - Хе, хе. Это он – так говорил?
М: - Но! - Учился, учился дочка, а дураком умру.
- Вот так учиться-та?
С: - А он говорил, что: - Я даже академик уже стал – да?
М: - Да! - Я тогда давай, этого? Своего сына
учить – Семёна. А этот дурак, дурак, дурак.
Не стал учиться – на сына Гурьяна говорил.
С: - А, Семён учился – да?
М: - А Семён-та – он это? Юрист.
С: - А, тоже закончил юридический – да?
Юрист был – да?
М: - Юрист был юрист. Вот. Ещё больше юриста.
С: - А этот? Тимофей тоже не учился?
М: - А, что толку – прибили его, да и всё.
С: - А может, не прибили. Мама? Может он - другую
фамилию взял? Он же в Москве – здесь был.
Мама? А Тимофей-та, тоже не учился.
М: - А тот и совсем знал мало.
С: - Ну вот. Ха, ха, ха.
М: - Тот работал, работал всё – всех… Он тоже, на такой
же горке женивши. Она же тоже не русская.
С: - Он оттуда, наверное, тоже взял – сестру.
М: - Конечно!
С: - Мама? Но, а вот он не рассказывал, как
со Сталиным-та познакомился? Через брата – да?
М: - Дак он может быть - с ним и учился?
С: - А и брат, и Сталин – там учились – да?
М: - Но!
С: - А.
М: - Все там были и учились. Я, говорит, пол-Кавказа,
говорит, знал людей-та.
С: - А.
М: - Попы-та меня ругают: - Почему не ходишь в церковь?
- А я взял да и сказал. - А это ни все – всех
Стр. 7
на один аршин ни мерей. - Говорит, не все,
говорит, такие.
С: - Вот по этому он так против церкви.
Что много этих церквей, в которых они занимались
против своего народа.
М: - Молился он! А молиться – молился, как, смешно.
- Дайте, есть хочу. - Вот так вот – быстро,
быстро молился.
С: - Ха, ха.
М: - Честное слово! Ни сколько не вру. Вот в праздник
говорю. Папа, что ты так молишься?
- Ай, да – бог увидит, как я молюсь. Лишь бы тут
было. Я, дочка, читаю, молитву читаю.
Вот это самое главное.
С: - Мама? А вот эта Груша-та у них, что? Сослали
потом семью за что-то? За провинение – да?
М: - Что-то там они взъелись, когда этого попа убили.
Взъелись. Там много ихней родствы было.
С: - А.
М: - И они их.
С: - Прибрали – да?
М: - Толи прибрали. Которых, выслали.
С: - Но это ещё при царе было – да?
М: - Видимо? Конечно!
С: - Но, в то время ещё.
М: - Так их в Сибирь на каторгу…
С: - Сослали – да?
М: - Услали!
С: - Увезли в Сибирь.
М: - И я, говорит, не видал, когда, чего.
И я в другом городе был. Значит он в…
С: - Но, в Казане, значит, учился Трифон?
М: - В Казане, наверное, был. Вот так вот.
Но садись и ешь папа. - Чем кормить-та будешь?
Но спаси Христос. - Начинает молиться.
С: - А, всё время так тараторит – да?
Стр. 8
М: - Но! - Спаси Христос.
С: - Мама? А вот как его в Сорокино привезли?
Он приехал, и дом купил, или что? В Сорокино?
Просто Трифон баню купил эту?
Или ему просто дали?
М: - Он приехал! Была, какая-то, общая баня, это.
С: - А.
М: - Но, вот только, где чулан и избушка – где большая
печь. Только это купил. А это вот, большой-та
дурной – прихожую большую сделал. И не доделал,
как следует. Камней эдаких - наклал туда.
На потолок. Это ужас там один.
С: - Что бы теплей было. Дымоход он сделал,
что б теплей было.
М: - Нет! Что бы там не загорелось.
С: - А, что бы там не загорелось.
М: - Какой-та печник ему помогал.
С: - А это? Была баня – да?
М: - А?
С: - Это баня была?
М: - Это баня была! Вот они – эти тарантухи-та
и завелись в этой бане.
С: - А, и значит он, так и жил в этой бане.
М: - Так и мучился – клопов кормил – трантухов
прикармливал. Ой, он ни чего не видел доброго.
С: - А, но, а летом он плавал, на этом?
На катере - «Костеоре». Работал.
М: - Но! А зимой они уползут – тарантухи, куда-то.
Ковырну, они это?
С: - Лазят там.
М: - Лазят! Кругом.
С: - И вот он, всё время, смотри? Он до самой пенсии,
так и жил – в бане?
М: - Но! Он работал на «Костеоре» и на пассажирском
пароходе «Святой Николай», а потом на «Костеор»
вернулся. Потом на пенсию пошёл.
Стр. 9
Как, «Костеор» идёт… Он: - «Костеор», «Костеор».
Скорей, скорей шапку, шапку, шапку, шапку дай!
С: - Ха, ха, ха. Шапку дай – да? Ха, ха.
М: - Шапку, шапку, шапку!
С: - И бежит встречать?
М: - И бежать. И только, это…?
А ему это всё стягивало – эта рана.
С: - Мама? А вот…
М: - А ведь никто не знал, что он так ходил.
С: - Ну конечно! Мама? А вот это? Он ещё же…
М: - Всё время вот у него полотенце такое большое,
вот так завязывает…
С: - Печёнку так завязывал – да?
М: - А тут, чтобы - не трясло.
С: - Мама? А вот он ещё же билетёром работал – да?
Там на пристани в Сорокино, билеты проверял
у пассажиров. Вот он пропускал на пароход
по билетам.
М: - Да везде он. Но!
С: - Когда уж ездить не мог уже капитаном на пароходе,
из-за пуль в печени.
М: - Ну да! А тогда уже он встречал, провожал, вот и всё.
С: - Уже на пристани был.
М: - А ведь, как он наторел? Он видит, что не свой.
И говорит: - Ну, всё, сейчас люди будут вас
пропускать, а я вас не пропущу. - Он: - Какие-та
чужие люди. - Придут, откуда-то. - Чужие люди.
- Он знал всех своих в округе.
С: - Да?
М: - Дед: - Всё. Всё. Всё. - Человек восемь задержал.
А мы, как раз приехали в деревню Сорокино к нему
в гости. Пойдём, посмотрим, что он там делает?
А он не пускает их там. Снизу пароход шёл,
в Сорокино остановка. И он, значит, не пускает
на берег. А их там восемь человек. Бандюги были.
И их сразу же арестовали. Из Краснотуранска
Стр. 10
приехали, и всё. Тут, Минусинские приехали.
И куда-то их опять вниз увезли. Значит они,
с каким-нибудь опять «подарком».
С: - Ну диверсантов же много засылают. Этих. Заразы.
М: - Что бы, скот, где-нибудь уничтожить. Вот.
С: - Ну конечно он всех пропускает, он знает,
кто ездит - куда уехал. Куда опять приехал.
А тут чужой…
М: - Но!
С: - Какой-та.
М: - А тут чужой.
С: - Он же приглядевшись – знает своих жителей.
М: - И всё! - Всё, всё, всё. – Сразу дверь закрывает, и…
- Нет, нет, нет, сейчас придёт, вот тут, начальник
придёт, придёт начальник. - Но и тут приходит,
этот? А он толстый – Сергеев там был.
- Но, что, Трифон Павлович? - Чужой попал!
Чужой попал! Чужой – не наш! - Но и чужой.
А там уже у них – специально, каюта ездит.
Там уже их и окружили они уж…
Сообщено уже там было.
С: - А.
М: - Но и долго Трифона держали на работе.
Потом он сам сказал – нет.
- Я, товарищ Сергеев? Я не могу, больше стоять.
С: - Ну конечно! У него такая болезнь.
М: - Но! - Отстрани меня. Я вон пойду к /Шерстоедке/,
вот там отсижу ночь. Сторожем!
Больше я не могу уже. Я уже на пенсии,
но только что ещё кусок хлеба.
- А когда он в «Заготшерсть» та пошёл? Ему сразу…
А там ни что ему уже и не давали, ни какой, ни муки.
А в «Заготшерсть» - пошёл. Там Яшутин
начальником был. Трифон, девять килограммов
муки каждый месяц получал. А это ж большое дело.
Хорошей муки. А тут я -та, привезла, по полтора
Стр. 11
пуда мы смололи, да я по-выменяла.
Да на всякие тряпки. Привезла четыре куля муки.
Нам так хорошо было. А тут стали давать, хоть уж.
Но не такая, как эта, а с отрубями, но отруби немного
отсеявшие. И всёравно мука хорошая. Но, стали,
нет и хлеб спекём.
С: - Мама? А вот ты вот обмундирование отца привезла.
А Трифон, обмундирование всё раздал – да?
М: - Всё! Вот дам, скажу: – Смотри, еже ли будешь
отдавать, то я, уеду от вас.
