Череп, яд и труп под дверью

Этот злосчастный январский вечер ничем не отличался от остальных. Мы с мужем мирно си¬дели в своей квартире на шестнадцатом этаже па¬нельного дома и занимались каждый своим делом. Муж смотрел телевизор, я раскладывала пасьянс. Диссонанс в эту идиллию вносило только стран¬ное поведение моей любимой домашней кошки Мисюсь. Около десяти часов она начала царапать¬ся во входную дверь, скулить и вообще вела себя как собака, которой приспичило.
Пару раз я подходила к двери, прислушива¬лась, выглядывала в глазок, но ничего, подозри¬тельного не обнаружила. Да и проверяла больше для того, чтобы указать кошке на неадекватность поведения. Соседи слева в очередной раз сдали свою квартиру, но пока было еще неизвестно — кому. Посему апартаменты временно пустовали. А соседи из квартиры напротив начинали семей¬ные разборки не раньше часу ночи, так что и там пока не могло быть ничего интересного, о чем Мисюсь знала не хуже меня.
Наконец мое терпение лопнуло:
— Ну вот что, киса, — заявила я своей люби¬мице, — сейчас мы пойдем и посмотрим, что ты там нанюхала, и если это — очередной бродячий кот, то я тебя для начала выдеру, а потом дам таблетку «антисекса». Ты меня достала, боевая подруга.
Я взяла Мисюсь на руки и приоткрыла вход¬ную дверь. Прямо перед дверью в неестественной позе лежал человек. А вокруг головы у него рас¬плывалось густо-красное пятно.
Мне удалось сделать одновременно четыре дела: захлопнуть дверь, уронить кошку на пол, насту¬пить ей на хвост и издать полузадушенный вопль. Последний, правда, был перекрыт мощным про¬тестом Мисюсь, которая до смешного бережно относится к своему хвосту. После этого я броси¬лась в комнату, где мой супруг вполглаза смотрел какой-то гангстерский сериал.
— У нас на площадке, кажется, лежит труп, — прошептала я.
— Кажется — лежит, или кажется — труп? — невозмутимо потребовал уточнений мой драгоценный. — И вообще ты, по-моему, сегодня ничего уже писать не собиралась.
— Вызови милицию! — наконец вернулся ко мне голос. — За нашей дверью какой-то мужик в крови плавает.
Кажется, супруг понял, что это — не плод моего буйного воображения, незаменимого, кста¬ти, при написании детективов, чем я, собствен¬но, и занимаюсь. Во всяком случае, он встал с кресла и пошел лично убедиться в том, что труп действительно есть. Мисюсь, естественно, увя¬залась за ним. Тридцать секунд спустя раздался звук резко захлопнувшейся двери и... истошный кошачий мяв. Определенно, киска сегодня оста¬нется бесхвостой.
Супруг набрал «02». Я насчитала всего-навсе¬го десять гудков, когда там наконец-то сняли труб¬ку. Правда, потом дело пошло веселее. Минут через двадцать мы услышали характерный шум лифта, остановившегося на нашем этаже, и бро¬сились встречать милиционеров.
Их оказалось трое, все с автоматами, а один еще и с рацией. И приехали грамотно: на пасса¬жирском лифте и на грузовом. В основном, по¬тому, что один из милиционеров в пассажирский лифт просто не поместился бы, даже без автома¬та. А еще говорят, что дядю Степу Михалков при¬думал.
— Где труп? — деловито спросил «дядя Степа». Я посмотрела под ноги. Трупа не было. Во¬обще никого и ничего на лестничной площадке не лежало, не валялось, не сидело и не стояло. Прав¬да, густо-красное пятно оставалось на прежнем месте, и его — о ужас! — увлеченно лизала моя драгоценная киска. Только кошки-людоедки мне и не хватало!
— Брысь отсюда, зар-р-раза! — закипела я. — Труп, то есть тело, то есть ОНО лежало вот тут. И кровь вокруг головы.
— Я видел, — поддержал меня супруг. — Сра¬зу пошел звонить вам, ничего не трогали. Мне показалось, мужик это был.
Один из милиционеров отошел в сторону и начал какие-то переговоры по рации. Взгляды, которые он при этом бросал в нашу сторону, были не слишком дружелюбными, отчего у меня про¬тивно засосало под ложечкой. Сейчас решат, что был ложный вызов, и отношения с родным отде¬лением милиции станут напряженными. Они и так далеки от идеала, правда, не по нашей вине.
По другую сторону от лифта в точно такой же квартире, как наша, проживает местная досто¬примечательность — Алевтина. Бабе около шести¬десяти, но отчества ее никто не знает. Знаменита она не только тем, что никогда не бывает трез¬вой, но и тем, что одевается всегда по последней моде. Если учесть, что синяки у нее с физионо¬мии практически не сходят, появляясь на самых разных местах, то эффект получается дивный. Летом, например, она какое-то время ходила так: половина лица сине-черно-зеленая, половина — персикового цвета с румянами в тон и золотыми тенями на веке. Все это дополнялось полупро¬зрачным черным брючным костюмом и золотой цепочкой — на щиколотке. Я целую неделю при¬ставала к мужу, чтобы он купил мне такую же.
— Обязательно куплю, — в конце концов взор¬вался мой обычно флегматичный супруг. — Как начнешь чертей ловить, вроде Алевтины, я тебе не только цепочку на ногу, я тебе еще и ошейник с намордником подарю.
Такая щедрость сразила меня наповал, и воп¬рос о цепочке с повестки дня был снят.
Так вот эта самая Алевтина милицию вызыва¬ла как минимум раз в неделю. То под ее дверь кто-то подкладывал взрывчатку, то пытались из¬насиловать прямо в подъезде, то, воспользовав¬шись недолгой отлучкой хозяйки в магазин, сме¬нили замок на входной двери, и она не могла попасть в собственную квартиру. В последнем случае выяснилось, что дверь она пыталась отпе¬реть ключом от почтового ящика. Все остальное было примерно в такой же степени достоверно, так что наша лестничная площадка у милиции уже сидела в печенках. А мы с мужем давно реагиро¬вали на соседкины выходки веселым стишком:
В потолке открылся люк:
Ты не бойся, это — глюк.
