Сирена

Волны, как гигантские улитки, неторопливо выползали на песчаный берег, оставляя после себя мокрые следы. Сирена проснулась от знакомого чувства голода. И чем выше поднимался огромный диск солнца, тем нестерпимее становилось это чувство. Солнечные лучи разлетались разноцветными брызгами, разбиваясь о чешую ее хвоста, а легкий ветер, насыщенный запахом водорослей и морской рыбы, шутя играл с ее выгоревшими на солнце волосами. Чувство голода становилось все острее, слабое тело не выдержало – и задрожало, изливаясь прекрасной и грустной песней. Ветер радостно подхватил ее, закружил и словно горячей волной накрыл этими звуками проходящий неподалеку корабль. Голос манил и тревожил, проникал глубоко в душу, заставлял учащенно биться сердце, будил забытые образы, пьянил и звал за собой. Смысл слов был неясен, да и были ли эти слова? Переплетение звуков, их мелодичность находили живейший отклик в уставшем от долгого одиночества сердце путника, оно рвалось навстречу голосу незнакомки,  дописывая недостающие черты. Воображение, ослепленное сладкими звуками, рисовало одинокую девушку, потерянную и страдающую, безумно прекрасную и ожидающую именно его. И пусть глаза видели острые прибрежные камни, обломки кораблей и жуткие выбеленные солнцем и морской водой останки тех, кто был до него. И видели ту, которая звала – порождение темных запредельных глубин и страшных снов. Но голос был так упоительно прекрасен, что разум отказывался принимать видимую реальность.
… Буквы на мониторе рождали слова, а с ними в сознание врывались образы – знакомые и родные, притягательные и волнующие. Он узнал ее сразу, по первым строчкам, все было именно так, как он уже знал. Эти паузы и незаконченные фразы, ее сны и ее мечты, ее прошлое и ее настоящее – все это ровными кирпичиками укладывалось в давно нарисованную картинку, наполняя ее живым теплом и цветом, запахом солнечной травы от волос и свежестью талого снега. Неточности не смущали и не настораживали, он сам вкладывал потаенный смысл в ее фразы, сам дорисовывал отношения и чувства, потеряв полностью контроль за той границей, на которой четкие линии реальности растворяются, превращаясь в иллюзию, в мечту,  дым…
Тянущий голод изводил тело сирены сильнее, чем палящие лучи солнца выжигали нежную рыбью плоть. И ее прекрасный голос был голосом ее нестерпимого голода, его продолжением, его порождением.
Вечерами ей было одиноко и тоскливо. Игра в восторженную романтическую дурочку на какое-то время спасало ее от липкой вязкости бесконечной скуки. Слова рождались сами по себе – общие, ничего не значащие и ни к чему не обязывающие. Они прыгали, словно пустые скорлупки давно уже отживших и забытых чувств. И какая разница, что будет с чужим кораблем, который несется на острые камни. И какое дело до чужой души, которая вот-вот разобьется о холодную стену равнодушия и безразличия. Главное – это утолить этот нестерпимый голод и снова вернуться в темную прохладу океана. Исчезнуть до следующего приступа.