- Нет, нет, нет, боже избавь, всё, всё, всё.
С: - Оденешь его, а он? Хе, Хе.
М: - Приду, а он сидит в одних, этих?
С: - Подштанниках – да?
М: - Или опять эти кожаные штаны оденет.
Кожаные сверху, а внутри шерсть.
Ты что опять в кожаных сидишь? Опять отдал?
- Дак, а что? Что? Что? Что? Что сделаешь-та?
Грешное-та тело прикрыть надо, прикрыть надо.
- Ха, ха. - Он пришёл, а он весит, дак что?
Грешное-та тело надо закрыть. Закрыть надо.
- Ха, Ха. Вот не ночью вспомянуть.
Да господи боже мой.
С: - А он там - на пристани, видит он, кто идёт, вообщё.
М: - Они уже знают его, они на дом приходят – домой
к нам.
С: - А.
М: - Дедушка? Нет ли каких стареньких, вот.
- Пойдёмте, пойдёмте, пойдёмте! - Снимает.
- Оденьте, оденьте. Я найду! Я себе найду.
Найду! Найду! - Вот так он.
С: - А сам потом вообще в шубе в одной и ходил – да?
М: - Но! Ходил в шубе! Но нечего уже, уж я все…
Это бы ему три пары, дак…
С: - На долго бы хватило – да?
М: - На долго бы хватило! А потом уже, сшила
Стр. 12
из кулей – Дуня сшила ему хороший костюм. Это?
Гимнастёрку хорошую и брюки сшила хорошие.
Носил бы. Нет - опять отдал. Вот. Ох, она его,
и ругала. - Господи?! Ведь тебе же грех за это
дело. - Не, не, нет! - Это? - За это дело – грешное
тело прикрыть – это не грех, не грех.
А вот тому грех, кто жадничает.
С: - Поэтому он и в кремле, так, когда был, этим?
Лениным! Дак ни что себе – ни хапал?
М: - Нет! Ни чего даже! Ни какой! Даже золотого
хоть бы. Ведь всё-таки они же…
С: - Имели дело – доступы к золоту.
М: - Какие-то часы, где-то, что-то. У него никого, ничего
не было. Папа? А почему же ты, работал?
А у тебя часы же ведь должны быть?
Какие-нибудь – ручные или карманные? Не надо?
- Нет! Я по богу – я знал.
С: - По богу знал.
М: - Но! И всё. Ой, ну я не знаю. Вон Крёстна на нас:
- Опять секреты, какие-то пошли?
С: - Ха, ха.
М: - Надо же так?
С: - А вот – он знал? Что, эти? Евреи, объединяются
и забирают власть – да?
М: - Да! - О, они дружный народ. Собачий народ они.
Они, как одна сучка хвостом вильнёт – все кобели
за ней - так и они. Они, говорит, дружные!
Кто, что один скажет - всё! Будет по ихнему.
С: - И поэтому – Трифон – Сталину, записки-та писал.
М: - Он всегда говорил: - Дочка? Смотри там, потише.
Потише. Ни с кем не говори.
- Я ни с кем не говорю. – Я бабам, какую-нибудь
сказку расскажу – когда отдыхаем. Или песню спою.
А что я буду говорить. Я много, говорю, кое-чего
знаю. Это ж много говорить нельзя.
С: - Мама? А вот ты говорила, что Трифон тебе
Стр. 13
рассказывал, что он, записки давал Сталину.
Чтобы Сталин объединял, там, вокруг себя - да?
И чтобы брал власть - Сталин!
М: - Но! Трифон же, говорит: - Я в свободное время
напишу записку. А уж, как увижу Сталина,
так – когда здороваюсь. Ему скажу: - Закрывай тут.
А он тогда: - Ха, скорей, давай - закурим мол.
С: - Дак… Ха, ха, ха. А дед-та курил? Трифон.
М: - Дак он курил, так вот – ежели уж…
С: - А, если надо.
М: - Если - приспичит. А так - он не курил.
С: - А вот, в деревне, не курил он?
М: - Нет!
С: - Нет? Никогда?
М: - Он не курил. Ему нельзя. Ему, как тогда врачи
заказали. Он молодой-та - курил немножко.
С: - А. Мама? А вот он, это? Когда вот эти все
заварухи - начались. А Трифон, когда Сталину
говорил, а тот смеялся над ним – да? Что мол…
М: - Кто?
С: - Но, а, Сталину говорил, что ты давай к власти…
М: - Но!
С: - Это? Бери в свои руки, а Сталин смеялся.
М: - Но! А Сталин смеялся!
- Вы что? Какой я…? - А Трифон ему: – Давай!
Давай! Давай! Давай быстро! Вот я тебе всё.
Все тебе талмуды положил там.
Там, смотри - в книжке твоей - всё приготовлено.
С: - А, все люди – да? Которые…
М: - Да! И всё. И все люди, и всё, всё.
– Давай, давай, давай, давай, давай.
С: - Он же, его поставил председателем – Сталина.
М: - Меня, говорит Трифон: - Скоро отзовут.
С: - А, и отзовут? В общем – да?
М: - Угу! И его сразу же, это?
Трифона - Отозвали на пороховой завод.
Стр. 14
Там, какая-та свита была? Его поставить. А…
С: - А зачем – мама? На пороховой завод?
М: - Но!
С: - Но зачем? Его туда в Горький? Его звали, что ли?
М: - Но!
С: - А кто там может быть?
М: - Но, хотели, каких-то таких, чтобы…
С: - Опять к царствованию – да?
М: - Нет ни к царствованию.
С: - А, что бы против.
М: - Но – бандитизм. Развелось много.
Надо их там, на место поставить.
С: - Дак, а его туда, Ленина, хотели направить?
Он же хозяин завода.
М: - Туда его направить! А ты – Трифон сказал Сталину:
- А ты давай бери власть в свои руки.
С: - А тут его и стрельнули – да? Деда – Трифона.
М: - Он же стрельнутый был!
С: - А, уже стрельнутый был?
М: - Да! Стрельнутый уже был – в него стреляли уже.
- А я поеду к врачу хорошему – ещё поеду.
– Это Трифон говорит. - А ты тут давай, давай,
давай, давай, давай, давай. – Дочь говорит:
- Что это ты всё – давай, давай, давай.
Что это у вас за секрет такой?
С: - Кто?
М: - Трифон: - Дочка? Да тебе, что, делать-та нечего?
Ты иди, иди. Ты работай, работай.
С: - А. Ха, ха. Хе, хе, хе. Это он на дочь
свою - Устинью.
М: - Это мы…
С: - А это Лёлька-та? Хе, хе, хе. Устинья.
М: - Но! А он мне потом тихонько да всё рассказывает.
С: - А, не…
М: - Но я, говорит, когда приехал, а тут начали на нас
Нападать-та. У нас дело-та всё и разошлось
Стр. 15
И меня отстранили, нашу всю…
Банду, которую мы … Главные-та были люди?
А Сталин остался там. И вот и, с этим – другой
Ленин остался, и… - А ты давай, давай.
С: - А, на Сталина, мол – ты давай – да?
М: - А это, как времяшка будет! Ленин номер три.
С: - А. Иванов Николай, Петров Николай, Сидоров Иван.
М: - А его всёравно, говорит, прибьют. - Он уже знал.
С: - Но дак, это там же, где-то…
В несколько месяцев – здесь было.
М: - Но!
С: - Когда его стреляли, и потом.
М: - Два раза ведь и стреляли. И в его, и в того Ленина.
С: - Но!
М: - Вот.
С: - А вот сама Наталья-та, которая была вместо
Крупской-та? Она тоже раненая, тогда же была – да?
М: - Так же была раненая!
С: - А что же…
М: - У ней, как-то со скользом. Вот – бедро.
Это вот место задето было.
С: - В зад. Ха, ха, ха. Попали – да?
М: - В зад! Как она повернулась…
С: - А.
М: - Она полная была.
С: - Дак значит…
М: - Высокая.
С: - С ядом видно пуля рикошетом прошла.
Поэтому ей не задело ядом – да?
М: - Не задело, да! Ни что не задело. Только мясо
прошла. Кость не задело, даже ничего.
С: - А, проскочила?
М: - Проскочила! И там один военный, тому влетела она.
С: - И тоже насмерть – да?
М: - И, а тот слабенький был - он не мог вынести.
С: - Мама? Ну, с ядом, конечно.
Стр. 16
М: - С ядом, но! Она ещё не разложилась эта штука-та.
И, а у военного? Она уже в боевом виде была.
А эту? Она только прошмыгнула.
С: - Ну да, мама, она просто проскочила, а там осталась.
И там уже вся - весь яд вышел из пули.
М: - Но, показывала мне мать-та, это…?
С: - Шрам – да?
М: - Шрам большой. Ну, вот это место. Как в ягодицу-та
дала. Главное в кость она не зашла.
А если бы в кость…
С: - А, это всё – там бы яд остался и всё.
