Поверженный корсар морских глубин

Из повести "Мой дедушка - юнга с Соловецких островов"
      
«На этот раз мне не вернуться,
Я ухожу – придет другой.
Мы не успели оглянуться –
А сыновья уходят в бой!"   
                Владимир Высоцкий

Хотя мы с Батуриным были расписаны в 43-м в истребительный отряд морских охотников, встречаться для личного общения не представлялось возможности: находились на разных катерах, да и дивизионы вначале были разные.
В навигацию 1944 года наши катера-охотники понесли ощутимые потери: немцы активно использовали подводные лодки в Финском заливе.
Нужно признать, что в 1943 году с помощью стальных противолодочных сетей немцам удалось «запереть» Финский залив от проникновения наших подводных лодок в Балтийское море («…Из существовавших на КБФ 13-ти подводных лодок типа «С» (средняя) осталась одна «С-13» – осуществившая «атаку века» под командованием А.И.Маринеско. Немецкий историк Алекс Нестле, который, естественно, отдавая предпочтение своим немецким подводникам и с уважением относясь к подводникам всех других стран, вынужден был признать: «Русские подводники воевали в таких сложных условиях, которые и не снились ни немецким, ни каким-либо другим подводникам».  Г. Дрожжин, «Асы и пропаганда», стр. 262).
С активизацией немецких подводных лодок в Финском заливе  командование, естественно, потребовало усиления бдительности дозорных катеров, особенно противолодочного наблюдения.
Катер «МО-304» нёс дозор в районе Выборгского залива. 18 июля на 304-ом взрывом оторвало четыре носовых отсека вплоть до рубки. Морякам удалось сохранить катер на плаву и задним ходом дойти до базы. Что явилось причиной взрыва? Мина? Торпедирование подводной лодкой? Случаев торпедирования кораблей 4-го ранга, к которому относился «МО», не было.
Позже аналогичным взрывом тоже оторвало носовую часть на «МО-107», который остался на плаву, и его довели до базы на буксире. Сергей Фанасов – юнга нашего набора, служил на «МО-107» – рассказывал, что если торпедируют нас, то торпеда оставляет след, который хорошо обозначается на поверхности воды прямой пузырчатой дорожкой. Наблюдатели   за поверхностью воды по секторам, по словам Сергея, никакого следа не заметили.
И вот 30 июля потоплен «МО-105», находившийся в дозоре. От взрыва катер переломился, его кормовая часть пошла ко дну, а носовая некоторое время держалась на плаву, спасли только семь человек, над остальными Выборгский залив сомкнул свои воды.
Катер «МО-103», на котором Вадим Батурин служил электриком, получил приказ немедленно следовать в район гибели «МО-105» для обнаружения предполагаемой подводной лодки противника и принятия мер. 103-й непрерывно вёл поиск, прослушивал глубины, менял галсы и ложился в дрейф. Время шло с невероятной быстротой, и оно работало на подводного пирата. То, что действовала подводная лодка противника, у командира   старшего лейтенанта Александра Коленко сомнений не было.

Уже к вечеру катер шёл на самом малом ходу – командир создавал наилучшие условия гидроакустику для прослушивания глубин. Наконец гидроакустик Юрий Певцев начал докладывать координаты объекта, издающего шумы, – пеленг… курс… дистанция… Командир, не увеличивая хода, направил катер на сближение с подводной лодкой. Сигнальщик Вяткин, рассматривая поверхность воды в бинокль, доложил: слева  едва различимая дорожка из пузырьков воздуха, которую могли образовать, будоража воду в глубине, винты подводной лодки. Коленко, всматриваясь в едва заметный след, повёл катер по дорожке, ориентируя его по докладу акустика, дал полный ход, и за борт пошла серия глубинных бомб.

Командир сделал ещё два захода на цель и ещё две серии глубинных бомб. Между взрывами бомб образовался большой воздушный пузырь, вспучив поверхность воды, на которой появились отблески масляных пятен, всплыл всевозможный скарб команды подводного корабля и показались люди – шестеро в надувных спасательных жилетах.
Коленко сделал циркуляцию вокруг места всплывших немецких моряков, скомандовал боцману – взять на борт! И стал подходить лагом, т.е. бортом, к державшимся на воде.


