27

Рисунок 97г: Тени заката

***

Переделал кучу дел, но нахлобучился и потому, когда тут же предложили делать что-то еще, удивленно и досадливо поморщился: «да погодите же вы, дайте прийти в себя, я что-то не могу сосредоточиться… - и разве дела, что я сделал, уже ничего не стоят?»
И отдыхал в рассеянности с каким-то особым приятным чувством. Так тяжелобольной, выздоравливая, заново открывает для себя мир, с наслаждением вбирает полную грудь свежего осеннего воздуха…

Все работал, боялся не успеть. И когда пора умирать  пришла, все работал. Наверное, не успел, раз работал. Но он этого не говорил, он работал. Стал тонуть, а все работал, не обращал внимания. Ходил по воде, что-то разыскивая, а на воду не обращал внимания. И он все рассчитал: на время, когда уже будет по пояс, он заготовил работу стоячую, а когда по шею будет - дельце наверху, с поднятыми руками. Последний узел его руки завязали уже вслепую... и он был как какой-то знак.

***

Счастье – до счастья, как до рая, далеко; это слово безумное, мгновенное, как взмах крыла или перелистываемой страницы…

 Любви нет, ибо мир холодит – окна-то не закрыты, тут топи хоть круглые сутки, всё равно прохладно. «Не утеплиться самому, а согреть весь холодный воздух» - это задача солнца…

***

Засыпая, в видении попал в такую ситуацию, что вдруг свирепо выругался матом. Кровь кинулась в голову. Все еще вспыльчив и горд... «Кровь вспыхнула и гордо кинулась в голову, выругавшуюся матом - стою, как током поражённый, будто через голову перекувыркнулся».

 Кроме того, снились какие-то запущенные городские районы, где еще работали  старые фабрики. О внешнем виде здесь никто не заботился и  получился он странным, по-своему великолепным и сказочным. Сказки эти, конечно, мрачноваты -  кругом же еще и пустыри, где что-то то ли начинало строиться, то ли еще только кончало разрушаться. И вот я здесь живу, работаю; вишу сейчас на свае, что-то прикрепляю. На других сваях то же самое делают мои товарищи. Часа 4 вечера, закатное солнце,  наши голоса…

***

Сначала сил было много и, хотя конвейер жизни идет очень быстро, я справлялся, получая  удовлетворение от своей ловкости.  Но вот стал уставать, и, хотя масло любви по-прежнему текло и светильники горели, но уже трудно было согреться, тот же светильник зажечь окоченевшей рукой. Стал пропускать конвейер, халтурить, потом меня словно поволокло и я забылся у какой-то полуразрушенной холодной стены, а мимо поездом громыхало конвейерное железо.

...Темно-синяя ночь, звезды и холод над темно-красными развалинами, в потаенных углах которых лежат в забытьи все те, в ком охладела вера. «Надо отдыхать, представлю, что это не развалины, а  руины почтенного курорта, что вдали шум не города, а моря; а с небом здесь не хуже...» – «О чем ты?» - «Так, тебя не касается; не мешай мне отдыхать, сходить с ума, писать. Я сегодня восклицать хочу, восстать из гроба!»