М: - И всё! - Но и меня, врачи хорошие, говорит, сразу
мне… - И она потом долго болела…
Они уехали вместе с Трифоном в деревню Сорокино.
С: - А, дак и потом её сразу заменили – да?
М: - И, её заменили. Ну – пара – парой.
С: - А.
М: - Но, а потом…
С: - Дак нет, она ещё, какое-то время здесь была, мама?
Ни сразу её заменили.
М: - Но дак она там, в другом месте-та жила.
А здесь-та уже она не жила.
С: - А здесь она не жила?
М: - Тут опасно было.
С: - А тут она уже не жила – да?
М: - Да! А там же очень опасно было.
Там нельзя было оставаться.
С: - Но ещё, как Крупская ездила-та.
М: - Да!
С: - Потом уж её подменили, когда она уже…
М: - Но, а потом ей уже…
С: - Постарела когда.
М: - Одели ей шаль цыганскую – она так немножко
смугленькая была. Шаль. По-цыгански нарядили.
Там один и говорит: - Да она походит?
- Да но?! Это цыганка! Что ты? Пошли!
Стр. 17
- И так, говорит, и пошли они.
С: - И она, туда к деду – Трифону поехала.
М: - Но она ещё была в этой? В Казане, что ли?
Или в Горьком ли? Где-то она была?
Где-то в деревне она жила, в какой-та?
С: - А, у своих детей, наверное, была.
М: - А?
С: - У детей своих, наверное, жила?
М: - Где?
С: - Но, у детей своих.
М: - А, но! Вот они в деревне, где-та жили там с этой?
Со свекровкой! И…
С: - А.
М: - Но и…
С: - А ты говоришь, что дети погибли, что ли – у неё?
М: - А, уже потом – взрослые, когда были и оба погибли.
С: - На войне, наверное – или как?
А ты говоришь, что дети погибли, что ли у неё?
М: - А, уж потом – взрослые были и оба погибли.
С: - На войне, наверное – или как?
М: - Я не знаю.
С: - А, но она говорит, что погибли – да?
М: - Но!
С: - А может - не погибли?
М: - Нет! Погибли!
С: - Погибли – да? Уже у них дети были или?
М: - Два сына.
С: - Два сына.
М: - Красивые были парни, хорошие.
С: - А. Но они уже были взрослые. И в солдатах были?
М: - Да! Уже были! Ещё один-та был офицер – учился.
А потом … Она всё плакала по ём.
С: - А фамилия, как у них было?
М: - Да я и забыла, ещё мне сейчас…
С: - Да. Не, но всёравно. Может быть, вспомнишь?
М: - Где же вспомнишь? Нет!
Стр. 18
Она никогда не говорила про фамилию.
С: - А, про фамилию не говорила.
Но, только, что – Наталья – да?
М: - А?
С: - Она Наталья? Настоящее у неё имя,
или просто – вымышленное?
М: - Нет! Наталья она была!
С: - Наталья она была – да?
М: - Да!
С: - А, отчество?
М: - Кажется - Николаевна, что ли?
С: - Наталья Николаевна.
М: - Петровна! Петровна!
С: - А, Наталья Петровна – да?
М: - Наталья Петровна! Чуть не соврала.
Наталья Петровна!
С: - Дак она? Ни Соколова или Иванова?
М: - Да нет!
С: - А нет – не знаешь? Это я нарошно. Хе, Хе, Хе.
М: - Это уж – то, там – а это, здесь.
С: - Не, но может и здесь – вымышленное имя - у неё?
М: - А?
С: - Может у ней паспорт другой – вымышленный.
М: - У ней не один он был.
С: - А? Ну, значит…
М: - У них по три паспорта было.
С: - Ну дак вот – значит – у неё – может Наталией-та – и
не звали в детстве? Когда она с семьёй-та
была – жила.
М: - Вот она и с детства-та и Наталья – понимаешь ты
или нет?
С: - А? В детстве – Наталья.
М: - Ты, что - не русский что ли?
С: - Ну, ну ясно. Хе, хе.
М: - И за него – за Трифона – вышла Наталья. Но, а уже
потом вот… Раз уж муж пошёл…
Стр. 19
С: - А, за кого Наталья вышла? За деда Трифона?
М: - Но!
С: - Она потом за деда Трифона вышла – Наталья?
М: - Конечно!
С: - Вот.
М: - Она же… Как мать умерла – первая-та – жена-та
Трифона? Он с Натальей стал жить. Она работала
в кондитерском – стряпала она.
Пекла всякие сдобы. Она же мастер была.
С: - А? Поэтому он её так и приблизил к себе - да?
М: - Но!
С: - Потом уже…
М: - Он давно её знал. Но мать-та ведь год ещё болела,
это? Первая-та жена. Потом умерла.
С: - Это Анисия?
М: - Да! Устинья говорит: - Она пришла и сразу умерла.
А Трифон говорит: - Что ты врёшь.
Я же год целый – около её, говорит.
Ты, говорит, пить-та не давала ей никогда.
- Некогда. - Сама возьмёшь…
С: - А? Лёлька-та?
М: - Но! - Некогда мне. Мне шить надо. - А чего она,
какую жопу шила? Вот Анисия-та? Она портниха
была! А эта? Соберётся, нафуфырится и подалась.
Женихов много было.
С: - А Лёльку-та как звали? Я уже забыл.
М: - Устинья!
С: - А, Устинья. Ха, ха, ха. Устинья.
М: - А, ту?
С: - Анисия – по матери. Это первая дочь Трифона.
М: - Анисия. Но! Да! И вот так… Я в Сорокино…
С: - Жила – да?
М: - Но! А приходит, эта? Панка Тюрина и говорит:
- Иди ка сюда. - Что? Что, там, ребятишки опять
в воде? - Да нет – вон они играют. - А это?
- С дедом плохо – иди скорей! - Я пришла.
Стр. 20
Он: - Дочка? Я умираю, умираю. Пуля забегала
и, в больницу надо, в больницу! - Я тогда…
С: - Это, которая у шеи была, или?
М: - А, и на шее. Всё раздурелось, тут вот.
С: - А.
М: - Уже видно организм не может её…
С: - Ну да! Слабый уже.
М: - Слабый стал. Я тогда к Дуне. Дуня пошла
в Сельсовет. От Сельсовета, позвонила
на Краснотуранск и приехала скорая помощь.
И увезли его. И вот мы с Дуней ждём, думаем, но…
И, это? И вы здесь со мной все – все кучей.
Неужели ты не помнишь?
С: - Так вот смутно. Ха, ха. Смутно.
М: - Но и сделали ему операцию.
С: - Мама? А ты же говорила, что татарка, какая-то,
делала – пулю-та вытаскивала.
М: - Это татарка до этого делала.
Ты, что - неужели не понимаешь?
С: - Но когда, до этого? Здесь же в Сорокино, что ли?
М: - Вот, когда он приехал?!
С: - В Сорокино?
М: - Но она одну пулю вырезала ему.
- Больше я, говорит, не могу.
С: - А две, в Новгороде сняли – да?
М: - Да!
С: - И здесь уже осталось - две пули?
М: - Две, да! Одна здесь, другая там, где-то…
Да и в печени.
С: - И в печени.
М: - Вот. И самые, такие мощные остались.
В кости застряли, и не туда и не сюда.
Ходить-та он – не мог. Но и потом приходит врач.
- Но, будем смотреть, сейчас. Я сейчас осмотрю его.
Приду и вам скажу. - Хорошо! - Кто вы будете?
- Я говорю: - Я невестка его – сына жена.
Стр. 21
- Хорошо! Это дети ваши?
- Да! Но, я говорю: - Пожалуйста, как можно.
Может быть, что-нибудь сможете сделать?
Как его не будет хватать.
Как мы жить без него будем? Ну и теперь,
значит он, это? Пришёл и говорит:
- Всё сделаем, сейчас. Можете посидеть.
Часа два будет – не более, не меньше.
С: - Операция – да?
М: - Ну что, хоть три, будем сидеть.
- Но, а там, еже ли - темненько будет. Дак, скорая
помощь вас увезёт домой. Из Краснотуранска
до Сорокино. Я сказал, что бы никуда скорая
помощь не ездила - что бы вас увезти.
- Ну, всё-таки, и Дуня была – авторитет имела.
Партизанка, и она в сельсовете работала. Но и вот…
Мы, час, просидели - нет, ни чего нет. Второй
уже – ни чего нет. Вот уже половина третьего.
Смотрим - выходит. И смотрим - его везут. Везут.
В палату повезли. Но, говорю, Дуня…
С: - Нормально – да? Ха, ха.
М: - Нормально! Дед наш живой – раз в палату повезли.
Он приходит и говорит: - Но вот и всё. Вот сейчас
посмотрим. Пойдёмте, что у него было. - Но и
пошли. Принесли пульки. В его кабинет пошли.
Девушка принесла пульки. Ой, как он носил их?
С: - Это две пули – да?
