1- начало

Букет 97г из серии "Памяти Ван Гога"


***

Давно не писал, привык не писать и потому ощущения странные. Жду тупиков и каверз. 
Буду морщиться.
Опасаюсь и тревожусь.
Надрываюсь!
Успокоюсь!
На кухне оставил газа синий огонек,
но то, что ящик письменного стола
перекосился, когда закрывал его одной рукой неловко, нехорошая примета – опасаюсь и тревожусь…

***

Новый тип писания: смесь поэзии и прозы, поэзии и рассуждения. «Настолько вдохновился, что и формально слова вдруг стали друг с другом совпадать – ложиться в рифму». Совпадать разово, мгновенно, по счастливой случайности,  а не от и до и от «а» до «я»…

***

Я -  горемычный Кафка. Здоровья мало, близких мало и денег мало – как тут пробраться по жизни далеко…

«Он силен, но он спит в берлоге, как медведь и идет туда, куда поведут, как лошадь – хотя иногда и свирепствует, как лев – а я от своей слабости постоянно сильно обливаюсь кровавым потом и иду на разрыв, на переворот, на смерть и воскресение». 

…Но летом слишком тепло, чтобы не разнежиться, а зима слишком сурова, чтобы не испугаться. Особенно нежно теплое утро, особенно суров холодный вечер… Нежность делает тонким, но и расслабленным, а суровость грубит, но и бодрит. «Тонко бодрый». «Расслабленно грубый». «Тонко грубил». «Шел расслабленно и бодро»…

***

В такую рань после часа писаний в голове появляется вата. Сухие губы, слабые пальцы, больная грудь… Попросту взбодриться  или попросту поспать… Уже не прост, а выхолощен…

***

Слушал раннего Высоцкого. Поздний от раннего отличается большей суровостью.

Письма Толстого –  он  открыл для себя такую борьбу добра со злом, когда уже не делают карьеру и не проповедуют незыблемые «общечеловеческие» ценности  (людей  там – в религии, культуре - я  и не приметил). «Надрываться некультурно» – говорят нам кабинетные кресла, но кто каждый день не пачкает рук, у того не может быть настоящего вкуса к абстракциям!

…А у БГ ныне в женах буддистка с короткой стрижкой и железной хваткой…
Иногда весь расхристанный, проповедует чуть ли не «наслаждайся любой ценой и будешь хороший плейбой». Гуру-подкаблучник…
 А Ван Гог, чтобы не метаться, хотел завербоваться в солдаты… Лечатся сначала уздой, а потом и удавкой…

***

Ученый немец гоняет на велосипеде в своем университетском городке и развеваются его длинные патлы. Худое, странное лицо, лукавые улыбки и прищуры, тонкие брови и тонкие губы реагируют на все язвительности, усмешки, раздражения, слышатся и восклицания и проклятия, и бормотание и пение…

***

Приступы гнева и приступы похоти. Иногда могу и солгать, и украсть. И любовь приступами, и смелость. Несешься, как все любители быстрой езды, яростно выключая разум. Мозгляк раздутый, кровью и спермой налитый…

Каким надо быть богом, чтобы не осатанеть на холодном ветру, не превратиться  в кусок мерзлого, вздрагивающего мяса…

«Я оптимист, но  все же хочу сообщить вам про слабость человеческую и  холодный ветер».

Холодный ветер опустошил и заморозил, ослепил и обозлил – как выбрать любовь и смелость, а не похоть и гнев для полноты и теплоты жизни?

Взрослый человек должен быть волевым – но не убей жизнь души, что изначально безвольна… Всё равно расти нужно не за железобетонной стеной, где так легко воображать себя рыцарем с забралом при настрое романтическом или Дон-Кихотом при настрое ироническом…

***

Сноб и жена его Сдоба. Сноб всегда предельно, слоноподобно глуп, накачен глупостью, как подушка – и сколько ни ругай его, всё равно сноб скажет «лает  Моська на слона», потому что – предположительно – именно он является редактором толстого литературного журнала…
И велика  земля да вся вот такими слонами, в вавилонских конюшнях обретающимися, занята…

…Нет, он добр и бодр. Идеален, как огурчик – но в рассоле, в 3-хлитровой банке…

Закончив отповедь, приутих, призадумался без мыслей… Такие мысли тоже суета, тоже дело, а не думанье…

***

Позвонила торговка: «вопрос с продажей – картин – решился отрицательно». Она мне, конечно, никогда не внушала доверия…

***

Затаенно надеяться воскресить всех этих полуживых… - и не бояться убить их своей откровенностью…

 Сытые голодного не разумеют – и поэтому приходится сеять смерть и, может быть, уже только потом предлагать воскресение…

***

Чтобы душой успокоиться, вырыл нору себе  писаниями и рисованиями… Будет только авангардная нора, цивилизация, прогрессирующая к первобытной звериности? …Или жить вовсе без норы: холодные выпуклости, долбежка равнодушно твердых и мертвых пород. Согрелся долбежкой, но очень устал и отчаялся…

Всякий, кто умен – добр и всякий, кто добр – умен, но, тем не менее, вот добрый, но он добродушно служит злу и вот умный, но как же он  раздражителен. Полу-добрый обманут полу-злом, а полу-умный в плену у него же. Добрый и умный смотрит в глянцево-черную поверхность и смутно видит своё доброе и умное лицо…

***

Надломлен и клонюсь. Прислонюсь…
Ловко прислонился, не упал…
Мотается большое тело со сломанным
хребтом, а сбоку пробиваются
новые росточки…

«Ну, ты и спишь – как будто самосвал земли на себя опрокидываешь! Ну, ты и просыпаешься – как будто сквозь самосвал земли на поверхность пробиваешься!»

***

Прославили Христа за чудеса. Запаковали в высокопарные слова, молчком объехали все «крайности» и «резкости» и – кушать подано, есть и вино и хлеб, сим алкоголем будешь пьян, а сею ватой – сыт. Сказка, а не Бог; чудесная покупка; разумно дорогая…

***

Холодные сумерки, белый дом из бесчисленных кирпичиков, где  желтый свет и тепло не экономят, но почему одно окно совсем открыто и бухающий кашель оглашает пространство?…

***

Мертвое и злое хочется прогнать, но только когда ты мягок,  отрешен, любое зло бессильно и беззвучно. Иначе так: «моё добро слабее его зла, но зато моё зло сильнее – им и разрушу его зло, чтобы помочь своему добру». «Все рутинные дела исполнил, всех докучливых людей облаял – наконец, можно жить спокойно»…

***

Пришел родитель. Закрыл сомнительные писания и открыл перспективные рисования (но рисование – явное и зашифрованное писание…)

Мои некрасивые «Цветы» - свидетельства моей некрасивости… Я скорее удивлен, что преобладают картины гармоничные и красивые. Всегда-то была вата в голове, уныние в душе, так что должны бы получаться одни отпечатки от упавшего тела… Пересиливал себя и удерживался падать, а повторить гармонию и красоту не так трудно, как открыть ее… Искал забвения в повторах, вариациях… Плюс музыкальный допинг. Бах нарисованный…

***

 В сравнении со страстями ничто обычное не имеет цены, и ты остаешься не включенным…


***

Гигантские машины творят гигантские дела, и на долю людей остается только всякая мелочь,  стыковки и доработки – хотя каждая из них выше человеческого роста и корячатся с ними без  технологий по несколько человек – воюй как Давид с мамонтом…

***

«Земля лежала в горшочках и не знала, как ей собою комнату заполнить. Наконец, придумала: вырастила растение, которое, свесившись, стало ронять сухие листочки, лепесточки, семечки и прочий мусор – оставь всё так лет на сто и весь пол будет землей покрыт, так что и трава вырастет, если будет полив…


***

…В несущественном и обычном мы все коллеги и только важное определяет вдруг брат тебе человек или враг…
Отречься от важного, потому что оно определило, что никто мне не брат…

«Живи, как мы и помогай нам – нам что-то туго приходится» – сами тонут и меня своим мистическим спасеньем и реальным бедствием утопить хотят…

***

«Дней слишком много, все не обманешь - и не продержишься»…

Осень и весна – это время борьбы тепла и холода, то ветер теплый, то холодная буря. Вчера в моей душе была зима, а сегодня я включаю южный ветер и - непогода… (Но лето вполне доступно – надо только не отступать 3 месяца…)

Злые люди липнут, улыбаются, протягивают руки, но это они, а не ты, это они пытаются уязвить, унизить, принудить, а ты смотришь на всё со стороны. А если достанут, спасайся преображением доставшегося тебе зла: «на этом навозе вырастут прекрасные цветы».

Включил кнопку, а она сразу выключилась – как будто кто-то не стал со мной  разговаривать,  сразу развернул и выставил за дверь. А со мной и так все плохо обращаются. «Низшие чины прослышали, что я не в милости у высших, и, как всегда, готовы перещеголять последних». Шеф может только что-то кисло мямлить, а его уборщица набросится без предисловий. Хотя есть и такие шефы, что грубы, как дворники (но у таких как раз убираются бедные, забитые тетеньки…)

***

« - «Канарейки, канарейки» - кричал мужик под Машиным окном» – из детской книжки. Птички, девочки, светлое окно – приятный мир детства, но ведь мужик работает до крика и хватается за всё, даже за дурацких канареек, взывая ко всем, даже к девочкам, даже через окно…

***

О дебилизме сказали «какая простота», а о непосредственности -  «наивность, незрелость, инфантильность – просто неприлично такое ребячество».
О закосневшем сказали, что он приобрел опыт, мудрость и выдержку, не мечется, а знает истинные, проверенные ценности. О безликом сказали, что он новатор, что он скрыто сложен и полон аллюзий, что он сдержан и скромен, не имея нужды в «дешевых эффектах»…

***

«Зачем мне персонажи –  уже могу иметь дело с реальными людьми.
Зачем мне обычные штампы –  уже могу иметь дело с фантастическими чудесами»

Подходами, приемами хочется взять темы горячего сердца… Серый  день, шевелятся серые пальто и серые души – смотрю в окно, не видя, принюхиваясь, как гончая…

«Я утомлен сегодня большой однообразной нагрузкой…»

***

Способ найти другого в толпе, когда есть только точное время встречи: пусть поднимет некий флаг в это время…

 Мир – океан свирепой демагогии: серое в белое, серое в черное, белое в черное, черное в белое, большое в маленькое и маленькое в большое, реальное в нереальное и нереальное в реальное.  Как размножиться среди этих пыльных бурь и этого безлюдства…

__

Вознесенский в «Часе пик» – вроде раньше бывал потаскан, но сейчас это просто невероятная свежесть. Для такого надо годами с курортов не вылазить. Ясно и уверенно собирается дожить, по крайней мере, лет до 90…

Харизмат по ТВ – не проповедник, а уголовник какой-то. С такой гнусной физиономией он, наверное, после каждой телепроповеди выбрасывает молитвенник в мусорное ведро и для успокоения нервов долго ругается матом.