В тот самый момент, когда я тоскливо раз¬мышляла о будущих взаимоотношениях с мили¬цией, на лестничной площадке — легка на помине! — появилась сама Алевтина и с ходу включи¬лась в расследование. На сей раз она была одета с изысканной простотой: закутана в махровое по¬лотенце, бывшее когда-то белым. Новым синя¬ком она еще не обзавелась, зато забыла вставить челюсти, что было не менее эффектно. Самый молодой милиционер даже покачнулся.
— Я слышала, как тут стреляли! — заявила Алевтина. — Два выстрела было. Пистолет с глу¬шителем, стреляли от лифта, а тот, который упал, он хотел пустую квартиру вскрыть.
— С чего вы это взяли? — поинтересовался старший по наряду.
— Да он минут десять около двери вертелся.
— Вы все это из своей квартиры видели?
— Естественно.
Тон был настолько твердый, что усомниться было бы невозможно, если бы... если бы не одна маленькая деталь: из квартиры Алевтины, то есть из глазка на двери, абсолютно невозможно раз¬глядеть то, что делается в противоположном отсе¬ке. Очередной глюк.
— Но если тот, кого вы видели, упал, то куда же он потом делся?
— Уполз по лестнице, — мгновенно ответила Алевтина.
— Писаренко, проверь, — приказал старший, и молоденький милиционер припустил вниз преж¬де, чем мы с мужем успели вмешаться.
Дело в том, что архитектура нашего дома — это отдельная сказка. Строился он когда-то для элитных жильцов, в трех стеклянных подъездах-холлах были посты для вахтеров и фикусы в кад¬ках. Помимо двух лифтов имелись еще и две лест¬ницы, каждая — с отдельным выходом на этажах. Забыли только пустяк: сделать выходы с этих лес¬тниц в холл первого этажа: там осталась монолит¬ная бетонная стена. Обнаружила это комиссия по приемке дома. Был грандиозный скандал, наскоро прорубили выход на волю с одной из лестниц, а второй поклялись сделать чуть позже. И вот уже тридцать лет одна из лестниц ведет никуда, точ¬нее, упирается в тупик. Та самая, которую из¬брал милиционер.
Тем временем на нашей площадке стало еще оживленнее. Лифт привез трех мужчин в штатс¬ком, плюс еще одного — в милицейской форме со здоровенной овчаркой на поводке. С собаками у меня отношения сложные, поэтому я попыта¬лась тихо улизнуть в квартиру. Но это мне не уда¬лось. Во-первых, потому, что опять вмешалась Мисюсь. Будучи кошкой абсолютно домашней, собак она видела один или два раза в жизни, при¬чем издали. И сейчас ей безумно захотелось по¬знакомиться с песиком, у которого она помести¬лась бы в пасти, даже стоя на задних лапах. А во-вторых, потому, что пока я оттаскивала кис¬ку, обнаружилось, что во главе следственной груп¬пы приехал Владимир Иванович, наш с мужем давний знакомый. Когда-то именно он вел дело об ограблении нашей квартиры... Впрочем, к дан¬ной истории это отношения не имеет.
— Ну, и что у вас произошло? — поинтересо¬вался Владимир Иванович. Муж четко доложил что.
— Ах, вы, значит, тоже своими глазами это видели? — куда более серьезно, чем до этого, спросил следователь. — Значит, это не только версия вашей жены?
Вот и пиши после этого детективы! Ну, по¬думаешь, что-то приукрасила, что-то додумала. А он как хотел, чтобы я его рассказы просто сте¬нографировала? Со всеми «э-э», «значит» и «тай¬нами следствия»? Так лучше просто протокол пе¬репечатать — читатель быстрее заснет.
— Пятно мне не нравится, — произнес Вла¬димир Иванович. — Пятно проверим, а пока пусть собака поработает. Давай, Савушкин, пускай Ма¬тильду.
Матильда, разумеется, потащила проводника к «нормальной» лестнице, то есть к той, с кото¬рой есть выход в вестибюль. Впрочем, они быст¬ро вернулись: тремя этажами ниже «кто-то» пере¬сел в лифт. Причем этот «кто-то» действительно побывал на нашем этаже: красные капельки кое-где отмечали его путь. Но — не более того.
В это время с другой лестницы послышались какие-то невнятные крики.
— Там же Писаренко! — вспомнил кто-то из милиционеров, а проводник мгновенно спустил Матильду с поводка и что-то ей скомандовал.
Матильда помчалась спасать Писаренко, за нею кинулись оба его коллеги с автоматами. Минут через пять из лифта вышла живописная груп¬па: те же и два новых персонажа — хорошо одетые мужчина и женщина с ошалелыми лицами.
— Вот, товарищ майор, — доложил Писаренко Владимиру Ивановичу, — эти двое отказались предъявить документы и вообще оказали сопро¬тивление...
— Где вы их обнаружили?
— На лестнице. На десятом этаже сидели.
— И что вы там делали, граждане? — поинте¬ресовался Владимир Иванович.
— Ну, майор, — укоризненно сказал мужчи¬на, — что могут делать мужчина и женщина вече¬ром в подъезде.
— Что угодно! — невозмутимо ответил май¬ор. — Граждан обыскивали?
— Не имеете права!
— Имеем, имеем. Надо было не спорить с милицией, а предъявить документы. И занима¬лись бы дальше, чем собирались. А так — сопро¬тивление властям. Так что давайте, выкладывай¬те все из карманов.
Парочка не шелохнулась. Поверхностный обыск выявил: набор ключей и отмычек у дамы, газовый пистолет и отлично отточенный нож — у кавалера. А вот документы как раз отсутствовали.
— Это они министершу хотели ограбить, — безмятежно сообщила Алевтина, о которой все успели позабыть. — На десятом этаже больше не¬кого, только ее. Ее муж-покойник, все знают, картины собирал и монеты. Теперь она одна живет. А соседи по этажу — все до единого голытьба, то есть пенсионеры. Спать с петухами завалива¬ются. Если на десятом этаже, то даже не сомне¬вайтесь, товарищ начальник: попытка ограбления гражданки Фомичевой.
