Языковой квант и его морфология

Валерий Раков

ЯЗЫКОВОЙ КВАНТ И ЕГО МОРФОЛОГИЯ

1. Понятие языкового кванта было сформулировано и исследовано нами в ряде статей, где подчеркивалась содержательная и структурная  небы-валость этой дефиниции, связанной с устроением стилей релятивистского типа . Основные характеристики кванта таковы: сочетание слова и не-слова, то есть вербального бытия и не-бытия (меона), словесно-образной предмет-ности и не прямо, не явно, но лишь апофатически выраженного содержания. Качественную особенность кванта составляет его волновая конфигурация, так что общее определение изучаемого концепта, по необходимости, должно исходить из трактовки его как «части» традиционно понимаемой речи и, вме-сте с тем – «волны», образующейся в результате единства лексической пред-метности и сопутствующей ей «пустоты» в системе дискретного речевого потока.
2. Квант как исходная единица стиля. Морфология рассматриваемого понятия весьма сложна и, естественно, нераздельно соединена с общей структурой стиля. В указанных работах мы назвали несколько моделей кван-та. Здесь же напомним такие его образования, как ( - а), ( а - ), ( - а - ), где знаком ( - ) обозначены лакуны меона, орфограмма же символизирует вер-бальное звено речения. Заметим, что знак (-) в организационной структуре стиля может чередоваться с другим – с отточием (…). Понятно, что живая динамика художественной речи всегда значительно богаче, нежели ее схема-тическое изображение.
С введением кванта в составность стиля не только меняется внешний облик последнего, но и преобразуется его содержание: оно становится семан-тически и сенсорно разнообразнее, заявляя о своей загадочности, а то и не-понятности. Наличие известной дозы «ноосферической туманности» (выра-жение В. Н. Топорова) объясняется эстетической стратегией творчества, со-стоящей в культивировании некоего союза слова и ему сопутствующей тени. Вот эта тень или, иначе, то, что не достигло уровня вербальной выраженно-сти, обычно выпадает из сферы внимания исследователей – такова методоло-гическая традиция риторико-классической культуры, имевшей дело с текста-ми, построенными на принципе логической выговоренности содержания и его четкой структурированности. Невыразимое, без которого непредставимо талантливое произведение художественной литературы, связывается в этой традиции с ресурсами слова и эффектом его внутренней формы. Не-слово, отсутствие слова никак не рефлектируется и уж, конечно, не мыслится в виде целенаправленной эстетической функции. Характерно, что Р. Якобсон, о чем мы также писали ранее , при разработке проблемы кванта не счел нужным обратить свой взор в сторону небытия слова и художественной призванности этого небытия. Поиск наименьшей величины речевого высказывания не был безуспешным, однако его результат оказался неадекватен устроительной специфике релятивистских стилей.
В течение нескольких десятилетий теоретическое мышление пребыва-ло в состоянии бессилия, сталкиваясь и с другой проблемой новой поэтики. Как лингвистика, так и литературоведение довольно сонливо или вообще ни-как не реагировали на идею безграничности текста, его дословесной и пост-словесной дали. Это – поразительно, но надо иметь в виду и то обстоятельст-во, что труды А. Ф. Лосева, о. П. Флоренского и самих художников слова, например, М. Цветаевой, где представлены концептуальные решения назван-ной проблемы, были недоступны ученым. Трактат «Самое само», суждения о «ничтойности» в тексте, «место пусто» как источник порождающей поэтики, образ «страницы» с ее эйдетической насыщенностью – все эти методологи-чески важные понятия только сейчас становятся, хотя и не без трудностей, элементами филологического дискурса.
Итак, «квант», в нашем представлении, есть речение, структура которо-го слагается из вербальных и собственно до-языковых компонентов, марки-рованных графически, в виде знаков отточий, тире и дефиса, то есть точки и линии. В этой связи необходимо говорить и о таком явлении, как страничная чистотность/чернотность (по Цветаевой) – феномен, невиданный в систе-ме литературной классики (исключая Л. Стерна с его романом «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена»). Расширение кванта, кроме всего прочего, происходит за счет этого пустого пространства, которое, благодаря дискретному устройству речения, втягивается в его структуру. Единство сло-ва и знака его небытия следует полагать минимальной величиной эстетиче-ского высказывания. До каких бы масштабов эта величина ни разрасталась, она сохраняет так или иначе маркированный признак безграничья или, иначе говоря, – безначалия и бесконечности.
3. Вероятностно-миметическоая специфика графических знаков. Ко-нечно же, такого рода знаки неотрывны от логосности стиля, от его лексико-семантической  составности. Однако теорией литературы, довольно уверенно чувствующей себя в сфере закономерностей образной ткани, ее форм и ми-фопоэтики, содержательность и функциональность графики текста постига-ется без должной настойчивости. Причин такой ситуации много, но мы ука-жем на одну из них, именно, недооценку невыразимого, входящего в энтеле-хию культуры . В древности, видимо, понимали роль невербальных манифе-стаций, когда о дельфийском оракуле говорили, что он словесно не формули-рует и не скрывает, но – дает знать . Релятивистская поэтика располагает средствами молчаливого  обогащения миметических ресурсов литературы, прибавляя к воссоздаваемым образам такое содержание, которое преподно-сится не фонически и не изобразительно, но лишь в форме общей означенно-сти. Можно сказать и по другому: не словесно-предметно или пластически, а – доструктурно.
