Превращение в чай

                «…проблема будет состоять не столько в том, 
                чтобы сохранить прошлое в соответствии с наукой, 
                но и в том, чтобы выработать пути использования 
                беспорядка, проникнув в логику ситуации непрерывного 
                конфликта». 
                Умберто Эко

                «Мне нравится, когда воюющие стороны сводят счеты 
                посредством написания художественных текстов. Я не 
                вдаюсь в оценку уровня, но сам факт очень  по душе».
                Яков Шехтер

                «Рассмотрев вопрос значительного увеличения числа 
                сумасшедших, бранящихся  между собой на  страницах 
                сайта и  во время  заседаний Клуба, собрание приняло 
                решение  закрыть Гостевую  книгу». 
                Администрация Клуба 
                тель-авивских литераторов
 

Согласитесь, что сутью является не форма, а содержание и поэтому не  столь важно какую форму принимает сущность – круглую или, скажем, треугольную.  Какая разница, например, куда вписана известная картина Малевича, если образ черного  квадрата у Малевича сам по себе является экзистенцией. То есть, не важно, в каком помещении эта картина будет экспонироваться, в какой стране и в какой рамке – содержание картины и ее значимость остаются превентивно однозначными. 


     1 

А теперь, представим себе варианты деяний Создателя, миру не явленные. Сотворил  Землю шаровидной, а мог бы, например, конусом ее запустить в кружение дня и ночи. Или, допустим, стаканом – он ведь все может и нет никакого предела его фантазиям. И не Адама  «в часы тягостных раздумий и сомнений» вылепил Божественный из красной глины и не  Еву миловидно реберную, а две чаинки, состоящие из молекул ДНК, выплюнул он горько  и брезгливо из уст Своих. Вот и обусловились мы окончательно в собственной нашей чаиночной опосредованности. Бросил Он две чаинки в огромный планетарной величины  стакан и сказал “плодитесь и размножайтесь”. И началось! Первородный грех хотя и не  заключен в самом процессе совокупления, но беды и несчастья обрушились на чаиночные крупинки с увеличением их численности до пагубного перенаселения. Вот в какой ёмкости  мы все очутились в результате получения естественным способом большего числа чаинок  из двух. Тесно стало жить и неуютно на белом свете. Да и самому стакану муторно, потому  что вздрагивает он время от времени вулканически. И чаинки в нем взлетают и оседают по
вероятностному закону нормального распределения Гаусса. И так получается, что поп с  попом нос к носу сталкиваются и соседствуют и будущая попадья с попадьей неподалеку  на скамеечке семечки лузгают. И, конечно же, писатель с писателем группируются по роду  своего чаиночного правописания. Тем более, когда случается редчайшая из вероятностей –  одна писательская чаинка в точности похожа на другую и, присмотревшись ты, вдруг,  начинаешь понимать, что это борзописно борзеют близнецы-братья, которые чаиночно соседствуют и ненавидят друг друга, как три одесских сапожника на одной улице. И что  они в этой сутолоке не поделили? Оба верят в Господа. Оба занимают ведущее положение  в чаиночной иерархии. Обоих к самому президенту приглашают на день рождения. Оба одинаково призывают сострадать чаинкам несущественного политического веса и  размера. Так почему же один писатель-чаин безжалостно выставляет на посмешище  другого?  В одном из своих рассказов он предает огласке о своем близнятом брательнике тайну, которая скрывалась не только от друзей, но даже от ближайших родственников – «…успела поймать… благодаря унитазу, о край которого… тюкнулся мягким  младенческим лбом». Из братоубийственной перепалки стало известно, что у тюкнувшегося образовалась в чаиночном мозгу доброкачественная опухоль, которая хотя и занимала значительную часть извилин, но в размере не увеличивалась и не помешала болезному  закончить школу с чаиночно золотой медалью и вообразить себя великим писателем  авраамских чаинов.  Близнецовое соперничество – слово за слово – завело их за разумные пределы и подтолкнуло к разглашению неприглядных тайн  высокопоставленного чаиночного двора. 

Второй близнятик, не уступая первому, ошпаривал одноутробную чаиночку открытым  текстом: «Министр эткин-чая [1] закончил речь солёной шуткой. Чаиночки улыбались,  прикрываясь от смущения программками съезда, самурайские чаины открыто хохотали,  любовно поглядывая на оратора. Он был чаиночный, плоть от плоти, и речь его лилась чаиночным макаром – просто и откровенно. Клакеры [2], похожие на хитровато сморщенные винтообразно перекрученные чаинки, ударили в ладоши и зал огогулился нескончаемой овацией». 
    