М: - Две пули! Вот в палец, такая длинная пуля, но она
толстая. Что, это? Такая, как настоящая, это?
С: - Дак с чего его? С винтовки его стреляли, что ли?
М: - Бог его знает – с чего стреляли.
С: - Реворвер, наверное, крупный какой-та был?
М: - Какой-та? Крупный. Вот тут-та – острая пуля.
А сюда-та – толстое. Вот так вот – шириной.
Вот, как тебе сказать?
С: - Но, видно, наверняка, хотели убить Трифона.
Стр. 22
Поэтому…
М: - Да! Прямо вот такая вот, большая сильно пуля.
С: - Да! Как десятик – да?
М: - Да! Как десятик, ещё чуть, побольше.
Как пятнадцать копеек.
С: - А.
М: - Вот такой. Но и, и вот…
С: - А? Начинённая? Они говорили? Врач, говорил,
что начинённые? Нет?
М: - Да! Говорит, были начинённые! Но, говорит,
в одной ещё не вышел. Видимо хотело,
разъедало видно эти вот.
С: - А, и не вышел. А в одной вышел – да?
М: - А в одной-та немножко ещё есть яд.
С: - Немножко есть?
М: - Вот, говорит, поэтому он часто болел. Но и потом,
это? Сделали укол и всё. Сказал, что через два
дня придёте, не раньше. Раньше не ходите.
Сейчас не беспокойте. Ему нужен покой сейчас.
Я сам буду всё время с ним. - Но, а потом мы
приходим, ему уже подушку положили – выше
немножко. И так лежал. Забинтован весь.
Но, ни чего – стал поправляться. Он. Он бы ещё
и жил бы, эта вот… Размазня, не кормила не поила
его. Ему ещё же надо было ещё…
Как я этому батьке говорила.
С: - Надо было взять его туда – в Черногорку?
М: - Не поехал!
С: - Не поехал – да?
М: - Не хотел!
С: - Боялся наверное?
М: - Не поеду я туда, там… Не, не, не, не, не поеду.
- Он же привык, здесь, в Сорокино! Приволье.
А там – газ, в городе.
С: - Ну да! Там… Да там конечно, какая ему там жизнь
была бы?
Стр. 23
М: - Вот. С батькой мы всё время ругались.
Долго батька твой не будет твой батька жить.
Поедем ка обратно в Сорокино.
Она его заморит - дочь. И так и вышло.
Вот, поедем вот. К сестре.
- Провались она, твоя сестра. Не куда я к ней
не поеду. Она и нас, чем-нибудь накормит.
- Ой, жалко мне его. Так жалко, так, ни знаю.
С: - Она, Анисия, у Трифона, дочь-та, так она отделилась
и всё. С концом – да?
М: - Они… Муж у неё хороший. Они где-то уехали
в такое место…? Он же был военный.
С: - А.
М: - И так, где-то они жили. И в Горьком жили они и…
Потом они в деревню Арусланово уехали. Там жили.
С: - А, в Арусланово жили – да?
М: - Да!
С: - А.
М: - Но и вот. И Трифон захотел, тоже дом сделать
в Арусланово. И переехать хотел туда.
А эти? Поселёнцы, сделали ему дом.
С: - А, этому? Трифону Павловичу – да?
М: - Да! А потом сожгли.
С: - А эти? Всё-таки туда, в Арусланово уехали – да?
Анисия.
М: - Но, они там жили, и родители там их все жили.
С: - Ну ясно. Вот так он и ни куда из Сорокино
и не уезжал.
М: - Нет! Не куда, говорит: - я отсюда не уеду.
Но, на самом-та деле, с деревни, куда-то в город
ехать. Да там же не деревня – там же пристань.
Там такое место было – живое.
С: - Весёлое – да?
М: - Да ещё Манька, это? Не довольные были.
Это дочь брата Гурьяна. Тимофея дочь.
В такое место хорошее попали и, недовольные.
Стр. 24
Это от Абакана, там совхоз Калинина-та был?
С: - А! И там Варвара муку получила – да?
М: - Но они же получали, с этим?
Обои там работали – он экспедитором там был, этот?
С: - Муж-та – Варвары.
М: - Как его? Ой, забыла, супруг-та её? Но супруг?
С: - У Варвары? Григорий.
М: - А это? А она там, этим? В Сельхозотделе
работала. Но, как начальник.
С: - А.
М: - Ну и им всегда муку давали.
С: - А ты у них, как?
М: - А я жила у них.
С: - Водилась – да?
М: - Ну я это? Хотела на хлебозавод идти.
Их мать, говорит: - Ты мне помоги белить.
- Но ладно, я тут вот добелю. Да и пойдём, я…
- Но, а ты жить-та живи у нас. Комната есть.
Будете, это? С мамой там спать, и сын Юрка будет
с вами спать. И квартиру ни где не ищи – живи у нас.
Но и… А эти – соседские бегают ребятишки.
Но, надоели они мне. А он большой парнишка-та.
Ему нельзя ни как. Как откроешь, а холодно же,
в это? Перед новым годом уже тут. Как откроешь
им, его же обхватывает, холод, ребёнка.
Но он такой слабенький был. Но и это?
С: - Ты, тряпкой, его?
М: - Эта, ещё ушла в магазин – мать-та её - за хлебом.
А я одна. И вот они бегают и бегают.
- Мы к Юре идём. - Идите, я вот сейчас вам
шваркну. А они и подошли - Варвара с Гурьяном.
Я и шваркнула их.
С: - А чем ты их?
М: - Ну, кистью!
С: - А. С этой? С известью?
М: - Там это? Оно уже давношное.
Стр. 25
Я обмакнула кисть в известь и…
А, но всёравно – шарф замазала, шапку,
и по голове и по лицу.
С: - Хе, хе, хе. А он мешок с мукой нёс.
М: - Вот так и познакомилась я с Гурьяном.
Со своим супругом.
С: - Мама? А вот это? Трифон Павлович – он про свою
жизнь рассказывал? Как он в детстве жил?
М: - В пастухах был.
С: - В детстве?
М: - Но!
С: - А что, у него же богатый был отец-та?
М: - Ну, что б… Отец отдал, что б Трифон, это?
Уму разуму набрал.
С: - И нарошно в пастухи – да?
М: - Но! Нарошно! Чтобы он знал, как, это?
Нужно жить. А потом он пошёл учиться, и
университет. Он университет отцу.
С: - Университет закончил – да?
М: - Закончил! И вот сына Семёна выучил и…
- А этот, говорит, - лентяй.
С: - Дак…
М: - На этого? Всё говорил – на сына Гурьяна.
С: - Мама? Значит, он это? Трифон-та Павлович,
университет даже закончил – да?
М: - Да! Он был богатый. Трифон же этот?
Пароход-та он весь знал. В Сорокино приехал,
пароход первый «Костеор». Ещё, первый всегда
приходит он. И на… Там на низу он остановился.
На этой? Не доезжая Красноярска-та – аж,
под Унюком. Остановился, уж, Унюк проехал.
С: - Дак, Унюк-та, Красноярск-та где? Дальше!
И это ж, Унюк-та здесь же?!
М: - Но здесь!
С: - А ты говоришь: - Не доезжая Красноярска,
под Унюком.
Стр. 26
М: - Нет! Надо Краснотуранск, а я Красноярск говорю.
Но и вот. Вызывают. Этот самый? Тут толстый
такой был агент-та: - Пусть Грошев дедушка придёт.
- Но я сказала: - Папа? Там чё-та тебя Агень зовёт.
- Сейчас, сейчас, сейчас. - Пошёл наш дед.
- А Ежлив я долго, не буду, дак…
Я слыхал – пароход там стал – «Костеор».
Не может выехать. Ты дочка, там мои железки,
не знаешь, где положены?
- А я говорю: - Там на полке я всё клала, и тебя
предупреждала, что все твои тут вещи.
С: - Ха, ха, ха.
М: - Но и, он в сумку положил инструмент.
Положил сумку на горбушку и подался.
Он уже знал, что пароход не пойдёт без него.
С: - А дак он же… как на Енисей приехал. Это?
Его «Костеор» привезли.
Он же на нём плавал же на Волге – да?
М: - Нет!
С: - Но, как же? Он на «Костеоре» плавал.
М: - Он ещё сначала на моторке. «Костеор» не ходил.
Пока грязнуха не вычистила на Енисее.
С: - А вон как?
М: - А видишь, как получилось? Старый Енисей
запрудился. Пароходы не стали ходить.
Только до этого? До Краснотуранска. Чуть,
Красноярска не сказала. Тут только.
А сюда не стали проходить.
С: - А вот почему…
М: - И вот поэтому, эта вот грязнуха и чистила Енисей.
А Трифон – на этой грязнухе. На этой? Работал!
Отец-та Трифон и чистил. Мы с Гурьяном и
приехали в гости. В деревню Сорокино,
Краснотуранский район.
