Курганами по ветру

Посвящается писателям XIX века
Я почувствовал тихую боль в ногах. Она всегда приходила в конце дня, в конце всех дней. Все мои дни заканчивались одинаково. Значит, пора остановиться. И я остановился и огляделся.
Город был мне не знаком. Длинные, широкие улицы; высокие кирпичные и панельные нетиповые дома с горящими разными цветами окнами. На улицах было не очень много народу. Разноцветные люди заходили в магазины с ярко светящимися вывесками, выходили из них с сумками и без, с бутылками и банками, парами, поодиночке, или группами. Интересно, чья это страна.
Я приметил серую группу людей, состоящую из трёх человек, стоящих в стороне от вечерней суеты незнакомого города. Я направился к ним. Это были молодые ребята с красивыми, открытыми для нового лицами и вызывающе горящими глазами. Двое из них стояли, зажав между губ дымящиеся бумажные палочки, я часто встречал такие и в других городах, кажется, они называются папиросы. А один, тот, что не смолил папиросой, был не брит. Щетина портила его лицо, но, я думаю, он просто не смог, ввиду одному ему известных обстоятельств, выбриться с утра.
– Тебе чего, дядя? – несколько грубовато спросил небритый.
– Может, сигаретку стрельнуть? – предположил один из курящих, протянув мне дымящуюся палочку.
– Нет, мне не нужен ваш дым, – ответил я, про себя отмечая правильное название папирос.
– А чего же тебе нужно? – снова спросил небритый.
– В данный момент…я хочу пообщаться с молодёжью этого города, то есть с вами и узнать где я мог бы переночевать, поесть и, желательно, помыться.
– А ты, дядя, что не местный? – спросил курящий.
– Я прибыл в ваш город сегодня и уйду завтра. Кстати, как называется ваш город и чьей стране принадлежит?
– Наш город называется Долгород, – заговорил второй курильщик, доселе молчавший. – И страна наша называется Долгород и принадлежит она нам.
У него был очень приятный голос, он внушал доверие и надёжность.
– Значит, вы являетесь правителями этой страны? – спросил я.
– Нет, – спокойно ответил парень, выбросив сигарету в сторону. – Мы её хозяева. И как хорошие хозяева, мы предложим тебе место, где ты сможешь удовлетворить свои нужды.
– Благодарю. Позвольте же тогда узнать ваши имена.
– Меня зовут Даниус, – представился парень с красивым голосом. – Это, – он показал на небритого: – Лен,  а это – Работник…все его так называют.
– К сожалению, – сказал я. – не могу назвать вам своего настоящего имени. Просто потому, что не помню его. С детства не слышал. Но можете звать меня так, как уже называли – дядя.
– Хорошо, – согласился, усмехнувшись, Даниус, и мы пожали друг другу руки. – Пойдём, мы проводим тебя.
И мы пошли. По дороге я осматривал город. Ночь уже почти накрыла его. Почти во всех окнах горел свет – уютный и манящий, от которого боль в ногах становилась громче. Людей на улицах становилось всё больше и больше. Молодые парни и девушки в тёмных одеждах и с длинными волосами проходили мимо, весело общаясь. Почти все здоровались за руку с Даниусом и его друзьями. Вскоре людей стало так много, что глаза стали уставать и слипаться от  непрерывного движения тел.
– Откуда вы пришли к нам? – спросил Даниус.
– Из другого города и другой страны, – устало ответил я. – Послушай, Даниус, далеко ли нам ещё идти? Я очень устал и хочу есть. Когда я помоюсь и поем, мы сможем поговорить.
– Нет проблем, Дядя, – ответил он и подошёл к дороге, по которой проносились туда-сюда железные повозки, именуемые машинами.
Он поднял руку, и одна из машин с тихим визгом остановилась у обочины. Я не любил эти грохочущие железные бандуры – слишком велика у них скорость. Но ноги начинали гудеть и подкашиваться, и я сел в машину, даже не без удовольствия. Я сел на заднее сиденье, откинул голову назад и, не успели ещё остальные рассесться, заснул. Сквозь сон я слышал, как водитель поздоровался с Даниусом.
