Театральная пауза

     Эльвира Альбертовна бесновалась так живописно и громогласно, что все девушки мысленно молились, вжавшись в стулья. Они бы и крестились, если бы не страх пошевелиться.
     -  Дурость наша, тупость наша, свинство наше природное! Вот что я вижу сейчас перед собой. Пришли расхлябанные как… собачья моча!
   Единственный представитель мужского пола Паша Гушан сочно шмыгнул носом.
     -  Вот! – Эльвира подалась вся вперёд, вынеся худую длинную руку в его сторону, как шпагу, - вот, твою мать!.. Пришли!..
     На сём аргументы её закончились. Она нервно завозилась в бумагах на столе, откапывая пачку сигарет. Дрожащими в гневе пальцами выцарапала одну сигарету, плюнула, схватила две и, спотыкаясь о выставленные ноги, сидевшей в полукруге возле неё группы, выскочила в коридор.
     -  Ну, Гушанчик, чёрт тебя дёрнул! – Валентина перевела дыхание, - уф, други мои, у меня, кажется расстройство желудка начинается…
     Извечная пересмешница Катька Рукавишникова прыснула и, уже было собралась расхохотаться, если бы все ни навалились на неё громким страстным шиканьем.
     -  А что! – обмахиваясь тетрадкой, сокрушалась Валентина, - мне сейчас играть ведь,..  и как?
     Прилежная Любочка Солянкина, не поймёшь, то ли в образе, то ли нашла какие то параллели в жизненной ситуации – пропела сосредоточенно: «Твоя воля, мать моя! Не хочешь одного, возьми другого».
     -  А ты, мать моя, научись в такт попадать хоть иногда, - Валентина сосредоточилась на своём внутреннем состоянии. Закатила глаза, затаила дыхание, чуть приподнявшись со стула. И в самый момент появления Эльвиры рявкнула со всей своей душевной мощью: «Ха!» Та аж отпрыгнула назад к двери, да вовремя спохватилась: «Йоги, блин… Собрались! Быстро «Женитьбу» мне на стол!».
     «Мне на стол» - означало показать наработанный этюд, или сцену. Показывали, естественно, не на столе, а в том рабочем пространстве классной комнаты, что расчистили от стульев моментально, зная крутой нрав режиссёра.
     Пара стульев, большой картонный куб посередине и идеальная тишина. Вот с чего начиналась «Женитьба». Валентина, Любочка и Танюха Широкова вжались в стенку справа от новоявленной сцены. Вся остальная актёрская братия облепила стол Эльвиры Альбертовны своими стульями и, расслабившись, приготовились созерцать.
     По режиссёрскому хлопку ладони об стол девушки на полупальцах проскользнули на свои места и замерли с открытыми ртами. Через мгновение действо началось.
     -  Ан нет, Арина Пантелеймоновна, грех вам понапрасну поклёп взводить, - Любочка высоким дребезжащим голосом дьячка открыла тринадцатое явление.
     -  Ах, это Фёкла Ивановна! Ну что, говори, рассказывай!  - подхватила Валентина грудным прочищенным басом и завершила утверждающе, - Есть! – но, спохватившись на последнем мгновении, вопросительно вскинула брови и как Берия на Фрунзе взглянула испытующе пронзительно на Любочку, - Ась?
     - Эх, говори, Москва, разговаривай, Рассея… , - Эльвира захлопала себя по плоской груди, - выпорю, девки, выпорю! Я уже курить не могу, я с вами наркоманкой стану!
     -  Ну что, говори, рассказывай!  Есть? -  поспешила исправиться Агафья Тихоновна, при этом упёрла руки в бока, сидя на стуле и через толстые линзы своих очков стала упорно оглядывать аудиторию, вдруг и правда там жених окажется.
     В общем, работа пошла. Работа задвигалась, даже опережая саму себя по идейному замыслу. Так, что даже Танюхино «Ну уж, чай, хороших приманила!» захлестнуло  Любочкино «не пондравятся — ну и уедут».