— А ведь какой приличный дом когда-то был, — заметил с невольной тоской в голосе Влади¬мир Иванович. — Ладно. Эти граждане поедут с нами, а вас, Светлана Игоревна, попрошу с суп¬ругом завтра утречком пожаловать к нам. Адрес знаете. Можете, кстати, и киску прихватить: по¬хоже, они с Матильдой подружились. Поглядите.
Я поглядела, и у меня подкосились ноги. Глу¬пая кошка обнюхивала лапы и хвост огромной ов¬чарки, а та разглядывала ее, явно прикидывая: проглотить целиком или сначала перекусить по¬полам. Вмешаться я не успела — Матильда сомк¬нула челюсти на кошачьем загривке и мгновение спустя... положила Мисюсь на коврик около вход¬ной двери. Живую и невредимую, только при¬тихшую. И отошла к проводнику, неся на морде надменно-презрительное выражение: дескать, пу¬таются тут всякие под лапами.
— А можно я вашу собачку чем-нибудь угощу? — заискивающе спросила я проводника.
— Она на работе не закусывает, — ответил тот. — Пошли, Матильда, ты у меня молодец.
Вся милицейская компания плюс двое арес¬тованных загрузилась в лифты и отбыла в отделе¬ние. А мы вернулись к себе. На часах было уже около полуночи.
— Из-за этих бегающих трупов я пропустил хоккей, — сообщил мой муж. — Если бы не ви¬дел собственными глазами, всыпал бы вам с кош¬кой по первое число. Одна изображает из себя сторожевую собаку, другая за кошкой уследить не может...
Супруг ворчал, кошка орала, требуя рыбы: от пережитого у нее разыгрался аппетит. Пока я ус¬покоила одного и накормила другую, стрелки ча¬сов переползли за час. Я это отметила чисто машинально — и тут же получила весомое под¬тверждение: в квартире напротив что-то со страш¬ным грохотом разбилось, и раздался истошный женский вопль: «Ублюдок!» Жизнь на нашей лес¬тничной площадке вошла в привычную колею.
На следующее утро я отправилась в отделение милиции. Супруг вручил мне листок бумаги со своими показаниями и объяснил, что ради нео¬познанных блуждающих покойников не собирает¬ся отменять свое присутствие на каком-то там со¬вещании. По-моему, там прекрасно обошлись бы и без него, но, наученная многолетним опытом, я не стала вступать в дискуссию, заведомо обре¬ченную на поражение. Как говорится, «Врач ска¬зал — в морг, значит — в морг». Приговор окон¬чательный и обжалованию не подлежит.
В отделении Владимир Иванович сообщил, что меня жаждет видеть сам начальник — Нико¬лай Александрович. Ну, «жаждет» было, конеч¬но, сильно сказано. Просто полковник хотел услышать оригинальную версию событий, а главное, как выяснилось, посмотреть в мои ясные глаза после того, как сам мне кое-что сообщит.
Должна сказать, что у нас с Николаем Алек¬сандровичем сложились взаимно теплые отноше¬ния. Начались они с того, что несколько лет тому назад мне приспичило прописаться в квартиру к мужу, а не просто жить там «на птичьих правах». Не помню уже, с чем конкретно это было связа¬но, но решение созрело, и я отправилась в отде¬ление милиции — в абсолютно приемное, заме¬чу, время, — и почти полчаса мыкалась там по пустым коридорам у запертых кабинетов. Пока, наконец, не встретила спортивного вида мили¬цейского чина средних лет.
— Что желаете, сударыня? — доброжелатель¬но поинтересовался он.
Не «женщина», не «гражданка», не «товарищ» и даже не «девушка», а «сударыня». Это обраще¬ние — да еще и из уст полковника милиции — сразило меня наповал. И я начала бормотать что-то о желании прописаться к законному мужу на законных основаниях. Что вот, мол, мои доку¬менты, а тут ни одной собаки нет и вообще...
— А зайдем-ка ко мне в кабинет, — предло¬жил полковник. — Что в коридоре разговаривать?
И галантно открыл передо мной дверь, на таб¬личке которой значилось: «Начальник отделения милиции».
— Прописаться, значит, желаете, — приго¬варивал он, усаживаясь за внушительных разме¬ров письменный стол. — Ну что ж, сударыня, вы к нам пришли, а мы вот вас возьмем, да и пропи¬шем! Укрепим тем самым семью. Ваш-то супруг, небось, думает, что мы откажем, а мы возьмем, да и разрешим.
Кого-то он мне напоминал из литературных героев, но кого — никак не могла вспомнить. А Николай Александрович развил бурную деятель¬ность, чуть ли не собственноручно оформив мне все документы. А напоследок предложил «захо¬дить запросто, но только с приятными делами». В общем, очаровал меня совершенно, и когда несколько месяцев спустя нашу квартиру ограби¬ли, то поход в милицию позволил мне совместить приятное с полезным: заявить о краже и возобно¬вить знакомство с душкой полковником.
Дело об ограблении Николай Александрович поручил вести, как он сказал, лучшему следова¬телю — Владимиру Ивановичу. Тот мне дал по¬нять, что пропавший магнитофон и старая шуба — вполне умеренная цена за разгильдяйство: дверь нужно запирать как следует и вообще поставить нормальную, а не из картона. И рассказал массу историй, когда кражи можно было раскрыть только по супергорячим следам или если исчезало что-то уникальное и очень ценное.
— Да вы посудите сами, Светлана Игорев¬на, — сказал он тогда, — у нас за прошлую не¬делю два убийства, три ограбления со взломом и нанесением увечий, три перестрелки на ули¬це, семь изнасилований. А уж краж... Хотите — оставляйте заявление, но я вас честно предупреждаю: займемся, если руки дойдут. Поймите и нас тоже.
В общем, мы друг друга поняли. Мы с му¬жем поднатужились — и поставили стальную дверь.
А еще я загорелась идеей написать очерк о буднях нашей милиции в лице Николая Александровича и Владимира Ивановича. Второй отбрыкался: луч¬ше он расскажет десяток сюжетов, чем будет го¬ворить о себе лично. А моего любимого полков¬ника я долго не могла поймать на месте, пока не выяснилось, что буквально на следующий день после нашего с ним разговора он участвовал в за¬держании банды и получил пулю в грудь. После этого несколько месяцев провел в госпитале.