***

Одни всё смакуют, а другие всё толкуют. Одни цинично видят мудрость в кайфе, а другие просто одержимо бестолковы…

…На том свете люди получат возможность полностью задействовать свои тело, душу и дух, которые здесь более чем наполовину без дела болтаются, и никто им не будет ни мешать, ни помогать своей болтовней или проповедью…

***

Люди карьеры всегда общительны, а люди дела – нет. Они надеются, что кто-то придет и оценит их дело. Приходит человек карьеры и использует человека дела в своих интересах. Но и человек дела использует карьериста в интересах своего дела. О карьере у него самые фантастические представления – как и у карьериста о деле…

***

Культурологический штамп: «Передать атмосферу – вот задача». Обычные люди – воздух, им чудятся тайны в воздухе, а церковные – стены, им чудятся тайны среди стен…

«Мона Лиза»  - подслеповатая и беззубая, но дородная и улыбающаяся…
«Мадонна» – разволновавшаяся, раскрасневшаяся девушка со странным ребенком…

Классическое искусство всегда холодно, за ним - античный мрамор, а я горячо зачирикал и краской закапал и все образы видны, словно сквозь пламя. …Холодное вечно, а горячее мгновенно. Холодное айсбергами, а горячее искрами. В горячее надо пристально вглядываться, чтобы увидеть и понять, а холодное специально застыло в хрустальной прозрачности. Остановка кадра из кино навечно – поневоле этот кадр зауважаешь, и увидишь в нем нечто значительное. ...На что ни взгляни, во всем есть нечто «непередаваемое словами», а это уже основание для рисования. Но только основание…

Когда нет ничего, то душа человека жива и гола и тут нельзя не начаться Достоевскому, фантастическим если не деяниям, то писаниям и мечтаниям. Достоевский – это сбывшееся «блаженны нищие духом». «Какие у меня к этой старухе чувства нехорошие – кажется, убить готов! И как это нехорошо…»

***

Все «атмосферы» и «нюансы» есть простые производные от фундаментальных установок, фактов и обстоятельств той или иной ситуации…

«Не работает!» – одно отношение ко мне; «но рисует!» - другое; «но не продается!» – третье; «но кое-кем ценится!» – четвертое; «очень религиозен!» – пятое; «картины действительно необычны!» – шестое; «но сам вроде бы ничем не примечателен!» – седьмое; «не женат!» – восьмое; «имеет сумасшедшего брата!» – девятое; «но с квартирой всё более-менее!» - десятое; «ко мне относится доброжелательно!» – одиннадцатое… От этих печек и пляшут все нюансы при контактах одного человека с другим. Нюансы заполняют воздух, и возникает атмосфера – и что ее ловить-улавливать-передавать? Лучше задать пару диссонансов, словно крест повесить и решать их, мучиться…

Может и сомневается, но из вежливости соглашается, может, и равнодушен, но из вежливости интересуется -   за один раз не прояснишь все сомнения, не сверишь все интересы…

***

Как мне   жалко некоторых нищих, сумасшедших… Мать раздала недавно по одному яблоку в сумасшедшем доме и даже ей стало жаль одну красивую девушку. «Тоже подошла, взяла» – тоже нет и одного яблока. «Жалкая, слабая, видимо, уже лекарством накаченная»!

…Благотворительность помогает всем огульно и помогает только материально или только духовно - Евангелия тоже раздают – без душевной помощи и без различения добрых и злых, хотя бы начального, всё это недейственно… Евангелия машина печатает, а душой надо лично трудиться… Евангелие не душой согретое, а роскошной обложкой оснащенное… Тут тебе и детские картинки, и примитивные комментарии и схоластические сноски…

***

От удовольствия растаял, от обиды раскололся, от отчаяния опрокинулся…

***

Каждый должен войти в этот ночной сад, где от сильного вихря невидимо гнутся черные деревья?

…Воровская шайка по-хозяйски расположилась на улице и у всех проходящих мимо душа немедленно сбегает в пятки. «Душа моя мертвеет от взгляда убийцы». Легко убивать, а воскрешать трудно – но лишь способный воскрешать сильнее способного убивать, да и то ненамного…

***

«Не делай другому того, чего не желаешь себе. Сохрани человеческое в себе» – «Не делаю, храню, но делать-то что, родной ты мой великий человек!»

«Как это у вас такие мощные цветы растут?» – вопрошает, глядя на мои картины. – «А я в земле не брезгую копаться, вот земля и рыхлая, от нее же все чудеса. В лимузине и на проспекте не будешь копаться – вот и одни общие места»

***

Раз привык, значит съедено. – «Купи мне нового, нового, нового, старые улыбки надоели!» – «Послушай, следующее яблоко может быть только на следующее лето»

***


«Я – молоток. Кто-то лег на меня; наверное, каменный уголь, угольный камень. Черный, бескрайний... А я молоток; я свесился с дивана. Что-то вижу между стулом и диваном - опять не подняли. Это называется «уборка»… Кажется, я что-то забыл. Или что-то упало. Да, между  диваном, я помню... Я вообще все контролирую, я огурчик, завтра. И вчера, я помню, да... Как плохо постелено на диване; или диван не там; он между; да, я между постелью и диваном - матрас уполз. Мне что-то делать, может? молоток поправить, он упал  между, тьфу! уж лучше спал бы; а я о чем?! голова где? не знаю, не знаю, не капай на мозги, я этого не знаю... а была голова; неужели нет ее теперь?! а думает кто? а подушки где?… Что-то тут еще упало, что-то очень больно голове... Я не тут; я лег не там, что ли; куда теперь... может, на бок лечь? но где матрас? свесился я, так не уснешь; спи, не шевелись, может, утро скоро…”

***

Стал говорить пошлость, но на первой же фразе спохватился, а во второй закруглился и тон изменил. Речисто расписался, и не заметил, как заврался, залез куда-то и на уши встал - пришлось вымарывать целый кусок. Мол, вот тебе пятно в награду, черная медаль. Ничего, стерпится – слюбится, забудем. Пришла мысль, и побыстрее начал ее говорить, но там воды и туфты полно - срезал сам себя на ходу, оставил только тонкую нитку, стал ее развивать, но запутал, опять пришлось оборвать; затем дальше повел, но  почему-то влево всё время кренило - так и вилял...

Обозлился, но спохватился и смягчился – однако, что-то холодно, ба, льда полно, быстрее греться, Библию читать... Заскучал, а после и раскис - спохватился и пересилил себя, стал делать что-то, но на душе муторно. Попытался вспомнить что-то хорошее - на всем-то белом свете! - но не смог, туман; да, кажется, завяз...

***

Борьба умного со  смелым: умный поднапрягся и добавил еще и упорство, а смелый поднапрягся и добавил  ловкость. Умный устал, и хотел смириться, правильно рассудив, что лежа удобней бороться, а смелый сказал себе «терпение, еще немного и я его одолею, только б не ошибиться»…

Пока умный развлекался, стоеросовый думал; и, что вы думаете, с помощью своей силы и ловкости победил-таки умного. А, может, он только прикидывался стоеросовым, а каков он на самом деле никто и не знает. Да и умного кто умным назвал…

***

Человек и так слаб, а тут еще женщины…

«О многом мечтаю, а всё прежнее поется!?» – «Э-э, милый друг, крякай, что тебе богом положено!»

***

В разных людях зло по разному живет: один строг и легко начинает гайки крутить, а другой блудлив и лукав очень… И это самые обычные люди, потому как первый-то о деле и порядке радеет, а второй добродушен и иногда леденец в подарок запросто купит…

***

«Небеса? Вечная жизнь? – странно» - «А земля, вечная смерть не странны тебе?»

«Сегодня особый день, особый!» – «Да ну?» – «Да, разве ты не видишь, сегодня особый день, сегодня день спасения».

 «В вечную жизнь-то я верю, но  боюсь верить в победу над смертью: надорвешься, с ума сойдешь, всем поперек дороги станешь, а не победишь. А без победы над смертью разве возможна вечная жизнь? Я не верю».

***

Усталый, продолжаю тупо влачить своё серое достоинство. Скромный, спокойный, это не отнимешь…

 «Меняй меня, но не бросай, никогда больше не бросай, я не ошибка и случайность»…

… «Этот всё время висит на мне. Сосет и сосет потихоньку сок – ведь часами и месяцами висит. А как недомогание случится у него, так он и ляжет на меня, предлоги уже и на это неоспоримо тянут.
 … А для того я только случайный посетитель и проситель. Предугадав, что  на нем желаю повисеть, он стал форменной стеною – мол, лезь на стену, бейся лбом…

***

«Сам человек, каким бы он и его творения ни были, ничего не может доказать. Если он нов, кто в нем будет разбираться? Кто его, песчиночку, заметит? Куда его, таковского, девать и где пристроить?
Нет, как все, выбирай традицию  - классическую или авангардную. Хотя любой конъюнктурщик может причислить себя к первой, а всякий нахрапистый дурак  отнестись ко второй, но тут уж ничего не поделаешь – оставим суд Богу». – «А я и есть бог. Пришло время богов, понимаешь? А суд что – нечего и судить, просто отделить хитрецов от наивняков – отправляя первых в ада предбанник, а вторых - рая прихожую».

«Мне всё понять нетрудно, ведь, похоже, что в познании в состав любого блюда входит пареная репа. И все, знаете, именно на репу и налегают! Сейчас мне даже кажется, что больше и нету ничего!»

***

К себе: «Пересохли все источники, вот и не пишется. Должны быть какие-то перспективы и предвкушения, какое-то наслаждение и органическое удобство, какой-то вкус – а когда появляется тягость, всё пропадает, ведь вода не штангист, полегоньку бежит и журчит»…

Будучи же наполнен, ходил осторожно и, прощаясь с людьми, например, наклонял голову, но не сильно, чтобы не пролить содержимое. Можно слова уронить не хуже, чем корзину с яблоками…

***

Фарисеи любили молиться напоказ, а сейчас помимо этого любят и петь напоказ и печататься… Все они весьма неоткровенны, а значит неправдивы, блюдут приличия, и, если ставят мины, то обязательно под фиговым листком. Всюду панегирики и прочие заасфальтированные широкие дороги – чтоб, не дай бог, не тряхнуло публику, а то так недолго и проснуться…

***

Поднялся сильнейший ветер, и загромыхали жестяные панели на доме напротив. «Щас одна из них сорвется и, по ветру, как ударит со всего размаху меня по щеке» – мол, чем ты тут занимаешься? против меня пасквили пишешь?!

(Но я за стеной – а иначе б до ахинеи такой не додумался, потому как ветер трезвит и рот замыкает…)

***

Не надо говорить «не оправдал ее надежды», надо говорить «растоптал ее надежды». Нечего было столь грязно и меркантильно надеяться. «Осудил ее надежды». – «Дайте блокнот за 24 тысячи посмотреть» – она дала и стоит, надеется, а блокнот-то – говно, и она это знает… Всё равно как-то неудобно растоптать ее надежды на то, что я дурак-тюфяк – ведь по мне сразу видно, что  их уже оправдывал! Они все знают, что я – стеснительный дурак, но это устарелые знания, теперь клиент пошел привередливый, жесткий и дурак теперь на другое все-таки покупается, видит, что в магазинах, в отличие от ларьков, всё по-старому, да и денег стало мало у дурака…

__

Снова думаю о Д.: ищет вечное, и находит, но ценой потери жизни, почти полной потери…

«Почему долго не заходил?» - «Да  что-то мало рисую в последнее время, а с пустыми руками неудобно заходить. У меня один смутный период сменяет другой смутный период, а я, когда смутно на душе, привык дома сидеть, чтоб не позориться».

С одной стороны, моя жизнь довольно устойчива, а с другой, каждый день могут быть неожиданности. Что мне понравится? Что мне удастся? Что мне покажется удавшимся…

…Как рисовать можно совершенно по-разному, в разных ключах, смотря, какая душа, так и действовать можно совершенно по-разному. Можно наобещать, но не сделать, можно отнестись доброжелательно, но настойчиво гнуть другого на свою колею…
Всякий действующий может и рисовать – и какова сложность его действий, такова будет и сложность его рисований. И поступок,  и картина есть диаграмма души…

«Вы кто?» – «Вам  интересно, кто я, а мне интересно, на кого я похож!?»

Сначала я разохочусь на дружбу, а потом разобью морду об один из барьеров, что наверняка есть между нами: «хотелось бы приблизиться, да боюсь, как бы в ответ не взгремела возмущенно вся эта ваша авангардистская жестяная посуда…»

…Отзыв в тетрадке для отзывов: «Всё очень понравилось. Большое спасибо за всё» – формальная похвала или человека охватило волнение и он, потеряв дар речи, не смог свои чувства более вразумительно выразить…

***

…Мир потребил классиков и по их образцам великолепно выстроился и теперь ему творцы не очень-то и нужны – вот те униженно и рисуют всякий хлам, словно время на помойках проводят. Полная перемена декораций: раньше мир был сир, а художник прорубал окно в античное великолепие, а теперь мир великолепен, а художник брошен и словно выжил из ума. Я имею в виду художника искренно благонамеренного по отношению к миру. Судьба подлеца во все времена вполне благополучна - он сам, его подлость есть апофеоз трагедии, какие уж тут могут быть добавки.
…Или художники выживают из ума потому, что до них дошло, что авангард – по которому современный мир и выстроил свои огромные  небоскребы и маленькие приборы – это смерть, мамонт смерти, пришедший за нами…

«Это чудовищно великолепно!»
«Это восхитительно ужасно!»