М: - А у матери спрашивает, первый ещё раз - Гурьян.
- А, где отец?
Стр. 27
- Да с Грязнухой там всё воложится там с грязью.
- А он это? Вычистил, такую глубину сделал
хорошую. И пошли пароходы по Енисею. А потом
вот, от Минусинска – там перевал. Да и тут перекат
был. Как страшно было – ужасно было. Как страшно.
И вот это?
С: - А эти камни взорвали, наверное – да?
М: - Мы на катере ехали – на маленьком.
Дак и то, вот так вот, нас крутило.
С: - Не, мама, а потом эти камни, наверное, взорвали
они? Валуны-та.
М: - Ну, просто галька. Вот такие камушки.
Галька такая - толстая, э…
С: - Крупная.
М: - Крупная. Ну и вот, и теперь, это вот во время, уже
потом. После войны. Это место запрудило совсем.
До Минусинска не ходил пароход - невозможно.
Никак. И с этого времени начал Енисей топить и
топить - подмывать деревню Сорокино.
Топить стало нас.
С: - Мама? Но и вот, он туда поехал и наладил – да?
Грязнуху.
М: - Но! Но и он приехал: - Где? Что? Больное место
где? Где болит? Где болит? - Ха. - Но вот!
Качёк не качает! Воду не откачивает!
А, поршни, говорит, отказали у вас.
- И сейчас же ему, этот самый, как его?
Водолазный костюм одели, он наладил там всё
под водой. Он долго болел после этого. Простыл.
С: - Остыл – да?
М: - Остыл! Да! Четыре бани у Дуни топили,
да парили его.
С: - Да? Этот? Как его? Но, Цыпков всё его там
парил – да? Сосед Григорий.
М: - А я, говорю: - Знаете что? Я вот этого моху
надрала. Вот с этим мохом давайте.
Стр. 28
Простынь у меня была, такая, ещё холщовая
оставалась. Я, говорю: - Вот в эту простынь
завернём его и обкладём мохом. А этой простынёю,
сверху накрой. Парь, парь, чтоб его - пока не вырвет.
Парь! Но и его вырвало. Он совсем стал,
согнувшись, вот так, ходить. Он не мог уже…
С: - А, эти пули-та уже вытащены были, мама? Или нет?
М: - Нет!
С: - Нет ещё – да?
М: - Нет ещё! Но вот эти пули-та ему и не давали
Баню-та делать.
С: - А.
М: - Они его беспокоили – пули-та ж вытащили в войну.
Это мы пошли – он говорит: - Я, я пойду с вами.
- И Дуня пошла – это в войну.
- Я места знаю там хорошие и, грибы белые растут,
и белые, эти? Грузди растут.
- Но, правда, мы много - мы на коне ездили туда.
Не пешком шли-та. Полный воз… Оттуда уже
пешком шли. И это? Он знал места.
Ну и вот – пришёл домой и говорит: - Дочка, мне
плохо, зови врачей – умираю я. Я понатрудился
сегодня и у меня пульки дают делов мне.
- А там приехал – к нему приходил этот врач,
и уговаривал его – пойдём, я тебе их вытащу,
и будешь жить.
- Ему, ежели бы раньше, он бы сделал операцию – он
бы здоров был. Долго бы ещё жил. А то потом его
гнуть начало. Это вот он так ходил – скорчившись.
Он не мог больше разогнуться.
Потому что у него – от этих пуль – много там,
уже отложились ткани – клочкам рвал. И стянул ему
бок-та. Вот он так и поэтому и ходил.
С: - Дак это? И татарка ему там помогала.
Или она сначала – вытащила пули-та.
М: - Это татарка ему ещё, когда он приехал
Стр. 29
в Сорокино – татарка вытаскивала. Но, там далеко
в кишках и в печени – она не стала. А то… Тут она,
в мясе вытаскивала. Близко. Вот. А потом, вот он
сделал. Хороший парень сделал операцию.
С: - Этот – который – два, приезжали – да? Академик-та?
М: - Ну я не знаю, кто они такие, академики или кто они.
С: - Но, специально приезжали – да?
М: - Нет, не специально.
Он работал уже здесь - в Краснотуранске.
С: - А.
М: - Он профессор. Но он от войны освобождённый,
у него.
С: - А, как? По эвакуации сюда – да?
М: - Да! У него, значит, запрос был, что тут очень много
этих? Больных, самых - ветеранов этих.
Ну, солдат - лежат в госпитале. Большая…
Там две больницы.
С: - Ну, в общем, он запустил свои раны – Трифон
Павлович. Надо было раньше.
М: - Да! Надо было раньше делать операцию.
Ему, был, этот-та академик-та. Говорил: – давай я
тебе всё сделаю. - Не, не, да я это-то, ничего,
ничего, всё пройдёт. - Вот. А ничего, ничего, а чуть
и совсем не сник. Да вот он так и ходил с этой вот,
палочкой. Потому что там всё – стянуто всё ему.
С: - Мама? Вот ты, мы это, опять ты. Как он сначала-та
говорил? Что в пастухи пошёл - пас коров – да?
М: - Но!
С: - Потом ещё где-нибудь, работал?
М: - А потом он работал на железной дороге - подвозил
чемоданы. Учился и работал.
С: - А, в школе когда – да?
М: - Видишь ли – отец же мало получал – семья,
и кормиться надо, и…
С: - Но, как же отец, получал мало? У него заводы свои,
Пороховые. Как же мало получал?
Стр. 30
М: - Он, что-то вот…
С: - Нарошно, видно, заставлял его работать.
М: - Но, а дед был, такой жадный был у отца.
С: - Отец-та – да?
М: - Да! Пётр-та, но а…
С: - Он Пётр был – да? У Трифона отец.
М: - Он же уже отделённый был.
С: - Но, как же отделённый, ещё маленький, отделённый.
Я тебя спрашиваю о Трифоне.
М: - А, но, но, но. Но вот он его наказывал, почему-та.
Это ж, то, Пётр был, а это-та Трифон.
Трифон-та был отделённый, как и Пётр – его отец.
С: - Дак он, Трифон-та…
М: - Это, Павел-та, Павел, тоесть…
С: - А, это Пётр-та – заводской – заводы-та имел свои?
М: - Павел Петрович был.
С: - А, Павел заводы имел. А, Пётр попом был.
А, Трифон - сын попа. Вот как.
М: - Но! Отделённый. Но, а раз…
С: - Отделился и живи – сам себе. Мама?
Но, какой же он Павел? Когда он не Трифон был,
а Николай Петрович.
М: - Нет, но…
С: - Но, первое-та имя?
М: - Настоящее?
С: - По настоящему-то он Николай Петрович.
М: - Трифон! А уж потом Николай, там ещё, пошёл там
учиться – Герасимом был.
С: - Но вот, он женился – Трифон – совсем другое ещё
имя-та было.
М: - Ну женился, он уж тут – шпионил уже, уж его на…
С: - А, шпионил уже?
М: - Конечно! Уж его тут, куда пошлют.
С: - А, он уже закончил институт – университет-та?
М: - Да! А, так он был Трифон Павлович. Павел – он
любил его – что б учился, и… Вот это…
Стр. 31
С: - А, Герасим? Я, говорит, был Герасим. А вообще-та
сначала – был Николай он.
М: - Не! не! Я тебе говорю – у него четыре паспорта
было.
С: - А, четыре паспорта?
М: - Но! Он, так вот, он родной, вот это мой родной
паспорт. Вот, дочка, я!
С: - А, Трифон Павлович – да?
М: - Да! - А потом мне вот этот дали - Гераськой я был.
Я ездил – учился – и заменял. И потом, говорит,
вот – Ульянов – Ленин я был.
Он уже женился – она за Гераську вышла уже.
С: - А.
М: - Вот.
С: - Выходила замуж за Герасима – да?
М: - Она его всё Гераськой звала: – Эй, Гераська?
Иди ка сюда. - Ха, ха, ха. - Иду, иду, иду.
С: - А потом он стал Николаем?
М: - Я, один раз ему говорю: - Папа? А что это она тебя
так? Прозвище, что ли какое? Гераськой зовёт.
- А, Гераська, я Гераська! Гераська! Гераська!
- Ха, ха. Какой потешный был.
С: - Дак это, значит, учился он в университете вместе
с Ульяновым, наверное – да?
М: - Видимо так, он и учился.
С: - Но он рассказывал тебе?
М: - Но! Отлично! Отлично!
С: - С Ульяновым.
М: - А?
С: - С Ульяновым вместе – да? Учился.
М: - Но! Ну, там много, говорит, училось.
С: - А вот Николай – царь-та, он тоже там учился
в детстве? В молодости.
М: - Ну, кто его знает, может, и учился.
Трифон никогда не говорил об этом.
С: - А, никогда не говорил – да?
Стр. 32
М: - Никогда! Только вот. И ни про Ульянова,
Ни про Ленина никогда ничего ни говорил.
- Ну, с людям, с людям я учился.