Вот к нему-то меня и направил Владимир Ива¬нович, причем выражение лица у него было до¬вольно загадочным.
Николай Александрович сидел у себя в каби¬нете. Внешне он мало изменился и вообще вы¬глядел молодцом, о чем я ему и сообщила.
— Ладно, сударыня, комплименты вы мужу говорите. А мне скажите, что у вас вчера было на обед или на ужин.
Лучше бы он спросил меня, какая погода была в этот день год назад. Это я, возможно, и вспом¬нила бы. Но есть две вещи, которые я не запоми¬наю принципиально: кто во что был одет (вклю¬чая меня самое), и что я в последний раз ела, будь то хоть полчаса назад. Наверное, на моем лице отразилась целая гамма переживаний, пото¬му что полковник уточнил:
— Хорошо, поставим вопрос по-другому: вы покупали вчера какие-нибудь продукты?
— Да, — честно призналась я. — Около метро купила пачку пельменей. Хлеба, конечно. А по¬том на лотке около дома увидели говяжью печен¬ку, недорого. Ну и взяла кусок. А что?
— А куда вы ее положили? Печенку, то есть?
Даже самые умные мужчины иногда задают идиотские вопросы. Ну, куда я могла положить мокрый и скользкий пакет? Не в сумочку же с документами, косметикой и прочими необхо¬димыми вещами!
— Обычно я кладу продукты в хозяйственную сумку, — доброжелательно сообщила я. — При¬выкла, знаете ли. Всегда ношу с собой штуки две. Наверное, туда и положила. А что?
— А протечь у вас в сумке она не могла?
— Могла. И протекла. Хлеб немножко ис¬пачкался. Да скажите, наконец, в чем дело? Сразу признаюсь: испачканный кусок хлеба выкинула, сумку вымыла горячей водой с мылом и повесила сушить, печенку положила в холодильник... А, печенку мы ели на ужин, вот теперь вспомнила.
— Дело в том, сударыня, что кровавое пятно у вашей двери идентично крови, которая содер¬жится в говяжьей печени.
Несколько мгновений я просидела с откры¬тым ртом. Потом все-таки обрела дар речи.
— То есть вы хотите сказать, что я пришла домой, поставила сумку на пол и пока открывала дверь, из сумки натекла лужа? Кровавая?
— Ну, допустим.
— Не годится! — я уже села на любимого конь¬ка. — Во-первых, муж вернулся позже меня, и если бы пол был испачкан, мне бы как мини¬мум «поставили на вид». У нас с этим строго. А во-вторых, даже если он каким-то чудом эту лужу проглядел, то получается, что этот загадоч¬ный тип улегся около нашей двери мордой в эту самую лужу?
— Действительно, странно получается, — со¬гласился полковник. — А вы уверены, судары¬ня, что этот тип вам не померещился? Придумы¬вали очередной сюжет, увлеклись...
— Иногда я и правда увлекаюсь, — отпариро¬вала я с холодным достоинством, — но кошка моих увлечений обычно не разделяет. А тут она от волнения прямо на стенку лезла. Наконец, мой муж тоже видел этого типа...
— Потому-то мы и беседуем, — вздохнул пол¬ковник. — Может быть, кто-то решил вас разыг¬рать? Или напугать?
— Маловероятно. Среди наших знакомых ро¬зыгрыши не в ходу. А чтобы меня напугать, дос¬таточно подойти сзади и хлопнуть в ладоши. Об¬морок гарантирован, и никому не надо валяться на грязном полу.
— Резонно. Как бы то ни было, вчера аресто¬вали парочку, которая за прошлый год обчистила несколько квартир. Так что не было бы счастья... Не смею задерживать вас, сударыня. Привет суп¬ругу.
— Слушай, — спросила я вечером свою луч¬шую половину, — а может, это тебя кто-то хотел разыграть? Ты в этом доме сто лет живешь, сам рассказывал, как у вас тут забавлялись.
Я имела в виду хрестоматийный случай из «зо¬лотого века» этого дома. Тогда этажом ниже мое-то супруга жил не кто иной, как Олег Попов, а этажом выше — Игорь Кио. Оба еще молодые, но уже известные. И вот однажды вечером они одновременно вернулись домой, причем в одина¬ково веселом состоянии. Вахтерша — а тогда еще в каждом подъезде в окружении фикусов сидели бдительные тетеньки — сделала им замечание за слишком шумное поведение. И тогда Кио проде¬лал одну из своих «коронок» — дохнул на тетку огнем. Пока та приходила в себя, оба проказника шмыгнули в лифт и благополучно разошлись по квартирам. Но через сорок минут за ними обо¬ими явилась милиция: по роковому совпадению в подъезде загорелся мусоропровод, и вахтерша, ничтоже сумняшеся, указала на поджигателей. Весело было!
Любимый только махнул рукой:
— Ты все-таки ненормальная. Здесь остались одни пенсионеры да алкоголики. И вообще был один шанс из ста тысяч, что я выгляну из кварти¬ры. Это вы с Мисюсь любопытные, как...
— Кошки, — услужливо подсказала я. — Что же делать, такие уродились. Она, кстати, и сей¬час под дверью крутится, что-то вынюхивает. Мо¬жет, опять труп пришел?
— Слушай, оставь меня в покое! — разозлил¬ся супруг. — Мало тебе вчерашнего — иди, по¬смотри. Только потом не жалуйся, что по ночам кошмары снятся.
Между прочим, кошмары чаще снятся ему. Ну да разве мужчину переспоришь?
Я пошла на кухню попить чаю. В коридоре Мисюсь буквально распласталась на входной две¬ри и прямо-таки стонала от возбуждения.
— Имей в виду, — строго указала я кошке, — папа обещал нас с тобой поставить в угол, если мы не угомонимся. Что ты там опять учуяла, не¬сносное создание?
Мисюсь на секунду замолчала, а потом опять начала издавать нечленораздельные звуки и цара¬пать дверь.
— Последний раз иду у тебя на поводу, — вздохнула я. — Если опять труп, показания в ми¬лиции будешь давать ты. Непосредственно своей подруге Матильде.