***

…Ван Гог, поздний Толстой, тот же Чехов и какой-нибудь «чеховский» художник Серов… - добро заявило о себе вполне отчетливо – прежде чем это сделало зло со сногсшибательной силой. С таким запасом старые интеллигенты смогли перезимовать…

…Кандинский сначала шел в правильном направлении, но потом не выдержал и самоликвидировался – остались только какие-то черные шары…

***

«С одного проступка так переменился к человеку! Даже здороваться перестал!» - «На этом поступке  понял, наконец, его ко мне отношение…» Ведь отношения людей так формализованы, что ничего не поймешь. Одна бухгалтерия здоровканий и досвиданий…

__

…Тетка специализируется на реалистах: новый тип реализма, да еще от неизвестного парня? Наверное, лучше к авангардистам пойти…

Люди очень боятся сойти с ума и во всякой странности и непривычности уже видят угрозу. Так и таскаются всю жизнь с одной и той же экипировкой (и к старости, внутренне обтрепанные, начинают любить «решпект».)

Молодые люди еще свежи и восприимчивы, но – только не к теме смерти, а старые стерты и глухи, но тему смерти всё-таки должны бы слышать… Без темы смерти ничего не объяснишь…

Я не буддист, но мир и всё, в нем происходящее, настолько безлико и запрограммировано, что поневоле начинает преобладать буддистское равнодушие и хладнокровие…

Никто не может повести меня вперед, но есть те, на кого  надеюсь, что они пойдут за мной, и эта надежда стимулирует меня идти-таки вперед…

__

Вовка наливал Женьке супа и вдруг у него в сердце закололо. - «Ой, в сердце сильно закололо». Я испуганно поднял глаза. - «Дим, нарежь ему хлеба сам, а?» - «Вов, эта фраза превращает трагедию в фарс!»


***

Всего ужасней, когда ухо болит. От этой боли даже свет в комнате  становится синим и фантастическим…

***

Казалось бы, день достаточно длинен для того, чтобы его можно было запомнить, но всякий раз следующий день достаточно велик для того, чтобы вчерашнее  стереть… И лето достаточно длинно, но зима достаточно велика…  Ничего не помню, живу в настоящем. Не знаю, что будет завтра, не помню, что было вчера…

***

 «Развейте вашу мысль. Пока не могу сказать, правильная она или нет – всё зависит от того, какие трансформации будет претерпевать при развитии...»

Вспоминаю прошлые годы – я был более убог; больше было разобранности и тумана. Эдакие неидиллические острова в океане, формирование суши…

***

Женские объятия обыкновенно означают не любовь как таковую, а любовь вешаться на шею. Просто хамство. Они и в очередях хамят.

__

Всё вспоминается страшная картина В. на выставке. Красный свет, семафорный запрет на жизнь. Обычно рисует хороший реализм, а тут вдруг  абстракция,  диаграмма души.

***

Противоречие между писанием и рисованием: набрал высоту на одном самолете, а тебе говорят: «продолжай набирать высоту, но уже на другом»!

***

Буддистские перерождения - это «смешались в кучу кони, люди». Хотя бедные всегда чуть ли не в обнимку со своей скотиной живут.

***

«Не мир – с классиками, с цивилизацией – Я принес, но меч» – а меч для взрослых. Но люди не хотят взрослеть, они хотят молочко и кисельные берега, огромные гроздья винограда – двое пацанов едва дотащили одну…
И вся Его жизнь подтвердила  взрослость – Он кончил не игрушечными аплодисментами или смехотворной «непризнанностью»…

***

…Спрятались за щит, чтобы можно было по-детски радоваться жизни.  – «А ведь есть люди с мечами, почему бы вам не бороться за запрещение оружия, смерти?» – «Так это же наши мама с папой, у них есть старые привычки и традиции… Да и как быть, в самом деле, в крайних случаях, не толстовством же, юродством заниматься, лучше вовремя провести какую-нибудь разумную хирургическую операцию…»

В субботу Христос в синагоге был, а в четверг на «Синей корове» – в субботу синоптики-догматики достали, а в четверг  всё корова сжевала…

***

Чужое может казаться более новым и интересным, чем свое – свои писания я же в душе во фрагментах, вариантах и намеках, уже миллионы раз прочитал. Но поэтому же убедительнее своё. Вот и живешь: уверенно и не ново. И так каждый (всего, не только писаний касается…)

 …Меня тошнит, когда я встречаю в текстах, к примеру, «магию» или прилагательное «пленительный», а их так же тошнит, когда они видят  «крест», «страдание», «Христа»…

Я как дерево: вот уже вырастаю, и теперь буду стоять спокойно и неподвижно и плодоносить, плодоносить… - одним сортом «яблок».

***

…Старушки любят разговаривать по телефону – ведь голос молодой, одна хижина стара; душа вечно молода, старения не знает.

***

 «Потребляй, ведь все плоды растут исправно; можно сидеть, как Будда, сложа руки – машины и люди, которым в этом рождении выпала прискорбная участь рабочих машин, всё сделают».
Не случайно на Востоке деспотии 40 столетий мертво стоят.

Лучше я так запыхаюсь, что одно дело будет наползать на другое, с нахлестом. А у нашего боцмана – я про БГ – поверхность океана стала гладкой и мирной лишь потому, что всё уже утонуло. Он теперь как «Летучий голландец», что движется только во время бури и лишь с ужасно тоскливыми песнями…

Христианские религии говорят про жизнь на небе, буддистские – на земле, но в любом случае закон справедливости требует, чтобы «в следующем рождении» мы в смысле ума, доброты и прочих достоинств начинали с той точки, на какой остановились в предыдущем…

И бороться со злом не опасно: мы же вечные – пусть убивает.

Изначально у человека есть только душа. Её параметры заданы родителями с земли и неким Духом с небес… - и если мы передадим Духу и детям большее и лучшее, чем получили при своем рождении, то это и будет прогрессом…

___

Сытый голодного не разумеет – сытый вообще ничего не разумеет! И в связи с этим: нельзя ли Женьку голодом лечить?! Когда ему не даешь есть, он явно беспрерывно думает об этом. И это единственная здравая мысль, на которую он способен. Накормленный же, он благодушествует в своем хамстве и сумасшествии. Конечно, если всё это проводить механически, то он либо сбесится, либо начнет приворовывать из холодильника – не давать еду можно только в таких случаях, когда он чувствует свою вину. Опять-таки, вину он тоже способен чувствовать, это тоже просвет, остаток его личности (впрочем, такое наблюдается и у животных…)

***

Двигаться бы легкими рывками и небольшими передышками. «Запои» же где-то усиливают, но больше уродуют меня…


***

Женщина занавешивает окно кисейной занавеской, а мужчина – непроницаемой шторой. Семейная же жизнь – за ними обеими сразу…

А, может, пусть смотрят в мою душу?! А то из-за этих кисейных занавесей цветов на подоконнике практически не вижу. Как будто это выставка – из одних гераней, так что неоригинальная весьма…

***

Детям легко чудится и ужасное и прекрасное, но на самом деле в них и Бог и сатана – дитя…
Бог и сатана, еще не измотавшие друг друга, легко рисуют яркие картины…

***

 Рыночная экономика и демократия всего лишь древние обманы… Вообще, эксплуатируются и самые высокие человеческие порывы – высокопарная демагогия – и самые низкие – «ночной» жизни. И всегда дается заем, «помощь» - крючок заглотить. (Впрочем, в лакированных журналах и военные интервенции выглядят великолепно, так что и они в ходу.)

***

Бросить бы всё, что запуталось и начать заново, с чистого листа – но знания и опыт не желают просто так не только прибавляться, но и убавляться. «Комплекс» - это комплекс негативных знаний… это душевная зона беспрерывных поражений, т.е. в ней, вероятно, уже погибло всё…

***

Когда кота гладишь по голове, он кайфует, как наркоман. Не надо делать его наркоманом?!

***

Совесть –  весть от Бога в нас. Но задубеть всё-таки можно…
Интроверты совестливее экстравертов?!

***

Напротив нашего дома – больница. У больницы подъезд и автостоянка. На стоянке сейчас два «броневика»  и пяток обычных  машин. Остальные идут пешком, но более обеспеченные лучше одеты… Все, как положено,  по полочкам разложены – и все едут-идут в больницу…


__

Раньше я людей смущался, сейчас же смущаюсь, в основном, только своей иронии – мол, извините, это я так…

Когда были у Д., что-то такое почувствовал – не знаю, как он. Вел себя очень свободно и вежливо…

Соблюдать тонкое равновесие между принуждением – ведущим к переутомлению и искусственности – и расслабленностью – ведущей к распаду и выхолащиванию…

***

…С одной стороны, скакал от занятия к занятию, мешая самому себе сосредоточиться, а с другой давил на одну и ту же духовную сферу, перенапрягая и истощая её…  И мой консерватизм – с трудом могу себя заставить сделать что-то новое и непривычное – просто следствие усталости…

***

На Западе-Востоке множество потребностей, множество деталей каждой потребности, каждого товара и каждой машины  удовлетворяется множеством людей-собственников. Какая же свобода при этом, если они наглухо связаны со всеми своими «смежниками» и намертво зависимы от «феодалов», владельцев крупной собственности в своей «производственной цепочке»? Возможно, собственность дается только настолько, насколько отбирается свобода. «Рынок диктует»!

***


…Испугался: «вы так хвалите меня, как будто у меня уже всё позади!» (Ведь так не бывает, чтобы человек, добившись больших успехов, потом добился их ещё раз.)

***


Зараз человек может держать в голове не более 3 вещей – поэтому-то он способен временно забывать даже такие фундаментальные вещи, что он, к примеру, женат, что только что было лето… - ведь фундаментальных вещей более 3-х…
 
***


Как перенапрягусь разумом, отхожу от письменного стола и пытаюсь, шатаясь, делать всякие рутинные домашние дела, надеясь «отойти» или как-то иначе развеиваюсь...

На данный момент Вовка отчасти дает мне возможность, а Женька отчасти дает мне право жить без зарабатывания денег…

***

Лабиринт издали – стена. Очень часто только кажется, что всё логично; сдается, почти всё возможно – столько у жизни вариантов; то вдруг тихий ход, то – дерзко-парадоксальный, то целая карусель закручивается на малом пятачке…

***

 «Актер прекрасно сыграл высокие чувства» –  это означает, что всё можно подделать, сыграть. Хотя я-то уверен, что на самом деле не всё было   прекрасно...

Зачем думать, если нет проблем? Зачем возбуждать в себе чувства, если нет интригующей ситуации? живи себе спокойно, не мучься, в этом случае время вовсе не уходит «бесплодно»: плод – покой. И у покоя есть свои занятия…

***

Христос: «Я – путь». «Я – путь из плена», «Я долгий путь домой»…

«…Но я не дам, не могу…»  С жестокой усмешкой: «А я беру?» Все не дают, но дать им на самом деле и нечего…

***

Вот решился совлечь человека ветхого, старого, расслабленного и малодушного и облечься в нового, вооруженного, собрав всё оружие, какое выковал за эти годы…
Но те же соблазны не упразднились, а только слегка постарели. «Ствол срубить легко, а вот ты выкорчуй корни».

А по радио всё про репрессии, но не про те репрессии, от которых мои депрессии…

***

Щедрый человек: даже для людей, которых видел по делам, случайно, разово, расставаясь, вероятно, навсегда, не жалел своей теплоты, говорил: «Будете чай?» И у всех внутри теплело…

На вокзале увидел усталую женщину со шваброй. Она мыла грязный пол на вокзале  и мытью этому не было конца – толпа на вокзале… Так не должно быть…

***

Он переутомлен, а надо проблему решать. Вникает-вникает, никнет-никнет своей головой…

***

Мальчонки играются за забором у туалета с буквой «М»: «Откройте дверь, это мужичок!»