 

                За борт пошла серия глубинных бомб.


Вадим Батурин с футштоком нацелился на фашистов, а командир громко в мегафон крикнул:
– Батурин! Если хоть одного утопишь, пойдёшь под трибунал. Всех поднять живыми!
Вадим и не хотел их топить, и командир знал, что наши моряки не способны на такую жестокую расправу с поверженным противником. Немцы охотно брались за футшток, Батурин подтаскивал их к борту, а боцман Зверев, рябой, обладавший дюжей силой, стоя на привальном брусе, одной рукой держался за леерную стойку, другой ловко брал за шиворот и бросал их на палубу, как мокрых щенят.
С финского берега батареи открыли огонь. Место атаки лодки обозначили вешкой, и под дымзавесой катер направился в Койвисто.
В зиму с 1944 на 45 год я встретился с Вадимом Батуриным на судоремонтном заводе. Уральская, 19 в Ленинграде – это зимнее пристанище наших корабликов и моряков-катерников тоже.
Так что за лодку потопил «МО-103»? В числе шестерых спасённых фашистских подводников оказался  её командир капитан-лейтенант Вернер Шмидт. На допросе выяснилось, что это «U-250», одна из новейших в составе немецкого военно-морского флота.
Когда в лодке появилась большая пробоина и в неё      хлынула вода, командир приказал перепустить воздух высокого давления в рубку. Когда давление в рубке сравнялось с забортным – открыл  люк. Тех, кто находился в рубке, вместе в воздушным пузырем подняло на поверхность воды. Все остальные члены экипажа остались там, на глубине…
Искорёженную взрывами фашистскую субмарину   подняли с глубины 33 метра и отбуксировали в Кронштадт. Из центрального поста   извлекли судовые документы. Внутри лодки находились торпеды не известного нам образца с технической документацией на них. Это были самонаводящиеся акустические торпеды Т-5. Фашисты назвали их «король заборов». По-видимому, командование Германии рассчитывало возводить блокирующие заборы вокруг... Секретное оружие врага было в наших руках.
В переписке, которая велась в годы войны Председателем Совета Министров СССР И.В.Сталиным с премьер-министром Великобритании У.Черчиллем, есть документ от 30 ноября 1944 года – личное и строго секретное послание Черчилля маршалу Сталину. В нём говорится:


 

               Поднятая со дна немецкая субмарина U-250
 «…Адмиралтейство просило меня обратиться к Вам за помощью по небольшому, но важному делу. Советский Военно-Морской Флот информировал Адмиралтейство о том, что в захваченной … подводной лодке были обнаружены две германские акустические торпеды Т-5. Это единственный известный тип торпед, управляемых на основе принципов акустики, и он является весьма эффективным не только против торговых судов, но и против эскортных кораблей. Хотя эта торпеда еще не применяется в широком масштабе, при помощи её было потоплено или повреждено 24 британских эскортных судна, в том числе 5 судов из состава конвоев, направляемых в Северную Россию.
…Изучение образца торпеды Т-5 было бы крайне ценным для изыскания контрмер. Адмирал Арчер просил советские военно-морские власти, чтобы одна из двух торпед была немедленно предоставлена для изучения и практического испытания в Соединенном Королевстве…»
(Переписка Председателя Совета Министров СССР с Президентами США и Премьер-министрами Великобритании во время Великой Отечественной войны, 1941 -1945 гг., М., 1958, Т.1, с. 278).

