Пятый трамвай

Пятый трамвай.

В Одессе трамвай неотделим от меня, он во мне, как и история города, как друг, с которым прошёл длинный путь. Трамвай в незнакомом городе, да ещё в незнакомой стране – это средство для сокращения расстояния во времени, но и он манит заманчивой таинственностью конечных остановок.
В Братиславе мы, я с женой, остановились в «City Hostel» на улице Обходная, по-русски Магазинная. Машины по ней не ходят, только трамваи. “Host” со словацкого переводится как гость, значит, остановились в городском гостином дворе, в глубину которого, вписываясь в рельеф, тянется двух-трёх этажная постройка с комнатами для жильцов – заезжий двор, как у моего деда в далёком украинском местечке в начале двадцатого века. Места, где раньше стояли повозки и ясли для лошадей, эдакий вытянутый пенал, заасфальтировали, а комнаты, приспособленные к условиям жизни 20-го века, остались. «City Hostel» прельстил нас не только стариной, но и расположением в центре города, умеренной ценой, и, чуть ли не самое главное, чистотой и порядком. В еврейских местечках заезжие дома с въездом с одной стороны и выездом в противоположную сторону обычно располагались рядом с базаром и синагогой. В конце двадцатого века мне пришлось побывать на родине моих прадедов, дедов, родителей. Остов «Сити Отель» моего деда, пережив ленинский НЭП, германское нашествие и советскую власть, всё ещё стоял, и его массивные деревянные ворота на въезде не отличались от таких же, как и сегодня солидных ворот «City Hostel». По соседству с «City Hostel», скрытый в глубине двора всё ещё шумит базар, вернее то, что от него осталось. Третий атрибут еврейских местечек синагога находится на Еврейской улочке, параллельной Обходной (Магазинной) на границе с базаром и «City Hostel». Сегодня евреев в Словакии практически нет, и синагога, построенная совсем недавно в 1926 году, осталась культурным памятником. До Второй Мировой войны 20-го века в Братиславе, в дополнении к вышеупомянутой, действовали ещё две синагоги: Ортодокская на улице Замойской и Теологическая возле Кафедрального собора Святого Мартина на окраине Старого города. Обе синагоги были разрушены в 1961 и в 1967 годах советской властью Словакии. Последовательная преемственность поколений в одной и той же стране: одна власть уничтожила посетителей синагог, вторая – синагоги. Сегодня пришла музейная пора: собирать останки уничтоженной культуры.
По Обходной улице проходят несколько трамвайных маршрутов, и на одном из них под номером 5 я прочёл конечный пункт назначения «Raca». Естественно, что, не зная словацкого, для меня это прозвучало как Рака или Раса, но прохожий поправил «Рача», и сразу же в голове ассоциировалось из «Моей родословной» Александра Сергеевича: «Мой предок Рача мышцей бранной Святому Невскому служил…». Где Братислава и где Невский? Неужели ни один человек из громадной армии официальных и неофициальных пушкинистов не обратил внимания на столь речевое совпадение?
Началось всё из-за трамвая. Мы планировали плаванье по Дунаю в Вену, но она была заменена поездкой в Рачу. Исторический музей Словакии, в который я попытался попасть днём раньше, независимо от Рачи, был закрыт на ремонт. В большом двухэтажном книжном магазине на той же Обходной продавщица отдела исторических книг не смогла мне ничего предложить, не числилась Рача и в красиво изданном на русском языке путеводителе «Братислава» Мартина Слободы. Остался спасительный Интернет. Я зашёл в туристическое информационное агентство и, присмотревшись к лицам за стеклянными окошечками, обратился к молодому парню с интеллигентным матовым красивым лицом. На мой вопрос он ответил довольно бойко, что название пригорода Братиславы Раче произошло от немецкого Рачедорф. Я не был удовлетворён и попросил зайти в Интернет, да и он сам в процессе беседы заинтересовался. Через 2-3 минуты я получил на словацком языке отпечатанный лист, из которого узнал, что Рача, как населённый пункт, известен с 13-го века. Столь древнее необъяснимое происхождение, связанное с именем Пушкина, обещало неожиданностью.
Трамвайные билеты в Братиславе продают на время поездки – на 10 минут, 20…. Пассажир отбивает в трамвае время на билете, и если оно просрочено, у контролёра есть право штрафовать. Мы взяли билет на 10 минут и остальные двадцать минут ехали зайцами.