Не знаю, сколько времени мы ехали, но когда меня разбудили, и я вышел из машины, то обнаружил, что мы находимся где-то на окраине города. Вокруг стояли какие-то сараи, балки и гаражи. В центре на два этажа возвышался то ли полуразрушенный, то ли полудостроенный дом. Во всех окнах – первого и второго этажей – горел свет, занавесок не было, в некоторых рамах не было даже стёкол. Ничего, мне приходилось ночевать и в более худших местах.
– Это, конечно, не апартаменты президента… – несколько виновато сообщил Работник, который и разбудил меня.
– Если здесь есть душ, то это даже лучше, – прервал его я.
– Конечно, есть! – обрадовался Работник.
Достроен был только один подъезд, и мы вошли в него. Это был обычный подъезд обычного дома, только не покрашен и не обелен, и потому не загажен. На первом этаже было три квартиры. Дверей, естественно, не было – ни входных, ни между комнатами, зато там была мебель. Скудная – столы, стулья, кое-где старые диваны, кое-где ещё более старые кровати. Стены были обклеены газетами, плакатами, или просто разрисованы цветастыми картинками.
Мы поднялись на второй этаж. Там всё было точно так же, как и на первом, за исключением одной комнаты, в которую мы и вошли. Комната была большой, в ней не было ни одного окна – они были заделаны кирпичами. В центре комнаты был выложен очаг, в котором горел огонь. Вокруг костра на низких скамеечках сидели три человека – два парня и девушка. Около стен было сложено множество музыкальных инструментов – гитары, барабаны, дудки, трубы, всевозможные клавишные и многие другие, названий которых я не знал. Под потолком горела лампочка.
Даниус поздоровался с сидящими и представил:
– Трофим, Костя, Вера. Это – Дядя.
Я слегка склонил голову и протянул руку.
– Дядя, – пробормотал парень, которого представили как Трофима, пожимая мне руку. – Хорошее имя.
– Лучшее, – ответил за меня Даниус раздраженно. – Найди лучше что-нибудь пожрать…
– С вашего позволенья, – вмещался я. – я бы лучше сперва принял душ.
–…заодно покажи Дяде ванную, – добавил Даниус.
Трофим вздохнул и сказал:
– Пошли.
Мы спустились на первый этаж, зашли в среднюю квартиру. Трофим указал мне на два проёма, которые, вероятно, должны были стать туалетом и ванной.
– Ванна там, – сказал Трофим. – Полотенца в шкафу.
– Спасибо, у меня есть своё, – ответил я.
– Хорошо. Только дверей, как видите, у нас нет.
– Ничего, спасибо.
Он вышел и зашёл в соседнюю квартиру и принялся чем-то греметь. А я, сняв с плеч походный, потертый и выцветший, рюкзак, достал из него полотенце и бельё. Затем разделся, сложил одежду и сунул в рюкзак.
Порог ванны был поднят до колен, а внутри всё – от пола до потолка – было выложено кафельной плиткой. Я перешагнул через порог и, включив холодную воду, встал под мощные струи воды. Постояв несколько секунд, смывая пыль дороги и усталость мышц, я включил горячую воду и принялся мыться. Это было божественно, ради этого стоило пройти ещё столько же, сколько прошёл я; я чувствовал, как грязь смывается с моего тела, и я видел, как она утекает в слив в полу. Новые силы и забытые знания наполняли меня, я снова обрёл надежду и вспомнил, что не зря вышел из дома когда-то давным-давно. Каждый шаг, каждый пройденный город приближает меня к цели. Она есть, эта цель, не может её не быть. Когда я дойду до туда, я буду счастлив, и тогда они все увидят, как они заблуждались. Я принесу им новое счастье, я обязательно поделюсь им со всеми. Пусть пока они мне не верят, пусть смеются, главное, что я верю: когда я приду туда, я буду счастлив.