Я открыла дверь, и... Мисюсь молнией метнулась на площадку, и через несколько секунд я об¬наружила, что она с упоением лупит по морде огромного черного кота, который даже не сопро¬тивляется, а только пятится от нее к лестнице и орет благим матом. Моя дорогая питомица тоже разоралась, как в марте, хотя на дворе стоял ян¬варь. Клочья черной шерсти летели во все сторо¬ны, я уже не могла понять — чьей (Мисюсь, кста¬ти, тоже абсолютно черная, без единого светлого пятнышка). Наконец, кот выдрался из ее когтей и сиганул на лестницу, откуда тут же раздался новый вопль — на сей раз явно человеческий.
Я бросилась за ним. На лестничной площадке корчилась фигура мужчины с... котом вместо го¬ловы. Пока я пыталась сообразить, что сие озна¬чает, фигуре удалось отодрать от себя кота и швыр¬нуть его вниз. Я мельком увидела окровавленную, с безумными глазами физиономию молодого муж¬чины. Кот прилично располосовал ему лицо, чудо еще, что глаз не задел.
— Идите сюда, я вам помогу! — закричала я и сделала несколько шагов к незнакомцу. Но тот отшатнулся, погрозил мне кулаком и с криком:
«Я тебя еще достану, чертова алкоголичка!» — брызнул по лестнице следом за котом. Через ми¬нуту на лестнице стало тихо.
Я вернулась к лифту. Около него с невинным видом сидела Мисюсь и приводила в порядок свою шубку. Довольная: еще одного кавалера спрова¬дила, несчастная старая дева! А в дверях кварти¬ры стоял мой муж и с интересом разглядывал что-то свисающее в дверном проеме на уровне его головы. Будучи довольно близорукой, я не могла различить детали. Мячик какой-то, что ли.
— Ничего особенного, девочка отлупила оче¬редного Филимона, — сообщила я от лифта. — Ложная тревога. А у тебя что?
— Посмотри, какая прелесть! — услышала я в ответ.
С Мисюськой на руках я подошла к родимому порогу и почувствовала, как пол уходит у меня из-под ног. Супруг разглядывал подвешенный к притолоке... человеческий череп!
Очнулась я на диване как раз в тот момент, когда супруг собрался вылить мне на голову вто¬рую половину чайника.
— Лучше дай попить, — попросила я, — Ты что, перепутал меня с кактусом? Зачем ты меня поливаешь?
— А как еще прикажешь приводить тебя в чув¬ство? Сто раз говорил: купи нашатырь. Вот, по¬жалуйста, теперь претензии.
— Надо было не сто раз говорить, а один раз купить... Принеси лучше полотенце, голову вы¬тереть.
Пока супруг ходил за полотенцем, я вспом¬нила, из-за чего хлопнулась без памяти, и поис¬кала глазами жуткий предмет. Или мне все поме¬рещилось? Похоже, что так: ничего подобного в комнате не наблюдалось.
— Поздравляю тебя, у меня глюки, — сооб¬щила я мужу. — Мне привиделось, что у нас над дверью висит череп...
— Это не глюки. Действительно висит. Сей¬час пойду и сниму. Вот здорово, я лет десять меч¬тал о такой игрушке...
— Нет, ты положительно сошел с ума, — вздохнула я. — Не смей ничего трогать, я сейчас позвоню в милицию. И вообще не позволю дер¬жать в доме такую гадость.
После десяти минут ожесточенной перебран¬ки сошлись на том, что я звоню не просто в милицию, а лично Владимиру Ивановичу, и дальше мы будем поступать исключительно по его указа¬ниям.
Нам повезло: Владимир Иванович еще был на месте, но как раз собирался уходить. Сообщение о кошках и изодранном субъекте он как бы пропу¬стил мимо ушей, а вот череп его явно заинтере¬совал. Он сказал, что будет через четверть часа.
Владимир Иванович приехал, и кое-что из тай¬ны, покрытой мраком, начало превращаться в бо¬лее или менее связную картину. Как ни странно, благодаря этому самому кошмарному черепу. Ибо к неописуемому горю моего супруга на внутрен¬ней стороне сего предмета была прикреплена бирка: «Первый медицинский институт». Следовательно — казенное имущество, следовательно — разбазариванию не подлежит.
— Три недели назад обокрали одну из лабо¬раторий первого «меда», рассказывал Владимир Иванович, любовно разглядывая жутковатый «вещдок». — Увели компьютер, кое-что из обо¬рудования, ну и, разумеется, такие вот нагляд¬ные пособия. Сторож клянется, что никого не видел и ничего не слышал. Дверь в лабораторию не взломана, а отперта. Значит, сделал кто-то из сотрудников, возможно, из бывших. Есть там пара-тройка подозрительных. А вот зачем нужно было вам эту игрушку подсовывать, ума не при¬ложу.
— Не подсовывать, а подвешивать, — мрач¬но ответила я. — Хорошо, что Мисюсь меня отвлекла своими брачными играми, и в дверь я про¬шла, считайте, на четвереньках. Если бы в пол¬ный рост, поцеловалась бы с этой образиной... Б-р-р!
— Подождите, какие брачные игры? — изу¬мился Владимир Иванович.
О Мисюсь, черном коте под дверью и постра¬давшем неизвестном типе я рассказала с огром¬ным удовольствием, не упуская ни единой под¬робности. Отношение моей киски к мужчинам меня всегда восхищало.
— Фиктивный труп, черный кот, череп... — задумчиво суммировал Владимир Иванович. — Во всем этом есть что-то общее, вы не находите?
— Основная связующая черта — идиотизм, — как всегда точно определил мой муж. — Кто-то развлекается.
— У вас есть соображения — кто?
— Скорее всего те, кто читает детективы, на¬писанные моей супругой. Прочел парочку — и готово, крыша поехала.
— Ты их все читаешь и ничего, нормальный, — обиделась я. — Может, это кто-нибудь из твоих клиентов резвится? Отклонил статью очередного сумасшедшего изобретателя — вот он и пытается тебе отомстить.
— Подвесив череп? Да если бы это было так, я бы любую его галиматью опубликовал вне оче¬реди.