***

Общаясь, стараются не обидеть и не быть задетыми – вот и нет контакта. Из двух иллюзий – вражды и дружбы – выбирают, конечно, последнюю. Не лучше ли близко к драке и пьянке, красной роже подойти, но что-то выяснить…

…Во сне пытался объяснить, что кого-то я считаю банальным на 95%, а кого-то только на 85. «А вот ее всего на 65% …Да и сам я процентов на 40 такой же  пошляк». После продолжительной паузы девяностопятипроцентный ответил злобно: «пошел ты со своими утешениями знаешь куда?», восьмидесятипятипроцентный поддакнул, а шестидесятипятипроцентная отвернулась… (И я был очень пристыжен…)

…И через 10 лет вдруг заподозрить, что кто-то лукавый тебя обманывает, заметить чью-то тень…


__

…Д. выживает в катакомбах, давно забыв, что такое яркий свет и яркий цвет. И не говорите больному про них, они его раздражают и утомляют. Веками и после нас будет только капать эта живая вода…


***

Снились курочки, что облюбовали себе место под моим пальто;  дополнительно им укутывал, полы сверху запахивал. И вот выскакивала из этого куля сначала одна небольшая белая курочка и – шлеп яичко на пол, потом другая так же, третья… И я безумно  удивлялся, что яйца не разбиваются…

Еще снился двухэтажный деревянный дом с выбитыми окнами и выдранными внутренностями, перед которым рабочие вилами сено сметали в стога. Светило яркое закатное солнце и тихо было перед желто-коричневым домом. Каждая взлетевшая соломинка  звучала как музыка…

Еще велосипедист ехал по бескрайнему полю и то я видел, что поле бескрайне, а его фигурка мала и ему никуда не доехать, а то, что поле бугристо и ему никуда не доехать, если даже ехать вдоль борозды – поэтому, я думаю, он просто летел…

***

Парадокс – это поворот кругом. Поворачиваясь кругом в горизонтальной плоскости, я успевал убедиться в существовании мира, поворачиваясь кругом в вертикальной плоскости я успевал убедиться в существовании Бога. Без парадокса – а значит, и столкновения – нам не достичь полноты, не высечь искру из кремня…


***

Всё, я отплываю. Оттолкнулся ногами от берега и вытянул тело. В теле блаженство. Берег, ты же больше досаждал мне, но теперь я тебя прощаю, будем считать, что это было недоразумение; пусть этой    ночью встретятся мои огоньки с твоими огоньками. Темно вокруг и тихо, но очень приятно и весело…

…Я уже должен плыть, но что-то не чувствую воду. Наверное, как всегда, погружаюсь, чтобы завтра проснуться на другом берегу,  и -  снова пересекай остров. Повернусь-ка я набок, раз так, хотя на боку  ничего не увидишь уже. Лягу на дне, среди коричневых. Законы физики: слишком трудно тонуть, лежа на спине...

***


«Душа, я в тебе и ты во мне, душа; душа, давай поговорим; ведь все нас обижают, душа, только ночью и можно отдохнуть и даже легонько поплакать...»

Или: засыпая, лежал с напряженно-неподвижным лицом, смутно думал об отпорах, таил обиду, потом взрывался, например, так: «че?! че, ты сказал?!”

Или склонял разочарованно голову набок: «жизнь обещала - но что же я вижу? Я стоик на кресте;  себя жалею,  других жалею, но как печально, что все мы так жалки…»

***

Я мыл полы весь день - после работы  вымылся, выжался, вытерся насухо... - и теперь я вот эта половая тряпка. ...Это я засох; пересохло все, да еще и, конечно, с буграми, узлами; а тут порвано - был конфликт; а как по центру изношено, заметили? Мне теперь надо боком, надо ухитряться жить краями. Слушаешь разговорчивого собеседника, выражаешь заинтересованность, а сам незаметно край подставляешь. И льет его речь, как дождь ночной, стучит по жестяной трубе... Но как все же трудно жить с выжженным центром! Как трудно вставать утром! Расставляешь ноги пошире... Все делаешь осторожно и коряво, как несмазанная черепаха... Иногда махнешь рукой на все свои владения, притулишься где-нибудь в уголочке, бросив все остальные свои углы - ведь у меня и есть одни углы. ...Пытаешься задремать, расслабиться, но эти черные углы смотрят на тебя, пугают, дышат холодом... Иногда соберешься с духом и направишься туда, перебирая полуватными ногами и бодрясь деревянными руками - и, тем более, глиняным лбом -  войдешь, как ни в чем не бывало, включишь свет. Сразу закричит все здешнее запустение... Да и что делать? Красить стены, чтобы встречали меня все эти ядовитые радости, веселые как мухоморы. А сначала навести порядок... Зря пошел я в этот угол. Много ли человеку надо; мало ли что, что числятся за ним эти углы. Как теперь выселить всю эту обшарпанность? И каким яблоком  пустоту заесть? Свет-то  выключил и,  кстати, что-то дороги обратно не найду...

Кто же это все городил, а потом забросил? Памятник он, что ли, себе ставил таким макаром? или тоже пытался что-то понять... Обнадежился излишне и отважился  строить. А потом сбежал; или сломило его; какая-нибудь балка упала, и хорошо, если не на голову. Он всю жизнь потом повторял: «хорошо,  не на голову!» - просто нарадоваться не мог. ...И не должен я ломать, ломать - не строить; да и куда мне, инвалиду, ломать; а тем более строить. «Согреть бы теплом все это, когда наступит лето...»

«Ззадубел как подъемный кран. У нас, работяг, жизнь такая, что и после пол-литра не всякий раз отмякаешь…»

***


Перед всяким мероприятием происходит собрание, где составляются и уточняются списки: «я в списке, товарищ, разрешите пройти» - «Пардон...»; «Вы в списке?» - «Должен быть, должен быть...»  - нервно потирая руками - «Щас проверим...»;  «Где списки? Постой, где списки, тут еще пять членов, куда они запропастились?» – «Я их видел у Марьи Иванны, но это было еще до последних согласований» - «Тьфу ты черт, обождите товарищи». «...Теперь только после обеда, возможно, даже не раньше пяти...» - «Как, ведь мы же в списке?» - «Тут все в списке, чего вы кричите, я-то при чем?!».

…Потом это уже списки усопших, великих усопших, великих в той или иной области, в то или иное время, в той или иной степени. И усопших в том или ином кресле, в то или иное послеобеденное время... И в той или иной степени:  кто-то захрапел, а кто-то просто задремал прилично.... И всякий в списке знает, что между последним в списке и теми, кто вне его, дистанция огромного размера - это все равно, что расстояние между пассажирами и провожающими на вокзале, когда уже отходит поезд и самолет взлетает.... Но только провожают одни домашние, да и то многие из них в своих списках. А если и есть неудачники, так многие из них так прытки, что успевают вскочить в какой-нибудь совсем неизвестный, упущенный тобою список раньше, чем ты  отправишься на  этот самый заслуженный отдых... - в Ялту, на море. Так что пусто на вокзале, кажется, только один я никуда и не уехал. Ночь, запах мочи отъехавших; милиционер подходит, шутит: «бомжуем?»

***


Запечатленное в слове христианство – это Петр и Павел, апостолы   и Сам Христос. Что-то у пророков до и что-то у всех этих деятелей – Толстой, Достоевский – после…
Нельзя апостолов представить литераторами, Павел не стал бы писать ничего отвлеченного…

…Сам-то Христос творил все эти чудеса без аллегорий, но с тех пор мир изменился, от грани мира физического подошел к грани мира духовного и теперь всё физическое есть аллегория духовного. …За этой гранью размножение христов, превращение их в целый народ  - «Я в вас»...

…«Нет никакого осуждения людям, живущим зимою духом, а летом телом»…

__

…З. в роли Пилата: он удивился, ему понравилось, но вокруг толпа «коллег» кричала «распни, распни!», «иначе ты не друг Пушкину-кесарю» и он умыл руки.

***

По вине моей зажатости и закрытости,  мой контакт с людьми был абсолютно скомкан – и теперь надо  понемногу расправить этот скомканный лист…


***

Исчезли многие перегородки, размягчились многие предрассудки о том, как можно писать – и легче, живей потекла река…
Даже у попсы встречаются классные «текучие» фразы…

***

Красиво умная голова, красиво добрая душа…

Религиозным надо говорить о культуре, а культурным о религии для того, чтобы они стали шире и потенциально сильнее, но это задача стратегическая, ведь можно нанести вред, расширяя человека – он еще и с этой-то широтой не справился…

«Я прячусь, потому что если  появлюсь,  всем начну говорить такие откровенности, что  всем станет очень неловко и неудобно»!

…Сам немного неясен, они немного подслеповаты, вот и выходит, что люди меня «как дерево» видят. Поэтому приходится беспрерывно уточнять  себя – «это вот такое и такое дерево» – с тем, чтобы нарисовать им, в итоге,  живого человека, которого они и в глаза-то никогда не видели.
А так они, «средние», очень одиноки, потому что когда полуслепой смотрит на полузатемненного, он почти ничего не видит.
 Они и себя так же плохо видят – но на себя смотрят очень долго и в самых благоприятных обстоятельствах, например, в темноте, в которой всякий огонек виден.
 В общем, не жизнь, а тоска и мучение: тоскливо на других смотреть, мучительно – на себя. Поэтому развлекаются, работают – лишь бы не смотреть на племя человеческое…

А когда двое полуслепых образуют семью, то их свобода еще более уменьшается: при всяком резком, незапланированном движении можно  потерять друг друга из виду.

__

Вовкина покладистость в одних ситуациях легко оборачивается инертностью в других, и пользы от первого я получаю столько же, сколько и вреда от второго.

«Вовк, иди помедленнее, на такой скорости я уже ничего не вижу!» – не понимаю и теряю зоркость.

У меня еще раздражение на него не улеглось. Чуть уляжется, и ты уже торопишься: «ну всё, улеглось», но нет, это оно только еще на одну ступень спустилось…

Вовка: «Поеду, может, Л. встречу». Я: «Он же обычный…»  Он: «А я уже не надеюсь, что встречу необычного» Я: «Ради контакта с обычными не стоит совершать какие-то специальные поездки». Да что  – и поездка его самая обычная...

Все они легкомысленные путаники и мистеры Тяжелая форма прострации. Ну, есть у них чемоданчики, в которых водится что-то съедобное, так это же только для себя, «для родных и знакомых», бродяга их больше, чем на 5 копеек раскошелиться не уговорит.

Одно чудо – это сам Христос, но другое чудо, почти столь же великое – это то, что всё-таки нашлись люди, которые Ему, лично Ему, а не церкви с тысячелетней – или хотя бы двухгодичной – традицией поверили. Слишком легко усомниться: «Не сон ли это? Какие боги в нашем унылом, практическом, тысячелетия существующем мире. Одет, как все, ест, как все, живет, как бродяга, ни вида в нем, ни величия».

***

Иду вечером парком, молодые люди сидят не на сиденье, а на спинках скамеек – боятся сесть нормально, потому что возможно, что кто-то уже ставил на это место свои грязные ноги, так же сидя на спинке – в жизни всегда темновато, а на скамейках всегда грязновато…

***

Беспрерывно в той или иной стране происходят  крупные политические события, устанавливаются новые режимы. Числу же событий мелких вовсе нет числа – радио «Свобода» тараторит круглые сутки, да и то о половине умалчивая. И даже новейшая история длится уже 96 лет… - «Вы не устали? Пьеса сыграна, господа. Прошу побыстрее разойтись, потому что поступило донесение, что к театру приближаются хулиганствующие варвары».

