Конспиративная квартира

Когда   Лев   Давидович   Т-й   заходит  к   своему   товарищу   по   партии   Надежде
Константиновне   К-й  чтобы  позвать  её  на очередное  занятие  в  кружковой  организации,
то  как  любой  опытный  подпольщик,   хорошо  знающий  и  в  совершенстве  владеющий
всеми  секретами   мастерства  скрытной   деятельности,  не  может  себе  просто  так
позволить  на  прямую   проникнуть  во  внутреннюю  часть  подъезда  и   позвонить   ей   в
парадную   дверь,  где  всегда  возможна  устроена  ловушка  или  сидит  наготове   засада,
поэтому   он  вынужден  вызывать  её   из  самого  отдалённого  и   безопасного  места.
Ему  приходится  появляться   возле  её  дома   в  самое  тёмное  время  суток  и  со стороны
глухого  двора, где  его  не  может  застать  ни  одна  живая   душа  или  когда  все   крепко
спят  и  вот  именно  тогда  ночной  воздух  и  прорезает  его  короткая,   и  призывная  речь:
-  Надька!   Надька   выходи!
Тут  он  совершенно  не  церемонится  и  может  даже  добавить  что то  для  ёмкости  из
 запасов  своих   революционных   познаний.  Его  утробный  клич  будто  распарывает  всю
застывшую  тишину  умиротворённого  квартала,  с  раскатистым  отдаляющим  треском
проносится  по  всем  окрестным  крышам,  захватывает  собой  все  водосточные  трубы и
многократно  усиливаясь   возвращается  уже  с  дружным  лаем  перепуганных  в  смерть
местных  собак.   Издав  свой   призыв,  Лев  Давидович  некоторое  время  прислушивается,
нет  ли  где  подозрительных  звуков.  Многолетняя  конспирация  его  многому  научила.
Если  Надюшка  долго  не  торопится,  то  Лев  Давидович  не  любит  ждать,  он  будет  ещё
трижды  вторить,  до  тех  самых  пор  пока  в  её   потаённом  окне  у  самого  верхнего
этажа,  не пробьётся  наконец  лучик  света  и  она  не  высунет из  форточки  свою изящную
головку  что  бы  прошипеть  на  весь  двор:
-  Ну  щас,  щас!    Я  спускаюсь  уже   Лев  Давидович!
Конечно,  Лев  Давидович  зря  излишне хоронится  и   все  свои  тайные  встречи  почему  то
старается  организовывать  в  не  самое  удобное  для  гражданской  полемики  время,  когда
все  ещё  не  проснулись,  а  так  бы  обязательно  кто  ни  будь   выразился.
Он  приходит  всегда   под  самое  утро,  пока  скот ещё  не  выгнали,  или  перед самой
первой  дойкой  и  по  его  брачному  крику  можно  всегда  начинать  будить  мужиков  в
первую  смену. Точность  хоть  немецкой  и  не  назовёшь,  но  минутную  стрелку  подводить
можно.  Если   вдруг  он  невзначай   не  придёт,  многие  заводские  цеха  тогда  могут лишь
на  половину  заполниться.
По  началу  то  было  все  ближе  к  вечеру,  но  ведь  вы  знаете, всегда  найдутся  наиболее
словоохотливые  граждане, которым  только   бы  не  упустить  случая  и  как  следует
подискуссировать, и  этим  сильно отвлекали Льва  Давидовича. Он то приходит с  заданием
забрать  Надьку,  а  эти,  из  всех  щелей  хлебала  то  свои  вывернут,  из  каждого  окна
высунутся  и   темы  гражданские  поднимают.
Ну  вы  же  знаете  Льва  Давидовича, разве  может  он  просто  так  от политической борьбы
устраниться,  и  по линии  мещанства  очередью  пламенной  не  пройтись!
Взберётся  бывало  на  канализационный  люк,  кепку  скинет  и  рукой  в  порыве  машет.
Надька  то  уж  его  и  за  руку  стаскивает,  хватит  говорит  ему,  пора  уж  людям  спать
укладываться,  а  он  очередями  небо  сплошняком  поливает,  насквозь  всё  вокруг   режет,
всё  изрешетит  речью  своей  пламенной.  Ёмко  и  по  делу  всегда  говорил!  Оратор!
Так  постепенно  и  перешли  они  на  нелегальное  положение,  встречи  свои  под  самое
утро  назначать  начали. Так  чтобы  только  они  и  больше  никого  не было.

Боевой  был  товарищ,  с  юмором.  Словом  то  как  владел.  Несколько  кварталов,  бывало
всю  ночь  заслушивались.  А  он  выступит  и  на  заседание  своё  торопится. А  Надюшка
рядом  семенит.  Да  вот  товарищи  по  партии  его  в  Женеву  с командировали  скоро.
И  стал  к  Надежде  Константиновне  другой  похаживать,  Владимир  Ильич.  Тот  по  ночам
не  рыскал,  в  любое  время  заскакивал. На  люке  всегда  Наденьку  ждал.