Одну из статей мы посвятили исследованию семантической интенсив-ности точки в системе релятивистски организованного текста  . Обращение к философской литературе и эзотерической традиции показало, что этот сим-вол нагружен огромным содержанием. Означая молчание, свойственное но-уменальному миру, точка знаменует его центр, из которого она, наращивая свою массу, превращается в линию, образующую сложные геометрические фигуры; именно они как формы дают представление о космосе. Тот, кто чи-тал Пифагора и Платона, не воспримет сказанное как сенсацию, равно как и то, что, по Демокриту и Левкиппу, космос подобен не чему иному, как тек-сту, состоящему из знаков, слагающихся в литературные произведения.
То, что мы хотим сейчас сказать о квантовой структуре стиля, предпо-лагает его онтологическое содержание, дивным образом напоминающее кос-мо-поэтические построения античных мыслителей. Для Серебряного века это не было чем-то неожиданным и странным, ибо духовное наследие Эллады и Рима, как убедительно показано Г. С. Кнабе, входило в энтелехию русской культуры . На фоне этой проблемы должны рассматриваться и иные вопро-сы, в частности, миметическая специфика стилей. В их релятивистских мо-дификациях ярко проявляются созидательные потенции графических ингре-диентов текста. Поскольку точка есть «родовое лоно» другого знака – линии, то она же , следовательно, содержит все возможные ее конфигурации, так что когда эстетическое высказывание начинается с отточий, надо знать, что они «программируют» его будущее линеарное развитие. Значимость линии в сис-теме новой поэтики велика и соотносится с интенциональными характери-стиками еще не ставшего текста. Мысль Ортеги-и-Гассета о том, что мазок – это намерение , в высшей степени верна и полезна, особенно при обсуждении темы целеполагания и становления эстетических структур.
В процессе развертывания стиля отточие и линия множатся, не давая тексту возможности завершиться. Делая его «открытым», «неоконченным», разверстым в неисследимое, они, тем самым, выстраивают его по малоизу-ченным законам «криволинейной глубины»  с ее темнотным, но всегда ин-туитивно-актуальным содержанием. Оно – невыговариваемо и потому значи-тельнее всякого смысла, достигшего стадии словесного оформления. В этой связи Ж. Деррида, отмечая конкретно-информативный нейтрализм линии, указывает на насыщенность ее таким многосмысленным содержанием, что никакая речь не может его воспроизвести . Он же пишет о причастности чер-ты к сущностной стороне художественного творчества: «…она может дать место искусству как мимесису, не превращая его сразу же в технический прием» .
4. Символизм графических форм. Теоретическая поэтика находится в ситуации отдаления от понимания того, как изучать функции точки и линии в системе новых стилей. Для начала необходимо освоиться с мыслью о том, что эти символы здесь, по слову М. М. Бахтина, «не поддаются грамматика-лизации» , выступая в качестве таких компонентов эстетического высказы-вания, которые мы относим к разряду онтологически важных составляющих как содержания, так и формы.
Мы много писали о процессе врастания логосной области высказыва-ния в темнотность меона, которая выражается или отточием, или линеарно – дефисом в одних случаях и тире – в других. В этих знаках содержание нахо-дит, как подчеркивалось, не конкретно-информативное, а всего лишь интуи-тивно-ощущаемое выражение. Развертываясь, художественное произведение движется на границе семантически ясного и сопутствующего ему меонально-мглистого. Оставаясь в пределах искусства, оно не утрачивает связи с его ло-госностью и требует от читателя известного напряжения ума. В 1922 году, когда данная проблематика обладала актуальностью и горячо обсуждалась в среде филологов, Б. А. Ларин писал: «Поэзии нет бессмысленной, есть непо-нимание её» .
Итогом новой стратегии письма была дотоле невиданная конфигура-тивная картина текста, его точечно и линеарно построенный образ. Острый и проникновенный взгляд талантливого мемуариста, близкого друга Андрея Белого так описывает его черновики: они «представляли собой переплетение тонких линий и стрелок, на которых, как крупные виноградины, повисали островки словесного текста. Островки были разбросаны вправо и влево, шли наискось восходящею лесенкой и кривыми уступами вниз из угла в угол, за-полняя все свободные места. Расшифровать такую страницу действительно мог только тот, кто ее записал» . Не забудем дополнить эту криволиней-ность текста множеством отточий, которые не менее загадочны. В контексте вербализованного стиля все эти ресурсы синтаксиса служат созданию эффек-та смысловой дали и выступают в роли ее кодирующего средства. Они несут в себе значение некоего невыговариваемого содержания, что, заметим, вооб-ще свойственно искусству, особенно такому, которое соприкасается с мисти-ческим сознанием и «принуждено создавать для себя систему сакральных знаков и символов, без которых оно не могло бы описывать свое "неизрекае-мое" содержание» .
Конечно, семантика стиля определяется его внутренним контекстом, и поскольку мы имеем дело с непривычно организованными структурами, где педалирован момент доформного их бытия, то возможные пути его изучения мы видим в стратегиях, предложенных в свое время С. Л. Франком, о. П. Флоренским и А. Ф. Лосевым – в системе культурологических размышлений, например, О. Шпенглера, о чем мы имели случай сказать ранее . Речь идет о числовом символизме как форме выражения криволинейности стиля. Не имея возможности здесь развивать этот тезис подробно, укажем лишь, что Флоренский «в письмах с Соловков, припоминая важнейшее из содеянного <…> особо выделял исследования «индивидуальности числа», свое «изуче-ние кривых in concreto» . В будущем мы вернемся к теме настоящей статьи и специально обсудим вопрос о математической выразительности в каноне ре-лятивистских стилей.