***

Мальчонка тут один – настоящий дьяволёнок. С виду же -   подслеповатая козявка. Да и все в этой детской компании весьма развитые и шустрые. В коллективе, ведущем активную жизнь, поневоле выучишься. Это потом они полиняют, у них выпадут молочные зубы и на них навалят кучу скучных и тупых обязательств…

***

Тальков – от него шел прямо жуткий запах смерти, как будто он жил в обнимку с ней. От ужасных догм коммунизма сквозь узость догм православия на свободу? Сильный, но узкий человек – это уже не человек, а оружие…  Самовоскрешение мертвого - как если бы наркоман перестал колоться, алкоголик – пить, убийца – даже говорить грубые слова…


***

У одних слабы корни и крона и силен ствол – сосны – а у других  наоборот, корни и крона сильны, а вот ствол постоянно мотает по ветру…

Уже был урожай видений, но летом  опять мотало – значит, нужно еще расти и укрепляться…

С помощью  теории «среднего человека» как бы заглянул в душу к обычным людям и что-то тяжело на душе, видно, это знакомство меня не обрадовало…

Корни спускаются под землю, как в ад – в место тления, гниения, распада – и побеждают смерть, заставляют ее служить жизни. Но это удается только тогда, когда колышется крона.
На стволе теории всегда имеется кора смерти: «смерть на мне, чтобы жизнь была в вас, листве».

***

Как можно всю жизнь писать, не повторяясь?  Пописал 2 часа, а потом уже пошли повторы – уж лучше вообще ничего не писать, потому как написанное за эти 2 часа мы  знаем наизусть и без конца повторяем и  употребляем в самой жизни...


***

Идешь по улице и изредка видишь мента – преступников, наверное, столько же попалось на дороге, но как их узнать… (легче простого)

***


Многие религиозные не видят в людях христа, «Я в вас и вы во Мне» не вспоминают. Видят овец неразумных и бревна в чужом глазу…
Ну и путаница у них с Богами – в итоге, часто все три Бога толкутся на  одном стуле. Мистика!

Вечером иду мимо одного дома, вдруг слышу как изнутри открывается одна из дверей и чей-то голос говорит кому-то внутрь: «как раз таки!». Иду дальше, а из большой открытой форточки доносится: «вон оно что!» «Кипит жизнь – думаю - просто кипит. Тут все Ван Гоги и Достоевские, на худой конец, Эйнштейны и Бальзаки. Им просто некогда писать и рисовать; диалог с другим человеком всегда интереснее диалога с бумагой».

Вечером надо подводить итоги, вечер – это финал пьесы, устье реки… - но вечером по ТВ лучшие передачи, «как специально». Лежит человек как бы в погребе, а по квартире его, между тем, шустро бегает развеселая и очень остроумная компания.

Всё-таки   удивительно, откуда берется столько тьмы; уже совсем  не верится, что на свете существует солнце, что был день; тем более, утро. А «какой красивый закат!» я говорил вечером…

***

"Жил-был я в одном из прошлых рождений. И была у меня, конечно, душа - душа не хуже нынешней, такая же. И томился я жизнью среди  жестких и равнодушных людей и любил  только душу. Но надо было учиться, работать и я старался, терпел и мучился. И меня уважали, в общем. Правда, сам я в сердцах себя ругал: «на людях стеснителен, а дома раздражителен», но ведь самокритичность - это  плюс...
И стал я большим начальником. И однажды привели ко мне одного необычного человека... Его обвиняли в том, что он развращает и сбивает с толку народ своими завиральными теориями. «Как, и бродяги нынче с теориями?!» Из любопытства я поговорил с ним - действительно, любопытный фрукт, чем-то он меня озадачил... Но времени, как всегда, нет,  не до "истин", я бы конечно, его отпустил, но с  людьми, что его обвиняют,  связываться опасно, можно и карьере повредить, хотя я ею и не дорожу, все удовольствие: во дворике вечером посидеть, свежим воздухом подышать, на тихие деревья посмотреть. Если, конечно, в этот день состязаний нет - тоже моя слабость, особенно гладиатор по фамилии Кафельник...
...И звали меня – Пилат.

На Страшном Суде Пилат валил все на обстоятельства, на плохих людей и вспышки раздражительности. «Говорят, что я жестоко подавил безобидный мятеж. Но вы не знаете этих людей, они меня испытать хотели, считали  слабым; догадываясь о моей душе,  дерзко себя вели, ну, я и сбесился, ударила кровь в голову». «Говорят, что  домашних тиранил, но мне-то казалось, что это они меня тиранят, покоя не дают, специально ничего не понимают. Вы же их не знаете, это нервнобольные люди, что охотно обременяют других, а вот когда ты их о чем-нибудь попросишь, то найдутся тысячи причин, чтобы или вовсе не сделать или сделать не так, как нужно...»  - «Ваши подчиненные говорят, что тоже побаивались вас, а уважение выказывали только в виду каких-то мелких выгод  - на крупные не рассчитывали, зная ваше скупердяйство». – «Да?! Я же так стеснителен...; и мне казалось, что между нами  настоящее товарищество...»

***

Что-то настойчиво снилось все два часа, снилось явственно и мне казалось, что я запомнил эту внушаемую мне идею, но когда  проснулся, оказалось, что нахожусь   не там, где снилось и что бубнивший почему-то смылся… И я умыл лицо и руки… Что-то, напоминающее деревце без листвы на макушке и я подсказываю ему, мол, надо не так, тебе надо идти наверх, чтобы было равномерно… А, может, вру…

«Судьба послала меня в неудобное место, куда надо лезть по деревянной лестнице, а там, наверху надо  скрючиться и попытаться рассмотреть то, что будет находится перед самым носом, придется и руку скрючить, чтобы чего-то сделать и достать, не уронив – а иначе лучше и не лезть вовсе… А потом судьба провела меня  по узенькой и шаткой доске над пропастью в 3 метра, длина доски 4 метра и  я  покачнулся, и  улыбнулся невесело и жутко и вспомнил, что, кажется, мне «вдохновляться надо». Потом, на диване «вдохновимся»… (А вы говорите «малодушие». Просто осторожность слабого. Что им всем, на корм сильным представителям вида идти? Да и покажите вы мне этих сильных – ведь участь сильных, но узких не лучше нашей…)

Как крест теряю, так душа лишается места работы  – ищу ее, мою болезнь…

__

Если я - Пилат, то мама - просто Иван Грозный. У них такое ощущение, что дом стоит на песчаном основании и вот-вот развалится - поэтому надо принимать срочные, чрезвычайные меры.

…Наверное, З. спросил меня  мысленно, как Пилат Христа: «Как ты со мной разговариваешь? Разве не знаешь, что твоя жизнь отчасти находится в моей власти?»…


***

Проезжая в автобусе, видели в разбитой машине  убитую женщину. Кстати, в новом пальто. Вот и езди по пустякам…

Или, к примеру,  сколько в жизни всякого мелкого воровства – полная халатность и 20 лет всё сходит с рук, а потом вдруг  и конфискация наворованного, и 5 лет тюрьмы, и моральные муки. Или тот же проезд «зайцем» на транспорте… Всё это легко только людям оголтелым. «Сошел с транспорта оголтелым героем». Да, геройство очень распространено в нашей жизни!  «Есть место подвигу»…

***

Родители: «Уберите телевизор» – «Нет, мы же к вам приезжаем и смотрим его иногда» – «Уберите этот проклятый телевизор… К тому же, скоро на день рождения я приглашу своих знакомых – верующих» - «На день рождения и уберем» – «Ну ладно…» – рассчитывает большего добиться хитростью – мол, и после дня рождения он останется убранным? Или волновали только косые взгляды знакомых…

***

…Люди с догматичным мышлением все конкретные дела делают плохо, они невнимательны к деталям, из которых  состоят дела. Это всегда не столько дело, сколько затраты. Но т.к. таких людей громадное большинство, то  кажется, что всё нормально - весь мир живет по затратному принципу.

***

Ночуем в комнате сырой и холодной. Хорошо представляется, как мы будем лежать в сыро-холодной земле. Будет есть  наше безответное – как дерево или овца – тело,  будет заползать в глаза и рот, есть виски...

Пытаюсь писать и в этой комнате, и что-то простейшее по инерции пишется, но слабой душе всё же необходим хотя бы минимальный комфорт…

Если нет уюта, то думать об уюте, а не творчестве? Творчество само польется, когда ты не расслабишься, а сосредоточишься в уюте…

 «Люблю и недостатки свои!» – думает «достоевский» человек исступленно, «они продолжение всех достоинств моей души! И пошли они все к черту, я могу и один жить, без этих ничтожеств!» (А на другом языке это называется «родина»!)

Страну заморить, семью заморить и себя заморить. Страну, допустим, заморить коммунизмом (или капитализмом), семью – пьянкой (или творчеством), а себя… - ну, честолюбием, например (хотя это дело интимное…)

***

«К 30-ти это был, как и полагается, сложившийся человек. Он был из породы жестких сибаритов… Но тут времена круто изменились – революция - и он, хотя и продолжал работать всё на том же заводе и во всё той же должности, но уже не барином, а человеком, скорее, сомнительным. Очень много и старательно работал…» …Или трансформировал жесткость свою и сибаритство в более грубую сторону… Вообще, некоторые люди как камни в некоторые времена – и я не верю в чью-то способность их описать. Думаю, и сами они больше молчали…

***

Снился кто-то огрызенный, но живой. Его съели как яблоко, а он все равно был живой, доказывая «тут еще много сочной мякоти осталось». («Умею жить в бедности, умею жить и в изобилии»)

Снился кто-то целеустремленный, хлопотливый, что развел целое хозяйство и сконструировал множество механизмов,  с утра до вечера сновал в упоении и лихорадке. Однако ничего не сдвигалось. Что-то должно было сдвинуться, как океанский лайнер - и тогда на нем было бы так приятно отдыхать, слушая приятную музыку и вдыхая влажный ветер... Ему все казалось, что вот-вот, что он накануне. «Все направлено, но ничто не сдвигается, надо же!»
   

__

Собираясь при случае откушать чаю, Вова положил дефицитные конфетки под пузатую пиалу и душа его в этот момент прошмыгнула под некую скалу –  их полно в нашем дремучем лесу…

***

 «Поем сейчас, чтобы отделаться и больше о еде не думать».

 «Не надо ему ничего давать, иначе потом от него не отделаешься».

 «Говорю с ним приветливо, неудобно от него отделываться».

«Все сделал, от всего отделался, до завтра могу быть свободным. Но от завтра не отделаться..»

«Сделаю, иначе потом от сомнений не отделаться. Чем долго думать, лучше быстро сделать и отделаться».

«Сначала отделывался от всех навязываемых дел, а потом начинал что-то делать, чтобы отделаться от пустоты и скуки».

«Вроде бы благополучно отделался, а они именно по причине этого благополучия, мне новое задание дают, втрое более ответственное - так я никогда не отделаюсь».

 «Отмахал сразу целую пропасть дел, чуть здоровье не подорвал, чтобы сразу на 3 дня отделаться».

«Хотел отделаться и напортачил, теперь уже не отделаешься, насмерть влип, не знаю, как и быть».

***

«Наутилус Помпилиус» - у них те же сведения о жизни, что и у того же БГ, но проповедуют они пессимизм и поражение. «Нам доступны лишь подводные экстазы - наши таланты неизбежно зарыты». …А расстрелять этот рай не могут и оттого впадают в смертельную тоску. И палач, и жертва – оба беспрерывно истекают кровью. Искусство требует жертв…

***

«Пока вы добрый, но ведь вам еще вожжа под хвост не попадала».

 «Пока вы умный, но ведь мы еще книжки читаем».

***

Она была настолько же добра, насколько он был хорошо одет, а одет он был добротно. Она и ее доброта чувствовали себя спокойно рядом с ним. А будь он одет плоховато, была бы она не дородна, а худа и пилила бы его, а уж воробьев бы от крошек отгоняла...

***

Самые умные донжуаны, наверное, сочетают гусарство с чинным ухаживанием и чинной женитьбой… на полгода. Женятся и устроят полный разврат, уверяя, что это и есть супружество.