Жизнь в этом чаиночно космическом стакане шла своим чередом, однако, после  перепалочных откровений многомиллионное чаиночное сообщество прозрело, потому что любому чаиночному члену, в том числе и самому  замухрыжному, стало ясно, что  ортодоксальные близнецы в правительственном зале аплодировали весьма энергично – в противном случае, они не оказались бы среди особо приглашенных чаинистов. 


     2

По ходу опосредованно описываемых событий, отметим что каждого мало-мальски известного чаина обслуживали свои клакеры. Но судите сами – один из таких не нанято  нанятых славословит заданный объект следующим квадратно-гнездовым способом: «бессмысленно отрицать тот очевидный факт, что Фингер и Клингер являются самыми гениальными из чаино-семитских  и антисемитских писателей нашего времени вместе  взятых» 
    
Другой подключается к первому чаиночно винтовой нарезкой: «Фингеру дано описать все, что угодно. И он мастерски дергает за эту ниточку до тех пор, пока не вызовет у вас задуманного им чувства». 
    
Третий глаголет о чаиночной стихии фингеровской прозы… 
    
Четвертый – Моше-Чаинский – известнейший публицист, начинает статью с допотопно стирано
перестиранной строки – «первое», что ему «хочется выделить сразу», так это то,  что рассматриваемое им произведение написано «очень». 
    
В итоге в этой клакериаде многократного пользования дошло до того, что мировая  космически чаиночно-клакерная пресса стала сравнивать Фингера «с Коэльо и Кастанедой» и даже с Львом Николаевичем Толстым.

      
Только страна чаиночного Китая осталась на высоте церемониального  искусства. Как  только история о гениальных Фингере и Клингере до них докатилась, китайские чаеведы  завили о том, что дополнительно к имеющимся сортам чая намерены вывести еще два: Сунь-фингер-в-чай и Вынь-су-хим! 
 

     3

Но, надо признаться, что теперь, после предложенного опосредования и сам автор этого опуса не более, чем чаин, удосужившийся прочитать несколько клингер-фингеровских  текстов, вызвавших у него вполне законное недоумение. В одном из своих рассказов  Фингер диалогизирует внутреннюю речь, размышляя о весьма симпатичной героине:  «Курочка, курочка… юный доверчивый цыплёнок...». Здесь следует заметить, что любая  «курочка» по возрасту своему далеко не «цыпленок» и поэтому проводимое  сравнение не является тождественным. Правильнее звучало бы так: «Цыпленок… доверчивый  цыпленок…» И, наконец, в этом же рассказе непосредственно за этой цип-ципочной наивностью нашей героини просвечивается сексуально-гармональный мотив раздвоенности сознания, характерный для самого Фингера. – у героини «под джинсами таилось что-то домашнее, уютное, как спящий котёнок». Вот и получается, в итоге, недопустимый в прозе набор местечково рифмованных несуразностей: «Курочка = цыпленку, цыпленок = котенку». 
    
Или в этом же, рассказе мистическая смерть героя – не удушением самого себя, не выстрелом в сердце или, скажем в рот (представляете себе дуло во рту и палец Фингера на спусковом крючке) – нет! – смерть наступает с помощью молитвенного самовнушения… Но перед этим волевым актом герой рассказа, аля верды – пытается самым доступным способом уничтожить все имеющиеся при нем бумаги – разрывает их – мелко-мелко. Остальное, не поддающееся импульсивно-нервозному насилию, режет ножницами на полоски и топит в унитазе. И вот я, как читатель, невольно включаю воображение – прислушиваюсь и присматриваюсь – утопленное лежит на дне унитаза, но где же булькание спускаемой воды? И с документами не ясно – клочки-то на столе остались! И, чтобы получить о мертвеце информацию, достаточно склеить разорванное. Но не тут-то было. Тело увезли неопознанным.  Или такая скабрезная неуклюжесть фингеровского текста: «У нас родился только один ребёнок – твоя мама». Или, в добавление к сказанному, неумение довести фразу до краткости, которая именуется сестрой таланта: «…хозяин разобрал развалины и восстановил, что можно было восстановить». Точнее и эффективнее – «…хозяин разобрал развалины и восстановил возможное».  Или явная безграмотность не в диалоге, характеризующем речевые особенности диалекта, но в авторско-текстовом скольжении – «живыми курями» вместо «живыми курами». Или однообразие пояснительных оборотов в произведениях, далеко отстоящих друг от друга и по сюжету, и по времени. В одном из них: «Приветик! – сказала трубка». В другом: «Лечебный массаж? – вкрадчиво спросила трубка. 
    