Примечания

  Назовем одну из них. См.: Раков В. П. – (…) + а etс. (К теории языкового кванта) // К. Бальмонт, М. Цветаева и художественные искания ХХ в. Иваново, 2004.
  См.: Раков В. П. Указ. соч.
  См.: Кнабе Г. С. Понятие энтелехии и история культуры // Вопр. философии. 1993. №5. С.69.
  См.: Фрагменты ранних греческих философов. М.,1989. Ч.1. С.194.
  См.: Раков В. П. Стиль как чудо: точка (материалы к теме) // Раков В. П. Филология и культура. Иваново, 2003.
  См.: Кнабе Г. С. Русская античность. М., 2000.
  См.: Ортега-и-Гассет Х. Веласкес. Гойя. / Пер. с испанск. М.,1997. С.52.
  Линдсей Дж. Поль Сезанн / Пер. с англ. М.,2001. С.496.
  См.: Деррида Ж О грамматологии. М.,.2000. С.409.
  Там же. С.376.
  Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М.,1979. С.250.
  Ларин Б. А. О разновидностях художественной речи ( Семантические этюды ) // Ларин Б. А. Филологическое наследие. СПб.,2003. С.394.
  Бугаева К. Н. Воспоминания об Андрее Белом. СПб.,2001. С.230.
  Аверинцев С. С. Символика раннего средневековья ( К постановке вопроса) // Семиотика и художественное творчество. М.,1977. С.323.
  См.: Раков В. П. Филология и культура. С.258.
  Троицкий В. П. Метаматематика Алексея Лосева // Лосев А. Ф. Хаос и структура. М.,1997. С.812.