***

Бурдовый чай - бурдовое состояние души. А если бы и не бурдовый, то все равно, просто подогрел и подсластил свою муторную бурду. Вообще ничего не надо было есть и пить. А от бурдовых разговоров, от бурдовых дел куда деваться, как поститься? Льет и льет муторный дождь, через каждые сорок дней смывая из души очередной, было образовавшийся мир…

...Кто-то толкнул меня, когда я, как обычно шел с бидоном бурды - и опять я облился! Со злости плеснул на толкнувшего из бидона. ...Если что-то делаю, то только одной рукой, потому что в другой бидон. И опять все время на грани пролива, облива и срыва. Задрал руки вверх, одной колочу, а другой, с бидоном, придерживаю - и ох же и наклонился бидон, того гляди - угостит; да и молоток около самой башки свистит. Ну уж и я тогда кое-кого угощу - ни фига не помогают! ...Иду с бидоном по грязи и уж тут не боюсь плеснуть  - грязнее не станет! И как бы легче от этого ноша, как сумасшедший бидоном размахиваю -  и быстро бы шел, кабы не грязь, что в ноги вцепилась…

...Стал лечить свою бурду. Подогреть попробовал - одна сторона бурды по-прежнему зябла, а другая потеть принялась. Розы поставил: «красиво» - сказала бурда, «как пальмы на берегу океана» - но через день все розы были словно облиты бурдой, а вода в кувшине была такой муторной, что куда там бурде, «я все-таки еще не помойка, не яма для фекалий», как справедливо было сказано. Петь пытался - бурда тут же закрыла все окна и двери, и гулко разносился мой голос по пустым и темным улицам, а как я выдохся и ощутил, что в выдох, как в яму потекла какая-то бурда, так открылась форточка и чей-то голос пробурчал: «прекрасное было пение, только немного утомительно, а, главное, что теперь-то делать с моей бурдой, она как-то затвердела, кроме форточки ничего не открывается...»

«Читать пробовал и, если это не совсем бурда, то сначала кажется, что там можно плавать, но вскоре неизбежно начинаешь погружаться и, чтобы не утонуть и не очутиться на дне океана бурды, откладываешь книжку на бережок сушится» - «А рисовать пробовали?»  - «Да, налил бурды... Стал розы пририсовывать, чудились океаны, горы, пальмы... Вот говорят, что нельзя сопрячь безобразное и прекрасное  - можно, если напрячься. Напрячься, чтобы  разорвало прекрасное сопряженное с ним безобразное... А вот ты что рисуешь? Ты что, из рая к нам явился? да еще из  адски ядовитого...»

...Плавал в бурде, а сверху лил бурдовый дождик: «может, лучше нырнуть?»
- «Пойдем, поплаваем?» Пришли, а там не вода, а какая-то холодная бурда. Поеживаясь и сомневаясь, вошел по колено... - а там все резвятся, плещутся, согрелись явно... «Какой ты зябкий, какой ты робкий, какой ты мнительный и брезгливый! Ну, входи же!»

Звонок во входную дверь. – «Кого  несет нелегкая?! Ну-ка быстренько: эту бурду вытереть, ту газеткой прикрыть, вот этой рамочку приделать, а все остальное в кастрюлю слить и крышкой закрыть».

Плыл вперед в чистой воде, радовался своим владениям, но раз оглянулся назад, а там, как отлоги гор, бурда поднимается со дна и вдали уже высокие горы встали стеной.

Хотел чаю попить, но пока воду кипятил, в стакан попала какая-то бурда! Взял другой стакан, налил воду, но пока заварку искал, вода стала как какая-то бурда! Вылил эту воду, налил другую, заодно заварил заварку, хотел сахар откопать, но передумал и решил уж пить, но тут вдруг чихнул и в чай попала бурда...

Бурду слил, зубы почистил, лицо влажной тряпкой протер и пошел себе; но пока шел, один раз споткнулся, один раз пришлось в очереди стоять, а главное, встретились мне тридцать три несимпатичных человека; и потому вошел я как бурдой  оплеванный;  но там согрелся и развлекся и пошел себе обратно, и уже никого не встретил, но полил дождь, вся одежда вымокла, стала как какая-то бурда - а дома меня ждет лишь застоявшийся дым от сковороды пригоревшей...

...Снилась мне коричневая, синяя, черная ночь и блестела во сне какая-то далекая вода стальным блеском как марсианское озеро, и я почему-то подумал с испугом: «бурда!»

А они в бурду намешивают сахара и масла, пекут что-то и потом жрут получившуюся жирную и сладкую пищу. В бурду чернил добавят и давай чирикать все подряд, по-детски радуясь жизни. Закамуфлируются, бурдой облившись, и ползут,  пыхтя, по грязи жизни. Накупят бурдовых одежд и радостно носят, пока мода не сменится. А бурдовую мебель менять не спешат, денежки копят и пока, как я, никого к себе не приглашают, стесняясь.

Узнав, что попали в какую-то бурду, не пугайтесь, чтобы еще больше не взбаламутить воду. Напротив, все время пребывайте в спокойствии и дышите глубоко - уверяя себя лишь в том, что хорошо пахнет - потому как если говно не трогать, то оно скорее всего мимо проплывет. Иногда, разве, к вам безвольно и бездумно пришвартуется. «Ну уж тут я его толкну брезгливо, мол, отойди, милейший».

Построил дом, но одна из опор уходила  в бурду, и, Бог ее знает, укреплена ли она там и не сгнила ли...

Бурда бурде говорила про бурду, стоя на бурдово грязной автобусной остановке: «ну, это уж!» мол, на что мы, но это уж.

Пробурчал, что всё - бурда и еще какую-то бурду.

- «Ну-ка, ты, косная бурда, подвинься от моего дерганья одной рукой - другая занята - чтобы я не сделал какую-то бурду».

Бурдово решил не обращать внимания на бурду...

 Несмотря на бурдовое состояние, решил продолжать делать всякую бурду - надо; да и все равно уж, все одно к одному...

Средний человек - это бурда. «Жить захочешь – съешь». Больше всего бурдовому человеку хочется петь, но именно голос у него наиболее бурдовый.

Бурдовый человек всегда мечтал  хотя бы одно дело сделать не бурдово и в кое-каких бурдовых мелочах это ему почти удавалось, но обычно все было так: пока чинилось одно, рушилось другое; в итоге, все места были по сто раз переделаны и перестроены и бурда царила беспросветная.

Бурдовый человек слушал прекрасную музыку и следил за тем, как она в нем превращается в бурду. Винил во всем себя, не зная, что  это только бурдовое объявление о прекрасном, отнюдь не подтвержденное. Истинно прекрасная музыка разбивает бурду в пух и прах, только мокрое место остается.

Схватил бурду бурдовою рукой и бросил ее оземь и стал топтать бурдовою ногой, а эта лужа еще  улыбалась мне...

Бурда меня атаковала беспрерывно и я сначала бурдово отбивался, а потом вдруг сел прямо посреди толпы  и сказал «ну, хватит»

...Все созданное не оказывалось жизнеспособным, умирало и превращалось в бурду прямо на глазах. Отвращение сразу после зачатия. Продавал по цене простокваши. «Что-то рисовал и писал вчера. Наверное, бурду, раз ничего не помню…»


***

Сначала пел за ним, подпевал отрывисто, неровно, спотыкаясь, потом пел рядом с ним, как друг и брат и вдруг заметил, что местами начал выходить вперед и заглушать партнера…

…Опыт – это обжиг. Что-то слепил и сунулся со своим изделием в огонь мира. Мир не изменил, но изделие твоё получило обжиг, пропуск хоть куда… кое-куда, но тебе, таракашка, хватит…

…За стену же доступ имеет только хозяин, но он там почти не живет; это  запасное имение, хотя он его постоянно имеет в виду. Иногда и другим начинает рассказывать, но всегда получаются такие странные речи, что все смотрят на него как на пьяного – да он и действительно сколько-то выпил…

Стоны –  песня больного...


***

…В совершенном уме достаточно души, потому как он гармоничен; в совершенной душе достаточно ума, потому что она гармонична. Но, конечно, можно просто позаимствовать недостающее у представителя противоположного пола и на том закончить свой путь. «Не век же мучаться». …Думаю, это судьба – если встретится любовь, то не отвертишься, как это у судьбы и принято…


***

Евгеника: продажа не только произведений «творчески одаренных» людей, но и их спермы!
 Да, но если та женщина, которой она первоначально предназначалась и на которую была закодирована, имеет характер прямо противоположный, чем характер покупательницы, т.е. если с покупательницей-то как раз у «творчески одаренного» ничего бы и не вышло…; «но как это может быть, раз она любит моё творчество?!» (далеко зашел)

***

На базаре пытались обмануть, всучить барахло втридорога. «Ему  нужно и он же дурак, он вернется». Злорадно потирают руки. Но я не дурак, «это ты злобный дурак, который думает, что на нем свет клином сошелся и что его барахло дороже этих денег». – «Деньги что – бумажки обесценивающиеся. А это вещь; если потрудиться, она еще 100 лет прослужит». …«Он вернется, он дурак»; или: «он богатый, он цены деньгам не знает, а ему нужно – тут надо терпеливо ждать и он вернется». «Он вернется», «он промахнется»… ( «И чего я пошел – ведь и не нужно мне ничего, дурак, действительно дурак» - всё-таки нервничаешь: наговоры прилипчивы, а сумасшествие заразно.)

***

- «Чем так, лучше бы ты не делал ничего, материал не переводил».

- «Чем так, лучше бы ты не говорил ничего, может за умного сошел бы».

- «Чем так, лучше бы ты не ходил никуда, теперь мне бегать придется».               
         
- «Чем так, лучше бы ты не думал ни о чем, лежишь на диване, как пьяный под забором».

- «Чем так, лучше бы ты и не приходил вовсе; и не родился вовсе, окаянный. Обижайся не обижайся, прямо тебе скажу».

***

Ударился и тихонько выругался. Прогресс: раньше бы орал,  пинал  тот злополучный предмет, ненавидел  весь белый свет...

Подвели они меня, и я сказал: «жаль, что ж вы так». Прогресс: раньше стал бы ныть и укорять; и обиделся бы насмерть.

Что-то муторно стало и я сказал, себя легонько хлопнув по плечу: «ну уж ты держись, братишка». Прогресс: раньше мог и предать самого себя эдак на неделю, две.

Что-то заврался, ошибся - сказал: «бывает...». Прогресс: раньше бы сокрушался, а с другой стороны попытался бы себя выгородить, а многое скрыть.

***

Алд: «Мир – карга, но эта карга наша мать и поэтому надо любить его». Люби, люби – или корыстно, или безответно…

…Устал, но всё разбираюсь со своей жизнью; всё изучаю данные, усталый, умный начальник. Пришел другой, у него свои, другие данные и он их излагает, хочет, чтобы я помог. И я ощутил еще большую усталость, но всё же стерпел и не сказал, что ничем не могу помочь, что зайдите завтра, что посоветуйтесь лучше с тем-то – нет, я сказал (ощущая всю слабость своего тела и усталость своей головы): «я подумаю о вас, как о себе – но ведь вы знаете, что я живу бедно?»

 - «Как стать умным, когда жизнь проста? Как стать добрым, когда жизнь зла? И зачем становиться красивым?»

- «Как стать свободным среди диванов? Как стать сильным среди машин…»

- «Как стать честным в шуме? А мягким на бетонном полу? И кому нужна твоя сердечность, когда есть, например, разные известные певицы…»

- «Как остаться легким, когда жизнь так тяжела. Как остаться невозмутимым, когда жизнь так нервна? Сегодня тащили тяжелый диван и чуть не сломали его по дороге...»

- «Как не уснуть в тишине? А как не задохнутся в пустоте. Я ночью иногда засыпаю в тишине, а иногда задыхаюсь в пустоте».

Я  устал и потому ослаб и стал маленький, как пальчик и я увидел, что уже ничего не могу сделать в этом мире, всё слишком тяжело – и этот мир упразднился. Пальчиком я стал пододвигать к себе предметы одинакового с собой размера; они тоже были тяжелы, но уже по силам мне, привыкшему напрягаться…

Все время ничего, а иногда и плохо. Когда все время ничего, то тут поневоле иногда рискнешь, надеясь на хорошее. Но всегда плохо, а не хорошо. Также пытаешься разнообразить ничего, надеясь, что мелькнет что-то. Но всегда всё только ничего и ничего...

