Прощальный концерт
Я приехала к Оле с бананами и зефиром. Мы устроились на кухне ее перенаселенной съемной квартиры и стали пить мартини. Я, честно говоря, переживала за Олю, так как знала, кем для нее был Глеб Самойлов.
У всех у нас есть кумиры. Это такие чужие люди, непонятно по каким причинам занявшие укромное место в наших сердцах. Нам не жалко ни денег, ни слез, ни потраченного времени, ни даже потраченной жизни, когда дело доходит до них. Мы любим их, а они, как нам кажется, любят нас. И все вроде бы хорошо. Кумиры беспробудно пьют, принимают наркотики, меняют женщин, могут сделать что-то не то в творчестве, и мы все простим и оправдаем. И они нам все простят. Ведь без нас не было бы их. А без них не было бы нас. Но они так и останутся одинокими измученными простыми людьми. Только не для нас.
Для меня рок-концерт всегда был чем-то сродни оргазму. Но с годами это удовольствие становилось получать все тяжелее. Видимо, возраст все-таки берет свое.
Так вот, Мы сидели на кухне, ругали сладкое мартини, и говорили о своем, о девичьем. Но время не ждет. И вскоре мы уже мчались к Олимпийскому. Первая очередь, вторая очередь, проверка сумок, гардероб. Мы бежали, боясь опоздать. Я даже упала. Какой-то пьяный парень преградил нам путь с диким воплем в лицо: АГАТА. Но самое страшное это была очередь в женский туалет. В принципе, очередь в туалет это проблема всех Российских мероприятий. Оля подсчитала, что мы простояли 30 минут в надежде на облегчение. Ну вот, мы бежим дальше. Звуки играющей музыки повергли нас в состояние близкое к припадку. Мы метались из стороны в сторону и не понимали где же вход. Старушка мило посылала нас к охраннику, охранник отправлял вверх и налево, а люди, одевающие нам браслеты на руки, даже не пытались что-то объяснить. Пробегав так еще минут пять, мы врываемся в зал, а точнее на танцующий партер, это тот, что у сцены. Теперь это так называется. И в этот же момент к всеобщему счастью появляется Агата Кристи. С диким воплем: ”Олька, мы как раз успели”! ныряю в толпу, как в бушующий океан. Достаю фотоаппарат (ай-яй-яй, ведь снимать нельзя, именно так написано на билете) и начинаю записывать Глеба (для Оли), при этом закусывая губу от удовольствия, дико крича и судорожно дергаясь в такт музыке, будто в конвульсиях.
Вы знаете, как это бывает. Толпа сходит с ума, певцы надрываются, а музыка проникает под кожу. До мурашек. До дрожи во всех частях тела. Они пели, как в последний раз. Не щадя ни себя ни нас. И я не верила в то, что это чудо не повторится уже никогда. Что-то тихо ускользало от меня, и я не могла это остановить. Как потом сказала Оля: ”просто прошел огромный этап моей жизни”.
”До свидания, малыш, я упал, а ты летишь…” и вдруг у меня по лицу потекли слезы. ”Черт, я-то что реву? Ну ладно, Ольга, она чистокровная фанатка.” А песня продолжалась ”ничего-ничего, мы увидимся еще…”
Зал захлебнулся пустотой. Никто не вставал с мест, никто не хотел уходить. Девушки рыдали на груди у своих парней. Все напоминало какой-то страшный дикий сон.
Я вспомнила лето. Саратов. Концерт на стадионе. Жуткая жара. Мы стояли у самой сцены. То ли выпитое пиво ударило тогда мне в голову, то ли голос Глеба, услышанный вживую в первый раз. Мы танцевали босиком, как парочка психов, выпущенных из дурдома. А когда эйфория достигла своего апогея, я залезла под свое длинное платье и сняла трусы и лифчик, продолжая неистовые пляски. Глаза Глеба в тот момент дико округлились, но он продолжал петь, бросая на нашу честную компанию странные взгляды. Я потом еще долго шутила с Олей, что Глеб – это первый мужчина, снявший с меня трусы на концерте.
Но мы выходим на улицу. Это конец. Все. Слева от нас парни орут песни, впереди продают фотографии группы, а справа идет немного сутулая женщина в возрасте. И в каждом ее движении, в слегка опущенной вниз голове чувствуется обреченность. Все кончается.
Свидетельство о публикации №209111800129