Ну что, чего про них говорить, что, что про них.
- Видишь, такой он.
С: - Но, самое главное - Трифон университет
закончил – да?
М: - Да! Я документ сама смотрела – отлично!
Он, какую-та медаль получал.
С: - А вот мой отец не забрал – да?
Гурьян, документ-та его.
М: - Дак, она же, Устинья, всё схарлила.
Ты понимаешь или нет?
С: - А. Она спрятала – да?
М: - Всё попрятала. Гурьян приехал.
Уже он – его уж закопали почти – Трифона.
Уже начали спускать, хотели…
Он не захватил – Гурьян-та. Что-то долго простояли
на этом, на перекате. Не идёт вот этот…
С: - Пароход?
М: - Как его?
С: - Катер?
М: - Катер! Закрутило его и всё, а потом кто-то на лодке,
передал, что, подождите, сын приехал, а, пусть
посмотрит отца своего. Но, говорит, вытащили гроб
и я, говорит, не разрешил, что бы раскрывать гроб.
- Нинадо. Это грех, говорит, нельзя.
С: - Ну да, раз забили, то уже всё.
М: - Да! Уже всё. - Но и я, говорит, постоял, поплакал.
Уговорили меня, тут уже всё. Что ж вы, говорит,
не могли, видите, что катер стоит, идёт, и не можете,
уж не могли подождать. Я же вам, две телеграммы
послал, из Подкуни послал, что я выезжаю,
воздержитесь, я приеду.
- Так и не видел он больше отца своего.
С: - Но вот он всё-таки про детство своё
Стр. 33
рассказывал - Трифон Павлович. Так вы же вместе
долго же жили. Что-нибудь, рассказывал там.
Ну, что он работал везде.
М: - Я, говорит, любил на завод ходить. Там работал,
говорит. - Что же я летом же не учусь.
- Но и потом, говорит, за садом. У них сад большой
был. За садом летом ухаживал и, это – в саду.
Яблоки продавал. Возил.
С: - Дак, а он учился-та в университете,
в Горьком или же в Казане?
М: - Он и в Казане и в Горьком учился и в Москве учился.
С: - А, и ещё и в Москве потом учился?
М: - Да!
С: - Да.
М: - Везде он учился. Где-то на Украине учился.
Только в Ленинград, говорит, я не попал.
А то везде, говорит, учился.
С: - А потом уж он вместо Ульянова. Ха, ха, ха.
В Ленинград попал.
М: - Но! А уж последний-та раз, вот с этой-та вот,
с матерью Гурьяновой учился. Они повстречались.
Они видимо учились вместе, с этим братом Сталина.
Брат был – Александр Александрович Сондро.
С: - А, со Сталина братом учились?!
М: - Брат видимо был.
С: - А эта Сталина или сестра или это…
М: - А это двоюродная, наверное.
С: - Или тоже брат и сестра?
М: - Двоюродная, наверное, может и троюродная ли.
С: - Вот, наверное, тоже вместе училась.
М: - Да!
С: - Вот так, наверное.
М: - Вот так они, познакомились, и, говорит: - И так они
любили меня. И мне пришлось много денег
уплатить. Что бы её – на нашу веру перевести.
С: - А, что бы в веру. Она была сама грузинка тогда?
Стр. 34
М: - Конечно! Что бы на русскую веру. Она красивая
была. Крёстна вся на неё была похожая - такая же.
С: - А, этот – Глебов-та? Он, тогда тоже родня наша?
М: - Да!
С: - Это вот ихняя как раз?
М: - Да! Они, наверное, двоюродные уже, а может и
родные братья. Я даже ни знаю.
С: - Ну, с женой Трифона.
М: - Нет, уже это двоюродные, наверное.
С: - Но вот, с женой. По жене Трифона.
М: - Да! По жене! Трифона.
С: - А. А уже отец, это? Гурьян – он же ему дядька
родной.
М: - Наверное! Когда они встретились, то Глебов
называл Гурьяна – дядька, родной. Родной был!
С: - Наверное, сын был он – сестры Гурьяна.
М: - Наверное, так вот. Потому что, эти двоюродные.
- Ох, двояж мой пришёл. - Он так его называл.
Он всё говорил: - Добрую ты бабу взял, хорошую.
Хорошая баба у тебя. Я её бы одел бы эту бабу.
Баба была бы.
С: - А.
М: - На меня.
С: - Ха, ха, ха, ха, вот. Вон оно что.
М: - Видит, что плоховато одета я.
С: - По этому, раз он учился с Ульяновым. Трифон.
Был – похож был. Они его сделали двойником – да?
М: - Но! Так двойняк его и звали. Двояш.
А люди-та не знали, что это за Двояш?
С: - Значит, у него грамота была большая – да?
У Трифона.
М: - Да! Большая грамота. О, вот к нему всё время, эти,
школьники приходили. Он им об сказывал - учил.
- Только вы… - Они привыкли к нему,
что он так говорил-та часто.
С: - А, но да! Там в Сибири-та быстро говорят.
Стр. 35
М: - Но! А они уж, парнишки, привыкли, ни чего.
Я говорю: - Вы понимаете, что он говорит?
- У; тётя Аня, мы всё, уже привыкли к дедушке,
уже всё. - Он всё им рассказывал. - Вот так, вот
так, давайте, давайте, давай, давай. - Потом ещё:
– Вы учитесь хорошо, хорошо. На отлично учитесь.
На это - на замок учитесь. - Это, замок, значит,
медаль - замок.
С: - А.
М: - Вот.
С: - А вот он писал, какие-нибудь, эти?
Труды-та там? Или что?
М: - Кого?
С: - Но, дед-та, что-нибудь, писал такое, какие-нибудь…
М: - Что им, чтоб учиться, что ли?
С: - Нет. Но, вообще вот сам для себя, что-нибудь,
писал?
М: - Нет ни чего.
С: - Книги там… ни чего не писал?
М: - Нет! Вот они, вот школьники, что-то там, такой
список покажут. - Вот это не правильно, вот тут так
вот пишите, но это вот так.
С: - Кому? Этим ученикам?
М: - Ну, когда вот при экзаменах…
С: - А.
М: - Там уже эта хитрушка-та делается. Как её?
С: - Ну экзамены.
М: - Ну экзамены сдают, дак вот это? Как их… на неё
взглянут, он поймёт, потом учат.
С: - А, шпаргалки-та.
М: - Шпаргалка-та эта чёртова, забываю я.
С: - Ха, ха, ха, ха. Он учил их шпаргалки делать.
М: - Он: - Нет, нет, у вас на шпаргалке не правильно,
не правильно, давай вот так, так, так, так.
- Вот так он всегда им говорил.
С: - Ха, ха, ха.
Стр. 36
М: - И он сделал так, и они выучат. На отлично – вся его
бригада – отлично. - Дедушка? Ты что учишь, что
ли их? - Да нет, просто меня проведают.
И ни чего они, я не знаю, не знаю я.
С: - Ха, ха, ха. А сам их ещё это там – учит.
М: - А сам их тренирует. Но вот они академиками стали
разными. Какими учёными стали – разными.
Какими учёными стали парни эти.
С: - А он видно там, проекты давал им.
М: - Да!
С: - Направление, куда-нибудь туда, и они потом учились.
М: - Видно у него, какие-то были книжки Ранешные ещё.
Они им пригодились.
С: - Давал – да?
М: - Давал! Книжки. У этого, много было
книг – у Семёна Трифоновича – сына его.
Были всякие, как прокламации, какие-то, что бы…
С: - Ну да! По учёбе, как раз, он же…
М: - Чтобы знать людей - какие люди.
С: - А, в школе он преподавал – Семён.
М: - С какими людьми якшаться – иметь дружбу.
Что б не подходить. Но…
С: - А, психологические ещё такие книжки по психологии.
Да?
М: - Да! Но, он снабжал их! Мы вот первый раз,
мы приехали – ой сколько книг. Уж, отец, Гурьян,
перебирал, перебирал… Книг-та много было.
А потом второй раз приехали. Он говорит: - Папка?
А куда ты книжки девал? - Хэ, хэ, хэ. - Выбросил?
- Выбросил, выбросил, куда, зачем они стались.
С: - Сам раздал, наверное.
М: - В печку бросил.
С: - Сам раздал наверное?
М: - Ты брось, скажи?
- Хорошим людям дал – дал хорошим людям.
Я учил их. Я учил, учил, им книжки нужны.
Стр. 37
Пусть учатся. А ты, ты бестолковый,
бестолковый – тебе не надо их.
С: - Вот они потом учиться пошли и взяли с собой это
всё. Все книги его.
М: - Да! Много он им давал, а потом этот вот?
Позвали там… Не это… Надо пароход вовремя
выгрузить, а грузчиков не хватает, но батька наш,
Гурьян, пошёл. Он же в молодости грузил
баржи – грузчиком был. Пошёл грузить там.
И нам целую бочку рыбы солёной дали.