***

Раньше жалел «бедных дворян, ограбленных большевиками», начитавшись про то, какие они благородные, но потом начитался и про благородство людей, подлость которых мне была лично знакома, а, главное, насмотрелся на новых дворян, что народ ограбили…

***

Переделал кучу дел, но нахлобучился и потому, когда тут же предложили делать что-то еще, удивленно и досадливо поморщился: «да погодите же вы, дайте прийти в себя, я что-то не могу сосредоточиться… - и разве дела, что я сделал, уже ничего не стоят?»
И отдыхал в рассеянности с каким-то особым приятным чувством. Так тяжелобольной, выздоравливая, заново открывает для себя мир, с наслаждением вбирает полную грудь свежего осеннего воздуха…

Все работал, боялся не успеть. И когда пора умирать  пришла, все работал. Наверное, не успел, раз работал. Но он этого не говорил, он работал. Стал тонуть, а все работал, не обращал внимания. Ходил по воде, что-то разыскивая, а на воду не обращал внимания. И он все рассчитал: на время, когда уже будет по пояс, он заготовил работу стоячую, а когда по шею будет - дельце наверху, с поднятыми руками. Последний узел его руки завязали уже вслепую... и он был как какой-то знак.

***

Счастье – до счастья, как до рая, далеко; это слово безумное, мгновенное, как взмах крыла или перелистываемой страницы…

 Любви нет, ибо мир холодит – окна-то не закрыты, тут топи хоть круглые сутки, всё равно прохладно. «Не утеплиться самому, а согреть весь холодный воздух» - это задача солнца…

***

Засыпая, в видении попал в такую ситуацию, что вдруг свирепо выругался матом. Кровь кинулась в голову. Все еще вспыльчив и горд... «Кровь вспыхнула и гордо кинулась в голову, выругавшуюся матом - стою, как током поражённый, будто через голову перекувыркнулся».

 Кроме того, снились какие-то запущенные городские районы, где еще работали  старые фабрики. О внешнем виде здесь никто не заботился и  получился он странным, по-своему великолепным и сказочным. Сказки эти, конечно, мрачноваты -  кругом же еще и пустыри, где что-то то ли начинало строиться, то ли еще только кончало разрушаться. И вот я здесь живу, работаю; вишу сейчас на свае, что-то прикрепляю. На других сваях то же самое делают мои товарищи. Часа 4 вечера, закатное солнце,  наши голоса…

***

Сначала сил было много и, хотя конвейер жизни идет очень быстро, я справлялся, получая  удовлетворение от своей ловкости.  Но вот стал уставать, и, хотя масло любви по-прежнему текло и светильники горели, но уже трудно было согреться, тот же светильник зажечь окоченевшей рукой. Стал пропускать конвейер, халтурить, потом меня словно поволокло и я забылся у какой-то полуразрушенной холодной стены, а мимо поездом громыхало конвейерное железо.

...Темно-синяя ночь, звезды и холод над темно-красными развалинами, в потаенных углах которых лежат в забытьи все те, в ком охладела вера. «Надо отдыхать, представлю, что это не развалины, а  руины почтенного курорта, что вдали шум не города, а моря; а с небом здесь не хуже...» – «О чем ты?» - «Так, тебя не касается; не мешай мне отдыхать, сходить с ума, писать. Я сегодня восклицать хочу, восстать из гроба!»

***

Жил в странном доме:  он то взбесится и заругается, то испугается так, что  колотит его, то маниакальность проявляется (услышит, например, какую-то фразу из песни и бубнит ее целый день, корявой тоской душу раздирая). Но и делает тоже все он, ругается, а делает. Иногда и весел бывает, блестит оконцами... Ведь сам-то я слаб, ни одежки, ни обувки - в рубашонке и тапочках по теплой комнате хожу; выучился терпению и спокойствию и живу неплохо, по хозяйству помогаю, советы даю...

***

На богатых более всего надеются, мол, они могут помочь, им же это ничего не стоит, но, видимо,  обыкновенно это как раз люди, которые любят других использовать – надежды использовать…

***

Русские сказки читаю - сюжеты и здесь дюжинные, обременительные, но вот сами чудеса - это притчи:

«Ковер-самолет» - диван-самолет, на нем хорошо в мечтах улетать.

«Сапоги-скороходы» - это хороший инструмент и хорошие знания, с которыми всякое дело спорится, скорым ходом движется.

«Бочка с войском» - это душа наша как бочка темная, в которой вообще-то уйма силы, да только не знаем, как ее оттуда вызвать.

 «Курочка с золотыми яйцами» - когда любишь свое ремесло, то становишься мастером с золотыми руками. И душа наша такая курочка - тоже способна без конца золотом нестись -  «не человек, а золото».

«Бич для превращения девицы в кобылицу и кобылицы в девицу» - мол, с женщинами надо строго, чтобы еще и  работала, как кобылица.

«Куриный потрох, который надо съесть, чтобы золотом плевать» - так в мои потроха вошло уже столь многое, что даже когда я, казалось бы, всего лишь плюну краской на бумагу, все равно выходит «золотой» рисунок.

«Сивка-бурка» - дух творчества, то вещий и буйный, а то добрый и послушный.


***

...Начали каверзную жизнь толкать наперегонки; ну, у меня-то честолюбия всех больше: толкаю изо всех сил… - но Колесо идет неохотно, без желания, словно  я по льду ногами перебираю. А тем временем кое-кто отдохнул, сообразил кое-что  и - стронулось у него дело, уже и с глаз скрылся. А я-то все наяриваю без всякой передышки и  ум  застилает пелена запарки. Правда, еще есть  и такие, которым Колесо тоже отнюдь не поддалось, но они и пупа не рвут, рук не пачкают - а, облокотившись на него, стихи красивые читают  про то, что жизнь - тоска неподвижная, и жаль себя. Я их, конечно, рвению учу...
А есть и такие - и их очень много - которые именно на неподвижности Колеса свою жизнь и основывают: от нее отталкиваются, к ней пристраиваются, на нее надеются, в нее верят, ее любят и ею успокоены. Но  придет же время, когда вдруг сдвинется-таки Колесо (виною тому те, кто никому не видны, кто скрылся из глаз) и будет тогда крушение великое  - в том числе и стихотворцы многие попадают (а я рвану!)

…Поэты гордятся своей свободой, а у самих всё как в тюрьме: ряд камер, в каждой по 4 строки, причем, если первая, например, заканчивается словом «замок», то четвертой в камере будет та, что заканчивается, например, словом  «намок»…

***

Все обычные люди не видят мира и верят ему на слово.

***

«Если глаз – рука, нога – соблазняет тебя, вырви его» – всё это довольно странно, но, может быть, Он хотел сказать не о глазе, не о руке и не о ноге, а… догадались о чем?! Вот это настоящий соблазнитель, куда там ноге. Хотя: этот «член» тут главный, но если глаз не посмотрит, нога не пойдет, рука не возьмет?!

***

Сначала двигаешься и что-то предпринимаешь,  будучи свеж и думая, что всё понимаешь, а в конце  тебя тоже куда-то нелегкая тащит, но уже потому, что не понимаешь ровным счетом ничего и почему бы не выйти из комнат в пространство…

 «Да, супермен неутомимый из меня не получился» – «Золотые слова, смиренные и самокритические!» - ведь бывает самокритика без смирения – только подстегиваешь загнанную лошадь – и смирение без самокритики – это когда ты самоправедно затих…

Важно не просто проявить скромность или самокритичность, важно при этом в душе не обрадоваться: «Какой я скромный! Какой самокритичный!»

 С ужасом вижу, что и в ханжи можно попасть отнюдь не по своей злой воле, а просто будучи  вот так напрочь самообманутым.


***

Луна и звезды – это остатки солнца, то, что остается от него ночью; это  его видимая загадочность, ведь днем оно кажется абсолютно простым.
Пятно-призрак и блестящие брызги…
Это толкиеновские «хоббиты» глядят своими блестящими глазками из своих черных укрытий и видят светило и называют своё светило солнцем. Они в чем-то правы, сказки всегда в чем-то правы, если  не нарушают покоя ночи...

***

Чисто средний человек – это  идеальное пустое место?! Вовка склонен! А БГ носится по всему среднему пространству…

…Когда тонет душа, то это как убийство ребенка: то ли двойное зло, то ли почти никакого – вроде аборта…


***

Сковорода - паровоз для еды...

***

Я еще говорил, но во мне уже не было силы и он болтал, зевал и смеялся.

Сила ушла, ворота стоят открытыми настежь. Если и появится что-то, так не задержится долго в дому.
Малые дети забрели поиграться ко мне, я им улыбался растерянно, когда они исписывали мои стены и рвали мои цветы. Прохожий зашел, долго жаловался на машину, что много бензину жрет, тут воруй не воруй, и жизни учил - я растерянно пытался оживить разговор. Мать прибежала, сказала есть дело, беги — и побежал я из дому...

***

...Свалился, грохнулся, когда очнулся, подумал: «опять меня обманули!» Встал, полез осторожно и умно - и сделал прогресс - и встретил на пути - на полпути из ямы - прелестное «бунгало». «То уже награда мне, поживу!» ...Когда меня выпинули оттуда, я опять  долетел чуть ли не до самого низа - хорошо, успел зацепиться, уже опыт есть. ...«Отлежусь и опять полезу; мимо того «бунгало»…»
 
***

Итак, не важно, сколько я сделаю сегодня, важно, чтобы мне было уютно и чтобы меня ничто не обмануло. Поэтому и за делом, и за едой, и при разговоре сижу,  задумавшись о чувствах своих, склонных к лукавству и о мыслях своих неотчетливых. И даже сплю, задумавшись и чувствуя томление.

Душа-обманщица! Ты прекрасная, живая, вызывающая нежность, но ты говоришь: «Корпи, работай, суетись, чтобы построить мне большой дом, чтобы обуть и одеть меня красиво, чтоб накормить сладко; напиши мне умные книги и приятную музыку; и отгони ты, наконец, тех негодяев и злых собак, задай им перцу!»

…Да, отнюдь не должен человек быть рабом у своей души или у своей жены…

Но слезть с креста было бы так приятно сейчас – с покупками посуетиться, книжку почитать на диване, яблоком хрустя: «Какие глупые! Но вот это я, пожалуй, использую в собственных трудах» – после чего и пописать…

***

Выпросив что-нибудь для нее соблазнительное, после она любила меня, делала знаки внимания, была весела. А когда ей самой надо было что-то сделать, то ругала весь свет и меня вместе с ним, называя то бездельниками, то бракоделами, то просто очень неумными людьми. ...Свое лукавство она называла умом, гордость мужеством, упрямство настойчивостью, скрытность сдержанностью, раздражительность нетерпимостью к  несправедливости, резкость правдивостью, суматошность энергичностью, суетливость расторопностью, глупость милой беспечностью, жадность восхищением, скупость бережливостью, болтливость доброжелательной общительностью, а лень - милым недостатком, простительным женщине. Если же речь шла обо мне, то все повторялось с точностью до наоборот. Она, душа, втянула меня в какую-то странную игру, в которой говоришь не то, что чувствуешь… Получается,  не я ее спас и  сохранил, а она меня погубила и сделала пленником. Тут вспомнишь «возненавидь и душу свою»…

***

Темные кучи вещей ночью смотрят врагами; в них уже жилища и норы врагов; и та ваза стала женою врага, для него оголилась; и тот карандаш писал то, чего не хотел…
Я стал землею ночью - все мои враги могут встать и ходить по земле. Я стал черным воздухом и черной водою... Клубы черного дыма делают из потолка черное небо, мой дом опять дымит и чадит, не горит, не стоит. Черные сковороды всюду - колеса, арены. Едем ко злу,  закончились все представления, лишь по краям остатки жалкие зрителей. Входит кто-то в черном пальто...