Откуда Александр Сергеевич позаимствовал именно слово «Рача», а не Ратше или Радше, как у Татищева или Карамзина? В отдельных набросках автобиографии, написанных якобы им в 1834 году, появляется ещё одна запись: «Мы ведём свой род от прусского выходца Радши или Рачи (мужа честна, говорит летописец, знатного, благородного), выехавшего в Россию во время княжества св. Александра Ярославича Невского». Три имени одного и того же человека в российской биографии Пушкина - Рачи, Радши, Ратши и посёлок под названием Рача в окрестностях Братиславы в 60-ти километрах от Вены. Были времена, что территория Словакии принадлежала и к Австрии, и к Венгрии, и к Чехии, возможно, и  Пруссии…. Пушкин-поэт мог и заблудиться в географии, рассуждая о многовековой истории, но ошибиться в фамилии своих предков он не мог и, без сомнения, знал значение этого слова. Буква «ч» в те далёкие времена не существовала, писали на германском “ch”, которое произносится и как «ч», и как «ш», и как «щ», например, chassis – шасси, cheque – чек, cheek – щека…. Сегодняшнее Рачи, могло быть и Раши.      
С такими мыслями я с женой ехал на трамвае пятого маршрута. Суббота. Нас ждало полнейшее разочарование, спрашивать было не у кого. В самом центре на пересечении двух, как мне казалось, центральных улиц возле закрытого дома культуры стояли два памятника. Один в виде высокой тумбы и доски на ней с надписью, что памятник установлен на месте захоронения воинов Советской Армии при освобождении Братиславы-Рачи, памятник датирован 5 маем 1945 года. Второй - в виде обелиска человеку Самуэлю Юрковичу, на памятнике отсутствуют даты жизни его и заслуги. Позже, в Израиле я узнал, что Самуил Юркович родился в 1796 году. Свою жизнь он посвятил объединению распыленного по всему Миру словацкого народа на территории Словакии, учитель, организатор первых коллективных хозяйств, народных национальных театров. Умер Самуил Юркович в 1873 году.
С домом культуры граничит винный завод «Вино де Рачи», ворота были заперты, надпись запрещала проход без разрешения. Через дорогу прельщал вывеской ресторан при небольшой двухэтажной заводской гостинице. Мы зашли. Посетителей почти не было, я разговорился с официантом и узнал, что завтра собирается большая ярмарка и винная международная выставка при заводе. 
На следующий день мы приехали к часам 10 утра. Моросил дождик, но улица от трамвая до т-образного перекрёстка возле винного завода и далее налево и направо была забита духанами, кишела людьми, ворота винного завода были распахнуты. Мы зашли во двор, заставленный винными хранилищами в виде громадных диаметром в два-три человеческих роста и обычных бочек. В углу двора я заметил чёрную легковую машину типа «Мерседес» и несколько человек возле неё. Приблизившись, я выбрал крупного человека и обратился к нему на русском языке: «Мы путешественники из Израиля, в Рачу нас привело желание ознакомиться с многовековой историей винного города. Не можете ли нам помочь советом к кому обратиться?» В это время из здания вынесли пару ящиков с вином и погрузили в машину. Человеку было явно не до нас. Он подозвал высокого в хорошем сером костюме пожилого человека и сказал ему несколько слов, к нам же вернулся на довольно неплохом русском: «Этот человек вам поможет. Он найдёт начальника рекламы, и тот займётся вами». Нас завели в громадный зал, в котором царила предвыставочная суета. Вскоре пришёл начальник рекламы (я бы назвал его имя, но не смею) – приветливый, среднего возраста крепкий мужчина. Выслушав нас и предложив попробовать рачинское вино, он пошёл в канцелярию принести нам книгу о Раче. Вскоре он вернулся с книгой большого формата в твёрдой красного цвета обложке: «Рача», 2002 года издания. Извинившись, что не может уделить нам внимание, при этом он обвёл рукой зал, предложил встретиться в два часа дня. На том и разошлись, однако увидеться нам не довелось. Несмотря на дождик, то усиливающийся, то прекращающийся, улица жила очень активной жизнью. Мы переходили от духана с тёплой медовухой к духану с копчённой гусятиной и далее к духану с молодым вином и овечьим шашлыком. Где-то к часу дня я понял, что выполнить дипломатическую миссию представителя Израиля мне не под силу. Жалко было уезжать, но, ничего не поделаешь, уезжали всё-таки с добычей-книгой в руках.
