Коул. Реконструкция

Бинт ложится ровными слоями, плотно прижатый к коже.  От новой повязки пахнет спиртом и какими-то лекарствами, впрочем, Куол уже выяснил, что запах исчезает через полчаса максимум. Или просто становится настолько меньше, что раненый офицер перестает обращать на него внимание?
- На сегодня можете быть свободны, капитан - над ухом щелкают ножницы, а затем стукаются о стол. Поразительно, на сколь огромное количество звуков совсем не  обращает внимания видящий человек!
- Доктор. Я хотел спросить, - Коул безошибочно разворачивается к мужчине.
- Слушаю вас, капитан.
- Я хотел спросить, - повторяет офицер, а пальцы непроизвольно сжимаются на краю мундира. – Есть ли хоть малейшая вероятность того… того, что зрение восстановится? – договаривает он хоть и ровным голосом, но хрипло и гораздо тише, чем начинал говорить.
Доктор молчит. И, вероятно, протирает очки – так он обычно делал, когда нужно было время на размышления.
- Капитан Коул, вы взрослый человек и к тому же офицер… не вижу резона вам лгать, - пациент поднимает голову, и доктор с трудом подавляет желание зябко поежится. У офицера такой вид, словно он смотрит на собеседника через бинты. Смотрит ничего не видящими глазами…
- Не лгите.
- Нет. Восстанавливаться… нечему.
Коул молчит. Сейчас надо встать, поблагодарить и уйти, но мужчина продолжает сидеть молча, боясь остаться один на один с совсем не удивившей его вестью, а доктор не торопит замершего почти в полной неподвижности пациента, думая о том, что даже после двадцати лет работы невозможно найти правильных слов. Невозможно рассказать молодому мужчине о том, что нижнюю половину лица защитил респиратор, а верхняя превратилась в жутковатую маску, с которой вряд ли справится пластическая хирургия. Что вместо пронзительно синих глаз остались только провалы, обожженные и изрезанные металлической стружкой от взорвавшейся «шутихи». Что…
Коул глубоко вздыхает и поднимается.
- Не вините себя. Вы сделали все, что могли, - произносит он почти дежурную фразу медбригады и протягивает руку. – Спасибо.