Интеллигент и миф

В.П.Раков
Ивановский государственный университет

                ИНТЕЛЛИГЕНТ И МИФ

1. Общеизвестны разноречивые суждения о русской интеллигенции, но в последнее время не ослабевает нота раздражения, сопутствующая сословию, тематизированному наукой и публицистикой. Начиная демонстративным отречением (см.: Панченко А. М. Не хочу быть интеллигентом // Московск. новости. 1991. № 50) и кончая пространными инвективами (см., напр.: Зиновьев А. Гибель русского коммунизма. М., 2001. С. 152-154 ) – таков жанровый спектр относящейся сюда литературной продукции. В господствующей напряженной атмосфере с ее эмфатической стилистикой "размышлять о феномене "интеллигенция" с полным беспристрастием крайне трудно или даже невозможно". (Кожинов В. Победы и беды России: Русская культура как порождение истории. М., 2000. С. 317.) Нынешнее состояние проблемы, а также ее эмоциональные обертоны – следствие многолетнего идеологизирования мышления и его методологических доминант. Об интеллигенции говорят и пишут кратко или многословно, но почти всегда абстрактно, а если и строят суждения на фактах, как правило, извлеченных из архивных хранилищ, то делают это в исключительно прагматических целях, чтобы подчеркнуть профессиональную деловитость врачей, актеров и пр. Анализ проблематики ограничивается в таком случае заранее и строго очерченными рамками. Здесь торжествует так называемый "диссертационный стиль", любезный эрудитам и доброжелательным оппонентам соискателей ученых степеней.
2.Расширению научных горизонтов интеллигентоведения может содействовать введение в его методологию новых когнитивно-инструментальных ресурсов. Это позволит, как пишет исследователь, повысить эффективность "мышления в самих фактах", что "представляется наиболее плодотворным" методом научных исследований ( Кожинов В. Россия: Век ХХ (1901-1939). М., 2002. С. 7 ).
3.Наглядным примером тут может служить книга историка, успешно осуществившего методологический синтез культурологии и философии, богословия и эстетики, а также филологии с активным использованием ее герменевтических возможностей (см.: Кнабе Г. С. Русская античность. М., 2000). В развитие этой стратегии можно предложить следующую перспективу интеллигентоведческого исследования.
4. Та или иная тема, занимающая ученого, рассматривается в срезе ее ключевых имен, насыщенных не только специальными (то есть социологическими, историческими, психологическими и т.п. ) смыслами, но прежде всего экзистенциальным содержанием во всем богатстве его архетипной семантики и личностно создаваемыми ее коннотациями. Совершенно очевидно, что при таком подходе к делу изучение типического сознания эпохи, а также отдельной интеллигентной личности, окажется в состоянии конкретно-исторической и общей, то есть метафизической, и индивидуально-творческой открытости, что, заметим, не всегда может обосновываться гармоническим единством того и другого. Напротив, здесь вполне естественными могут быть контактно-противоречивые и асимметричные отношения и даже обоюдные отталкивания...
5. Всякое ключевое имя вбирает в себя густотно данное общежизненное содержание и таким образом перерастает в миф. Структура мифа наэлектризована мыслительными, чувственными, моральными и поведенческими энергиями, питающими дух индивидуальности. Миф историчен, всеобщ и интимен, поэтому его импульсы вызывают у человека переживания, исчерпывающе не выразимые в слове. Деконструкция мифа потребовала бы бесконечного количества слов и, тем не менее, вряд ли достигла бы своей цели. Ведь помимо смыслового содержания, миф таит в себе то неизъяснимое, что свойственно мышлению не дискурсивному, а поэтическому, оно же, как известно, уходит от всяких абстракций и стремится к общежизненной значимости, вовлекая в себя и алогию бытия.
6. В кратких заметках невозможно сколько-нибудь подробно развивать тезисно сформулированные положения, но мы попытаемся пунктирно очертить актуальность вышесказанного.
Определяя главное в своей творческой индивидуальности, А. Ф. Лосев в письме к своей супруге ( в 1932 г., из лагеря – в лагерь ) писал: "Имя, Число, Миф – стихия нашей с тобою жизни, где уже тонут отдельные мысли и внутренние стремления, и водворяется светлое и безмысленное безмолвие вселенской ласки и любви" ( Лосев А. Ф. Повести. Рассказы. Письма. СПб., 1993. С. 374). Как видим, мыслитель называет имена, несущие в себе не только проблематику его научных исследований, но и выражающие стихию жизни – со всем тем, что в дискурс не укладывается, потому что "безмысленно", никак не структурируется, ибо выступает в бесформенности "безмолвия", "ласки и любви". Все это, следовательно, поглощается не столько именем (именами), сколько вырастающим на его (их) основе мифом (мифами). Историк культуры, вероятно, обратит внимание на содержащийся в приведенной цитате момент внутреннего созерцания, связанного с интуициями света и любви. Это – характерный пример той "русскости" сознания, о которой писал в свое время И. А. Ильин, отмечая наличие названного элемента не только в национальной поэзии, но в медицине и даже в математике. (см.: Ильин И. А. Наши задачи: В 2-х т. М., 1992. Т. 1. С. 304).
7. Внутри именной мифологизированной системы Лосева имеется множество таких же точечных величин с интенсифицированным содержанием. Показательно здесь слово "Родина", наполненное как отчетливо данными смыслами, так и нераздельно слитыми с ними интуициями (см.: Лосев А. Родина // Литературн. газета. 24.01. 1990. №4. Далее цитаты даются по этому изданию). Это имя подвергается глубокой интеллектуальной и эмоциональной рефлексии, в результате чего мы видим, как оно, имя, порождает иные, столь же содержательные, как их источник.
"Родина" – это наша "общая жизнь", то, "что нас порождает и что нас принимает после смерти". Человек с его волей в пространстве Родины осмыслен как общая воля, "когда все остальное, изолированное, специфическое, личное, особенное утверждает себя [...] на лоне целого, на лоне общей жизни, на лоне чего-то нужного, законного, нормального, сурового и неотвратимого, но своего любимого, родного и родственного, на материнском лоне своей Родины".
По необходимости уклоняясь от анализа, мы укажем на идентификации этого имени – с другими. Так, Лосев пишет, что Родина – это мать и семья; Родина – это веления Матери. Жертва "в честь и во славу Матери Родины сладка и духовна". Родина – это наша радость и светлый смысл наших страданий.
8. Так разрастается и ветвится смысл имени, пронизывающего поры духовной жизни личности, которая существует не отчужденно от Родины и ее бытия, а – в единстве с ними. "Миф, по Лосеву, есть в словах данная личностная история" (Лосев А. Ф. Диалектика мифа // Лосев А. Ф. Миф. Число. Сущность. М.,1994. С. 151). Стоит ли говорить, что внутренний мир интеллигентного человека настолько богат, насколько глубок и разносторонен его индивидуальный миф, укорененный в жизни, культуре и в ее до конца не выговариваемых интуициях. Смелое, но методологически подготовленное вторжение в область знаемого и неизъяснимого – одна из актуальных задач интеллигентоведения.