Для сравнения – у Булгакова: «Иван Савельевич? – осведомилась трубка…»
 

     4 

Следует сказать, что личность чаиночного писателя характеризуют не только  конкретные факты его биографии или, проявившаяся в нем, принадлежность тому или  иному религиозному течению, но более всего тексты этого писателя, (даже более, чем  поступки), потому что именно тексты, вольно или невольно, отражают содержание и доминанты архетипического бессознательного. В одном из таких текстов мы узнаем, что Фингер=Семенчик (герой его произведения) был влюблен в сексапильно саксонистую чаиночку по имени Евангелия. Его искренняя и неодолимая к ней любовь говорит о том, что доминанты его подсознания полностью совпадали с доминантами этой белесо веснущатой, как выражались его родители, хазерючки и посему были и останутся навсегда  вдалеке от чаиночно новообращенного иудаизма. Об истинном отношении Фингера к этому религиозному течению говорит его ностальгия по прошлой жизни, протекавшей безмятежно и радостно с Евангелией, неожиданно и загадочно а, может быть, и божественно исчезнувшей из его роковой жизни только для того, чтобы он мог, на примере денно и нощно не покидающих его воспоминаний, убедиться в генетической христианозности взрывных и неуправляемых особенностей своего чаиночно текущего мироощущения. И не только на примере воспоминаний. Плоть требовала и он вынужден был найти спутницу. И нашел – сефардскую еврейку Зулейку-Ханум, употреблявшую в непомерном количестве хильбе [3]. И чем эта затея кончилась? Ментальность Зулейки-Ханум когтистым коршуном вонзилась в его ашкеназийскую печень, доставшуюся ему по наследству от прадедушки, известного литовского раввина. Но более всего его терзал отвратительный запах хильбе, пропитавший насквозь ее мускулистую худобу – особенно, когда погода становилась невыносимо жаркой и лицо Зулейки-Ханум покрывалось отвратительными капельками азиатского пота. И поелику разбрасывать камни куда легче, чем их собирать, его саксонисто-жилистая рука трансперсонально связанная поступающими в нее импульсами с архетипическим мышлением его исторического дедушки (яростным и необоримым крестоносцем) сама по себе, помимо его воли, схватила Зулейку-Ханум и в дикой ярости едва не передавила ей горло… Но все, слава Богу, закончилось благополучно. К месту происшествия этой мелодрамы вовремя подоспели ее братья, избили фингеровского Семочку и выбросили его на улицу, насыщенную с утра до вечера непотребным людом – бичами и дервишами. 
 

     5

А дервиши оказались вполне душевными чаинами. Приняли фингеровского двойника без паспорта и без лишних вопросов в среду заживо гниющих оборвышей – больных проказой и философией. И  случилось чудо – он научился понимать язык птиц и любой прочей твари. Иа! – кричал осел, призывая Семочку=Фингера стойко переносить жизненные невзгоды и оставаться голодным и неподвижным меж двух одинаковых стогов сена в надежде на ту зеленую травку, которая может неожиданно вырасти под ослино-буридановыми копытами. 
    
А еще дервиши научили отверженного пить чай. «Горячая душистая влага распаривала кожу, выгоняя вместе с потом раздражение и обиды». 
    
Семочку=Фингера стали называть святым. Он перестал сочинять рассказы и молился чаще, чем размышлял. В те редкие минуты, когда к нему возвращалась память, он обращался к еси-на-небеси: «Объясни мне, – спрашивал Семочка=Фингер, – что происходит. – Берут чаиную душу, бросают в стакан и заливают кипятком. И что же выходит, объясни мне, что получатся?.. – Мне кажется, я знаю ответ, – тихо произносил Господь. – Получается чай». 

__________

Примечания:


[1] эткин-чай (казахское) – соленый чай.

[2] клакер – лицо, входящее в состав клаки [4].

[3] хильбе – растение (лат. Trigonella foenum-gracum). 

[4] клака [фр. claque] – группа людей, нанятых для создания успеха.