Счастье

                Орлов Юрий

* СЧАСТЬЕ *

  -А  ты  счастлив? - спросила  меня  собеседница.
-Когда-то  был...
-Я  уже  пятый  год  живу  в  общаге.  Счастливых  лиц  я  здесь  не  видела.
-Я  тоже  здесь  не  видел.  Но  однажды  я  встретил  человека...   Он  был  счастлив.  Абсолютно   счастлив.
-Юр,  расскажи,  - её  голос  был  взволнован.
-Наш  корабль  стоял  в  Севастополе.  Экипаж  “ Крымского  комсомольца “  готовился  к  боевой  службе.  Нам  предстояло  получить  боезапас,  наполнить  цистерны  топливом,  разместить  в  кладовых  продукты,  пройти  размагничивание,  принять  на  борт  десант.  Лето  было  в  разгаре.  Наша  серая  громадина  была  ошвартована  кормой  на  Топливной  стенке.  Что-то,  наверное,  не  ладилось  с  получением  топлива  и  котловой  воды.  Вместо  ожидаемых  2-х  суток   мы  простояли  2  недели.  Мне  очень  нравилось  стоять  на  Топливной.  Она  была  уютной.  Наверху  своей  тихой  жизнью  жила  окраина  города.  По  вечерам  в  окнах  домов  загорался  свет. В  этих  домах  люди  любили  и  смеялись.  Мне  нравилось  смотреть  на  эти  уютные  огоньки.  Каждый  вечер  на  этот  причал  приходил  странный  человек  лет  пятидесяти.  Одет  он  был  в  чёрные  суконные  брюки,  тельняшку.  Если  было  зябко,  он  надевал  бушлат  с  блестящими  пуговицами  и  погонами  главного  корабельного  старшины.  Его  голову,  давно  уж  забывшую  расчёску  и  ножницы,  украшала  новая  мичманская  фуражка.  В  руке  он  всегда  держал  котелок.  Это  был  Макарыч,  отставной,  лишённый  рассудка  матрос.  С  неизменной  улыбкой,  почти  застенчиво,  он  подходил  к  трапам  боевых  кораблей,  стоящих  на  Топливной  стенке,  и  получал  свою  норму  пищевого  довольствия.  Если  вахту  на  трапе  стоял  сердобольный  морячок,  то  Макарыч  получал  и  папироску.
-Шпасибо,  браток,  шпасибо,  -  говорил  его  редкозубый  рот.
Макарыч  всегда  и  всем  улыбался.  Улыбался  ветру, чайкам,  корабельному  флагу, матросам. Никто  не  смел  его  обидеть.  Почти  никто. Однажды,  после  спуска  флага,  я  с  юта  услышал  громкую  ругань  и  чей-то  плач  на  стенке.
 Спустившись  в  4-й  твиндек корабля,  я  увидел  разьярённого   вахтенного  на  трапе  и  плачущего  Макарыча.  Его  котелок  лежал  на  палубе. 
-Что  происходит?
-Да  вот!..  Повадился!  Требует  паёк, баклан!..  Ну  я  его  и...  Сам  ещё  не  рубал!..
-Макарыч,  давай  посуду.  Задержался  ты  сегодня.  Давай...
-Не  надуешь?  -  недоверчиво  спросил  убогий,  вытирая  рукавом  бушлата  влажные  бесцветные  глаза.
-Не  обману,  давай.
-А  ты  брехал,  что  всё  уже  съели.  Щас  Макарычу  принесут...  Эх  ты,  килька   зелёная ... Сапог ты, а не моряк… Макарыча  все  знают.  Все  уважают, - услышал  я,  уходя  с  котелком  на  камбуз.
Получив  свою  порцию  борща  и  хлеба,  Макарыч  одарил  меня  добрейшей  улыбкой.  Мне  уже  33.  Таких  улыбок  мне  не  дарили.
- Шпасибо,  браток, - сказал  он,  угостившись  сигаретой.
   Отойдя  метров  20  от  открытой  пасти  танковой  сходни  “ Крымского”,  присев  на  бетон  пирса,  улыбаясь,  уплетал  свою еду.  Хлебные корки он кидал чайкам, привычно ожидающим  окончание  ужина  своего товарища…
-  Кушайте, сестрички… Кушайте, милые…
- Водолазом  он  был...  -  услышал  я  голос  подошедшего  старпома.  - Выбросило  его  с  глубины.  Закессонил  Макарыч...  Хорошо  хоть  жив  остался.  Голова-то  у  него  и  подгуляла.  А  жена  ушла  к  другому  военмору.
-Помнишь  Маринку,  Макарыч? ! - крикнул  он  увлечённому  костью  человеку.
-Все  бабы  штучки-дрючки...  И  Маринка... - улыбнулся  бывший  водолаз.
-Как  Вы  думаете?  Он  счастлив? - спросил  я  старпома.
-Абсолютно!  Макарыч,  ты  счастлив?
-Дурак  ты,  капитан-лейтенант, - щербато оскалился  ему  сумасшедший.
И  ушёл,  насвистывая  весёлую  мелодию  и  звеня  ложкой  в  своём  помятом котелке.
-А  ты  не  веришь  в  счастье... - сказал  я,  грустно  улыбнувшись,  соседке.