***

"Надо было перейти по мосту через реку ,и я продвигался стремительно, торопясь, но мост бесконечен - видно река широка - так что, боюсь, как бы не пришлось  и заночевать на мосту. А мост ажурный, не сплошной и во все красивые фигурные вырезы видно, что падать надо два километра. ...Смотрящие издали называют мост ажурным, но на самом деле ажурами занимаются здоровенные рельсы с ковбойскими заклепками. Вот на них и примощусь... Буду на небо глядеть; хотя вверх тоже глубоко...; или вбок, с рельсы  на  рельсу; ближе, ближе к носу...; обниму ее… «а теперь держись! держись! держись!»

***

«Что-то пусто, все по инерции...» - перебивая: «значит, дурак!»

Пожалел другого и хотел помочь ему, но не стронулся с места, потому что пожалел себя. 
«Пожалел себя» и «обиделся на других» - это почти синонимы. Заткнулся, замкнулся, обиделся и ушел жалеть себя. Долго жалел, потом вышел и опять сразу обиделся и замкнулся, но не ушел, а на зло всем ходил взад-вперед как вепрь.

***

Чувствовал себя тихо и уютно, но, как на грех, смех подвернулся – ну и растрясло. Уюта уже не вернешь – все вещи перетряслись, все сдвинулись, кое-какие набок упали; и что-то разбилось; и нечто глухо шлепнулось, словно ставилась последняя жирная точка…

***
      
- «Пошли, все уже пошли - вон, смотри, ходят!» ...«А-а, нет, не все - там еще чай пьют. Та-ак, у нас есть выбор». ...«Встань в очередь быстрее, смотри, уже все покупают, хотя бы остатки возьмем!» ...«А-а, нет, не все покупают, вон те что-то делают - пойди, узнай, может, нам тоже надо  делать!» ... «Смотри, вроде все смеются и  говорят, а я стою как дурак - надо тоже. ...Нет, не все -  те сидят и что-то пишут. Может, и мне за компанию что-то написать - подскажут, помогут». ...«Все уже это кино посмотрели, а я еще нет! Узнать бы для верности еще и у тех и у третьих, смотрели ли и они, но как-то неудобно, может, как на дурака посмотрят, мол, конечно, да. А вот такую книгу, какую я читаю, никто не читает - неудобно. Хотя, с другой стороны, я про эту книгу в газете читал; может, те, кто газеты читает  и эту книгу читает, но только об этом не говорит. Может, стесняется, а может, просто не нашел в ней ничего интересного. Может, в этой связи, он и на меня сейчас смотрит как на ничего не стоящего - на всякий случай ее локтем прикрою. ...А, не дай Бог, узнают, что я футбол смотрю — никто, никто не смотрит, даже удивительно, вроде игра популярная».  …«Все уже без кепки, а я!? Нет, вон тот тоже в кепке. Но его кепка лучше моей, в ней не стыдно. Да, у меня и волосы хуже всех, и голова больше всех мерзнет - ничего не соображаю, иду как баран за всеми; перчатку в грязную лужу уронил, что теперь делать -  а все уже без перчаток, у них никаких проблем. Нет, вон у того в кармане тоже перчатки».

...«Все танцуют, а я не умею. Но я гляжу, что все не умеют - плохо, противно, дрыгаются просто; так и я могу, особенно в толпе, где никто ни на кого не смотрит - ну-ка... Все закурили в «курилке» - ну, это фигня, закурю. Правда, вон двое не курят же, надо было не торопиться, сначала осмотреться. Что толку? - все равно стоишь как разиня, только слушаешь, что все говорят. Никто и не заметил, как я закурил. Кроме вот этого, что передо мной красуется. Мол, ты куришь, я курю - кха-кха - все мы ... мы-ы курим.  ...«Все в воду, в лодку полезли, а я боюсь - такая толпа в такую маленькую лодку да через такую огромную реку! Утонут - 80%. Жизнь дороже, как хотите; да и кому презирать, когда все утонут? Смотрю как предатель на их переправу: риску оказалось всего процентов 40%, да и то большей частью для тех, кто плохо плавает (а такие были). ...Но они не презирали:  и от 40% в штаны можно наложить. Может, и  мысль была: «еще бы чуть-чуть, еще бы вот этот  полез и все, крышка. Он нас спас!»

 ...«Ну, начну я - а вдруг все не поддержат? Мало того, не заметят даже того, что я начал, что о чем-то заикнулся?! Все заодно... Нет, гляди-ка, переругались, разделились, и сразу полно народу на обочину выпало - успеть смотаться до драки. Как хорошо, что меня никто не заметил...»

…Все поют, а я не пою. «А я вот рисую помаленьку – вы, я гляжу, тоже рисуете?» – «Только чертиков» - «А я и в шахматы играю, вот бы турнир организовать» - «Какие дамки, только очко!» - «Как хорошо вы поете» - «Что за чувак к нам привязался, его кто привел?»  - «Я, но я не знал, что он такое чмо».

Уколол себя словом «как все» и налилась большая лужа; правда, не такая большая, как тогда, когда я уколол себя словом «бурда»...

***

Сентябрь – радостная, молодая осень, октябрь - серая, взрослая осень, ноябрь - гнилая, старая осень.


***

Всё говорю-говорю, но у Ивана-дурачка голова ширины необъятной – в одно ухо влетая, в ней всякий предмет свободно проходит, разве слегка пару раз кое-что задевая – после чего в другое ухо выходит. Крупнеют предметы, но только шире улыбка у Вани: «Это вас, мозгляков, всякая мелочь с ног сшибает…»

***

На безрыбье и рак Чичибабин – рыба и обезьяна Вознесенский – человек. Есть, конечно, животные и хуже обезьян; и свиньи есть, но этих уже не везде пускают, хотя они и в обойме. Не везде. Или везде, но не всегда. Да еще и с условием. А потом за дополнительную плату долго полы трут… Но если и сделать низовую жизнь престижной, а журнал не престижным, всё перевернуть, то ничего не изменится: грязь просочится в дверь сюда, а в журнальных редакциях будет тихо и легко, аквариум, а в нем рыбки-губошлепы…

***

«Переменил очередь дел - да, есть тут малодушие и увертка, но что уж  такого в этом, раз я все равно всех «приму»?!» - «В том-то и дело, что ты уже так низко пал, что хитришь даже в мелочах. Крупное-то спрятал, а мелочь не смог; да, и не  стал: слишком, мол, незначительно в сравнении с тем крупным. Мол, идеальным и самообман не бывает! Иначе бы это был не обман, а какая-то новая реальность...»

Мелочи! А партия уже проиграна! Ключа достаточно, чтобы дверь открыть, а спички - чтобы дом поджечь.  ...Полно мелочей — того и гляди,  какой-то ключ подойдет, какой-то огонек разгорится...

«Мне нельзя гнусное кино смотреть, гнусные книги читать –  я же себя  со всеми персонажами отождествляю».

***

«Бой был; думаешь, просто покупку сделать? – настоящее сражение! …Ну вот, видно под шумок продавец и подсовывал экземпляры с гнильцой. А, может, они все такие?! Сначала-то ничего, носишь; мол, стерпится-слюбится, но потом правда разрушает всё удовольствие: жмут, да и только;  и протекают; и уже начали трескаться; ба, облазит, а подошва на чистых соплях! …Что же было, братцы? Кто же нас уверил, что товар хороший? Кто волну поднял?..» 

«И не съел и унижен!» - вот что выходит, когда тебя соблазняют какой-нибудь аппетитной гнусностью, а ты отказываешься, но с великим трудом, только в конечном итоге…

- «Что-то ты больно спокоен и равнодушен, продавец?!» – «А я  в свой товар уже вложил всё, что мог, даже устал маленько; отдыхаю, на публику смотрю. Вам, собственно, для чего мой товар? – он же у меня специфический…»

***

Сумасшедшие как те же юродивые – тоже не солгут. Преувеличат и бессвязно скажут, но связи – это для умных, которых же  нет…

Кричит: «Убийца!» – может, и не убийца пока, но равнодушен, а равнодушие, как минимум, беспрестанно не рождает...

***


Сказки не умнее поговорок или загадок и наверняка сочинялись теми же самыми людьми, причем не исключено, что у некоторых из них набиралось целое собрание сочинений – ведь надо только освоить метод и весь набор чудес…

***

Я черное дерево в поле.

Я еду на крыше ночной электрички - звезды, огни фонарей и ветви деревьев проносятся мимо  на страшном ветру.

Я лыжник  под вечер - уже смеркается, а кругом ни души.

Я одно из четырех колес машины дня нашей семьи.

Я сад по состоянию на 13 октября - сыро, голо, склизко и холодно, но вот на 5 минут проглянуло солнце - бледная девушка мимо шла и слегка улыбнулась.

Я река ясным утром - ослепительный блеск; я плохая погода, я насморк...

(«Ты лошадь, поэтому у тебя такое плохое настроение»)
Я медоносный муравей, поднимающийся по стеблю в рай к цветку. Я самозабивающийся гвоздь, надеющийся найти в пустыне стены воду. («Ты маленький мальчик, твой голосок звенит копейкой») Я второе покрывало на кровати, где уже все есть: матрас, простынь, одеяло, покрывало. Или я матрас нового цикла; или даже новая кровать. Я штора, сплю стоя, спиной загородив окна, чтобы не было видно, что комната пуста…

«Мои картины как сопливый, мятый носовой платок в моем кармане. Мои писания – это не ткань, а паутина…»

***

Гляжу на кресло и думаю о всех местах отсутствий и временах ожиданий. Гляжу на кровать и думаю обо всех плоскостях и полях. Гляжу на люстру и думаю обо всех богатых, что висят над головой…

***

Хотел бы я почитать сказки, в которых силы зла были бы весьма многочисленны и многообразны, сильны не столько внешне, сколько на деле – «мы тоже  скромны!» -  а простоватый Иван оказался лишен диковинных способностей, позволяющих добиваться побед со сказочной легкостью. Про Ивана-таракана, востосковавшего о человечьем достоинстве и пожелавшем покинуть привычный мир тараканов и крыс. О, его жизнь была бы полна приключений, он извергал бы из себя какую-то слизь и опрокидывался на спину на каждом повороте дороги. «Господи», говорил бы таракан движениями своих скребущих воздух лапок, «доколе?!».

***

- «Важен не столько дом, сколько земля при доме»…

***

Сладострастье: страсть  всегда пахнет жестокостью, а сладость – глупостью…

- «Вот как яблоко пожираешь, так и женщину пожрешь. Ржи по жеребиному, чтобы в драках быть как носорог, в делах как буйвол, а со своими как дойная корова».

***

Настоящие дела трудны – тут нельзя рассчитывать на чистый ум и чистое терпение, надо рассчитывать на грязный ум, на грязное терпение, на грязные руки – на боль,  унижение и отчаяние.

***

Мой случай – это превращение футбола в Христа и  истину?!

 Страстный человек, но едва ли не бестолковый (милый?!).

***

Со словами как с мячами. Ощущение волшебства и всемогущества: «сделать  замысловатый финт или вдруг перевести игру на другой фланг, или сыграть в короткий быстрый пас с кем-то, с чем-то, или пробить издали, мощным ударом по цели?!!»

***

…Скука может давать не меньшую тягость, чем дело!

***

«Я пишу дневник, а не «произведения», потому что считаю, что человек дороже всяких построек и изделий.

***

- «Преступники тоже воюют с миром» – «Они  уходят всего лишь в подпол всё того же мира…»  А все чудаки собираются на необитаемых чердаках.  …Так и стоит дом – с чердаком и подполом, слегка воюя с подполом, слегка дружа с чердаком…

"Мы все на «зоне» у сатаны: ты не воюешь, «режим» соблюдаешь - и он не воюет; ты воюешь и он воюет; причем по справедливости, адекватно нападению. Он и добродушен: может даже поощрить за смелость…
 Вспомнил про колумбийских мафиози: согласились добровольно сесть в тюрьму, но только в такую, которая  похожа на их родные «виллы»! Ну, а мы и на квартирку согласны: «я сижу, а годики и денежки идут!»