9 сентября моя жена осталась побродить по магазинам, а я решил ещё раз приехать в Рачу, посетить Католический музей и кладбище. Книгу я пролистал, улицы были уже знакомы, приблизительно знал, на что нужно обратить внимание. Город уже пришёл в себя после ярмарки. Католический музей размещался в том же дворе, что и муниципалитет, но был закрыт. Дверь муниципалитета тоже была закрыта, но изнутри. В отрытое окно на уровне земли я увидел в комнате двух молодых женщин, и в полушутливом тоне представился, пожаловавшись, что мне никак не удаётся получить информацию об их приятном, как хорошее молодое вино, городе. Одна из них, взялась мне помочь, и вскоре в мои руки попала громадная книга «Рача» на 300 страниц, изданная при советской власти в 1989 году. Здесь же, на ступеньках католического музея, с помощью этой приятной женщины просмотрел книгу. Я бродил по посёлку часа два. Всё, что меня интересовало, находилось рядом.
Из красной послесоветской книги я понял, что первые письменные сообщения о посёлке Раче относятся к 1226 году в королевской дарственной грамоте на землю на имя Рачи и Бенадики и их сыновьям. В советской книге подчёркивается, что жители этого маленького городка были заняты нетрадиционным народным словацким занятием выращивания винограда и производством вина. Культура их тоже отличалась от местного населения, но они пользовались покровительством короля и потому были освобождены от феодальных налогов.  Имя Рач(а)и или Раш(а)и неискушённому читателю ни о чём не говорит, но еврею оно очень даже понятно, и Пушкин причислял его даже к своим предкам. На русском языке имя Рачи означает аббревиатуру начальных букв: Рабби, Шлома (Соломон), Ицхаки. Если населённый пункт, названный в честь его основателя, сохраняет своё имя в течение более восьми веков, то человек этот был действительно происхождения «знатного, благородного». Имя Бенадика тождественно имени Бени – имя младшего сына Якова, родоначальника колена Израилева. 
Еврейская история посёлка в красной послесоветской книге представлена фотографией могилы «жидовского раввина» Ицхака Паллака на еврейском кладбище. Я побывал на этом кладбище, там всего две неухоженные еврейские могилы за оградой из железных прутьев, своеобразное могильное гетто. Евреи в посёлке всегда были, была и синагога, помнят даже дом раввина, но сегодня нет ни евреев, ни синагоги, а на католическом кладбище много могил с шестиконечными звёздами при дате рождения и крестом при дате смерти.
Наш самолёт уходил ночью, а я планировал ещё посетить Жидовский музей на Жидовской улице. Оказывается, пятый трамвай имеет остановку на этой улице под названием «Новый мост». Для его строительства нужно было снести почти всю  Жидовскую улицу и Теологическую синагогу, но это уже случилось не при фашистском режиме в Словакии, а при советском.
Пятый маршрут братиславского трамвая всё больше напоминал мне под тем же номером одесский – еврейский район Молдаванки, базар (привоз), улица Пушкина (!), морское побережье, в Братиславе – берег Дуная …. 
В Музей Жидовской культуры добрался к часам двум. Экспонаты, свитки Торы, религиозная посуда, еврейская символика, картины,  подземное подвальное помещение и имитация еврейского кладбища в нём…. Однако всё виденное в музее сфокусировалось во мне в фотографии юноши в еврейском одеянии, окружённого здоровыми в чёрной форме смеющимися словацкими фашистами, обрезающие ему бороду. На выходе из музея мне дали приглашение участвовать в возложении венков к мемориальному памятнику жертв еврейского населения во Второй Мировой войне. Памятник установлен рядом с проложенной дорогой на месте разрушенной синагоги возле Домского собора святого Мартина. К памятнику я вышел из-под моста, где стояли солдаты и охрана. Документы у меня никто не спрашивал. Я только поднял над головой свой маленький «Сони» последнего выпуска и, не зная как, очутился среди фоторепортёров. Долго ждали главу правительства, пекло солнце, наконец, и он пришёл. Шеренга в чёрных костюмах с венками выстроилась в очереди. Почётному караулу скомандовали «смирно». Оркестр заиграл траурную мелодию. Шеренга с венками тронулась к памятнику. И вдруг, мне показалось, может быть, не показалось, но я увидел еврейского юношу, у которого срезают его небольшую, ещё жидкую, как у совсем ещё юноши, бородку. И его глаза, широко открытые, неподвижные, как будто бы уже у мёртвого человека. Я не выдержал. Было много людей, я стоял в мёртвой, недоступной для общей публики зоне, совсем недалеко от шеренги в траурных костюмах, рядом с ними. Я не выдержал, махнул рукой в сторону шеренги и ушёл. Я знал, что меня провожают тысячи глаз, фотографируют, но ничего не мог с собою поделать.