     Группа загудела взволнованно и одобрительно. Но по хлопку всё вмиг стихло. Все с напряжением ждали исторического момента оценки Агафьи Тихоновны количества потенциальных женихов. И он настал.
     После её эротического «Ух!», Валентина быстро облизнулась, вытерев пальцами уголки рта, почесав поочерёдно за правым и за левым ухом, не забыв при этом постоянно поправлять скользкую оправу грузных очков. И в завершении опять-таки упёрла кулаки в свои плотные бока, упакованные в трико со сползшими коленками. Тут и нависла, как говорится, театральная пауза. Пока, наконец, Эльвира ни взорвалась: «Ну, и!?»
     На что наша Любочка с редким для неё достоинством отпарировала: «Ну что ж ты, мать моя, так вспорхнулась?»
     Эльвира среагировала мгновенно: «Курить хочется, вот что!». И убежала в коридор. Валентина скрутилась, схватившись за живот, видно припёрло не на шутку. Но во время работы никаких похождений никому не разрешалось. Все это знали, и все терпели.
     После очередного режиссёрского перекура вроде как общее напряжение немного спало. Фёкла Ивановна с Агафьей Тихоновной мирно и задушевно разобрались с субтильным Анучкиным и с его антиподом – плотным и славным Яичницей. Эльвира Альбертовна только перекидывала свой ястребиный взгляд с одной собеседницы на другую и часто кивала. На Балтазаре Балтазаровиче Жевакине вообще никогда заминок не было. А вот после этой сцены вечно приходилось подгонять разиню Танюху с её «А не любит ли он выпить, вот, мол, что скажи». Но это не беда, это милые рабочие моменты, всё уляжется…
     -  А какие у него волосы?
     -  Хорошие волосы.
     -  А нос?
     И здесь должно было идти откровение свахи, что жених-то беден до неприличия, что дома у него никакой мебели не стоит, только одна курительная трубка.    
     Любочка откинулась на спинку стула, расслабленно обмахиваясь краем воображаемого платка, пропела, чего-то вдруг улыбаясь во весь рот:
     -  И нос хороший. Всё на своём месте… Только не прогневайся: больше у него ничего не стоит…, - она медленно внутренне сжалась, пару раз прерывисто выдохнула в потолок и взвизгнула отчаянно, - мать моя!
     Следующую историческую паузу надо было заносить в театральную летопись на веки вечные.
     Валентина поправила оправу раз семь, усиленно буравя группу, как бы ища подмоги. Но все во главе с Эльвирой с диким интересом ждали разрешение этой паузы. И тогда наша Валя, эдаким Матросовым бросилась на амбразуру:
     -  Ну, и зачем он тогда мне нужен такой, скажи на милость?
     -  Ась? – Эльвира аж вскочила, вперяясь в Любочку.
     -  Да ещё пьёт, ребята, пьёт, сама видела! – выбежала Танюха на первый план, слёзно взывая к публике.
     Любочка размашисто истово перекрестилась и, всё так же улыбаясь, пропела голосом дьячка:
     -  Твоя воля, мать моя! Не хочешь одного, возьми другого.
    -   Дура!  -  взвыла Валентина, больше она не могла уже терпеть. Пулей выскочила их класса, придерживая очки.
     Хохот стоял дикий, долгий, надрывный. Эльвира стонала: «Я не буду больше курить, я не хочу, и не просите…».
      Эта сцена на зачётном спектакле прошла как нельзя гладко. Но после неё за кулисами невообразимое веселье сорвало и перечеркнуло всю идеальность проделанной работы. Всё равно всё оказалось насмарку. И оценка была снижена, и выговор объявлен. Но группа была счастлива, и её режиссер доволен!
      Нет, это были не дилетанты. Третий курс режиссёрского отделения. Сами будущие руководители и постановщики. Впитывали с молоком, так сказать, Эльвиры Альбертовны все её способы и методы работы с актёрами. Усваивали приёмы создания театральных постановок, нюансы воплощения в жизнь сверхзадач драматических произведений.