— Стоп-стоп-стоп! — замахал руками Влади¬мир Иванович. — Боксировать будете по выход¬ным дням. Светлана Игоревна, вы лицо этого типа не запомнили?
— Запомнила только глаза: светлые, навыка¬те, вот-вот вывалятся, и здоровые, как блюдца. Да и глаза, может, от страха выкатил.
 Наши дедуктивные изыскания прервал зво¬нок во входную дверь. Муж пошел открывать, а следователь неуловимым движением скользнул в коридор и встал сбоку от двери с пистолетом в руке.
— Ух ты! Как в кино! — шепотом восхити¬лась я.
В ответ мне очень невежливо погрозили кула¬ком. Нет, вы можете себе представить такую же¬стикуляцию у Шерлока Холмса или Эркюля Пуаро? Мельчают люди, портятся манеры...
И главное, все оказалось зря. Пришла всего-навсего Алевтина. На сей раз — в полупрозрач¬ном нейлоновом пеньюаре дико-лилового цвета, в бигудях и с бутылкой в руке.
— Это у вас под дверью стоит, — сообщила она. — Вам что, не нужно? Так я заберу. Моя любимая марка.
Любимым напитком соседки, как выясни¬лось, было пойло под названием «Агдам». Если не пробовали или хотя бы не нюхали, то даже объяснять бесполезно, что это за нектар. Непо¬нятно только, откуда это взялось у нас под две¬рью. Именно этот вопрос читался в глазах Вла¬димира Ивановича.
— Это уж точно не наши поклонники, — ответила я вслух. — Супруг предпочитает пиво, я — джин с тоником, в баночках таких, зелененьких.
— Тогда я заберу, — обрадовалась Алевтина.
— Нет уж! — поставил точку Владимир Ива¬нович. — Заберу я и отдам на экспертизу. Вмес¬те с черепом. Пальчики посмотрим, то-се. А то что-то слишком много подарков вам преподно¬сить стали.
Общими усилиями мы избавились от огорчен¬ной Алевтины, потом ушел и Владимир Ивано¬вич, пообещав позвонить и рассказать о результа¬тах.
Позвонил он через день. И предложил нам прийти для личной беседы. Не столько с ним, сколько с начальником, потому что полковник проявил к этой истории самый живой интерес.
— Теперь иди ты, — сказала я мужу. — А я свои мысли изложу в письменном виде. Иначе я опять ничего не напишу и меня выгонят с рабо¬ты. И вообще я не выспалась.
В последнем, кстати, ничего странного не было. После истории с черепом я проснулась на рассвете от каких-то странных звуков. Что-то по¬трескивало, похрюкивало, постукивало... Звуко¬изоляция в квартире у нас нормальная (сосед чих¬нет — мы ему «Будь здоров!» говорим), так что шуметь могли где угодно. Искать источник стран¬ных звуков я не пошла, но заснуть так и не уда¬лось. А минувшей ночью выть, стучать и трещать начало с полуночи. Просто нашествие барабашек какое-то!
Супруг, однако, идти один категорически от¬казался. Точнее, отказался оставлять меня одну в квартире.
— Уйду, а тебя тут напугают до полусмерти каким-нибудь скелетом. Или привидения заще¬кочут. Нет уж, пойдем вместе. Мисюсь отобьет¬ся, она у нас никого не боится.
Так что к Николаю Александровичу мы яви¬лись дружной супружеской четой и застали его в непривычно хмуром расположении духа. К тому же он был не один: в его кабинете, кроме Влади¬мира Ивановича, сидели еще два оперативника помоложе.
— Шутки, похоже, кончились, — заявил на¬чальник после официальной церемонии привет¬ствия. — Бутылочку вам подкинули занятную. Хо¬рошо, что вы такие напитки не уважаете.
— В бутылке была взрывчатка! — обрадова¬лась я. И тут же сникла под укоризненным взгля¬дом супруга.
— Нет, сударыня, ошибаетесь. Яд оказался в бутылочке. И доза — мало не покажется.
— Цианистый калий, да? С запахом горького миндаля?
На меня напала беспричинная веселость. В конце концов, это уже переходило границы приличия! Пачкают мне пол кровью от печенки, подкидывают живые трупы, котов, экспонаты из анатомички. А теперь еще винцо отравленное...
— Должен вас огорчить: всего-навсего крыси¬ный яд. Зато — лошадиная доза.
— Ну уж это слишком! — возмутилась я. — Цианида пожалели, жлобы гнусные!
— Ты соображаешь, что ты несешь, лапуш¬ка? — одернул меня муж. — Перестань прикиды¬ваться идиоткой! Все это уже становится серьез¬ным, полковник прав.
— Вот именно, — поддержал супруга Влади¬мир Иванович. — Тем более, что и на бутылке, и на черепе отпечатки пальцев одного и того же человека.
— Я бутылку не трогал! — мгновенно отреаги¬ровал муж.
— Зато череп изучали достаточно вниматель¬но, — отпарировал полковник. — А теперь да¬вайте думать, у кого могут быть к вам такие пре¬тензии? Череп — это ерунда, а вот яд...
— Если бы кто-то затеял отравить нас, то выб¬рал бы другие напитки, — возразила я. — Меня лучше всего отправить на тот свет отравленным апельсиновым соком. Я его всегда на ночь пью. А мужу — в пивко сыпануть. Но «Агдам»... Этим только нашу Алевтину можно соблазнить. Неувязочка получается.
— А больше никаких сюрпризов не было? — поинтересовался один из оперативников.
— Если не считать барабашек... — неопреде¬ленно протянула я. Но от меня потребовали дета¬лей, и я их выдала. Включая точную имитацию тех звуков, которые выслушала за истекшие ночи.
Похоже, я была достаточно убедительна, по¬тому что оба молодых сотрудника не выдержали и ушли. А Владимир Иванович, как более зака¬ленный, остался. Полковник же вообще находил¬ся в своем кабинете и деваться ему было некуда.
— Я хотел спросить вас, уважаемые, — зашел с другой стороны полковник, — ведь у вашего тамбура есть дверь? Почему она всегда стоит нараспашку? Заприте, и никто не будет подбра¬сывать к порогу всякую дрянь.
