Электричка

...Густой лес окружал эту подмосковную дачу, расположенную в двадцати минутах ходьбы от железной дороги. Забор, скрывающий участок от чужих глаз, превышал человеческий рост – и о том, что рядом существует другой мир, говорил только шум проезжавших изредка автомобилей да едва слышный разговор проходивших людей. Это незначительное пространство, отвоёванное у Природы и Города, было надёжно защищено от вторжения и тех гостей, которые жили не в земном мире, но достаточно часто в этот мир вторгались. Каждую ночь хромой вислоухий «дворянин» Рекс словно забывал, что умеет лаять – он как-то странно стонал, стонал, почти как человек, и слышалась в том стоне и угроза, и печаль, и лютый страх... Но ранний рассвет всё развеивал – и страхи, и опасения. По сосновому лесу клубился туман, густой, необычный, словно вызванный чарами колдуньи, навеки заточённой по приказу короля в старой башне; торжествующий хор лягушек, грянувший ещё вечером, постепенно смолкал, отходя ко сну; перекличка птиц становилась всё громче и радостнее; вздохи, скрипы, шорохи таяли в прозрачном майском воздухе. Шероховатые деревянные ступени, лакированные расшатанные перила, усталые сонные доски забора, видящего по ночам слишком многое – всё это словно сдавало свой боевой пост и расслаблялось, снимало тяжёлое ночное напряжение, освобождало своё внимание – и начинало впитывать свет и тепло.
Дыхание Города почти не долетало сюда. За сорок минут езды на электричке следы его присутствия на земле ощущались всё меньше и меньше. Сначала ещё тянулись серые, однообразные, депрессивные многоэтажки – такие населённые и такие безжизненные; чуть дальше, за последней станцией, расположенной в черте города, дома постепенно снижались, мельчали, уступая место заброшенным заводам и «замороженным» стройкам. В остовах таких зданий мелькали тени, клубился пыльный туман, отравляющий сознание, искривляющий восприятие. О, как легко поддаться безумию, прошагать через эти гулкие пустынные залы, пиная, словно прошлогоднюю листву, пожелтевшие и скукожившиеся листки инструкций, приказов, отчётов, содержащих мёртвые, беззвучные слова... - а потом подняться по лестнице, пройти мёртвым молчаливым коридором, войти в давно покинутый кабинет, сесть за пустой пыльный стол, посмотреть на недолистанный перекидной календарь прошлого века и подумать: сейчас начнётся Рабочий День, сейчас придут сотрудники, секретарша принесёт кофе, всё будет хорошо – и сидеть в этом безумии, глядя на календарь, сидеть с умным и важным директорским лицом, и презирать Время, и слушать по ночам звуки, шорохи, покашливание в далёких пустых залах и цехах...
Тёплые ласковые солнечные лучи проникают сквозь стекло вагона и стирают из сетчатки угасающих глаз чёрное видение. Наваждение проходит, как сон, дурной и тяжкий. Окружающие дачники со своим грабельно-лопаточным оружием похожи на американских пионеров: они отправились покорять мир на отведённых им Городом участках. Каждый из них несёт вахту, и когда Город умрёт – а когда-нибудь это случится – они превратятся в обезумевших солдат, продолжающих войну, хотя Генштаб давно уже исчез с лица земли. Они будут с тупым упорством приезжать на вверенные им посты – и нести там свою боевую и никому не нужную вахту.
Иногда я чувствую себя таким солдатом – исполнительным и выпавшим из поля зрения Генштаба. Приказы не поступают, но я продолжаю держать свой пост. Я завариваю чай и напряжённо всматриваюсь в ночь воспалёнными глазами, я зажигаю свечи и отпугиваю воронов темноты, я читаю стихи и отгоняю духов молчания. Одно за другим гаснут окна в домах – другие солдаты поверили лживой новости о том, что Война закончилась. Она не может закончиться – её вели поколения до нас и мы оставим её своим потомкам. Она просто не может закончиться! И я не сплю, я смотрю в темноту и, снова не дождавшись смены, забываюсь в сером рассвете коротким тревожным сном. Я знаю, что Война продолжается – атаки на мой пост совершаются еженощно. А соратники с других фронтов шлют мне периодически невесёлые рассказы о том, что происходит у них...
...Электричка останавливается – и я выхожу: пора. Зелёный лес ласково шумит мне навстречу, окутывая дивным запахом листвы и смолы, вдыхая жизнь в моё тело. Иду по узкой тропинке. Впереди виднеется знакомая крыша двухэтажного дома, знакомый забор встречает молча и торжественно, каждая доска в нём стоит навытяжку, словно рядовой перед генералом. Забор, забор – что видел ты нынче ночью, вечный страж? О чём снова рычал-стонал до рассвета хромой вислоухий Рекс?..