Удовлетворившись чистотой тела, я выключил воду и вышел. Пол возле ванной комнаты был выстлан линолеумом, но всё равно был холодный. Я быстро вытерся, оделся и надел свой рюкзак.
Когда я поднялся наверх, то обнаружил всех сидящими вокруг очага. В руках Лена была гитара, он пел и играл какую-то заунывно-скорбящую песню. Над огнём висел большой котёл и шипящий чайник.
– Кого хороним? – весело спросил я, после душа настроение у меня было приподнятое.
– Заходи, Дядя, – сказал Даниус. – Но не мешай нашему трауру.
Я понял, что он серьёзно и молча сел рядом. Я, как и все остальные, слушал песню, но я совершенно в ней ничего не понимал. Какие-то непонятные слова, не связанные друг с другом, и, в то же время, каким-то чудом сплетённые в стих и наложенные на музыку… Похоже я один из сидящих возле костра не понимал ничего и не разделял эффекта, или даже оцепенения охватившего остальных. Песня кончилась, а они ещё с минуту сидели, тупо уставившись в одну точку.
– Да-а, – протянул неуверенно Костя, разрушая тишину, ставшую уже неловкой.
– Так кого же хоронили? – вновь спросил я.
– Всё же было в песне, – объяснил мне Лен.
Я несколько опешил.
– Я, признаться, не совсем понял, – смущенно сказал я. – Точнее совсем не понял…
– Э-эх, – вздохнул Лен, разочарованно махнув рукой. – Дядя…
Даниус усмехнулся.
–Ладно тебе, Лен. – сказал он. – Не каждый может понять эту песню. А тем более, приезжий человек. Ну, – он повернул голову ко мне. – Дядя, рассказывай, откуда ты и куда. Ты принял душ, и еда скоро будет готова.
– Моя страна находится далеко, – начал я. – Возможно, её уже нет, или название стало другим, поэтому не имеет значения, как она называется. Я не люблю её, и никогда не любил. Потому и ушёл оттуда, когда мне было десять лет.
– Как можно настолько сильно не любить свою страну? – тихо спросила Вера.
– Как можно любить государство, в котором людей ценят ниже животных… Моих родителей отдали в рабство за корову – обоих сразу. У нас не было ни богатых, ни бедных. Были люди и была власть. Власть могла продать любого и просто убить прямо на улице перед домом, или даже дома… Не хочу об этом. Это вчерашний день. Сегодня – я иду.
– Куда же ты идёшь? – спросил Даниус.
– Туда же, куда и все – к счастью.
– Мы не идем к счастью, – заявил Даниус.
– Это не правда, – спокойно возразил я. – Просто вы не знаете, что такое счастье. Если б вы только увидели его.
– И где же оно – твоё счастье? – Лен всё ещё был обижен, что я не понял его песни. – Сколько ты уже идёшь к нему, и хоть раз ты достиг его?
– Нет, – так же спокойно ответил я. – К нему надо стремиться. Всегда. – я усмехнулся. Как мне всё это знакомо! – я найду его.
– Глупец! – не выдержал Лен, и тут же получил подзатыльник от Даниуса.
– Не оскорбляй нашего гостя, – предупредил он.
– Нечего. Я не обиделся. В каждом городе есть те, кому это кажется глупым. Я видел многих таких как вы – отринувших устои, отвергающих бытиё. Вы считаете себя оригинальными. Одеваетесь в серое, носите длинные волосы. Но посмотрите вокруг – все делают то же самое. А это уже нелюбимый вами стереотип. Оригинальность не может растянуться на целый город.
– Ты не прав, Дядя, – сказал Даниус. – Мы не ищем оригинальности. Нам хватает того, что у нас есть. И нам не нужно большего. Наше счастье здесь.
– Здесь нет счастья, – сказал я. – Уж я-то точно это знаю.
– Значит, мы довольны несчастьем.