Мой супруг обреченно махнул рукой:
— Раньше эта дверь всегда запиралась. А в последние годы это просто мартышкин труд — через день надо замок чинить. Напротив нас па¬рочка живет, то он ключи потеряет, то она... И начинают трезвонить к нам среди ночи. Или замок ломают.
— А другие соседи?
— Те давно сдают квартиру. Одно время там фирма была, пока не запретили. Потом какие-то армяне жили. Сейчас пусто, но, наверное, кому-то еще будут сдавать или уже сдали. Но вообще-то вы правы. Нужно будет замок починить, хоть на какое-то время. А то мне из жены неврасте¬ничку сделают.
Тут вернулись двое уходивших.
— Все правильно, товарищ полковник, — ответил один из них на немой вопрос начальни¬ка. — Старо, как мир, но действует безотказно. Динамик в вентиляционной шахте, магнитофончик на чердаке. Этажом выше в квартире ремонт, внизу — два глуховатых пенсионера, да у них еще собака, тоже старенькая, то плачет, то воет. А на чердак надо группу посылать, там следов — как грязи.
— Ну вот, с барабашкой вашим все ясно, — повернулся полковник к нам с мужем. — Теперь осталось вычислить, кому вы так насолили. И починить замок в тамбуре. Если что подозри¬тельное, немедленно звоните, дежурных я пре¬дупредил.
— Что именно прикажете считать подозритель¬ным? — уточнила я. — Потусторонние звуки, чер¬ных котов, лужи крови?
— Да нет, какого-нибудь незванного водопро¬водчика, например. Или цыганку. В общем, что я вас учу? Это вы детективы пишете, а не я...
Вот язва милицейская! Ну, я тебя опишу при случае!
Замок мой супруг починил в тот же вечер. Ночь прошла тихо и спокойно, как в раю. Наут¬ро супруг собрался идти к себе в редакцию, а я позвонила в свою и отпросилась. Идти с пусты¬ми руками не имело смысла, а за день в одиноче¬стве я рассчитывала хоть что-нибудь написать.
Написать я действительно успела... две стра¬ницы. Потому что около полудня в дверь позво¬нили. И я, высунувшись в шелку, увидела за стеклом запертой (слава Богу!) тамбурной двери три фигуры с черными прозрачными чулками на лицах!
Врать не буду: не помню, как мне удалось вы¬звать милицию, а не упасть в очередной обморок. Потом я какое-то время высовывала голову в коридор, кричала грабителям (а кто еще это мог быть?): «Сейчас, сейчас, ключи найду!» и снова пряталась в квартире. Наконец, кошмар кончился: одновре¬менно открылись двери обоих лифтов, а с лестни¬цы ворвалась великолепная Матильда, волоча за собой проводника. Тут я вышла из квартиры.
С появлением милиции грабители разметались по стенам, подняли руки вверх и что-то тоненько заголосили. Милиционеры же, наоборот, снача¬ла как бы застыли в ступоре. Первым очнулся Вла¬димир Иванович и, увидев меня, поманил рукой. Я смело открыла дверь: чего бояться-то, если их шестеро с автоматами, не считая Матильды? Ми¬моходом бросила презрительный взгляд на горе-налетчиков и... тоже опешила. Чулки на головах мне померещились с перепугу. Просто это были индийцы. Смуглые, естественно, что меня с толку и сбило.
— Светлана Игоревна, — окликнул меня Вла¬димир Иванович, — вы какой язык в школе учили?
— Английский, — машинально отозвалась я. — Но это было давно.
— Неважно. У меня вообще был немецкий. Так что попробуйте первоначально прояснить у этих граждан, чего они здесь потеряли.
Помогать милиции — долг каждого граждани¬на. Только это соображение заставило меня вос¬пользоваться моим леденящим душу английским языком, который всегда вызывает приступ бурно¬го веселья у моих знакомых переводчиков. Но де¬лать было нечего.
Как ни странно, индийцы меня понимали. Еще более странным оказалось то, что их пони¬мала я—с американцами, а тем более с англича¬нами у меня такой номер не проходил. Вдохнов¬ленная успехом, я довольно быстро выяснила, что это — новые квартиросъемщики, для которых за¬пертая тамбурная дверь оказалась полной неожиданностью. Они сняли квартиру на год и вот се¬годня как раз приехали...
Милиционеры наблюдали за нами с интере¬сом и даже расслабились. Не нравилось все это только одному действующему лицу — Матильде, которая все время порывалась подойти поближе к одному из тюков, составлявших багаж индий¬цев. В конце концов ее маневры привлекли вни¬мание Владимира Ивановича.
Тюк пришлось развязать — к восторгу Матиль¬ды. Там было несколько блоков каких-то стран¬ных сигарет.
— Марихуана, — определил один из милици¬онеров.
Несчастных индийцев — жертв в кои-то веки заработавшего замка — погрузили в лифт со все¬ми их пожитками. Владимир Иванович обещал по¬хлопотать перед начальством, чтобы мне дали по¬четную грамоту: за систематическое содействие милиции в поимке всяких нарушителей, и тоже отбыл. А я обнаружила, что моя обормотка-Михрютка, то есть Мисюсь, выскользнула из кварти¬ры и братается с Матильдой, а та вроде бы даже довольна. А главное, доволен был проводник:
— Это хорошо, что она с вашей киской по¬дружилась. Теперь не будет отвлекаться от дела и котов на деревья загонять. А то случаются с ней такие оказии. Ну, будьте здоровы, мы пошли.
Ушла в квартиру и я, хотя Мисюсь рвалась вдогонку новой подруге. Абсолютно сумасшедшая кошка: котов лупит, с собаками заигрывает...
Вернувшийся с работы муж долго и злорадно смаковал историю об аресте представителей меж¬дународного наркобизнеса, попутно выражая на¬дежду, что это происшествие отобьет охоту у на¬ших соседей сдавать квартиру абы кому. Но в остальном день прошел без приключений, и я даже успела кое-что написать, так что собиралась наутро с чистой совестью ехать на работу.