И мы в свою эту, увезли, как её?
С: - В Черногорку?
М: - В Черногорку! И нас, прямо увезли на эту?
На Подкуню! Пароходом. И там машину он взял.
И увезли домой. И вот это… и деньгами,
и такую рыбу – киту и горбушу всякую.
С: - А вы, наверное, по всей Спасстанции поразделили?
М: - Дак конечно давали, не по всей, а…
С: - Ну своим, это, друзьям – да?
М: - Но! Конечно, каждому по рыбине.
Да там все свои – на Спасстанции. Но и вот, это?
Пришли, дак у нас чуть не две бочки.
Куда нам столько их всяких. И свежей и всего.
И кому свежей, дали, кому солёной рыбы…
Но и я сижу, дома в Сорокино, как раз сидела.
Смотрю - трое приехали. А Трифон, говорит:
- Идите, идите, там, на вышке, на вышке там ищите,
там много, много книг. - Он студентам книги раздал.
С: - А это там, в деревне Сорокино, когда?
М: - Но! И вот они, это, деда. - Трифоныч?
Мы вот, Трифон Павлович, вот мы нашли.
Вот такие, такие. - Ну, ну. У, бери, бери, бери,
с богом, с богом, с богом. - Но и их угостил. У него
и водка всегда была. - Садитесь! – Он ещё
молодой, ещё тогда был. Но и: - Учитесь, учитесь
ребята. Я учился. Я Академию кончил.
Стр. 38
- Неужели? Трифон Павлович? Неужели вы
Академию? А почему вы нигде не работали?
- Нельзя! Нельзя! Нельзя!
С: - Ха, ха, ха. Вот. А он уже в Сибирь уехал, уж
Академиком. Уже нельзя было показаться.
Люди его заметят.
М: - Вот так моя академия пропала детки и всё, всё, всё.
Я старый, старый, старый.
С: - Он, наверное, всёравно со Сталиным,
какую-то связь держал?
М: - Наверное! Потому что письма ему часто приходили.
А мы же не знали. Почём мы знали.
С: - Он, наверное, советовал Сталину и всё такое,
как нужно?
М: - Да! Наверное! Но, а потом – даже в войну, было
письмо. Письма три я видела, что с Москвы.
- А кто это вам пишет?
- Да это сестра, сестра там и брат.
С: - А, не показывал – да?
М: - Нет! Никому, никогда не показывал. Ему уже на
руки - с рук давала, там, Суворова, такая. Она его
хорошо знала, и отец… Трифон, её знал хорошо.
Уже видно они заодно работали Суворовы. Вот.
- У вас дедушка достойный. Достойный у вас,
хороший, дедушка.
- Я, говорю: - Я не хаю! Свёкра я своего,
люблю и уважаю.
С: - Он, наверное…
М: - И он доволен.
- Он доволен, что вы его на ноги поставили…
- Когда мы приехали, он слабенький был.
С: - А.
М: - Прямо, ходить даже не мог – заморила она его.
Кое-как – всё на чаю – он ослаб. Совсем. Но и…
А мы тут стали уже, скотину держать. И я стала
молоко покупать и его кормить молоком.
Стр. 39
Стала поддерживать его.
С: - Так бы отец, Гурьян, остался бы там – жили бы мы
там и работал…
М: - Дак он бы, Трифон, всё-таки, лет пяток пожил бы.
Всё восемьдесят. - Да мне ещё восемьдесят нету.
- А уж там более сотни. Вот.
С: - Дак это он уже после войны же умер, мама?
М: - А?
С: - После войны же умер-та?
М: - Кого?
С: - Дед-та?
М: - Умер-та?
С: - Но!
М: - Да!
С: - Уже, где-то в сорок шестом, наверное?
М: - Наверное, так! Как не в седьмом ли,
в сорок седьмом! А его, как бы мы были вместе,
дак он бы ещё жил бы.
С: - Ну, конечно – питание.
М: - Потому что она, то уйдёт там где-то ходит,
как шалава, где-то шляется по деревне.
Ворожит – денег много ей надо.
Что б денег накопить и уехать.
С: - Сюда, опять в Горький?
М: - Куда ехать? Да, что там, в Горьком?
С: - Там же голод был.
М: - В голод такой. Потом, я приехала – говорю:
- Ты хочешь ехать? А там люди с голоду умирают,
а ты ехать. Я говорю. А уже, когда наши-та
приехали оттуда. Пана со своими детьми.
Дак она тогда уже и примолкла. Ни стала…
С: - А, вот он не рассказывал?
Вот в этом – в Минусинске-та? Не он там был?
М: - Нет!
С: - Не он был?
М: - Там другой был.
Стр. 40
С: - Там, сам Ульянов был или же…
М: - Может и, сам был.
С: - А, может, сам был ещё – да?
М: - Да! Это они, какой-та оборот делали.
Что-то я понять их… Он ничего не говорил.
С: - Дак, оборот, это может быть вместо Ульянова, туда
его всунули, вот и оборот весь.
М: - Нет!
С: - Нет – да?
М: - Нет! Этот же высокий был ростом-та.
С: - Кто? Сам Ульянов?
М: - Нет!
С: - Трифон?
М: - Дед-та Трифон.
С: - Трифон был выше – да?
М: - Трифон Павлович. Конечно, он выше его был.
С: - А тот полненький вообще Ульянов-та был - такой же
лысый.
М: - А его, когда стал, как бы сгорбивши ходить, но он и…
А тот не сильно большой был, но…
С: - Побольше был Ульянова – да?
М: - Немного больше. Мне, говорит, задавали – он
с Дуней, что-то разговаривал. - А как, говорит, тебя
не замечали, ведь ты же больше ростом был?
- А он говорит: - Да всё говорил, что я худой стал.
Вот по этому я вытянулся больше.
А был полный – я был поменьше и казался.
- Он так говорит: - Я от них отбарывался.
С: - Значит, в Шуши, это был настоящий Ульянов – да?
М: - Да! Настоящий был.
С: - А чего ты говоришь, обороты они делали, какие-то?
М: - Он же был до тех пор настоящим… а уже потом.
С: - А вот, когда их арестовали с Николашкой вместе?
Ульянова! В 1910 году.
М: - Да! Вот он был, а ещё до этого ведь он был.
С: - А, ну, ну, ну! Значит, когда с Николашкой их
Стр. 41
арестовали. Ульянова.
М: - Ну!
С: - Вот тут уже и…
М: - А, Николашку – Николашка-та ведь не ссылал их.
Это братья, его там, ещё другие цари-та
ссылали – Николаи. Ряженые. Николаи вторые.
С: - Николай, почему его ссылал?
М: - Ссылал тоже?
С: - Ссылал! Ха, ха. Это не он его ссылал, а это
контрразведка царская арестовывала.
М: - Но!
С: - Вот. А потом он его…
М: - Но, всёравно, как-то… Видишь, он же ему всёравно
помогал, и писал в контрразведку, что,
не трогайте его - Ульянова.
С: - Ну правильно, контрразведке он приказ давал, чтобы
не трогали Ульянова. Дак они же его…
Вот его - Трифона, вместо Ульянова, садили везде,
мама. Вот этого Трифона Павловича же.
Он же сидел везде вместо Ульянова.
М: - Да! Был тоже, было, и сидел и пришёл и, а тут вот
эта война-та началась, и это? Пришлось ему,
Трифону. Они, там было много их, этих – трое их
было. Они, ежели бы один, дак они бы его сразу
убрали. А то, видишь, менялись они. Как эти двое
были – Николай и Дмитрий – тоже менялись.
С: - Николашка-та? С Дмитрием.
М: - Но!
С: - А этих трое, тогда было?
М: - А этих трое было! Вот, и, что такое, говорит:
- Мы ж его убили, а он опять живой. Ожил, говорит.
С: - А, значит, уже были покушения и что убивали – да?
М: - А всё время, были покушения.
Вот так вот Володя – такая история.
Это мне уже отец рассказывал – Дмитрий, Агапу.
А я выслушала. Думаю, вот как получилось.
Стр. 42
С: - А, что он рассказывал?
М: - Ну, что менялись, и он всё говорил, что вот Грошев
такой вот, Трифон, Трифон, Трифон, вот, вот.
Трифон вот всё. - Всё поминал Трифона тоже.
Отец мой – Митрий.
С: - А, что вместо Ульянова – да?
М: - Да! Но, а потом видишь, они же походили.
Как-то у них сходство видимо, какое-то большое.
Что бы он походил. Ведь много походят,
друг на друга. Вот на тебя, дак много походят.
С: - И, значит, что он… Рассказывал?
М: - А вот отец – свёкор, Трифон. Он никогда ничего мне
не рассказывал: - Да, да где там, так, баловство,
баловство это, ничего.
С: - Ха, ха, ха.
М: - Но! И никогда ни с кем.
Я, говорю, просто я догадывалась.