Все моряки, причастные к потоплению «U-250», были удостоены высоких правительственных наград. Вадим Батурин был награждён орденом Красной Звезды. Впоследствии он говорил, что его наградили не за то, что он уничтожил врага, а за то, что спас шестерых.
– Вадим, давай сходим на первую линию, – попросил я его, – там, рядом с Большим проспектом, живут наши знакомые девушки.
Я и Женя Григорьев познакомились с ними в Доме Флота на площади Труда, проводили их до дома и потом в каждое увольнение приходили к ним. Окна их комнаты выходили на  Высшее пожарное училище. Мать Веры Зинаида Ивановна Андреева относилась к нам благожелательно. А Женя испытывал искренние чувства к чуть рыжеватой Вере.
В марте 1944 года Зинаида Ивановна устроила нам застолье с вином, винегретом и патефоном с весьма потертыми пластинками Апрелевского завода. Поводом для   праздника было семнадцатилетие Веры.
  Подруга Веры Тася и  сестра  Таси Валя   с необыкновенным вдохновением исполняли русские народные песни, и особенно лихо получались у них частушки.   
Вадим согласился пойти, хотя и неохотно, но понял, что мне придётся сообщить о гибели Жени Григорьева. Пришли. Один лестничный пролет наверх и дверь направо. Звоню.   Открыла Тася. Она смотрела на меня широко открытыми глазами, будто с удивлением. Мы зашли в прихожую, разделись. Тася взяла у меня шинель и тихо спросила:
– А это кто?
– Товарищ, – тихо сказал я ей на ухо.
Андреевы жили в просторной комнате,  и кровать,  диван  и всякая домашняя утварь не создавали тесноты и неудобства.
Зинаида Ивановна сидела в кресле. Кресло старенькое, накрытое пледом. Поздоровались. Зинаида Ивановна не встала. Я представил Вадима, сказал, что нас отпустили в увольнение до 23 часов.
Сели на диван, но разговор как-то   не клеился. Пустые фразы и неопределённая реакция на вопросы. Зинаида Ивановна смотрела, как мне показалось, в одну точку, очевидно, только ей видимую. В моей голове гнездились назойливые мысли. Муж её погиб на фронте ещё в 41 году, о сыне   Борисе с 1942 ничего не известно. Что-нибудь случилось с Борисом? Стало известно что-то?  О чём она думает?      
Не поворачивая головы, она спросила:
– Почему не пришёл Женя? Ему не дали увольнения?
Я помедлил и тихо сказал:
– Женя больше сюда не придёт. Жени нет. Он вместе со своим кораблём утонул. Погиб на своём боевом посту.
Это моё сообщение, очевидно, наложилось на её душевное расстройство. Она громко и судорожно зарыдала, то закрывая глаза ладонями, то вздёргивая голову и пяля взгляд в потолок. И вдруг   резко встала, подошла ко мне, взяла за руку.
– Пойдём, – сказала она.
С силой распахнула дверь из комнаты, провела меня по коридору и   таким же резким движением толкнула дверь туалета.
– Смотри! – сказала  она, показывая   взглядом на  гвоздь, вбитый в стену у потолка.
«Да, на этот гвоздь вешали корыто, ванну...» – проскользнуло в моем сознании.
– Вот на этом гвоздике повесилась Вера, – сказала Зинаида Ивановна.
Я взял её под руку и посадил в кресло. Больше она не рыдала, но  её лицо окаменело.
– Когда? – спросил я Тасю.
– 27 июня, – ответила она.
– Что её толкнуло на этот безумный поступок?
– Не знаю. Она ничего не оставила, но у неё не было никаких поводов к этому, только ждала письма от Жени. А Женя когда погиб? – спросила Тася.
– Двадцать третьего  июня.
– Двадцать третьего? Боже мой! – обхватила голову руками и зарыдала.
Что это? Случайное совпадение? Или неизученное явление природы? Скверное совпадение. Думаю, что это так и останется тайной астрологии. Изучение и познание звёзд, под которыми мы родились, – наука, которая считается лженаукой, ересью, но кто знает…

Жизнь! Ты море и волненье!
Смерть! Ты пристань и покой!
Будет там соединенье
Разлучённых здесь волной.
    Николай Карамзин. 1802 г.

Как-то в 50-х годах я зашёл в этот дом. Дверь открыла женщина, у которой я спросил:
– В комнате направо жила Зинаида Ивановна, она живёт сейчас здесь?
– Нет, Зинаида Ивановна умерла. А вы кто? – спросила она.
– Я знакомый. Приходил сюда ещё в военные годы. Извините за беспокойство, – и я повернулся уходить.
А женщина:
– Я сноха Зинаиды Ивановны.
– Как?! Вы жена Бориса?
– Откуда вы знаете Бориса? – спросила она.
– Я его не знаю, – ответил я, – только слышал о нём от     Зинаиды Ивановны. О нём никаких вестей не было. Он вернулся с фронта?
– Вернулся, – ответила сноха,  –  только не с фронта... В плену он был...