Увы, меня, определенно, преследовал злой рок! Сначала я вышла из подъезда и обнаружила, что под ногами — лужи, а сверху — льет. Это в январе-то! Пришлось вернуться назад, надеть не¬промокаемые сапоги, взять зонтик. И ведь знаю же примету: нельзя возвращаться, пути не будет. Как только я вышла из лифта на первом этаже, передо мной возник молодой мужчина с больши¬ми светлыми глазами навыкате и довольно свежи¬ми царапинами на лице. На мгновение я застыла от неожиданности, но быстро сориентировалась и рявкнула страшным голосом:
— А ну, стой на месте! Тебя вся милиция не¬делю ищет!
Лупоглазый, не будь дурак, повернулся и ки¬нулся к выходу. Я побежала за ним, крича на ходу:
— Я тебе покажу «алкоголичку»! Я тебя отучу котов подбрасывать! Я тебе такое устрою за шу¬точки с черепами, покойник ходячий!
Сам лупоглазый меня вряд ли слышал, зато прохожие на улице замирали от восторга. Еще бы, такое не каждый день увидишь: бежит тетка с зон¬тиком за мужиком и что-то орет истошным голо¬сом. То ли за жуликом гонится, то ли законного мужа пытается в семью вернуть. А он рвался к остановке троллейбуса, куда как раз подходила соответствующая транспортная единица.
«Уйдет ведь, мерзавец!» — подумала я. — «Ему до троллейбуса метра три осталось, а мне — все десять. Да и моложе он. Ну, за-р-раза!»
И я запустила в него свернутым зонтиком, как городошной битой. Мой злодей как раз схватился за троллейбусный поручень — и рухнул на троту¬ар, словно подкошенный.
Мгновенно собралась небольшая толпа. А я пошла к ней на ватных ногах. Один раз в жизни попала, куда целилась — и на тебе, убила! Зонти¬ком! Человека!
— Позвоните в милицию, — сказала я како¬му-то мужчине в военной форме. — Это убий¬ство. Я все расскажу.
Мужик посмотрел на меня безумными глаза¬ми, но спорить не стал и отошел. То ли милицию вызывать, то ли от греха подальше. Мне было уже все равно, лишь бы скорее приехали.
Не знаю, сколько прошло времени, мне показалось — вечность. Наконец, из переулка одновременно выехали «Скорая» и милицейский «Мерседес». К моему неописуемому облегчению, Владимира Ивановича в милицейской машине не было. Равно как и других знакомых. Я решитель¬но подошла к тому, кто производил впечатление старшего по группе, хотя и был весьма молод. Са¬нитары уже клали неподвижное тело на носилки.
— Вы будете искать убийцу? Так это я его... зонтиком.
— Какое убийство, гражданка?! — взвился ми¬лиционер. — Его током ударило, троллейбус же «по колено» в воде. И не насмерть, это шок. При чем тут вы? Сумасшедшая...
— Не исключено, — покладисто согласилась я, — только этого типа ваше отделение неделю ищет. Спросите у Владимира Ивановича...
— Ах, вот как? Ну, тогда ему особое внима¬ние нужно. Извините, мне некогда.
И он побежал к машине «Скорой помощи», на ходу подзывая к себе коллег из «Мерседеса».
А я побрела домой. На полпути обнаружила в луже свой зонтик, который не только не долетел метров пяти до цели, но еще и ушел метра на три в сторону. Слава Богу, меткость у меня сохрани¬лась прежней! Зонтик в грязи, сапоги промокли, сама растрепанная, как черт... Не поеду никуда, пусть хоть уволят!
— В общем, обыкновенная квартирная афера плюс наше традиционное российское разгильдяй¬ство, — рассказывал несколько дней спустя Николай Александрович нам с мужем. Мы чинно си¬дели в креслах для посетителей и слушали пол¬ковника, затаив дыхание. — Нацелились не на вашу квартиру, а на квартиру соседки, Алевти¬ны. Тоже двухкомнатная, той же планировки, тоже окнами во двор. Предлагали ей за доплату поменяться на однокомнатную на окраине — ни в какую. Все варианты перепробовали — она упер¬лась и ни за что. У нее тут подруги, знакомые про¬давщицы, все свои, одним словом. Тогда решили припугнуть или даже напугать до полусмерти.
Заказчик, богатенький такой буратино из коммерсантов, хотел тут свою любовницу посе¬лить. А то ему неудобно было на окраину мо¬таться. Ну и нанял двух человек, задешево на¬нял. Авансом каждому дал по полтиннику, да обещал по сотне зелененьких в случае успеха. Этого, лупоглазого, и дружка его — бывшего лаборанта из той лаборатории, чей череп... А они с похмелья перепутали, где право, где лево. Им сказали: справа от лифта тамбур всегда открыт. Они и рады стараться: повернулись лицом к лиф¬ту и пошли вправо.
Сначала рассчитывали, что Алевтина увидит «труп в крови», и ей станет плохо. Тогда можно будет поговорить. Кот тоже для нее предназна¬чался — она женщина суеверная, а от сочетания кота с черепом на веревочке вообще помереть могла. Кто же мог предположить, что ваша киска этого котяру так напугает, что он своему же кор¬мильцу-благодетелю всю морду обдерет? Кошка, кстати, у вас правильная: котик-то кастрированный оказался, на кой ей такой нужен? Но это так, к слову.
Отравленная бутылка — это у них был послед¬ний козырь. Что бы они там дальше удумали, неизвестно, похоже, и у них фантазия иссякла. Этот, лупоглазый, шел с Алевтиной «по душам» поговорить, бутылку нес. На сей раз нормаль¬ную, без отравы. И нарвался на такой прием внизу у лифта. Нападения не ожидал, испугался, ки¬нулся бежать. Ну, и один случай на миллион — дернуло током, когда в троллейбус запрыгивал. Хорошо, не насмерть. Вот, собственно, и все. Следствие закончено, остальное решит суд.
Молодой милиционер оказался благородным человеком и умолчал о моем «боевом зонтике». Я тоже никому ничего не говорила, даже мужу. Он и так до сих пор не может мне простить, что я не дала ему хотя бы поиграть настоящим чере¬пом. Милиция могла бы денек подождать.
А я считаю, что к милиции нужно относить¬ся уважительно и помогать ей по мере сил. Мало ли что...