Я никогда, ничего…
Крёстна, говорит: - Ты думаешь, что он тебе,
что-нибудь, расскажет путное? Это ж балда, балда.
Он же, где-то скитался – уйдёт от нас, месяца…
по году, по два, нет дома.
С: - А, жена-та? Говорила.
М: - Ни жена.
С: - А кто?
М: - Крёстна – дочь его. Трифона.
С: - А, Крёстна.
М: - Рассказывала уже. Но а… – И мать, нас
бросала – уезжала. - Но она же наместо Крупской,
видимо была - Наталья. А, потом её
заменили – что она высокая ростом была Наталья.
Вторая жена Трифона.
С: - А.
М: - И ей пришлось умываться – другую нашли там.
Какую-та северянку. Она с севера - такая же была.
С: - Похожая была?
Стр. 43
М: - Похожая!
С: - Ха, ха, ха.
М: - Похожая была. Но и, вот так она так и осталась, эта
Наталья с этим Трифоном.
С: - Крупская номер три – осталась в кремле – да?
С севера которая была. А эта осталась с ним – да?
Наталья с Трифоном Павловичем в Сорокино.
М: - Но!
С: - А своя жена-та умерла рано же она?
М: - Но а… А?
С: - Своя-та жена у него умерла?
М: - Да! Она умерла, потому что у него – всё в разъезде,
да в разъезде он. Дома не был.
С: - А, а он… А она всё время одна.
М: - Всё одна – одна. Он плакал сильно.
Говорит – этот, отец рассказывал – Гурьян.
Она говорит, что это? Крёстна – Устинья, говорит:
- А, чего он плакал-та? Он так, близирно плакал.
- Да ты, говорит, замолчишь или нет.
У него такая работа была, такая должность.
Ты же ничего не понимаешь и не знаешь.
Тебе некогда было – вы, то в замуж выходили,
то крутили хвостам.
– Но и, Гурьян ругал её - Крёстну. Устинью.
Тут уш она у нас жила на Спасательной станции.
Потом она не залюбила, и… - Уеду я от вас, уеду,
уеду, пойду к отцу. А отец-та и не рад был.
- Ой, дурак, дурак, дурак. Зачем он мне её
выписал. Да я там – на Волге – замучился с ней.
А ты ещё её мне пихаешь. Вот.
- Он, Трифон, всё время его ругал – Гурьяна, что
зачем он её выписал и привёз её такую.
Пусть бы она там жила. У неё там квартира была.
С: - А, вот ещё же одна была дочь-та? Старшая.
М: - А та хорошая была – Анисией звали.
Та очень хорошая.
Стр. 44
С: - Но она, так, как отделилась и всё – да?
М: - Она за хорошего мужа вышла, и так они жили и жили.
Дети – трое или двое ли были. Жили они хорошо.
С: - А супруга – как звали?
М: - А?
С: - Как супруга звали?
М: - Не знаю я даже.
С: - Не знаешь – да?
М: - От Трифона и Устиньи, от обоих, ничего не узнаешь.
Какие-то они были… Я всё время говорила: - Как
это вы так? Какой он ни на есть, любил ли ты
его – не любил, ну знать должен – как его звать-та.
- Да, знаю я, знаю, да чего про него говорить?
Что? Что?
С: - А. И не… Ха, ха, ха.
М: - Вот и всё. А эта такая, она не хочет. Устинья:
- Они все зажились. Это я только мучилась.
Они, как господа жили, а я ни как не могла себе…
- Это – Крёстна говорила. Потом - Крёстна, замуж
вышла. Она за этого вышла…
С: - Она, вот за Токарева, какого-то вышла – Крёстна.
За коммуниста – большевика?
М: - Это первый!
С: - А, первый муж был – да?
М: - Но! А второй-та вот я забыла как…
С: - На заводе где-то работал.
М: - Работал! От жены, его отбила.
С: - А.
М: - У него трое детей было. И вот она отбила его и всё.
С: - Это с ним она потом жила-та? Он матрас денег-та
потом взял. Ха, ха, ха. Сжёг.
М: - Но! Наверное.
С: - Ха, ха, ха. Или она с Токаревым – большевиком,
когда ещё жила – денег много. А потом этот
женился на ней, и говорит, что это старый матрас.
Давай выбросим – купим новый матрас.
Стр. 45
М: - А она забыла про них, наверное – про деньги.
С: - Ха, ха, ха. А он сжёг во дворе. Ха, ха, ха.
Старый матрас. Дак она – кондрашка
чуть её не схватила?
М: - Но!
С: - Ха, ха, ха. А он рад, без ума, что новый матрас
купил. Обрадует. А туда не посмотрит,
что там горит? А там деньги сгорели – миллионы.
Она ж копила – везде работала.
М: - Угу! - Ой, я, мыла, мыла, котлы мыла – деньги
зарабатывала.
С: - А, деньги зарабатывала – прятала туда – да?
В матрас.
М: - Но! Прятала в матрас.
С: - Хи, хи, хи. А он доброе дело сделал – новый матрас
купил – и доволен.
М: - Но!
С: - Ха, ха, ха. Она потом, наверное, ушла от него,
из-за этого?
М: - А, ни стала жить с ним.
С: - Ни стала – да?
М: - Нет! Это ж второй муж ей так сделал. Первый-та
в солдатах погиб – домой не доехал – умер.
С: - А Токарев, тот же, тоже был коммунистом, он же как?
Большевик был. Его убили же в Казани – подпоили
парней, и они его убили и в реку Волгу бросили.
Гурьян же видел, как его убили и сбросили в реку.
Гурьян – ещё маленький был.
М: - Но, а этот – второй, а за третьим, за четвёртым она
уже за пожилым была. С пожилым, его как-то
звали? Забыла. Парфишка, что ли, кажется
звали… Устала сидеть, не могу.
До того до рыбачил, что на лёгкие повлияло - и умер.
Она всё говорила: - Я даже с мёртвым – обняла его
и спала с ним, с мёртвым – как его любила. Вот…
С: - В общем – он Петров был – Трифон Павлович.
Стр. 46
М: - Но!
С: - И потом он – после Ленина номер два – Грошев
он - Трифон Павловичем был – да?
М: - И Грошевым был!
С: - Но, Михаил-та был у него, это был Грошев?
М: - Но!
С: - Вот. А вот, как он Петровым-та стал? Или он был
Петров, а потом Грошев?
Или как? Одно и то же – у них это?
М: - Вот я их не могла понять. От него не возможно
было понять. Я спрашивала, сколько раз. - Ладно,
ладно - Петров - Грошев - какая разница. - И всё.
Вот и спроси у него. И пошёл – шапку надел,
и ещё эту, такую кепку - уж рваная была – Лениская!
Когда Лениным ходил. Потом я ему новую купила
кепку. Натянул кепку на голову и подался – вот
и расспроси Трифона.
С: - А вот он, это? Он же тебе сказал, что: - Я Герасим
был – да?
М: - Но! Я Герасимом был.
С: - А всёравно, дочь-та была Петрова.
М: - А всёравно Петрова! Ну, его - видишь – он имел
много имён и фамилий.
С: - Николай. Николаевна. Петрова.
И отчество – Николаевна - у старшей дочери?
М: - Но!
С: - Вот.
М: - Она Николаевна была!
С: - И Петрова – по деду, и по своему отцу.
М: - Он спрашивает – этот?
Гурьян его всё время спрашивал:
- Папка, а как это так? У нас она, что не родная,
что ли? Анисия.
- Родна, родна, одной матери и одного батьки, родна!
- А почему же так назвали её – Николаевна?
- Так надо, так надо.
Стр. 47
С: - А. Николаевна.
М: - Вот и всё.
С: - Вот. И Петрова она была.
М: - Но! И Петрова. - Так надо, так надо.
- Он ему никогда не говорил. А когда мы этот
паспорт – он прятал, значит - Петров – нашли.
С: - Николай?
М: - Николай! Спрятал – был он в матрасе – паспорт.
С: - А отчество? А отчество?
М: - А отчество? Михайлович!
С: - Михайлович – да?
М: - Да!
С: - А.
М: - И, когда он это? Мать-то, уж умёрши, была.
А, когда Крёстна говорит: - Ты унеси-ка этот
матрас – вытряси там его.
- Гурьян стал его трясти-та и паспорт-та и нашёл.
Ей ни показал – Устиньи. Но и она там перестирала
всё. Но и…
С: - А ты прочла – да?
М: - Он приехал и говорит, и…
С: - А. Привёз сам? Гурьян.
М: - Привёз! И рассказал мне. Я говорю: - Вот так?
- А он, ведь он, ни чего. Я вот сколько спрашивал.
- Да я, сколько спрашивала – всё – шапку надвинет,
какую-нибудь шапку, или эту кепку – Ленинскую,
надвинул и сгорбился и пошёл.
- Ладно, что было, то всё прошло, всё, всё прошло.
- Он боялся видно? Трифон Павлович…
Стр. 48
Свидетельство о публикации №209111700288