Мы замолчали. Я обвёл всех взглядом, читая в их глазах абсолютное согласие с суждениями Даниуса. Как же глупы люди. Зачем же нужны человеку мысли, если он не может направлять их в нужном направлении. Подхватывая чужие идеи, человек легко забывает свои. Слишком легко. Зацикленная жизнь перестаёт быть. Если в горячих спорах не рождается истина, то её место обязательно займёт ложь, а она имеет тенденцию распространяться с ошеломляющей быстротой. Ложь как алкоголь – убивает желание бороться. Как жаль, что я забыл это великое искусство спора.
Сготовилась еда, Вера, разложив её по мискам, раздала нам. Она была очень вкусной – что-то мучное с мясом и бульоном. Я давно не ел так сытно и вкусно. За едой мы разговаривали о многих вещах: я спрашивал о жизни в городе, а они о других городах – старательно избегая затронутую ранее тему. Зачем нам было спорить? Я не смогу переубедить их, так лучше я поделюсь с ними своими знаниями, чем полночи безрезультатно внушать им свою правду.
В начале второго ночи, я извинился и сказал, что хочу спать и завтра рано вставать.
– Хорошо, – благодушно сказал Даниус. – Занимай любую комнату с кроватью. Спокойной ночи.
Я поблагодарил и вышел. Комната нашлась быстро, и я стал готовиться ко сну. Ложась, я вновь услышал звон гитары, по-моему, даже не одной и не только гитары, и тихую песню. Множимая эхом, она разлеталась по всему дому. Под её невнятные звуки я быстро заснул.

Утром я проснулся, как мне сперва показалось, когда все ещё спали. Но когда я зашел в комнату с очагом, то обнаружил Даниуса, сидящего у разведённого костра, на котором уже закипал чайник. Сначала я подумал, что проспал дольше, чем хотел.
– Доброе утро, – поздоровался я, присаживаясь. – Который час?
– Почти семь, – ответил Даниус. – и вам того же.
Он снял чайник, обмотав ручку тряпкой, налил в железную кружку и дал мне. Я взял и сделал несколько маленьких глотков.
– Когда ты уезжаешь?
– Сейчас. Я ухожу сейчас.
– Может тебя вывезти за город?
Я подумал и понял, что не хочу тащиться по городу и скучным пригородам.
– Ладно, – ответил я.
– Я пойду подгоню машину, – сказал он и вышел.
Я допил чай, вернулся в комнату где спал, взял свой рюкзак и вышел во двор. Там, урча, стояла ярко-красная помятая машина, со следами ржавчины и выбитым на задней дверце стеклом. За рулём сидел Даниус.
– Садись, Дядя, – весело сказал он. – не бойся сломать.
Я с опаской сел на переднее сиденье.
– А она не сломает нас? – спросил я.
– И не таких возила. Все, кстати, живы.
И мы тронулись. Ехал он быстро, очень. За окном пролетали одноэтажные дома, заборы, одно очень длинное кладбище, затем понеслись деревья. Мы ехали ещё минут десять, и вдруг выскочили на огромное поле, заросшее высокой травой. Даниус остановился, и мы вышли из машины. Поле было действительно огромное. Во все стороны, кроме той, с которой мы приехали, насколько хватало глаз разлилось зелённое море…
– Ну, вот и всё, – тихо произнёс Даниус.
– Да, – зачарованный, сказал я.
– Куда ты пойдешь?
Я указал на неопределённую точку на горизонте:
– Туда.
Он помолчал, а затем спросил:
– А что там?
Я посмотрел на него. Сколько раз мне задавали этот вопрос. Сколько раз я видел, как ответ на него вызывает улыбку, или даже смех, или снисходительное согласие, или откровенную издёвку… И всё это было нормально для людей, которые не могли увидеть то, что вижу я. Вот и ещё один такой же человек. Но я знал – он не будет смеяться.
– Там, – наконец, произнёс я. – Там – земля становится небом.
Его лицо не изменило выражения. Он только кивнул и пошёл к машине, хлопнул дверцей, завёл двигатель и, развернувшись, поехал обратно. Но я уже не слышал и не видел его. Повернувшись, я пошёл вперёд. Пели птицы, дул тёплый ветерок – я начал свой путь. Снова начал, с конца и – до цели.
...........3.03.2005г.
антон